Robert Louis Stevenson 5 страница
|
BOOK II — THE MOAT HOUSE
CHAPTER I — DICK ASKS QUESTIONS
The Moat House stood not far from the rough forest road. Externally, it was a compact rectangle of red stone, flanked at each corner by a round tower, pierced for archery and battlemented at the top. Within, it enclosed a narrow court. The moat was perhaps twelve feet wide, crossed by a single drawbridge. It was supplied with water by a trench, leading to a forest pool and commanded, through its whole length, from the battlements of the two southern towers. Except that one or two tall and thick trees had been suffered to remain within half a bowshot of the walls, the house was in a good posture for defence.
In the court, Dick found a part of the garrison, busy with preparations for defence, and gloomily discussing the chances of a siege. Some were making arrows, some sharpening swords that had long been disused; but even as they worked, they shook their heads.
Twelve of Sir Daniel’s party had escaped the battle, run the gauntlet through the wood, and come alive to the Moat House. But out of this dozen, three had been gravely wounded: two at Risingham in the disorder of the rout, one by John Amend-All’s marksmen as he crossed the forest. This raised the force of the garrison, counting Hatch, Sir Daniel, and young Shelton, to twenty-two effective men. And more might be continually expected to arrive. The danger lay not therefore in the lack of men.
It was the terror of the Black Arrow that oppressed the spirits of the garrison. For their open foes of the party of York, in these most changing times, they felt but a far-away concern. “The world,” as people said in those days, “might change again” before harm came. But for their neighbours in the wood, they trembled. It was not Sir Daniel alone who was a mark for hatred. His men, conscious of impunity, had carried themselves cruelly through all the country. Harsh commands had been harshly executed; and of the little band that now sat talking in the court, there was not one but had been guilty of some act of oppression or barbarity. And now, by the fortune of war, Sir Daniel had become powerless to protect his instruments; now, by the issue of some hours of battle, at which many of them had not been present, they had all become punishable traitors to the State, outside the buckler of the law, a shrunken company in a poor fortress that was hardly tenable, and exposed upon all sides to the just resentment of their victims. Nor had there been lacking grisly advertisements of what they might expect.
At different periods of the evening and the night, no fewer than seven riderless horses had come neighing in terror to the gate. Two were from Selden’s troop; five belonged to men who had ridden with Sir Daniel to the field. Lastly, a little before dawn, a spearman had come staggering to the moat side, pierced by three arrows; even as they carried him in, his spirit had departed; but by the words that he uttered in his agony, he must have been the last survivor of a considerable company of men.
Hatch himself showed, under his sun-brown, the pallour of anxiety; and when he had taken Dick aside and learned the fate of Selden, he fell on a stone bench and fairly wept. The others, from where they sat on stools or doorsteps in the sunny angle of the court, looked at him with wonder and alarm, but none ventured to inquire the cause of his emotion.
“Nay, Master Shelton,” said Hatch, at last — “nay, but what said I? We shall all go. Selden was a man of his hands; he was like a brother to me. Well, he has gone second; well, we shall all follow! For what said their knave rhyme? — ‘A black arrow in each black heart.’ Was it not so it went? Appleyard, Selden, Smith, old Humphrey gone; and there lieth poor John Carter, crying, poor sinner, for the priest.”
Dick gave ear. Out of a low window, hard by where they were talking, groans and murmurs came to his ear.
“Lieth he there?” he asked.
“Ay, in the second porter’s chamber,” answered Hatch. “We could not bear him further, soul and body were so bitterly at odds. At every step we lifted him, he thought to wend. But now, methinks, it is the soul that suffereth. Ever for the priest he crieth, and Sir Oliver, I wot not why, still cometh not. ’Twill be a long shrift; but poor Appleyard and poor Selden, they had none.”
Dick stooped to the window and looked in. The little cell was low and dark, but he could make out the wounded soldier lying moaning on his pallet.
“Carter, poor friend, how goeth it?” he asked.
“Master Shelton,” returned the man, in an excited whisper, “for the dear light of heaven, bring the priest. Alack, I am sped; I am brought very low down; my hurt is to the death. Ye may do me no more service; this shall be the last. Now, for my poor soul’s interest, and as a loyal gentleman, bestir you; for I have that matter on my conscience that shall drag me deep.”
