Гла­ва пер­вая

Основная литература

1. Деньги. Кредит. Банки: учебник/под ред. Е.Ф.Жукова. - М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2005. - 703 с.

2. Деньги. Кредит. Банки: учебник/под ред. О.И.Лаврушина. - М.: КНОРУС, 2006. - 560 с.

3. Деньги. Кредит. Банки: учебник/под ред. О.И.Лаврушина. - М.: Финансы и статистика, 2007. - 464 с.

4. Деньги. Кредит. Банки: учебник/под ред. О.И.Лаврушина. - М.: Финансы и статистика, 2008. - 464 с.

Дополнительная литература

1. Алиев А.Т., Ефимова Е.Г. Деньги. Кредит. Банки. - М.: Флинта, 2012, 292 с. http://biblioclub.ru/index.php?page=book_view&book_id=103309

2. Деньги. Кредит. Банки. Практикум [Текст]: учеб. пособие / под ред. проф. Е.Ф. Жукова. - 2-е изд., перераб. и доп. - М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2010. - 431 с.

3. Зеленкова Н. М., Жуков Е. Ф., Эриашвили Н. Д. Деньги. Кредит. Банки: учебник. - М.: Юнити-Дана, 2012, 784 с. http://biblioclub.ru/index.php?page=book_view&book_id=114805

4. Мудрак А. В. Деньги. Кредит. Банки. Ценные бумаги: учебное пособие. - М.: Флинта, 2012, 230 с. http://biblioclub.ru/index.php?page=book_view&book_id=115102

5. Щегорцов В. А., Таран В. А. Деньги, кредит, банки: учебник. - М.: Юнити-Дана, 2012, 416 с. http://biblioclub.ru/index.php?page=book_view&book_id=119003

6. Юрченко Т.В. Деньги, кредит, банки: практикум, Ч. 2 - Омск: Омский государственный университет, 2012, 190 с. http://biblioclub.ru/index.php?page=book_view&book_id=238237

 

Гла­ва пер­вая

 

В пять лет я уз­на­ла, что ког­да-ни­будь мне при­дет­ся уме­реть.

До это­го мысль о том, что я не бу­ду жить веч­но, мне в го­лову не при­ходи­ла. Да и с че­го бы? Те­ма мо­ей смер­ти преж­де как-то не воз­ни­кала.

Впро­чем, мои поз­на­ния о смер­ти не бы­ли сов­сем уж рас­плыв­ча­тыми – зо­лотые ак­ва­ри­ум­ные рыб­ки уми­рали, я са­молич­но это наб­лю­дала. Они уми­рали, ес­ли им не да­вали корм, и так­же они уми­рали, ес­ли им его да­вали слиш­ком мно­го. Со­баки уми­рали, ког­да пе­ребе­гали до­рогу пе­ред ма­шина­ми, мы­ши – соб­лазнив­шись при­ман­кой в мы­шелов­ке в кла­дов­ке под лес­тни­цей, а кро­лики – ког­да уди­рали из клет­ки и ста­нови­лись до­бычей злов­редных ли­сиц. Их смерть не по­рож­да­ла тре­воги о мо­ей собс­твен­ной судь­бе, ведь я зна­ла, что они не­разум­ные жи­вот­ные, на­делав­шие глу­пос­тей, ко­торых я де­лать вов­се не со­бира­лась.

Но­вость о том, что ме­ня то­же нас­тигнет смерть, ста­ло ог­ромным пот­ря­сени­ем.

Мой ис­точник ин­форма­ции ут­вер­ждал, что, ес­ли «по­везет», я ум­ру в точ­ности так же как де­душ­ка. В ста­рос­ти. От де­душ­ки пах­ло тру­боч­ным та­баком, и он час­тень­ко пу­кал, к его усам при­липа­ли клоч­ки бу­маж­ных сал­фе­ток, ку­да он ре­гуляр­но смор­кался. В по­душеч­ки паль­цев нав­сегда въ­елась грязь от ра­боты в са­ду. Угол­ки глаз по­жел­те­ли и на­поми­нали мра­мор­ные ша­рики из кол­лекции мо­его дя­ди. Сес­тра лю­била за­совы­вать их в рот, иног­да она их прог­ла­тыва­ла, и тог­да под­бе­гал па­па, об­хва­тывал ее по­перек жи­вота и сжи­мал пок­репче, по­ка они не воз­вра­щались об­ратно. В ста­рос­ти. Де­душ­ка но­сил ко­рич­не­вые брю­ки, за­дирая их по­выше, под са­мую грудь, на­висав­шую, как жен­ские сись­ки. Брю­ки ту­го об­тя­гива­ли мяг­кий жи­вот и я­ич­ки, сплю­щен­ные сбо­ку ши­рин­ки. В ста­рос­ти. Нет, я не хо­тела уми­рать, как де­душ­ка, в ста­рос­ти, но мой ис­точник за­верил, что это на­илуч­ший сце­нарий из всех воз­можных.

О над­ви­га­ющей­ся смер­ти я уз­на­ла от сво­его дво­юрод­но­го бра­та Ке­вина в день по­хорон де­душ­ки. Мы си­дели на тра­ве в ук­ромном уг­лу са­да, дер­жа в ру­ках плас­ти­ковые ста­кан­чи­ки с крас­ным ли­мона­дом^[1], – как мож­но даль­ше от скор­бя­щих родс­твен­ни­ков, на­поми­нав­ших жу­ков-ска­рабе­ев. День вы­дал­ся на ред­кость жар­кий, са­мый жар­кий в тот год. Лу­жай­ка сплошь за­рос­ла оду­ван­чи­ками и мар­га­рит­ка­ми, тра­ва под­ня­лась ку­да вы­ше обыч­но­го, по­тому что в пос­ледние не­дели бо­лез­ни де­душ­ка уже не мог как сле­ду­ет уха­живать за са­дом. Пом­ню, мне бы­ло грус­тно и обид­но за не­го – он так гор­дился сво­им прек­расным са­дом, а те­перь, ког­да там соб­ра­лась вся род­ня и со­седи, его де­тище яви­лось им не в пол­ном сво­ем ве­лико­лепии. Он бы не пе­режи­вал, что его там нет, – де­душ­ка не лю­бил пус­той бол­товни, – но он бы, во вся­ком слу­чае, по­забо­тил­ся, что­бы все бы­ло в на­илуч­шем ви­де, а сам улиз­нул на вто­рой этаж к се­бе в ком­на­ту, от­крыл ок­но по­шире и от­ту­да вни­мал пох­ва­лам. Он бы прит­во­рял­ся, что ему все рав­но, но на ли­це у не­го бы­ла бы до­воль­ная улыб­ка, а вот шта­ны с зе­лены­ми пят­на­ми на ко­ленях и гряз­ные ру­ки его бы и прав­да ни­чуть не тре­вожи­ли.

Ка­кая-то по­жилая ле­ди с чет­ка­ми, ко­торые она те­реби­ла кос­тля­выми паль­ца­ми, ска­зала, что ощу­ща­ет в са­ду его при­сутс­твие. А я бы­ла уве­рена, что его там нет. Его бы нас­толь­ко раз­дра­жало, во что прев­ра­тил­ся сад, что он бы не смог это­го вы­нес­ти.

Ба­буш­ка по­рой пре­рыва­ла мол­ча­ние фра­зами вро­де: «Как пыш­но рас­цве­ли его под­солнеч­ни­ки, упо­кой Гос­подь его ду­шу», или «Он боль­ше ни­ког­да уже не уви­дит, как рас­пуска­ют­ся пе­тунии». На что мой всез­на­ющий бра­тец Ке­вин про­бур­чал: «Ну да, те­перь он прев­ра­тил­ся в удоб­ре­ние для них».

Все де­ти за­хихи­кали. Они всег­да сме­ялись над тем, что го­ворил Ке­вин, по­тому что Ке­вин был кру­той, и Ке­вин был стар­ше, и в свои гор­де­ливые де­сять лет он мог ска­зать лю­бую жес­то­кую га­дость, че­го мы, млад­шие, се­бе поз­во­лить не мог­ли. Да­же ес­ли нам не бы­ло смеш­но, мы все рав­но сме­ялись, по­тому что зна­ли – ина­че он тут же сде­ла­ет нас пред­ме­том сво­их злоб­ных на­падок, как и слу­чилось в тот день со мной. Я не ду­мала, что это смеш­ная шут­ка, буд­то де­душ­ки­но те­ло, за­рытое в зем­лю, по­может его пе­туни­ям рас­ти, но и жес­то­кими сло­ва Ке­вина мне не по­каза­лись. В этом бы­ла сво­еоб­разная кра­сота. Ка­кая-то прек­расная за­вер­шенность и спра­вед­ли­вость. Де­душ­ке бы это на са­мом де­ле пон­ра­вилось те­перь, ког­да его паль­цы, тол­стые как сар­дель­ки, уже не мог­ли боль­ше воз­де­лывать чу­дес­ный сад, ко­торый был цен­тром его ми­роз­да­ния.

Сво­им име­нем – Джес­мин – я обя­зана де­душ­ке. В день мо­его рож­де­ния он при­нес ма­ме в боль­ни­цу цве­тущие вет­ки, сор­ванные с кус­тов у зад­ней сте­ны до­ма. Он за­вер­нул бу­кет в га­зету и об­вя­зал ко­рич­не­вой ве­ревоч­кой, чер­ни­ла на не­закон­ченном крос­свор­де зад­ней стра­ницы Irish Times рас­плы­лись под дож­дем и слег­ка за­пач­ка­ли ле­пес­тки. Это был не тот лет­ний жас­мин, ко­торый нам всем хо­рошо зна­ком по до­рогим аро­мати­чес­ким свеч­кам и ос­ве­жите­лям воз­ду­ха, я бы­ла зим­ним ре­бен­ком, и жас­мин был зим­ний – с ма­лень­ки­ми жел­ты­ми цве­точ­ка­ми, по­хожи­ми на звез­дочки. Он в изо­билии рос в са­ду, яр­ки­ми пят­на­ми ра­дуя глаз в се­рые зим­ние дни. Не ду­маю, что де­душ­ка ус­матри­вал не­кий сим­во­личес­кий смысл в сво­ем по­дар­ке, и не знаю, так ли уж он был поль­щен, ког­да в наг­ра­ду ма­ма наз­ва­ла ме­ня в честь цве­тов, ко­торые он при­нес. Мне ка­жет­ся, он счел, что это стран­ное имя для ре­бен­ка и го­дит­ся оно лишь для рас­те­ния, а вов­се не для че­лове­ка. Са­мого его зва­ли Адаль­берт, в честь ир­ланд­ско­го свя­того, а вто­рое его имя бы­ло Мэ­ри, и име­на, взя­тые не из Биб­лии, бы­ли ему неп­ри­выч­ны. За год до то­го, то­же зи­мой, ро­дилась моя сес­тра, тог­да он при­нес в род­дом бу­кет пур­пурно­го ве­рес­ка, и по­это­му ее наз­ва­ли Хи­зер. Прос­той, не­затей­ли­вый по­дарок в честь рож­де­ния до­чери, – но я сом­не­валась, что в слу­чае со мной все бы­ло так же прос­то. Ес­ли по­думать, у зим­не­го жас­ми­на и зим­не­го ве­рес­ка мно­го об­ще­го, их род­нит тот факт, что они прив­но­сят цвет в уны­лый зим­ний пей­заж. Воз­можно, из-за то­го, что та­ков был мой де­душ­ка, я склон­на ве­рить, что мол­ча­ливые лю­ди об­ла­да­ют ма­ги­ей и по­нима­ни­ем, ко­торых ли­шены лю­ди ме­нее со­дер­жа­тель­ные, что они не го­ворят о чем-то очень важ­ном, пред­по­читая не об­ле­кать свои мыс­ли в сло­ва. Быть мо­жет, их мни­мая прос­тецкость по­мога­ет скрыть при­чуд­ли­вые идеи, и же­лание де­душ­ки Адаль­бер­та, что­бы ме­ня зва­ли Джес­мин, од­на из них.

А тог­да, в са­ду, Ке­вин ре­шил, что я не сме­юсь над его убий­ствен­ной шут­кой, по­тому что не одоб­ряю ее, и пос­коль­ку для не­го не бы­ло ни­чего ху­же и страш­нее лю­бого не­одоб­ре­ния, он об­ра­тил на ме­ня ярос­тный взгляд и ска­зал:

– Ты то­же ум­решь, Джес­мин.

Нас бы­ло шес­те­ро, я са­мая млад­шая, мы си­дели круж­ком на тра­ве, а Хи­зер раз­вле­калась чуть по­одаль – кру­тилась на од­ном мес­те, по­ка не па­дала с хо­хотом нав­зничь. В гор­ле у ме­ня об­ра­зовал­ся ог­ромный ко­мок, буд­то я прог­ло­тила од­но­го из шме­лей, ро­ив­шихся над сто­лом с за­кус­ка­ми по­зади нас. Мысль о гря­дущей кон­чи­не про­ника­ла в ме­ня с тру­дом. Все бы­ли пот­ря­сены тем, что он это ска­зал, но вмес­то то­го, что­бы бро­сить­ся на мою за­щиту и оп­ро­вер­гнуть это ужас­ное пред­ска­зание, они смот­ре­ли на ме­ня и пе­чаль­но ки­вали. Да, это прав­да, го­вори­ли их взгля­ды. Ты дол­жна бу­дешь уме­реть, Джес­мин.

Я не зна­ла, что ска­зать, и Ке­вин про­дол­жал, с нас­лажде­ни­ем вон­зая нож пог­лубже. Ме­ня ждет не толь­ко смерть, но еще и страш­ная вещь под наз­ва­ни­ем «эти дни», дни, ког­да я бу­ду стра­дать и кор­чить­ся от бо­ли, – каж­дый ме­сяц, до кон­ца жиз­ни. За­тем я уз­на­ла, как де­ла­ют­ся де­ти, с та­кими мер­зки­ми под­робнос­тя­ми, что не­делю не мог­ла смот­реть ро­дите­лям в гла­за, и уже на­пос­ле­док, да­бы под­сы­пать со­ли в от­кры­тую ра­ну, мне со­об­щи­ли, что Сан­та-Кла­уса не су­щес­тву­ет.

Че­ловек скло­нен за­бывать по­доб­ные ве­щи, но я это­го за­быть не смог­ла.

По­чему я вспом­ни­ла тот лет­ний эпи­зод? На­вер­ное, по­тому, что от не­го я ве­ду от­счет. Тог­да я ста­ла та­кой, ка­кой я се­бя знаю и ка­кой ме­ня зна­ют все ос­таль­ные. Моя жизнь на­чалась в пять лет. Осоз­на­ние то­го, что я ум­ру, внед­ри­лось в ме­ня, при­дави­ло мне ду­шу, и с тех пор я жи­ву с этим гру­зом: по­нимая, что, хо­тя во­об­ще вре­мя бес­ко­неч­но, мое вре­мя ог­ра­ничен­но и оно уте­ка­ет. Я знаю, что срок, от­пу­щен­ный мне, не ра­вен чь­ему-то дру­гому сро­ку. Мы не мо­жем про­вес­ти жизнь оди­нако­во, мы не мо­жем оди­нако­во ду­мать. Свое вре­мя трать­те как вам угод­но, но не втя­гивай­те в это ме­ня, я не мо­гу его раз­ба­зари­вать. Ес­ли хо­чешь что-ни­будь сде­лать, де­лай сей­час. Ес­ли хо­чешь ска­зать, го­вори сей­час. И, что еще важ­нее, ты обя­зан все де­лать сам. Это твоя жизнь, и это те­бе пред­сто­ит уме­реть и по­терять ее. Это ста­ло мо­им ру­ководс­твом к дей­ствию, мо­им сти­мулом. Я ра­бота­ла в та­ком рит­ме, что дух не­ког­да пе­ревес­ти, и с тру­дом улу­чала ми­нут­ку, что­бы по­быть с со­бой на­еди­не. В этой бес­пре­рыв­ной гон­ке мне, воз­можно, не­час­то уда­валось уло­вить са­му се­бя. Я бы­ла стре­митель­на.

Сол­нце кло­нилось к за­кату, скор­бные, за­горев­шие за день родс­твен­ни­ки по­тихонь­ку по­тяну­лись в дом, и мы пош­ли сле­дом. Мои за­пястья и щи­колот­ки бы­ли ох­ва­чены вен­ка­ми из мар­га­риток, а ду­ша – му­читель­ным стра­хом. Но он по­селил­ся там не­надол­го, ведь мне бы­ло пять лет, и вско­ре страх ис­чез. Смерть всег­да пред­став­ля­лась мне в об­ра­зе де­душ­ки Адаль­бер­та Мэ­ри, ушед­ше­го в зем­лю, но не по­кинув­ше­го свой сад, и это все­ляло на­деж­ду.

Что по­се­ешь, то и пож­нешь, да­же и в смер­ти. Итак, я при­нялась се­ять.