Колыбельная русского кладбища

 

Ходил, качался в сосновой гуще.

Ходил заросший.

Мерещились сумраки стерегущие, –

о, гороухща!

На старом кладбище у опушки

лежит брательник,

и над евойной крышкой растет-колышется

можжевельник.

Пришел и, глядя слезоточаще,

достал чекушку.

Не спит весною – в сосновой чаще

частит кукушка.

"Ну, здравствуй, Сенечка", – говорит.

Присел, покушал.

"И мамка скоро уж", – говорит.

Шумит опушка.

Трещат стволы на опушке той.

Трещат, качаясь.

Стоят кресты вдоль опушки той,

всё не кончаясь.

Влачи, кричи – всё большой страны

глухие дебри;

шевелит ветер сухой травы

пустые стебли.

Иди, гляди в горизонт. С трудом

иди, шатаясь

и в том сиянии голубом

р а с т в о р я я с ь...

Подснежники

Кама, Ножа, Бумажа – три бомжа.

На Подснежниках лежат – се ля ви.

И поют о них одни сторожа

да в ночную на заре – соловьи.

 

Кама, лёжа – и вода не течёт,

«Не кидался никуда», – говорит.

«Городили сами свой огород,

я и так себе по жизни – гранит».

 

Отвечает Ножа: «Можа, и так.

Только весь пообносился, браток».

Улыбается, щербатый: «Дурак».

Исподлобья всё глядит на восток.

 

Рядом стонет под ветлой Бумажа.

Долго по миру блудил, божедур.

А случился укорот от ножа,

так и сгинул – будто ветер подул.

 

Жили-были, да забыли – когда.

До сих пор и набирают очки:

только смотрят и хотят угадать,

только детские трясут кулачки.

* * *

 

М.Б., Е.Г., Е.А., И.Д. и т.д

 

Девушка пела в смоленском баре –

«за пятихатку с восьми до двух» –

потом умирала, приползая к последней паре, –

с миру по нитке.

Девушка пела, хотела уехать в Питер.

«Работа, работа – как будто живёшь в аду».

Девушка в парке была оштрафована за распитие

спиртных напитков.

Ещё умирала – любила чужого мальчика.

Казалась счастливой, по-своему непорочной –

«меня никогда не тиранила злая мачеха,

не насиловал отчим».

Но не было сказки, напротив – были родители.

«Мешает Илюша – иди, поживи в общаге».

А все, кто встречали её в первый раз,

говорили, что видели

ангела.

И вот она пела – до дна не успела

допеть. Музыку всю превращает в муку

жизни такая гнусавая акапелла:

«Вали эту суку».

Девушка пела. И в ангельском хоре пела.

И каждая тварь, вспоминая её, пела.

Пели растения, дети и радуга тоже пела.

Сияя над миром – прекраснейшим миром – пела.