Ф. Скотт Фицджеральд Половина верблюда

Пресыщенный читатель, бросив утомленный взгляд на название этого рассказа, решит, что это чистой воды метафора. Рассказы о чашах и губах, фальшивом пенни и новом венике довольно редко содержат информацию о чашах, губах, монетах или вениках. Данный рассказ является исключением. Действующим лицом здесь выступает вполне материальная, ощутимая и полновесная половина верблюда.

Начав с головы, мы постепенно доберемся и до хвоста. Позвольте представить: мистер Перри Паркхарст, двадцать восемь лет, адвокат, уроженец Толедо. У Перри прекрасные зубы, гарвардский диплом, волосы расчесаны на прямой пробор. Вы с ним уже где-нибудь встречались: в Кливленде, Портленде, Сен-Поле, Индианаполисе, Канзас-Сити и так далее. Братья Бейкер, штат Нью-Йорк, при ежегодном выезде в западные штаты всегда совершают остановку для того, чтобы одеть его с ног до головы; «Монморанси и Ко» каждые три месяца шлют молодому человеку депешу спешной почтой, чтобы убедиться, что на его ботинках имеется единственно верное количество отверстий для шнурков. Сейчас он владеет родстером местного производства, а если доживет, то приобретет и французский родстер — и, без сомнений, китайский танк, как только этот вид транспорта войдет в моду. Он выглядит точь-в-точь как молодой человек из рекламы в журнале, натирающий свой покрытый ровным загаром торс линиментом и отправляющийся каждые два года на восток страны, чтобы вспомнить «альма-матер».

Позвольте представить: его Любовь. Её зовут Бетти Мэйдл, она бы прекрасно смотрелась на киноэкране. От отца она получает на одежду триста долларов в месяц, является счастливой обладательницей светлых волос, ясного взора и веера из перьев пяти расцветок. С удовольствием представляю вам её отца: Сайрус Мэйдл. Несмотря на то, что он является самым обычным человеком из плоти и крови, в Толедо, как ни странно, его часто называют «Мистер Алюминий». Когда он по вечерам сидит за столиком в клубе, с двумя или тремя людьми, которых называют «Мистер Железо», «Мистер Лес», «Мистер Латунь», можно заметить, что все они выглядят совершенно обычно, как и мы с вами, ну разве что немного масштабней, если вы понимаете, о чем я…

На протяжении рождественской недели 1919 года в Толедо только при участии тех, кого называют «Мистер такой-то», прошло: сорок четыре рождественских ужина, шестнадцать танцевальных вечеров, шесть торжественных обедов для особ как женского, так и мужского пола, двенадцать чаепитий, четыре холостяцких ужина, две свадебные церемонии и тринадцать вечеринок, на которых гости играли в бридж. Все это вместе на двадцать девятый день декабря месяца повлекло за собой принятие Перри Паркхастом Решения.

Девица Мэйдл согласна выйти за него замуж — и в то же время не согласна. Её жизнь была полна удовольствий и сама мысль о предприятии столь ответственного шага казалась ей ненавистной. А кроме того, их тайная помолвка находилась всё в том же состоянии уже столь долго, что временами казалось, будто в любой момент она может разорваться под действием собственного веса. Малыш Уорбартон, который знал всё и обо всём, убедил Перри, что необходимо действовать, как Супермен: добыть брачную лицензию, прийти с ней в дом к Мэйдл и поставить её перед фактом — или она выходит замуж прямо сейчас, или не выходит никогда! И он пошел, и предложил руку, сердце, лицензию и ультиматум — и не прошло и пяти минут, как разразилась жесточайшая сцена, со отдельными вспышками явной вражды, именно такая, какие всегда возникают ближе к концу любой затяжной войны или помолвки. В результате наступило одно из тех ужасных затиший, в конце которых любящие внезапно умолкают, трезво оглядывают друг друга и начинают думать, что произошла какая-то ужасная ошибка. После этого следует благодетельная волна поцелуев и уверений в том, что это моя вина. Скажи, что это я виноват! Это всё я! Я хочу, чтобы ты это сказала!

Но именно в тот момент, когда в воздухе начал чувствоваться дух примирения и оба до некоторой степени уже примирились с ролью, которую необходимо было сыграть так, чтобы как можно более глубоко почувствовать всю томность и нежность приближающегося момента, Бетти пришлось вступить в телефонную беседу со словоохотливой тетушкой, что и продолжалось целых двадцать минут. По истечении восемнадцатой минуты Перри Паркхарст, снедаемый гордостью, ревностью и уязвленным самолюбием, надел свою шубу, взял свою светло-коричневую шляпу и торжественно удалился в направлении выхода на улицу.

— Всё кончено! — отрывисто произнес он, пытаясь завести мотор автомобиля. — Всё кончено… да заведешься ты наконец, черт возьми!

Последнее относилось уже к замерзшей машине, простоявшей некоторое время на улице.

Он поехал в центр — точнее, заснеженная колея сама понесла его в центр города. Он низко ссутулился на сиденье, погруженный в печальные раздумья, и ему было совершенно всё равно, куда ехать.

Проезжая мимо отеля «Клэрендон», он услышал оклик с тротуара. Там стоял Бэйли, человек с подмоченной репутацией и выдающейся челюстью, живший в отеле и никогда не любивший.

— Перри, — тихо произнес человек с подмоченной репутацией, когда перед ним у обочины остановился родстер, — у меня стоит шесть бутылок такого чертовски прекрасного шампанского — без единого пузырька! — которое ты, ручаюсь, никогда не пробовал. И треть всего, Перри, получишь ты, если только поднимешься со мной в номер и поможешь нам с Мартином Мэйси выпить все это!

— Бэйли, — с напряжением сказал Перри, — Я выпью твое шампанское. Я выпью всё до капли, пусть даже это убьет меня.

— Чокнулся? — кротко ответил человек с подмоченной репутацией. — В шампанское не добавляют метиловый спирт. Это напиток, который весь мир пьет уже шесть тысяч лет. А пробки на этих бутылках даже окаменели, и вытаскивать их приходится с помощью алмазного сверла.

— Веди меня наверх, — мрачно промолвил Перри. — Как только эти пробки увидят мое сердце, они выскочат сами просто из сострадания.

Весь номер был увешан типично гостиничными невинными картинками, изображающими маленьких девочек, кушающих яблоко, сидящих на скамейках и играющих с щенками. Других украшений в номере не было, если не считать разбросанных повсюду галстуков, а также розовощекого человека, читавшего розовую газету, полностью посвященную дамам в розовых чулках.

— Иногда приходится торить дороги и тропы, — произнес розовощекий человек, укоризненно взглянув на Бэйли и Перри.

— Приветствую, Мартин Мэйси! — коротко ответил Перри, — и где это каменноугольное шампанское?

— Куда спешим? Это же вроде не налёт. У нас — вечеринка!

Перри покорно сел и с неудовольствием оглядел галстуки.

Бэйли не спеша открыл дверцу шкафа и извлек шесть симпатичных бутылок.

— Снимай эту чертову шубу, — обратился Мартин Мэйси к Перри. — Или, может, нам открыть все окна?

— Дайте мне шампанского, — сказал Перри.

— Идешь на цирковой карнавал к Таунсендам сегодня?

— Нет!

— Нет приглашения?

— Есть.

— А почему не идешь?

— Я устал от вечеринок, — воскликнул Перри. — Уже тошнит. Я уже так навеселился, что тошнит!

— Может, ты собрался к Говарду Тейту?

— Нет же, я сказал. Мне всё это надоело.

— Ну что ж, — как бы в утешение сказал Мэйси, — у Тейтов все равно будут одни школьники.

— Да говорю я тебе…

— Я подумал, что ты наверняка собрался куда-нибудь. Судя по газетам, ты под Рождество не пропустил ни одной вечеринки.

Перри угрюмо хмыкнул.

Он больше никогда не пойдет на вечеринку. В его голове крутилась классическая фраза о том, что эта страница его жизни закрыта, закрыта навсегда! А когда в голове крутится «закрыта, закрыта навсегда!» или что-то подобное, можно с полной уверенностью сказать, что тут не обошлось без женщины, которая, так сказать, и осуществила это закрытие. Перри также пришла в голову еще одна классическая мысль о том, что самоубийство, в сущности — просто трусость. Эта мысль всегда отдает благородством, таким теплым и воодушевляющим! Только подумать, сколько достойных людей мы бы потеряли, если бы самоубийство не было бы, в сущности, просто трусостью!

Прошел час, и в шесть вечера Перри потерял всякое сходство с молодым человеком, рекламирующим линимент. Теперь он выглядел, как первый набросок к картине разгула. Они пели — импровизированную песню, текст которой только что придумал Бэйли:

Некий Пер Ламп, соблазнитель известный,
Всегда отличался за чаем воскресным:
Он переливал, и заливал,
Ни разу ни капли не проливал —
При этом салфеткой колени свои он никогда не накрывал!

— Проблема в том, — сказал Перри, закончив взлохмачивать свои волосы расческой Бэйли и пытаясь повязать на голову оранжевый галстук, чтобы подчеркнуть своё сходство с Юлием Цезарем, — что вы, парни, ни черта не смыслите в пении. Как только я ухожу вверх и начинаю петь тенором, вы тоже начинаете петь тенорами.

— У меня от природы тенор, — глубокомысленно заявил Мэйси. — Голос не тренирован, вот и все. Абсолютный слух, говорила тетка. Прекрасный певец от рождения.

