Даже наши смутные недуги и расплывчатые тревоги, вырождающиеся в нечтофизиологическое, следует, задавая им обратное направление, представлять какуловки ума. Что, если возвести Скуку -- тавтологическое мировосприятие иугрюмое колыхание длительности -- в ранг какой-нибудь дедуктивной элегии,что, если пожаловать ей искушение престижной бесплодностью? Если неприбегать к порядку более высокому, чем душа, последняя утопает в плоти ифизиология оказывается последним словом наших философских благоглупостей.Превращать непосредственно действующие яды в интеллектуальные ценности,придавать инструментальную функцию развращенности восприятия или жеподводить под понятие нормы порочность любого чувства и любого ощущения --вот они, поиски элегантности, необходимой для духа, по сравнению с которымдуша -- эта патетическая гиена -- выглядит лишь глубокой и зловещей. Сам посебе дух может быть только поверхностным, так как его природа заботитсяисключительно об упорядочивании концептуальных событий, а не о помещении ихв сферы, которые эти события обозначают. Наши состояния интересуют дух лишьнастолько, насколько они переводимы на его язык. Так, меланхолия исходит изнаших внутренностей и соединяется с космическим вакуумом, но дух принимаетее лишь очищенной от того, что ее связывает с хрупкостью чувств; он интерпретирует ее. В очищенном виде она становится точкой зрения,категориальной меланхолией. Теория подстерегает и берет в плен наши яды,делая их менее вредными. Это деградация, направленная вверх, поскольку дух,любитель чистых головокружений, не любит интенсивность.
