Все свидетели говорят, что она была очень дружелюбна, пока он не придвинулся слишком близко, – доложил Перри.

Он ее укусил?

Перри кивнул.

Хреново, – сказала я.

Но она его подожгла, Анита. Он сильно обгорел. Может быть, и не оправится. Чем она его могла облить, что так быстро дало ожоги третьей степени?

Насколько быстро?

Перри посмотрел в свои записи:

За секунды.

Что она пила? – спросила я у Гарри.

Он не спросил, кто она, просто ответил:

Чистый скотч. Лучший, что у нас есть.

– С высоким содержанием спирта?

Он кивнул.

Этого должно было хватить, – заключила я. – Когда подожжешь вампира, он горит, пока не потушишь или не выгорит. Они очень легко воспламеняются.

Значит, она не принесла с собой какой-нибудь там бензин? – спросил Перри.

Ей не надо было. Мне не нравится другое – она знала: жидкость надо поджечь. Если бы это человек вышел за рамки, она бы просто плеснула скотчем ему в морду и позвала на помощь.

Он ее укусил, – напомнил Перри.

Если у нее такие проблемы насчет того, что вампир всадит в нее клыки, она бы не стала ворковать с ним в баре. Что-то здесь не складывается.

Да, – согласился Перри, – но я не знаю что. Если вампир выживет, ему будет предъявлено обвинение.

Я бы хотела видеть эту женщину.

Дольф повез ее в больницу обработать укус, а потом в наш отдел. Он сказал, чтобы ты приехала, если захочешь ее видеть.

Было поздно, а я устала, но, черт побери, что-то здесь было не так. Я подошла к бару.

Гарри, она тут кадрила вампиров?

Он покачал головой:

Зашла позвонить по телефону, потом подсела к бару. Красотка. На такую сразу кто-нибудь клюнет. Не повезло, что это оказался вампир.

Ага, – согласилась я. – Не повезло.

Он протирал стойку небольшими кругами, а глаза его смотрели на меня.

Если она подаст на нас в суд, нам конец.

Не подаст, – сказала я.

Скажи это «Крематорию» в Бостоне. Там укусили женщину, и она их разорила по суду. А у дверей все время стояли пикеты.

Я потрепала его по руке, и он под моим прикосновением стал совершенно неподвижен. Кожа его была на ощупь почти деревянной, как бывает у вампиров, когда они не дают себе труда притворяться людьми. Я заглянула в его темные глаза, И лицо его было неподвижно и непроницаемо, как зеркало.

Я поговорю с предполагаемой жертвой.

Он только смотрел – и все.

Не поможет, Анита. Она человек, а мы – нет. Что бы ни делали в Вашингтоне, это не изменишь.

Я убрала руку и подавила желание обтереть ее о платье. Никогда мне не нравилось ощущение от вампиров, когда они твердые и потусторонние. Это на ощупь не кожа, а скорее пластик, как у дельфина, только тверже, будто под кожей не мышцы, а что-то вроде дерева.

Я сделаю что смогу, Гарри.

Анита, мы монстры. И всегда были монстрами. Я был бы рад иметь право ходить по улицам, как всякий другой, но это будет ненадолго.

Или да, или нет, – ответила я. – Давай сейчас разберемся с этой проблемой, а следующей займемся, когда она появится.

Он кивнул и пошел расставлять стаканы.

Очень заботливо вы с ним поговорили, – сказал Перри. Любой другой из группы сказал бы, что не в моих привычках проявлять заботливость. И конечно, любой другой уже не раз бы меня достал по поводу моего платья. А мне предстояло ехать в нем в отдел. Там будет Дольф, и Зебровски, наверное, тоже. Уж они-то найдут, что сказать насчет платья.

В три часа ночи я оказалась в помещении отдела Региональной Группы Расследования Противоестественных Событий. Нам ребята из другого отдела состряпали значки с аббревиатурой «ВП» – «вечный покой», капающей кровью на фоне красного или зеленого – на выбор. Зебровски их раздал, и все мы их носили, даже Дольф. Первый вампир, которого мы убили после этого, появился из морга с таким значком, приколотым к рубашке. Кто это сделал, так и не нашли. Я ставлю на Зебровски.

Он меня встретил у входа в помещение группы.

Еще чуть-чуть укоротить это платье, и отличная будет рубашка.

Я его оглядела с головы до ног. Синяя рубашка выбилась из темно-зеленых штанов, галстук болтался, как ожерелье.

Зебровски, Кэти на тебя злится, что ли?

Он перестал улыбаться:

Нет, а что?

Я показала на галстук, не подходящий по цвету ни к штанам, ни к рубашке.

Она тебя выпустила в таком виде на люди.

Он ухмыльнулся:

Я одевался в темноте.

Я подергала его за галстук: