ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОТЩЕПЕНЕЦ

 

Тип-Лип до такой степени отравлял жизнь Белому Клыку, что тот

становился злее и свирепее, чем это полагалось ему от природы. Свирепость

была свойственна его нраву, но теперь она перешла всякие границы. Он был

известен своей злобой даже людям. Каждый раз, когда в поселке слышался лай,

собачья грызня или женщины поднимали крик из-за украденного куска мяса,

никто не сомневался, что виновником всего этого был Белый Клык. Люди не

старались разобраться в причинах такого поведения. Они видели только

следствия, и следствия эти были дурные. Белый Клык слыл пронырой, вором и

зачинщиком всех драк; разгневанные индианки обзывали его волком, предрекали

ему плохой конец, а он, слушая все это, зорко следил за ними и каждую минуту

готов был увернуться от удара палкой или камнем.

Белый Клык чувствовал себя отщепенцем среди обитателей поселка. Все

молодые собаки следовали примеру Лип-Липа. Между ними и Белым Клыком было

какое-то различие. Может быть, собаки чуяли в нем другую породу и питали к

нему инстинктивную вражду, которая всегда возникает между домашней собакой и

волком. Как бы то ни было, но они присоединились к Лип-Липу. И, объявив

Белому Клыку войну, собаки имели достаточно поводов, чтобы не прекращать ее.

Все они до одной познакомились с его острыми зубами, и, надо отдать ему

справедливость, он воздавал своим врагам сторицей. Многих собак он мог бы

одолеть один на один, но такой возможности не представлялось. Начало каждой

драки служило сигналом для всех молодых собак, они сбегались со всего

поселка и набрасывались на Белого Клыка.

Вражда с собачьей сворой научила его двум важным вещам: отбиваться

сразу от всей стаи и, имея дело с одним противником, наносить ему возможно

большее количество ран в кратчайший срок. Не упасть, устоять среди

осаждающих его со всех сторон врагов -- значило сохранить жизнь, и Белый

Клык постиг эту науку в совершенстве. Он умел держаться на ногах не хуже

кошки. Даже взрослые собаки могли сколько угодно теснить его, -- Белый Клык

подавался назад, подскакивал, ускользал в сторону, и все же ноги не изменяли

ему и твердо стояли на земле.

Перед каждой дракой собаки обычно соблюдают некий ритуал: рычат,

прохаживаются друг перед другом, шерсть у них встает дыбом. Белый Клык

обходился без этого. Всякая задержка грозила появлением всей собачьей стаи.

Дело надо делать быстро, а затем удирать. И Белый Клык не показывал своих

намерений. Он кидался в драку без всякого предупреждения и начинал кусать и

рвать своего противника, не дожидаясь, пока тот приготовится. Таким образом,

он научился наносить собакам тяжелые раны. Кроме того. Белый Клык понял, что

важно застать врага врасплох, надо напасть неожиданно, распороть ему плечо,

изорвать в клочья ухо, прежде чем он опомнится, -- и тогда дело наполовину

сделано.

Он убедился, что собаку, застигнутую врасплох, ничего не стоит сбить с

ног, а тогда самое уязвимое место у нее на шее будет незащищенным. Белый

Клык знал, где находится это место. Знание это досталось ему по наследству

от многих поколений волков. И, нападая, он придерживался такой тактики:

во-первых, подстерегал собаку, когда она была одна; во-вторых, налетал на

нее неожиданно и сбивал с ног; и, в-третьих, вцеплялся ей в горло.

Белый Клык был еще молод, и его неокрепшие челюсти не могли наносить

смертельных ударов, но все же не один щенок бегал по поселку со следами его

зубов на шее. И как-то раз, поймав одного из своих врагов на опушке леса, он

все же ухитрился перекусить ему горло и выпустил из него дух. В тот вечер

поселок заволновался. Его проделку заметили, весть о ней дошла до хозяина

издохшей собаки, женщины припомнили Белому Клыку все его кражи, и около

жилища Серого Бобра собралась толпа народу. Но он решительно закрыл вход в

вигвам, где отсиживался преступник, и отказался выдать его своим

соплеменникам.

Белого Клыка возненавидели и люди и собаки. Он не знал ни минуты покоя.

Каждая собака скалила на него зубы, каждый человек на него замахивался.

Сородичи встречали его рычанием, боги -- проклятиями и камнями. Он держался

все время начеку, каждую минуту был готов напасть, отразить нападение или

увернуться от удара. Он действовал стремительно и хладнокровно: сверкнув

клыками, кидался на противника или с грозным рычанием отскакивал назад.

Что до рычания, то рычать он умел пострашнее собак -- и старых и

молодых. Цель рычания -- предостеречь или испугать врага; и надо хорошо

разбираться в том, когда и при каких обстоятельствах следует пускать в ход

такое средство. И Белый Клык знал это. В свое рычание он вкладывал всю

ярость и злобу, все, чем только мог устрашить врага. Вздрагивающие ноздри,

вставшая дыбом шерсть, язык, красной змейкой извивающийся между зубами,

прижатые уши, горящие ненавистью глаза, подергивающиеся губы, оскаленные

клыки заставляли призадуматься многих собак. Когда Белого Клыка застигали

врасплох, ему было достаточно секунды, чтобы обдумать план действий. Но

часто пауза эта затягивалась, противник отказывался от драки, и рычание

Белого Клыка сплошь и рядом давало ему возможность отступить с почетом даже

при стычках со взрослыми собаками.

Изгнав Белого Клыка из стаи, объявив ему войну, молодые собаки тем

самым поставили себя лицом к лицу с его злобой, ловкостью и силой. Дело

обернулось так, что теперь враги Белого Клыка и сами ни на шаг не могли

отойти от стаи. Он не допускал этого. Молодые собаки каждую минуту ждали его

нападения и не решались бегать поодиночке. Всем им, за исключением Лип-Липа,

приходилось держаться стаей, чтобы общими усилиями отбиваться от своего

грозного противника. Отправляясь в одиночестве к реке, щенок или шел на

верную смерть, или оглашал весь поселок пронзительным визгом, улепетывая от

выскочившего из засады волчонка.

Но Белый Клык продолжал мстить собакам даже после того, как они

запомнили раз и навсегда, что им надо держаться всем вместе. Он нападал на

собак, заставая их поодиночке; они нападали на него всей сворой. Стоило

собакам завидеть Белого Клыка, как они дружно кидались за ним в погоню, и в

таких случаях его спасали только быстрые ноги. Но горе тому псу, который,

увлекшись, обгонял своих товарищей! Белый Клык на всем ходу поворачивался к

преследователю, несущемуся впереди стаи, и бросался на него. Это случалось

часто, потому что возбужденные погоней собаки забывали обо всем на свете, а

Белый Клык всегда сохранял хладнокровие. То и дело оглядываясь назад, он

готов был в любую "минуту сделать на всем бегу крутой поворот и кинуться на

слишком рьяного преследователя, отделившегося от своих товарищей.

В молодых собаках живет непреодолимая потребность играть, и враги

Белого Клыка удовлетворяли эту потребность, превращая войну с ним в

увлекательную забаву. Охота за волчонком стала для них самым любимым

развлечением -- правда, развлечением не шуточным и подчас смертельно

опасным. А Белый Клык, с которым никто из собак не мог сравниться быстротой

ног, в свою очередь, не останавливался перед риском. В те дни, когда надежда

на возвращение Кичи еще не покидала Белого Клыка, он часто заманивал собачью

стаю в соседний лес. Но собакам не удавалось догнать его там. По тявканью и

вою Белый Клык определял, где они находятся; сам же он бежал молча, тенью

скользя между деревьями, как это делали его отец и мать. Кроме того, связь

его с Северной глушью была теснее, чем у собак; он лучше понимал все ее

тайны и хитрости. Чаще всего Белый Клык прибегал к такой уловке: переплывал

ручей, запутывал свои следы и спокойно отлеживался где-нибудь в лесных

зарослях, прислушиваясь к лаю потерявших его преследователей.

Вызывая и у своих собратьев и у людей только одну ненависть и вечно

враждуя со всеми. Белый Клык развивался быстро, но односторонне. При такой

жизни в нем не могли зародиться ни добрые чувства, ни потребность в ласке.

Обо всем этом он не имел ни малейшего понятия. Повинуйся сильному, угнетай

слабого -- вот закон, который руководил им. Серый Бобр -- божество, он

наделен силой, поэтому Белый Клык повиновался ему. Но собаки -- те, которые

моложе и меньше его ростом, слабы, и их надо уничтожать.

В Белом Клыке развивались все те качества, которые помогали ему

противостоять опасности, часто грозившей его жизни. Стальные мускулы

выступали на его худом, гибком теле, как веревки. В проворстве и хитрости с

ним не мог сравниться никто; он бегал быстрее, был беспощаднее в драках,

выносливее, злее, ожесточеннее и умнее всех остальных собак. Белый Клык

должен был стать таким, иначе он не уцелел бы в той враждебной среде, в

которую привела его жизнь.