Критика теории познания, основанной на здравом смысле

В теории познания, основанной на здравом смысле, почти все оши­бочно, но, может быть, центральная ее ошибка состоит в предположении, что мы занимаемся тем, что Дьюи назвал поиском несомненности (certainty).

Именно это предположение приводит к выделению данных, элемен­тов, чувственных данных, чувственных впечатлений или непосредствен­ных переживаний в качестве надежной основы всякого знания. Однако эти данные, или элементы, не только не служат такой основой – их вообще не существует. Это – изобретения оптимистически настроенных философов, которые ухитрились завещать их психологам.

Что такое факты? Детьми мы учимся декодировать беспорядочные сообщения, обрушивающиеся на нас из окружающей среды. Мы учимся просеивать их, игнорировать большую их часть и выделять те из них, ко­торые имеют для нас биологическую значимость либо прямо сейчас, либо в будущем, к которому мы готовимся в процессе взросления (maturing).

Научиться декодировать поступающие к нам сообщения исключи­тельно трудно. Это умение основывается на врожденных, прирожденных предрасположениях (dispositions). Я высказываю предположение, что мы от рождения предрасположены относить эти сообщения к некоей связ­ной (coherent) и отчасти регулярной и упорядоченной системе – к «дей­ствительности». Другими словами, наше субъективное знание действи­тельности состоит из постепенно проявляющихся (maturing) врожденных предрасположений. (Между прочим, это мне представляется слишком утонченной конструкцией, чтобы использовать ее как сильный незави­симый аргумент в пользу реализма). Как бы то ни было, мы учимся декодировать путем проб и устранения ошибок, и хотя мы научаемся очень хорошо и быстро воспринимать декодируемые сообщения, как если бы они были «непосредственными» или «данными», всегда имеют место какие-то ошибки, обычно исправляемые специальными механизмами, очень сложными и довольно эффективными.

Так что вся эта история о «данном», об «истинных данных», с за­крепленной за ними несомненностью, есть ошибочная теория, хотя она и является частью здравого смысла.

Я признаю, что мы переживаем многое так, как если бы это давалось нам непосредственно и как если бы это было совершенно несомненно. Это происходит благодаря нашему изощренному аппарату декодирова­ния, с его многочисленными встроенными контрольными устройствами, осуществляющими то, что Уинстон Черчилль назвал «кросс-пеленгаци­ей», – системами, которым удается устранить большое число наших ошибок при декодировании, так что действительно в тех переживаниях, которые мы воспринимаем как непосредственные, мы редко ошибаемся. Но я отрицаю, что эти хорошо приспособленные переживания можно в каком бы то ни было смысле приравнять к «данным» нам стандартам надежности или истинности. И на самом деле эти случаи не устана­вливают никакого стандарта «непосредственности» или «несомненности» и не доказывают, что мы не можем ошибаться в наших непосредствен­ных восприятиях: все дело тут в нашей невероятной эффективности как миологических систем. (Опытный фотограф редко ошибается в выборе выдержки. Это объясняется его тренировкой, а не тем, что его сним­ки надо рассматривать как «данные» или «стандарты истинности» или, возможно, как «стандарты правильной выдержки»).

Почти все мы – хорошие наблюдатели и хорошие восприниматели. Почему это так – проблема, которую должна объяснить биологичес­кая теория, и не следует класть этот факт в основание какого бы то ни было догматизма прямого, непосредственного или интуитивного зна­ния. И в конце концов мы иногда ошибаемся; мы никогда не должны забывать о нашей погрешимости.