— Певцы, певцы, все прекрасные певцы, — вставил Бэйли, который в этот момент разговаривал по телефону. — Да нет, не в кабаре. Я хочу яйцо. Пусть какой-нибудь проклятый клерк, который с едой — едой! Я хочу…

— Юлий Цезарь! — объявил Перри, отвернувшись от зеркала. — Человек со стальной волей и железными принципами.

— Заткнись! — взвизгнул Бэйли. — Эй, это мистр Бэйли. Пришлите нам ужин. Что-нибудь грандиозное. На ваш выбор. Прямо сейчас!

С некоторым затруднением он попал трубкой обратно на телефон, после чего его губы сжались, и с выражением торжествующей настойчивости он выдвинул нижний ящик шкафа.

— Взгляните! — не терпящим возражений тоном скомандовал он. В его руках оказалось некое вычурное одеяние из розовой дешевой ткани.

— Штаны! — важно произнес он. — Глядите!

На свет появилась розовая рубашка, красный галстук и детский воротничок фирмы «Бастер Браун».

— Глядите! — повторил он. — Это костюм для циркового карнавала Таунсендов. Я изображаю мальчика, который носит воду для слонов.

Несмотря на свое состояние, Перри был впечатлен.

— Я буду изображать Юлия Цезаря, — объявил он после некоторого раздумья.

— Так и думал, что ты идешь! — сказал Мэйси.

— Я? Конечно, иду! Не пропускаю ни одной вечеринки. Полезно для нервов, как сельдерей.

— Цезарь! — рассмеялся Бэйли. — Тебя не пустят. Он не из цирка. Это из Шекспира. Лучше оденься клоуном.

Перри замотал головой.

— Нет уж. Только Цезарь.

— Цезарь?

— Точно. Колесница!

Луч света осветил разум Бэйли.

— А правда. Хорошая идея.

Ищущим взглядом Перри обвел комнату.

— Я позаимствую у тебя банный халат и этот галстук, — сказал он.

Бэйли задумался.

— Не пойдет.

— Нормально. Это все, что надо. Цезарь был варваром. Они даже не пикнут, если я скажу, что я Цезарь, потому что он был варвар.

— Нет, — покачав головой, сказал Бэйли. — Костюм надо взять напрокат в лавке. У Нолака.

— Уже закрыто.

— Проверь.

После пяти минут, проведенных у телефона, далекий, уставший голос сумел убедить Перри, что на другом конце провода находится мистер Нолак и что лавка из-за карнавала Таунсендов будет открыта до восьми. Успокоившись, Перри съел большое блюдо «филе-миньон» и выпил последнюю из трех оставшихся бутылок шампанского. В восемь пятнадцать швейцар в высоком цилиндре, стоявший у входа в «Клэрендон», смог наблюдать, как он пытается завести свой родстер.

— Видимо, замерз, — мудро заметил Перри. — Мороз схватил мотор. Холода.

— Замерз, что ли?

— Да. Мотор обмерз.

— Не заводится?

— Никак. Пусть постоит тут до лета. Один теплый августовский вечерок, и все будет в порядке.

— Хотите оставить тут?

— Точно. Пусть стоит. Вряд ли найдется такой горячий воришка. Подайте такси.

Швейцар в высоком цилиндре подозвал такси.

— Куда, мистер?

— Поезжай к Нолаку — ну знаешь, костюмы напрокат…

II

Миссис Нолак выглядела приземистой неудачницей — представительницей той новой национальности, которая возникла сразу по окончании мировой войны. Из-за нестабильности европейской обстановки она так и не смогла определиться, кем же она была на самом деле. Помещение лавки, в которой она вместе со своим мужем ежедневно зарабатывала хлеб свой насущный, было, как и положено замку с привидениями, тускло освещено, его заполняли рыцарские доспехи, одежды китайских мандаринов, а с потолка свешивались огромные бороды из папье-маше. Из углов на посетителя выглядывали ряды безглазых масок, стеклянные шкафы были наполнены коронами и скипетрами, искусственными драгоценностями и огромными корсажами, коробками с гримом, вуалями и париками всех расцветок.

Когда Перри неторопливо вошел в лавку, миссис Нолак уже была занята уборкой последних, как ей казалось, следов напряженного дня в шкаф, заполненный розовыми шелковыми чулками.

— Чем могу служить? — с неприкрытым неудовольствием поинтересовалась она.

— Пожалуйста, костюм Юлия Гура, колесничего.

Миссис Нолак было очень жаль, но вся одежда для колесничих была давно сдана в прокат. Это для циркового карнавала Таунсендов?

Да, конечно.

— К сожалению, — сказала она, — у нас не осталось абсолютно ничего циркового.

Возникло непредвиденное препятствие.

