Глава 20. После еды Тесса еще раз, окончательно и прохладно, прощается с отцом и уходит в душ

Хардин

 

 

После еды Тесса еще раз, окончательно и прохладно, прощается с отцом и уходит в душ. Я намеревался пойти в душ с ней, но друг Ричарда весь вечер не может приехать, чтобы забрать его задницу.

 

– Он приедет сегодня или… – начинаю я.

 

Ричард раз двадцать кивает, потом смотрит в окно со слегка озабоченным выражением.

 

– Да-да, он сказал, что скоро будет. Наверное, просто заблудился.

 

– Конечно, – говорю я.

 

Он улыбается:

 

– Ты больше не хочешь меня видеть?

 

– Ну, до этого еще не дошло.

 

– Может быть, я найду себе работу и повидаюсь с вами обоими в Сиэтле.

 

– Никто из нас не будет в Сиэтле.

 

Он смотрит на меня с загадочным видом....

 

– Конечно, – повторяет он с моей же интонацией минутной давности.

 

Наш неприятный разговор прерывается стуком в дверь; Ричард идет открывать, я тоже встаю, на случай если потребуется небольшой дополнительный пинок.

 

– Спасибо, что подвезешь меня, чувак, – говорит отец Тессы своему другу, который остается за порогом, но всовывает голову в квартиру. Высокий, с длинными черными волосами, зачесанными в отвратительно сальный хвост. Щеки ввалились, под ногтями – черные ободки, руки грязные и костлявые.

 

Что за хрень?

 

Скрипучим голосом, вполне соответствующим внешнему виду, человек с некоторым интересом спрашивает:

 

– Это дом твоей дочери? – Он не пьяный.

 

– Да. Клево, а? Я ею горжусь.

 

Ричард улыбается, и парень поощрительно хлопает его по плечу.

 

– А это кто? – спрашивает он.

 

Оба смотрят на меня. Ричард по-прежнему улыбается.

 

– Это? Это Хардин, парень Тессы.

 

– Здорово, я Чад, – произносит мужик так, словно он местная знаменитость и я не мог про него не слышать.

 

Не пьян. Это гораздо хуже.

 

– Замечательно, – отзываюсь я.

 

Чад обшаривает глазами нашу гостиную. Хорошо, что Тесса в душе и не вынуждена с ним знакомиться.

 

Тут я слышу, как открывается дверь в ванную, и мысленно матерюсь. Надо побыстрей заканчивать эту болтовню. Чад задирает рукав толстовки и чешет руку. Чует мое сердце, к моменту, как Теса выйдет, я обязан выпроводить их на хрен.

 

– Хардин? – раздается голос в коридоре.

 

– Вам пора, – сообщаю я этой стремной парочке насколько это возможно грозно.

 

– Я хотел бы увидеть ее, – говорит Чад со странным огоньком в глазах.

 

Еле удерживаю себя от того, чтобы вышвырнуть обоих кренделей в окно.

 

– Нет. Ты ее не увидишь, – отвечаю я.

 

Ричард смотрит на меня.

 

– Ладно… ладно… пойдем, – бормочет он, выпроваживая приятеля. – Пока, Хардин. Еще раз спасибо. Не попади в тюрьму, – брякает он на прощание и с ухмылкой выходит.

 

– Хардин? – снова зовет она и заходит в гостиную.

 

– Они только что ушли.

 

– Что случилось? – спрашивает она.

 

– Что случилось? Хм… разберемся. Зед приходил к тебе в офис, твой папаша-алкоголик привел совершенно стремного дружка в нашу квартиру. – После короткой паузы добавляю: – Ты уверена, что твой папа только пьет?...

 

– Что? – Рукав ее – то есть моей – футболки сползает, оголяя плечо. Она отступает назад и садится на диван. – Что значит «только пьет»?

 

Не хочу сеять в ней подозрение, что ее отец не только бездомный пьяница, но и наркоман. Он не так плохо выглядит, как заходивший к нам придурок, но у меня все равно остается от всего этого странное чувство. Тем не менее я говорю:

 

– Не знаю. Я ничего не имел в виду, просто думал вслух.

 

– Хорошо… – спокойно отвечает она.

 

Уверен, – я достаточно хорошо ее знаю, – что вопрос, сидит ли отец на наркоте, ей в голову не приходил; она никогда не поймет, что я имел в виду.

 

– Ты на меня злишься? – робко спрашивает она.

 

Я знаю, она ждет, что я внезапно взорвусь. Но я нарочно избегаю разговора.

 

– Нет.

 

– Точно?

 

Она смотрит на меня своими большими красивыми глазами, словно просит, чтобы я что-то рассказал. Взгляд достигает цели.

 

– Нет, не точно. Не знаю. Я действительно сержусь, но не хочу с тобой ругаться. Я пытаюсь меняться, ты же знаешь. Держать свое дерьмо при себе и не срываться из-за каждого пустяка. – Я вздыхаю и потираю затылок. – Даже если это не пустяки. Я говорил тебе, и не раз, чтобы ты не встречалась с Зедом, но ты не послушалась. – Я холодно смотрю на нее – не потому что зол, а чтобы увидеть ее реакцию, и добавляю: – Как бы ты себя вела, если бы я так поступил?

 

Она на глазах бледнеет.

 

– Я чувствовала бы себя ужасно. Я знаю, что была не права, встретившись с ним, – покорно признает она.

 

Этого я не ожидал. Я ждал, что она, как всегда, разорется и станет заступаться за этого говнюка Зеда.

 

– Да, но это, должно быть, так. Я сделал все, что мог, чтобы держать его подальше от тебя, но он не останавливается. Значит, ты сама должна держать его подальше.

 

– Так и будет, клянусь. Я больше не буду с ним видеться.

 

Она смотрит на меня, и я вздрагиваю при мысли, что, когда я ей звонил, она плакала из-за этой встречи.

 

– Мы не поедем в субботу на вечеринку, – заявляю я, и ее лицо выражает изумление.

 

– Почему?

 

– Потому что я не думаю, что это хорошая идея. – На самом деле я так не считаю.

 

– Я хочу пойти. – Ее полные губы сжимаются в ниточку.

 

– Мы не пойдем, – повторяю я.

 

Она выпрямляется и откидывается назад.

 

– Если я хочу пойти, я пойду.

 

Вот упрямая коза!...

 

– Может, обсудим это потом? У нас еще туева хуча дел, если ты хочешь, чтобы я поехал на этот идиотский катер.

 

Она игриво улыбается:

 

– А еще больше ругательств ты в это предложение вставить не смог?

 

Я улыбаюсь, и она очень нежно ложится мне на колени. Это так приятно: кладу руку поперек, потирая пальцами ее кожу, не очень жестко, ровно столько, чтобы заставить ее порозоветь…

 

– Хардин?

 

Всплывают все мои потаенные извращенные мысли, которые я отталкивал от себя… до этого момента. Расскажи я, о чем мечтаю, она бы загородилась от меня руками.