He groaned, and Dick heard the grating of his teeth, whether in pain or terror.
Just then Sir Daniel appeared upon the threshold of the hall. He had a letter in one hand.
“Lads,” he said, “we have had a shog, we have had a tumble; wherefore, then, deny it? Rather it imputeth to get speedily again to saddle. This old Harry the Sixt has had the undermost. Wash we, then, our hands of him. I have a good friend that rideth next the duke, the Lord of Wensleydale. Well, I have writ a letter to my friend, praying his good lordship, and offering large satisfaction for the past and reasonable surety for the future. Doubt not but he will lend a favourable ear. A prayer without gifts is like a song without music: I surfeit him with promises, boys — I spare not to promise. What, then, is lacking? Nay, a great thing — wherefore should I deceive you? — a great thing and a difficult: a messenger to bear it. The woods — y’ are not ignorant of that — lie thick with our ill-willers. Haste is most needful; but without sleight and caution all is naught. Which, then, of this company will take me this letter, bear me it to my Lord of Wensleydale, and bring me the answer back?”
One man instantly arose.
“I will, an’t like you,” said he. “I will even risk my carcase.”
“Nay, Dicky Bowyer, not so,” returned the knight. “It likes me not. Y’ are sly indeed, but not speedy. Ye were a laggard ever.”
“An’t be so, Sir Daniel, here am I,” cried another.
“The saints forfend!” said the knight. “Y’ are speedy, but not sly. Ye would blunder me headforemost into John Amend-All’s camp. I thank you both for your good courage; but, in sooth, it may not be.”
Then Hatch offered himself, and he also was refused.
“I want you here, good Bennet; y’ are my right hand, indeed,” returned the knight; and then several coming forward in a group, Sir Daniel at length selected one and gave him the letter.
“Now,” he said, “upon your good speed and better discretion we do all depend. Bring me a good answer back, and before three weeks, I will have purged my forest of these vagabonds that brave us to our faces. But mark it well, Throgmorton: the matter is not easy. Ye must steal forth under night, and go like a fox; and how ye are to cross Till I know not, neither by the bridge nor ferry.”
“I can swim,” returned Throgmorton. “I will come soundly, fear not.”
“Well, friend, get ye to the buttery,” replied Sir Daniel. “Ye shall swim first of all in nut-brown ale.” And with that he turned back into the hall.
“Sir Daniel hath a wise tongue,” said Hatch, aside, to Dick. “See, now, where many a lesser man had glossed the matter over, he speaketh it out plainly to his company. Here is a danger, ‘a saith, and here difficulty; and jesteth in the very saying. Nay, by Saint Barbary, he is a born captain! Not a man but he is some deal heartened up! See how they fall again to work.”
|
| Это восхваление сэра Дэниэла положить мысли в голове отрока, умрет.
"Беннет," сказал он, "как пришел мой отец его конце?"
"Не спрашивайте меня, что," ответил Хэтч. "У меня не было руку, ни знаний в нем, кроме того, я даже молчать, Мастер Дик. Для смотреть тебе в собственном бизнесе человека там он может говорить, но из слухах вопросам и общей беседы, не так. Спросите меня сэр Оливер - ай, или Картер, если вы будете; не я ".
И Люк отправился обходить, оставив Дика в музы.
"Посему бы он мне не сказал?" Подумал парень. "И потому назвали он Картер? Картер - нет, то Картер приложил руку к ней, быть может ".
Он вошел в дом и, пройдя какой-нибудь путь вдоль флагом и сводчатым прохода, подошел к двери клетки, где больно человек лежал стонет. По его входа Картер начал с нетерпением.
"Вы привели священника?" Воскликнул он.
"Пока не некоторое время," Дик. "Y", "пр. слово, чтобы сказать мне в первую очередь. Как пришел мой отец, Гарри Шелтон, своей смертью? "
Лицо человека изменяется мгновенно.
"Я не знаю", ответил он, упрямо.
"Нет, вы хорошо знаете," Дик. "Ищите не ставить меня."
"Говорю вам, я не знаю", повторное Картер.
