Проблематика

Содержание произведений лирической прозы передать не просто, потому что оно особое – эмоциональное, действительно лирическое. Это прежде всего своеобразное эмоциональное состояние, особое настроение, которое неоднократно было зафиксировано, выражено поэтами, например, Н.Рубцовым:

С каждой избою и тучею,

С громом, готовым упасть,

Чувствую самую жгучую,

Самую смертную связь.

Обычно оно связано с мотивом возвращения в родную деревню (мысленное, в мечтах, или в реальной действительности) или расставания с ней.

Звучит в ней ностальгическая тоска, но одновременно и грустная, и освежающая мелодия прикосновения к «истокам».

Этот основной мотив есть в первом цикле расказов В.Шукшина – в «Сельских жителях», в ранних рассказах В.Белова («Бобришный угор»), в «Северном дневнике» Ю.Казакова, в первой книге «Последнего поклона» В.Астафьева, в рассказах «Угощаю рябиной» А.Яшина и «Деревянные кони» Ф.Абрамова, во многих произведениях других писателей.

По сравнению с остро конфликтной сюжетной деревенской прозой 50-х годов (ср. Тендрякова) произведения такого рода кажутся беспроблемными.

В них нет, во всяком случае, на поверхности, ни жгучих вопросов, ни острых проблем жизни современного села, ни попыток социального анализа отношений. Хотя в эмоциональном настроении произведений – не только грусть и радость, но и глубокая подспудная тревога, затаенная боль.

Таково в принципе лирическое содержание этой прозы. А какова форма?

Форма

Форма прямо из такого содержания вытекает. Уже в первых произведения «лирической прозы», таких, как «Владимирские проселки» В.Солоу-хина, произошло разрушение сюжета производственного, а также резкая аполитизация героев и превращение автора-повествователя из лица ответственного или близкого к ответственному в лицо сугубо частное (путешественника, дачника, наблюдателя и т.п.) и началось формирование новых жанровых структур.

Переживание, его основной тон целиком подчиняет себе и событийную сторону, сюжет, и, конечно, отбор материала, характер его освещения.

Единство переживания как суть и главный закон лирического рода поэзии становится доминантой произведения.

Поэтому форма рассказов и повестей – как правило, бессюжетная. Произведения тяготеют к фрагментарности, композиционная основа выглядит достаточно расплывчатой, неопределенной.

Основные типы произведений:

q Элегия в прозе – прощание с деревней или встреча-прощание (В.Лихоно­сов «Брянские»; В.Белов «Бобришный угор»; Е.Носов «Шумит луговая овсяница», лирические миниатюры Ф.Абрамова «Деревянные кони»).

q Цикл автобиографических рассказов (В.Солоухин «Капля росы», В.Астафьев «Последний поклон», «Затеси»).

q Серия незамысловатых картин сельской жизни, объединенных образом рассказчика (Ю.Сбитнев. «Своя земля и в горсти мила»).

q Лирический дневник, групповой портрет крестьянской семьи с точки зрения рассказчика (М.Рощин. «24 дня в раю»).

q Эпизоды из семейной хроники или хроники села (В.Лихоносов «Родные»; С.Крутилин «Липяги»; М.Алексеев «Хлеб – имя существительное»); этот тип – уже промежуточный между собственно лирической и «социально-аналитической» прозой.

Происходит очевидное ослабление сюжета.

С точки зрения канонов проблемной, сюжетной прозы эта проза представляется бесформенной. Но, если оценивать объективно, у нее есть свои – и очень немалые – художественные достоинства и преимущества:

Ø музыкальность, свидетельствующая о глубоком мастерстве;

Ø дар чудесного преображения обыденного, умение находить поэтическое в обыкновенном;

Ø тонкое чувство слова, меры и подтекста;

Ø психологизм, умение показать внутренний мир героя;

Ø эмоциональная насыщенность;

Ø богатство языка. «Язык деревенской прозы отличает широкое использование разговорной лексики и просторечных, местных выражений и т.п. Между тем повествовательная речь автора нередко усложнена, ей свойственны нагнетание нетрадиционных синтаксических конструкций, богатство и красочность эпитетов, усложненность в построении фразы, интенсивное использование экспрессивной лексики»[9].

6. Эстетические принципы «деревенской прозы»

Сейчас модным стало говорить об «архетипе Деревни», в который входят, наряду с пространственно-временными характеристиками (не линейное, а циклическое время, концентрическое, с центром в Доме, построение пространства), еще и архетипические образы «мудрого старика / старухи», «дитяти», «матери-земли». Они действительно нашли отражение в типологии героев деревенской прозы конца ХХ века, которую исследователи «мифопоэтики» склонны считать «завершающим воплощением» «сквозной архетипической модели» Деревни»[10]. Хорошего в этом мало, если это действительно «завершающий этап», не темы, не мотива, не течения, а целой «архетипической модели».