— Гм… — промолвил Перри. Неожиданно в голову ему пришла идея. — Если у вас найдется кусок холста, я смогу нарядиться шатром!

— К сожалению, ничего такого не держим. Вам бы лучше куда-нибудь в скобяную лавку… Но у нас есть несколько очень приличных костюмов солдат Конфедерации!

— Нет. Никаких солдат.

— И еще один, почти новый, король!

Он покачал головой.

— Несколько джентльменов, — с надеждой продолжала она, — наденут цилиндры, длиннополые фраки и будут изображать инспекторов манежа, хотя… У нас же кончились цилиндры… Могу предложить Вам накладные усы.

— Хочется что-то узнаваемое.

— Ну, давайте посмотрим еще. Так, вот львиная грива, вот гусь, верблюд…

— Верблюд? — Идея сразу же, окончательно и бесповоротно, завладела воображением Перри.

— Да, но это на двоих…

— Верблюд. Вот это да! Дайте посмотреть.

Верблюда извлекли с самой верхней полки шкафа. На первый взгляд, он состоял из одной лишь изможденной, страшной головы и значительных размеров горба — но, как только его развернули на полу, оказалось, что имеется еще и болезненно выглядящее туловище темно-коричневого цвета, изготовленное из плотной ворсистой ткани.

— Как видите, нужно два человека, — объяснила миссис Нолак, с неприкрытым обожанием разглядывая распростертого верблюда. — Если у вас есть товарищ, он может стать одной половинкой. Видите, вот тут что-то вроде двух пар штанов. Одна пара для передней половины, а вторая для задней. Передняя половина может смотреть вперед сквозь вот эти прорези, а задняя половина просто держится за переднюю и идет за ним.

— Надевайте, — скомандовал Перри.

Миссис Нолак послушно поместила голову верблюда на свою похожую на кошачью голову и свирепо огляделась.

Перри был восхищен.

— Какие звуки издает верблюд?

— Что? — переспросила миссис Нолак, сняв верблюжью голову и стряхивая с лица пыль. — Ах, какие звуки? Ну, он… Как это… ревет…

— Где здесь зеркало?

Перед большим зеркалом Перри примерил голову и оценивающе повертелся из стороны в сторону. В тусклом освещении костюм казался исключительно многообещающим. Потертая морда верблюда выражала вселенский пессимизм, и необходимо отметить, что шкура также находилась в запущенном состоянии, что является отличительным признаком любого хорошего верблюда: фактически, она нуждалась в стирке, и погладить её тоже не помешало бы — но, в общем и целом, узнаваемость была налицо. Костюм выглядел величественно. Он привлек бы внимание в любом обществе — хотя бы одной только меланхоличностью черт и олицетворением голода, проглядывавшим из глубоких глазных впадин.

— Как видите, это костюм для двоих, — повторила миссис Нолак.

Перри попробовал собрать вместе туловище с ногами и обернуть все вокруг себя, обвязавшись задними ногами, как кушаком. Общий результат выглядел неутешительно. Все выглядело даже несколько вызывающе и походило на одну из средневековых гравюр, изображавшую монаха, превращенного Сатаной в зверя дикого. Лишь наиболее сочувствующие могли принять этот костюм за костюм горбатой коровы, рассевшейся среди покрывал — да и то с натяжкой.

— Абсолютно ничего не напоминает, — разочарованно протянул Перри.

— Да, — подтвердила миссис Нолак, — как видите, требуются двое!

В голове Перри вспыхнуло решение.

— Вы заняты сегодня вечером?

— Да я вряд ли…

— Ну же, давайте! — с воодушевлением сказал Перри. — Конечно, у вас получится. Давайте! Встряхнитесь и залезайте в эти задние ноги!

С некоторым затруднением обнаружив их местонахождение, он призывно развернул перед ней их зияющие глубины. Но миссис Нолак явно не горела желанием. Она упрямо отошла подальше.

— О, нет…

— Ну, давайте! Если хотите, можете быть передней частью. Или давайте подбросим монетку!

— О, нет…

— Я вам щедро заплачу!

Миссис Нолак поджала губы.

— Прекратите! — без тени жеманства заявила она. — Еще ни один джентльмен не предлагал мне ничего такого! Мой муж…

— У вас есть муж? — спросил Перри. — Где он?

— Дома.

— Как ему позвонить?

После продолжительных переговоров он все же стал обладателем телефонного номера, установленного в родовом гнезде Нолаков, и смог вступить в разговор с обладателем далекого уставшего голоса, который он уже слышал сегодня. Но мистер Нолак, хотя и застигнутый врасплох, всё же продолжал стойко оставаться на своих позициях, несмотря на блистательную цепь логических умозаключений Перри. Он, не теряя достоинства, решительно отказывал в помощи мистеру Паркхарсту и не желал исполнять роль задней половины верблюда.

Окончив разговор, вернее, услышав в трубке губки, Перри уселся на табуретку, чтобы обдумать создавшееся положение. Он перебрал в памяти друзей, к которым можно было воззвать о помощи, и со смутной печалью его мысленный взор задержался на имени Бетти Мэйдл. Ему пришла в голову сентиментальная мысль. Он попросит её. Их чувство угасло, но не может же она отказать ему в последней просьбе! Ведь это такая малость — просто помочь ему в выполнении его обязанностей перед обществом на один короткий вечер. И, если уж она будет настаивать, то пусть она будет передней половиной, а он — задней. Такое великодушие тронуло его. Он начал грезить, представляя нежное примирение внутри верблюда: один на один, спрятанные ото всего остального мира…

— Ну что ж, давайте поищем что-нибудь другое?

В его сладкие грезы ворвался прозаический голос миссис Нолак, заставивший его начать действовать. Он подошел к телефону и вызвал дом Мэйдлов. Миссис Бетти дома не оказалось: она уже уехала.

И вот, когда казалось, что все потеряно, в лавку с любопытством заглянула половина верблюда. Она выглядела как страдающий насморком неряшливо одетый индивидуум, источающий уныние. Его кепи было низко надвинуто на лоб, подбородок почти касался груди, пальто почти касалось ботинок, он выглядел усталым, потрепанным и, не в пример клиентам Армии Спасения, — просто голодающим. Он пояснил, что является водителем такси, которое джентльмен нанял у отеля «Клэрендон». Несмотря на то, что ему были даны инструкции ожидать снаружи, ожидание несколько затянулось, и в его душу закралось подозрение, что джентльмен покинул лавку через заднюю дверь с намерением лишить его платы за поездку — джентльмены иногда так делают — вот поэтому он и решил заглянуть. Он уселся на табуретку рядом.

— Хочешь сходить на вечеринку? — сурово осведомился Перри.

— Я на работе, — печально ответил таксист. — И не хочу эту работу потерять.

— Это будет хорошая вечеринка!

— Это хорошая работа.

— Ну давай! — надавил Перри. — Будь другом. Гляди — это просто шик!

Он развернул верблюда, и таксист, хмыкнув, цинично оглядел костюм.

Перри лихорадочно расправлял складки ткани.

— Гляди! — с воодушевлением воскликнул он, развернув часть складок. — Это твоя половина. Тебе даже не надо будет ничего говорить! Все, что нужно — просто ходить и иногда садиться. Все остановки — твои. Подумай. Я буду все время на ногах, а ты сможешь периодически присаживаться и отдыхать. Я смогу присесть, только если ты ляжешь, а ты сможешь сидеть — да в любой момент! Понял?

— Что это такое? — с сомнением спросил индивидуум. — Саван?

— Ни в коем случае! — с негодованием произнес Перри. — Это верблюд!

— Н-да?

После этого Перри упомянул о сумме материального вознаграждения, и переговоры перешли из области гипотез в деловое русло. Перри и таксист примерили костюм верблюда перед зеркалом.

— Ты, конечно, не можешь видеть, — пояснял Перри, возбужденно разглядывая результат сквозь прорези для глаз, — но, честное слово, старик, ты выглядишь просто потрясно! Клянусь!

В ответ на этот несколько двусмысленный комплимент из задней половины раздалось неопределенное хмыканье.

— Клянусь, ты выглядишь отлично! — с энтузиазмом повторил Перри. — Попробуй пройтись.

Задние ноги передвинулись вперед, получившаяся фигура напоминал полукота, полуверблюда, выгнувшего спину и изготовившегося к прыжку.

— Да нет. Двинься вбок.

Задние ноги верблюда аккуратно вывернулись; танцор хула-хула умер бы от зависти.

— Отлично, не правда ли? — обратился Перри за одобрением к миссис Нолак.

— Выглядит неплохо, — согласилась миссис Нолак.

— Мы берем! — сказал Перри.

Сверток упокоился под мышкой Перри, и они покинули лавку.

— Поехали на вечеринку! — скомандовал Перри, заняв заднее сиденье такси.

— На какую вечеринку?

— На карнавал.

— Куда именно?

Возникла новая проблема. Перри попытался припомнить, но в его голове безостановочно закрутились имена всех хозяев вечеринок, которые он посетил на этой неделе. Конечно, можно было спросить у миссис Нолак — но, выглянув в окно, он обнаружил, что огни в лавке уже погасли. Миссис Нолак успела уйти достаточно далеко, превратившись в еле заметную темную кляксу вдали на заснеженной улице.

— Поехали в центр, — уверенно скомандовал Перри. — Увидишь, что где-то идет вечеринка — останови. Я скажу тебе, когда приедем.

Он задремал, и его мысли снова унеслись к Бетти: он вообразил, что они поссорились из-за того, что она отказалась идти на вечеринку в качестве задней половины верблюда. Он уже почти заснул, но его разбудил таксист, открывший дверь и трясший его за плечо.

— Кажется, приехали.

Перри сонно огляделся. От дороги к большому каменному дому был натянут полосатый тент, изнутри доносились низкие звуки барабана джазового оркестра. Он узнал дом Говарда Тейта.

— Точно, — окончательно проснувшись, сказал он, — это здесь! Сегодня вечеринка у Тейтов. Точно, туда все и собирались!

— Слушай, — встревожено спросил индивидуум, еще раз взглянув на натянутый тент, — а ты уверен, что все эти люди меня не побьют за то, что я туда сунусь?

Перри с достоинством встряхнулся.

— Если только кто-нибудь заикнется, просто скажешь, что ты часть моего костюма.

Возможность представиться скорее в виде вещи, нежели личности, успокоила индивидуума.

— Ну, ладно, — неохотно согласился он.

Перри прошел под сень тента и начал разворачивать верблюда.

— Вперед, — скомандовал он.

Через несколько минут можно было наблюдать, как печальный и выглядевший голодным верблюд, испуская клубы пара из пасти и дырочки в гордой задней половине, пересек порог резиденции Говарда Тейта, удостоил изумленного лакея слабым фырканьем и направился прямо по главной лестнице, ведшей в бальную залу. Зверь двигался характерным аллюром, напоминавшим нечто среднее между неуверенным строевым шагом и беспорядочным бегом; точнее всего этот стиль передвижения можно было бы описать словом «спотыкающийся». Верблюд спотыкался на каждом шагу, и, передвигаясь, он то вытягивался, то сжимался, как огромная гармонь.

III

Семья Тейтов считалась самой влиятельной в Толедо. Миссис Говард Тейт до замужества звалась мисс Тодд и проживала в Чикаго, но все члены семьи в общении отличались той нарочитой простотой, что стала знаком принадлежности к американской аристократии. Тейты уже достигли стадии, когда разговоры велись о свиньях и фермах, а каждый, кому эта тема не доставляла удовольствия, удостаивался лишь холодного взгляда. Им уже казалось предпочтительней видеть за обеденным столом не друзей, а вассалов, они без особого шума тратили огромные деньги и, потеряв вкус к соревнованию, постепенно скучнели.

Бал в этот вечер давался в честь маленькой Миллисент Тейт и, хотя среди приглашенных были представители всех поколений, танцевали в основном школьники и студенты: основная часть уже успевшей вступить в брак молодежи в этот вечер веселилась на цирковом карнавале, устроенном Таунсендами в клубе «Дилижанс». Миссис Тейт находилась в бальном зале, следя взглядом за Миллисент и ободряюще ей улыбаясь, когда их взгляды встречались. Рядом с ней находились две средних лет тетушки, наперебой твердившие, как же идет Миллисент новое платье. Именно в этот приятный момент миссис Тейт почувствовала, как её сильно дернули за юбку и почти сразу же на руках у матери с громким «Ох!» очутилась младшая дочь, одиннадцатилетняя Эмили.

— Эмили, что случилось?

— Мама, — сказала Эмили, испуганная, но не сильно, — там на лестнице…

— Что?

— Там на лестнице что-то непонятное, мама! Я думаю, что это большая собака, мама, но она совсем не похожа на собаку!

— Что ты хочешь сказать, Эмили?

Тетушки сочувственно закачали головами.

— Мама, это похоже… Это похоже на верблюда!

Миссис Тейт рассмеялась.

— Ты видела старое глупое привидение, вот и все.

— Вовсе нет. Нет, это было что-то живое, мама, и большое. Я спускалась вниз посмотреть, не идет ли кто-нибудь еще, а эта собака или что это было, оно шло наверх! Так смешно, мама, как будто оно было хромое. А потом оно увидело меня и как-то так взвыло, а затем оно поскользнулось на лестничной площадке, и я убежала.

Улыбка сошла с лица миссис Тейт.

— Ребенок определенно что-то видел, — сказала она.

Тетушки согласились, что ребенок, действительно что-то видел — и все три женщины, не сговариваясь, инстинктивно отступили от двери, потому что прямо за ней, совсем рядом, послышался глухой звук шагов.

Затем послышалось три приглушенных вздоха изумления — из-за угла материализовалось нечто темно-коричневое, и наконец они разглядели что-то вроде огромного зверя, глядевшего на них голодными глазами.

— Ах! — воскликнула миссис Тейт.

— Ох! — хором воскликнули дамы.

На спине верблюда неожиданно показался горб, и вздохи сменились визгом.

— Ох — смотрите!

— Что это?

Танец остановился, и танцоры, поспешившие к месту происшествия, отнеслись к непрошеному гостю совершенно по-разному; конечно же, молодежь немедленно заподозрила, что всё было подстроено заранее хозяевами для того, чтобы развеселить гостей. Мальчики постарше отнеслись к событию с подобающим пренебрежением, расценив произошедшее как насмешку над их интеллектом, и, не вынимая рук из карманов, не спеша подтягивались поближе. Зато большинство девушек издавали приглушенные возгласы веселого изумления.

— Да ведь это верблюд!

— Какой забавный, не правда ли?

Верблюд неуверенно замер, слегка раскачиваясь из стороны в сторону, и медленно обвел залу оценивающим взором; затем он внезапно принял решение, развернулся и быстро засеменил к двери.

В этот момент из библиотеки на первом этаже вышел мистер Говард Тейт и остановился в холле, чтобы побеседовать с молодым человеком. Неожиданно сверху послышались крики, почти сразу же последовала серия неясных глухих звуков, и у подножия лестницы стремительно возникло огромное коричневое животное, которое, судя по всему, куда-то спешило.

— Что за черт? — вздрогнув, произнес мистер Тейт.

Животное с достоинством огляделось, и с видом полнейшей безмятежности, будто только что вспомнив о важной встрече, смешанным аллюром направилось к входной двери. Если быть точным, его передние ноги поспешно перешли на бег.

— Стойте здесь! — напряженно скомандовал мистер Тейт. — Я туда! Хватайте его, Баттерфилд! Хватайте!

Молодой человек мертвой хваткой обхватил заднюю часть верблюда и, обнаружив, что дальнейшее движение стало невозможным, передняя часть также покорно отдалась в плен, смятенно остановившись. К этому моменту по лестнице уже начал спускаться поток молодежи, и мистер Тейт, не знавший, какой из пришедших ему в голову вариантов — от оригинального грабежа до сбежавшего психа — предпочесть, давал отрывистые указания молодому человеку:

— Держите покрепче! Ведите сюда. Сейчас посмотрим…

Верблюд позволил увести себя в библиотеку и мистер Тейт, заперев дверь, вытащил из ящика стола револьвер и отдал молодому человеку приказание снять голову с животного. После этого он судорожно вздохнул и положил револьвер на место.

— Перри Паркхарст! — изумленно воскликнул он.

— Ошибся адресом, мистер Тейт, — робко произнес Перри. — Надеюсь, вы не испугались.

— Ну, вы заставили нас поволноваться, Перри, — неожиданно к нему пришло понимание происшедшего. — Вы собирались на цирковой карнавал Таунсендов?

— В общем, да.

— Позвольте представить вам мистера Баттерфилда, мистер Паркхарст, — и, повернувшись к Перри, добавил: — Баттерфилд пробудет у нас еще несколько дней.

— Я немного запутался, — пробормотал Перри. — Прошу прощения.

— Все в полном порядке, это совершенно естественная ошибка. У меня у самого лежит клоунский костюм, и я собираюсь поехать туда через некоторое время. — Он повернулся к Баттерфилду. — Может, передумаете и поедете с нами?

Молодой человек стал отказываьтся. Он хотел спать.

— Выпьете, Перри? — предложил мистер Тейт.

— Благодарю вас, с удовольствием.

— Ах, да, — быстро добавил Тейт, — я совсем забыл о — вашем друге, там. — Он указал на заднюю часть верблюда. — Прошу прощения за бестактность. Мы знакомы? Прошу Вас, выходите.

— Это не мой друг, — торопливо пояснил Перри. — Я его просто нанял.

— Он выпьет?

— Будете? — спросил Перри, беспокойно оглядываясь.

Раздался приглушенный звук, явно выражавший согласие.

— Ну конечно! — энергично произнес мистер Тейт. — Настоящий верблюд способен выпить столько, чтобы этого хватило ему на три дня вперед!

— Предупреждаю, — с сомнением сказал Перри, — он не совсем подобающе одет для того, чтобы показаться среди гостей. Если Вы не возражаете, я передам ему туда бутылку и он сможет выпить, не выходя наружу.

Из под ткани в ответ на это предложение раздалось что-то вроде одобрительных аплодисментов. Как только появился дворецкий с бутылками, стаканами и сифоном, одна из бутылок немедленно перекочевала назад, и после этого молчаливый собутыльник напоминал о своем существовании лишь частыми приглушенными звуками долгих глотков.

Так они провели целый час. Когда пробило десять вечера, мистер Тейт решил, что пора выходить. Он облачился в свой клоунский костюм; Перри водрузил на место голову верблюда, и бок о бок они пешком пересекли квартал, отделявший дом Тейтов от клуба «Дилижанс».

Цирковой карнавал был в самом разгаре. В бальной зале растянули огромный шатер, а вдоль стен выстроились ряды кабин, представлявших различные аттракционы бродячих цирков, но к этому времени все они уже были пусты, зато зал был заполнен громко веселящейся молодежью, одетой в костюмы всех цветов радуги: там были клоуны, бородатые дамы, акробаты, наездники, инспекторы манежа, татуированные силачи и дрессировщики. Таунсенды позаботились о том, чтобы их вечеринка была веселой, так что из дома было тайно переправлено большое количество выпивки, которая теперь лилась рекой. По стенам бального зала вилась зеленая лента с указательными стрелками и указаниями для непосвященных: «Следуйте вдоль зеленой линии!». Зеленая линия вела прямиком в бар, где гостей ожидал обычный пунш, пунш покрепче, а также узнаваемые темно-зеленые бутылки без этикеток.

На стене над баром была нарисована другая стрелка, красного цвета и очень неровная, а под ней было написано: «А теперь вам туда!»

Но даже среди роскошных костюмов и порядком разогретой атмосферы появление у входа верблюда вызвало некоторый переполох, и Перри немедленно окружила любопытствующая, смеющаяся толпа, пытавшаяся определить, кто же скрывается внутри животного, стоявшего у широких дверей зала и окидывавшего танцующих меланхолично-голодным взором.

Перри заметил Бетти, стоявшую перед одной из будок и разговаривавшую с комичным полисменом. Она была в костюме египетской заклинательницы змей: её темно-рыжие волосы были завязаны в косы и украшены латунными кольцами, образ завершала блестящая тиара с восточным орнаментом. Её прекрасное лицо было нарумянено до темно-оливкового цвета, а на рукавах и предплечьях извивались нарисованные змеи с ядовито-зелеными глазами. На её ногах были сандалии, а юбка, начиная от колен, состояла из множества узких полосок, так, что при ходьбе можно было разглядеть тоненьких змеек, нарисованных прямо на голых коленках. Вокруг её шеи обвилась блестящая кобра. В общем, это был очаровательный костюм, заставлявший наиболее нервных пожилых дам непроизвольно вздрагивать при её приближении, а наиболее беспокойных заводить нарочито громкие разговоры с фразами «недопустимо» и «как не стыдно».

Но Перри сквозь узкие верблюжьи прорези для глаз мог видеть только её сияющее, оживленное и возбужденное лицо, а также руки и плечи, живые и экспрессивные движения которых выделяли их обладательницу в любом обществе. Он был восхищен, и восхищение оказало на него отрезвляющий эффект. Он ясно вспомнил все, что произошло днем, страсть вспыхнула с новой силой, и с полуосознанным намерением вызвать её из толпы он направился к ней — точнее, начал плавное растяжение, поскольку забыл заранее подать команду, необходимую для начала передвижения.

В этот момент предатель Кайсмит, который, оказывается, на протяжении дня вел за его спиной грязную игру, решил сполна его вознаградить за все то внимание, которое он успел ей оказать. Именно Кайсмит обратил внимание рыжеволосой заклинательницы змей на верблюда. Именно Кайсмит сделал так, что она облокотилась на предложенную ей кавалером руку и спросила: «Кто это? Этот верблюд?».

— Клянусь, не знаю.

Но малыш Уорбартон, который знал все и обо всем, счел необходимым отважиться пойти наперекор общему мнению:

— Он появился с мистером Тейтом. Так что одна из половин, скорее всего, Уоррен Баттерфилд, архитектор из Нью-Йорка, который гостит у Тейтов.

Что-то шевельнулось в душе Бетти Мэйдл: древний, как мир, интерес провинциальной девицы к заезжему гостю.

После должной паузы она небрежным кивком поблагодарила за ответ.

По окончании следующего танца Бетти и её партнер как бы случайно оказались рядом с верблюдом. С бесцеремонной дерзостью, которая, казалось, витала в атмосфере этой вечеринки, она подошла поближе и нежно потрепала верблюда за нос.

— Привет, верблюд!

Верблюд неуверенно покачнулся.

— Ты меня боишься? — сказала Бетти, укоризненно подняв брови. — Не бойся. Видишь, я вообще-то зачаровываю змей, но вполне справляюсь и с верблюдами.

Верблюд совершил глубокий поклон, раздалась ожидаемая шутка о красавице и чудовище.

К собравшейся группе подошла миссис Таунсенд.

— О, мистер Баттлфилд, — произнесла она на правах хозяйки, — а я вас и не узнала!

Перри снова поклонился и радостно улыбнулся под покровом маски.

— А кто это с вами? — спросила она.

— О, это неважно, миссис Таунсенд, — голос Перри заглушался толстой тканью и был неузнаваем, — это просто часть моего костюма.

Миссис Таунсенд рассмеялась и отошла. Перри снова повернулся к Бетти.

«Итак, — подумал он, — вот чего стоит её чувство! Не успело пройти и дня с