"Тогда", сказал Дик, "вы умрете unshriven. Вот я, а вот останусь. Там должно ни один священник приближаться к вам, будьте уверены. Для того, что воспользоваться не покаяние, вы имеете никакого ума, чтобы исправить те обиды вы имели руку в? и без покаяния, исповедь, но издевательство ".
"Вы говорите, что вам значит нет, Мастер Дик," сказал Картер, спокойно. "Он болен угрожая умирающих, и становится тобой (говорить правду) немного. И всего за это оценивает вас, он должен служить вам меньше. Оставайтесь, вы пожалуйста. Е. осудят мою душу - вы не узнаем ничего! Существует мое последнее слово к вам. "И раненый повернулся к другой стороне.
Теперь, Дик, сказать правду, говорил торопливо, и стыдился своей угрозы. Но он сделал еще одно усилие.
"Картер", сказал он, "поймите меня нет. Я знаю, вы были лишь орудием в руках других, грубиян должны подчиняться господину своему, я не будут нести тяжело на такого человека. Но я начинаю учиться от многих сторон, что это великий долг лежит на моей юности и неведения, отомстить за отца. Прошу тебя, то, хорошо Картер, выделить память моих угрозами, и в чистом доброй воли и честного покаяния дать мне слово помощью. "
Раненый лежал молча, ни, скажем, что угодно Дик, он мог извлечь ни слова от него.
"Хорошо", сказал Дик, "Я пойду вызвать священника к вам, как вы желанию; для понесены вы о чем в вине мне или моей, я не был бы охотно в вине любому, меньше всего одного на последнего изменения ".
Опять старый солдат услышал его без речи или движения, и даже его стоны он подавлен, и, как Дик повернулся и вышел из комнаты, он был наполнен восхищением для этого прочный духа.
"И все же," подумал он, "какая польза мужество без остроумия? Если бы его руки были чистыми, он бы говорил, его молчание сделал признаться секрет громче, чем слова. Нет, со всех сторон, доказательство течет на меня. Сэр Дэниэл, он или его люди, это сделал ".
Дик остановился в каменном проходе с тяжелым сердцем. В этот час, в отлив удачи сэра Дэниэла, когда он был осажден лучниками Черного Стрелка и запрещены победившими йоркистов, Дик, также, чтобы включить на человека, который кормил и научил его, который имел строго наказаны, конечно, но все же unwearyingly защищены свою молодость? Необходимость, если он должен оказаться одним, был жесток.
"Молитесь Небеса он невиновен!", Сказал он.
А потом шаги звучали на обозначению, и сэр Оливер пришел серьезно к парню.
"Один ищет вас искренне," сказал Дик.
"Я на пути, хорошей Ричарда", сказал священник. "Именно эта бедная Картер. Увы, он крайне испорчено ".
"И все же душа его хуже, чем его тело," ответил Дик.
"Разве вы его не видели?" Спросил сэр Оливер, с явным начала.
"Я делаю, но пришел от него", ответил Дик.
"То, что сказал он? что сказал он? "отрезал священнику, с необычайной жадностью.
"Он, но плакала для вас более жалобно, сэр Оливер. Это были хорошо сделаны, чтобы пойти быстрее, за его обиды мучительна, "вернулся парень.
"Я прямо на него," был ответ. "Ну, у нас есть все наши грехи. Мы все должны прийти к нам последний день, хорошее Ричарда ".
"Да, сэр, и это были хорошо, если бы мы все пришли довольно," ответил Дик.
Священник опустил глаза, и с неслышным благословения поспешил дальше.
"! Он тоже" думал Дик - "он, что научил меня в благочестии! Нет, то, что мир этот, если все, что заботиться о мне быть в крови виновным в смерти моего отца? Месть! Увы! что болит судьба моя, если я должен отомстить на моих друзей! "
Мысль поставить Мэтчем в его голове. Он улыбнулся воспоминанию о своей странной спутницы, а затем спрашивает, где он был. С тех пор как они пришли вместе, чтобы дверях Moat House младший парень исчезли, и Дик начал докучать слово с ним.
