БАЙКА ТРЕТЬЯ, про медвежье солнце, да про то, как дед моего деда на охоту ходил, и о чем рассказывать не очень любил

 

К охоте дед моего деда пристрастился на службе. Как уже говорилось, казаки той крепостицы, где он тогда дослуживал, разнообразили и пополняли казенный провиант, как сейчас бы сказали, дарами природы, тем более, что природа тогда в наших краях была обильной и богатой. Собирали орехи, ягоды. Грибы? Не-е, про грибы тогда у нас не знали. Не было такой моды — грибами кормиться. У каждого, кажут, свой вкус: кому нравится кавун, а кому – свинячий хрящик… Рыбу ловили, тем более, что в наших речках вода тогда была пополам с рыбою. И ходили на охоту. Командами, человек по пять, самое малое — втроем. Война еще не кончилась, и хотя на Кубани боев в то время не было, абреки в горах погуливали, и встреча с ними не предвещала ничего хорошего…

 

Охотились на горных козлов, а они, как известно, шустры, прытки и хитры необыкновенно. Выследить и добыть хорошего козла — большая охотничья радость. Да и козлиное мясо, если его поджарить на углях или подсолить и закоптить — смак и вкуснятина…

 

Одним словом, тот дальний наш дед любил добывать этих самых козлов и не пропускал оказии затесаться в охотничью команду. А гуртовалась она из лучших стрелков и ходоков, чтобы, значит, лесовать дичину на общую гарнизонную потребу.

 

И вот однажды такая команда целый день гонялась за козлами, и все безуспешно. Лишь к вечеру удалось пристрелить одного, да и тот чуть не уплыл по бурному горному потоку. Хорошо — на перекате за каменья зацепился. Вытащили его казаченьки из воды, а тем временем и смеркаться стало. Решили заночевать тут, у живой воды. Стали приглядывать подходящее место, и кто-то из них увидел, что под одной из нависших скал проглядывалась вроде как выемка. Поднялись к ней, а там оказалась настоящая пещера, просторная, как немалый каземат. По ее дну родничок пробивался, а в ближнем углу из-за круглого камня зыркали два совсем маленьких медвежонка.

 

— Хлопцы, да тут место никак обжитое! — воскликнул один из казаков. Но осмотрев пещеру, охотники поняли, что на берлогу она никак не похожа – скорее всего медвежата, отбившись от матери, спрятались сюда, увидев людей. Мало ли что бывает в их медвежьей жизни. На том и порешили. Тем более, что искать для ночевки другое место было уже некогда, да и пещера была очень подходящей.

 

Затащили туда своего козла, чтобы ночью дикие звери его не схарчили, развели у входа костеришко, справили кашу-саломатку и, поужинав, расположились, кто как нашел удобным, в той пещере на ночевку.

 

Дед нашего деда, облюбовав себе местечко в одном из углов, притащил охапку сухой травы и листьев, устроился, и тут же заснул сторожким сном бывалого охотника. Ему все время чудилось, что где-то близко бродит медведица, и вот-вот нагрянет за медвежатами, которые мирно посапывали за своим камнем-булыгой. Проснулся он глубокой ночью, прислушался — было тихо, покойно, лишь горный ручей, протекавший рядом с пещерой, беспрерывно «балакал» сам с собой. Ночь стояла светлая. Большая круглая луна — «медвежье солнце» — висела напротив пещеры, и как это бывает только в горах, казалась где-то внизу. Не обнаружив ничего тревожного, дед повернулся на другой бок и сразу увидел, что из глубины пещеры прямо на него уставились два неподвижных светящихся глаза…

 

Преодолев невольный страх, оторопевший было дед приподнялся на колени и, приглядевшись, явственно убедился, что испугавшие его «звериные очи» не что иное, как торчащие из пещерной стены два небольших камешка, блестевшие в отраженном лунном свете. Надо же такая навада! Усмехнувшись, дед Касьян отвалил на свое место и погрузился в сон. А утром, у костра, после скорой еды, он поведал своим братцам-охотникам о ночном приключении. А что оно было: слюда, «оливец»? — ответить не мог, но предположил, что это, вероятно, какая-то горная руда блестела в лучах «медвежьего солнца».

 

Дед с одним из охотников решил это проверить. Так, из интереса. В пещере был полумрак, пришлось подсветить себе зажженными жгутами из сухой травы. Отколупнули несколько поблескивающих «каменюк», вынесли из на свет.

 

— Братцы, да это никак золото! — удивился один из казаков.

 

— Какое еще золото из-под цыганского молота, – усомнился кто-то. Далеко, мол, куцему до зайца. Но казак, прикинув на руке вес «каменюки», уверенно заключил: — Золото! — и полез в пещеру. Не утерпели и остальные: а вдруг и правда золото!? Короче, часа через два, охотники добыли в этой пещере десятка полтора («абож два…») разного размера самородков — какой с ноготь, а какой и с палец, по-братски их поделили, и дали зарок: о находке — молчок! Никому не говорить, и баста! Мол, сказано — закопано. Да… А самим наведаться сюда под видом охоты еще разок, может, даже с лопатой, а потом уже думать, что делать и как …

 

Забрав с собой добытого козла и медвежат, казаки вернулись в крепость, обрадовав добычей своих друзей-сослуживцев.

 

А были ли они в той пещере еще раз — история умалчивает. Дед Касьян якобы говаривал, что кто-то из их компании не сдержал зарока, протрепался о золотой пещере, язык — он без костей, за зубами не каждый удержит. Казаков-охотников таскали «куда надо», отобрали добычу, а пещеру «опечатали», и место объявили запретным. По слухам, у деда и одного из его верных друзей остались-таки какие-то «вышкварки» (остатки), может, по одному, а может, и по два заранее спрятанных самородка. Они через год-другой после возвращения со службы ездили не то в Катеринодар, а не то и до самого Тифлиса добрались, обменяли их на ассигнации…

 

В народе говорят, что если у тебя есть много хлеба – заводи свиней, и ты станешь богатым, а если у тебя завелись грошенята-деньжата, — сооруди мельницу, и ты приобретешь уважение и почет. Так или иначе, а дед сладил за станицей добрый ветряк — «млын», но это уже другая байка, другой интерес и другой рассказ…