Scilicet ultima semper Exspectanda dies homini est, dicique boatus Ante obitum nemo, supremaque funera debet. {Итак, человек всегда должен ждать последнего своего дня, и никогонельзя назвать счастливым до его кончины и до свершения над ним погребальныхобрядов [1] (лат).} Всякому ребенку известен на этот счет рассказ о царе Крезе: захваченныйв плен Киром и осужденный на смерть, перед самой казнью он воскликнул: "О,Солон, Солон!" Когда об этом было доложено Киру и тот спросил, что этозначит, Крез ответил, что он убедился на своей шкуре в справедливостипредупреждения, услышанного им некогда от Солона, что как бы приветливо ниулыбалось кому-либо счастье, мы не должны называть такого человекасчастливым, пока не минет последний день его жизни, ибо шаткость иизменчивость судеб человеческих таковы, что достаточно какого-нибудьничтожнейшего толчка, - и все тут же меняется. Вот почему и Агесилай [2]сказал кому-то, утверждавшему, что царь персидский - счастливец, ибо, будучисовсем молодым, владеет столь могущественным престолом: "И Приам в такомвозрасте не был несчастлив". Царей Македонии, преемников великогоАлександра, мы видим в Риме песцами и столярами, тиранов Сицилии - школьнымиучителями в Коринфе. Покоритель полумира, начальствовавший над столькимиармиями, превращается в смиренного просителя, унижающегося перед презреннымислугами владыки Египта; вот чего стоило прославленному Помпею продление егожизни еще на каких-нибудь пять-шесть месяцев [3]. А разве на памяти нашихотцов не угасал, томясь в заключении в замке Лош, Лодовико Сфорца, десятыйгерцог Миланский, перед которым долгие годы трепетала Италия? И самое худшеев его участи то, что он провел там целых десять лет [4]. А разве не погиблаот руки палача прекраснейшая из королев, вдова самого могущественного вхристианском мире государя? [5] Такие примеры исчисляются тысячами. И можноподумать, что подобно тому как грозы и бури небесные ополчаются противгордыни и высокомерия наших чертогов, разным образом там наверху существуютдухи, питающие зависть к величию некоторых обитателей земли: Usque adeo res humanas vis abdita quaedam Obterit, et pulchros fasces saevasque secures Proculcare, ac ludibrio sibi habere videtur. {Так некая скрытая сила рушит человеческие дела, и попиратьвеликолепные фасции и грозные секиры для нее, видно, забава [6] (лат).} Можно подумать также, что судьба намеренно подстерегает порою последнийдень нашей жизни, чтобы явить пред нами всю свою мощь и в мгновение окаизвергнуть все то, что воздвигалось ею самою годами; и это заставляет насвоскликнуть, подобно Лаберию [7]: Nimirum hac die una plus vixi, mihi quamvivendum fuit. {Ясно, что на один день прожил я дольше, чем мне следоваложить [8] (лат).} Таким образом, у нас есть все основания прислушиваться к благому советуСолона. Но поскольку этот философ полагал, что милости или удары судьбы ещене составляют счастья или несчастья, а высокое положение или могуществосчитал маловажными случайностями, я нахожу, что он смотрел глубже и хотелсвоими словами сказать, что не следует считать человека счастливым, -разумея под счастьем спокойствие и удовлетворенность благородного духа, атакже твердость и уверенность умеющей управлять собою души, - пока нам недоведется увидеть, как он разыграл последний и, несомненно, наиболее трудныйакт той пьесы, которая выпала на его долю. Во всем прочем возможна личина.Наши превосходные философские рассуждения сплошь и рядом не более, какзаученный урок, и всякие житейские неприятности очень часто, не задевая насза живое, оставляют нам возможность сохранять на лице полнейшее спокойствие.Но в этой последней схватке между смертью и нами нет больше местапритворству; приходится говорить начистоту и показать, наконец, без утайки,что у тебя за душой: Nam verae voces tum demum pectore ab imo Eliciuntur, et eripitur persona, manet res. {Ибо только тогда, наконец, из глубины души вырываются искренние слова,срывается личина и остается сущность [9](лат).} Вот почему это последнее испытание - окончательная проверка и пробныйкамень всего того, что совершено нами в жизни. Этот день - верховный день,судья всех остальных наших дней. Этот день, говорит один древний автор [10],судит все мои прошлые годы. Смерти предоставляю я оценить плоды моейдеятельности, и тогда станет ясно, исходили ли мои речи только из уст илитакже из сердца. Я знаю иных, которые своей смертью обеспечили добрую или, напротив,дурную cлаву вcей своей прожитой жизни. Сципион, тесть Помпея, заставилсвоей смертью замолкнуть дурное мнение, существовавшее о нем прежде [11].Эпаминонд, когда кто-то спросил его, кого же он ставит выше - Хабрия,Ификрата или себя, ответил: "Чтобы решить этот вопрос, надлежало быпосмотреть, как будет умирать каждый из нас"12. И действительно, оченьмногое отнял бы у него тот, кто стал бы судить о нем, не приняв в расчетвеличия и благородства его кончины. Неисповедима воля господня! В моивремена три самых отвратительных человека, каких я когда-либо знал, ведшихсамый мерзкий образ жизни, три законченных негодяя умерли как подобаетпорядочным людям и во всех отношениях, можно сказать, безупречно. Бывают смерти доблестные и удачные. Так, например, я знавал одногочеловека, нить поразительных успехов которого была оборвана смертью вмомент, когда он достиг наивысшей точки своего жизненного пути; конец егобыл столь величав, что, на мой взгляд, его честолюбивые и смелые замыслы незаключали в себе столько возвышенного, сколько это крушение их. Он пришел,не сделав ни шагу, к тому, чего добивался, и притом это свершилось болеевеличественно и с большей славой, чем на это могли бы притязать его желанияи надежды. Своей гибелью он приобрел больше могущества и более громкое имя,чем мечтал об этом при жизни [13]. Оценивая жизнь других, я неизменного учитываю, каков был конец ее, и наэтот счет главнейшее из моих упований состоит в том, чтобы моя собственнаяжизнь закончилась достаточно хорошо, то есть спокойно и неприметно. Глава XX