Примерно через час после этого, масса, хотя и несколько поспешно бежать через сэром Оливером, компания собрала в зале на ужин. Это был долгий, низкий квартира, усыпан зеленого тростника, и стены увешаны ковром в конструкции диких мужчин и квесты ищеек; тут и там висели копья и луки и латы; пожар вспыхнул в большой трубой; было гобелен покрытых скамейки круглые стены, и в самый разгар таблица, справедливо распространяется, ожидали прибытия закусочных. Ни сэр Дэниэл, ни его леди появились. Сам сэр Оливер отсутствовал, а вот снова не было ни слова о Мэтчем. Дик начал расти встревожен, вспомнить печальные предчувствия своего товарища, и задаться вопросом, к самому себе, если любой нечестной игре случилось с ним в этом доме.
После обеда он нашел Гуди Хэтч, который спешил к моему леди Брэкли.
"Гуди", сказал он, "где Мастер Мэтчем, я прошу? Я видел вы идете с ним, когда мы прибыли ".
Старуха громко рассмеялся.
"Ах, мастер Дик", сказала она, "у 'есть известный яркий глаз в голове, чтобы быть уверенным!" И снова засмеялся.
"Нет, но где же он, в самом деле?" Сохранялась Дик.
"Вы никогда не будете видеть его больше", не вернулась, она - "никогда. Это точно ".
"Я не" вернулся парень, "я буду знать, почему. Он пришел не сюда его полной свободы воли; такими, как я, я его лучший защитник, и я буду видеть, что он по праву используется. Там слишком много тайн; я начинаю утомлять игры "!
Но, как говорил Дик, тяжелая рука упала ему на плечо. Это было Беннет Хэтч, что пришел незаметно за ним. С кивком пальца, держатель отклонил его жену.
"Друг Дик," сказал он, как только они остались одни, "держитесь луна-ударил естественно? Вы оставить не определенные вещи в мире, вы были лучше в моря Соленого, чем здесь, в Tunstall Moat House. Y 'ставят под сомнение меня; у' уже наживкой Картер; Y 'уже испугался Джека-священника с намеками. Имейте Е. более разумно, дурак, и даже сейчас, когда сэр Дэниэл зовет вас, покажите мне гладкое лицо для любовь к мудрости. Y 'должны быть резко сомнение. Посмотрите на ваши ответы ".
"Люк," Дик ", во всем этом я чувствую запах совесть."
"Вы переходите не мудрее, вы скоро запах крови," ответил Беннет. "Я делаю, но предупредить вас. И вот приходит один позвонить вам ".
И действительно, в тот самый момент, посланник наткнулся на суд, чтобы призвать Дик в присутствии сэра Дэниэла.
|
|
CHAPTER II — THE TWO OATHS
Sir Daniel was in the hall; there he paced angrily before the fire, awaiting Dick’s arrival. None was by except Sir Oliver, and he sat discreetly backward, thumbing and muttering over his breviary.
“Y’ have sent for me, Sir Daniel?” said young Shelton.
“I have sent for you, indeed,” replied the knight. “For what cometh to mine ears? Have I been to you so heavy a guardian that ye make haste to credit ill of me? Or sith that ye see me, for the nonce, some worsted, do ye think to quit my party? By the mass, your father was not so! Those he was near, those he stood by, come wind or weather. But you, Dick, y’ are a fair-day friend, it seemeth, and now seek to clear yourself of your allegiance.”
“An’t please you, Sir Daniel, not so,” returned Dick, firmly. “I am grateful and faithful, where gratitude and faith are due. And before more is said, I thank you, and I thank Sir Oliver; y’ have great claims upon me both — none can have more; I were a hound if I forgot them.”
“It is well,” said Sir Daniel; and then, rising into anger: “Gratitude and faith are words, Dick Shelton,” he continued; “but I look to deeds. In this hour of my peril, when my name is attainted, when my lands are forfeit, when this wood is full of men that hunger and thirst for my destruction, what doth gratitude? what doth faith? I have but a little company remaining; is it grateful or faithful to poison me their hearts with your insidious whisperings? Save me from such gratitude! But, come, now, what is it ye wish? Speak; we are here to answer. If ye have aught against me, stand forth and say it.”
“Sir,” replied Dick, “my father fell when I was yet a child. It hath come to mine ears that he was foully done by. It hath come to mine ears — for I will not dissemble — that ye had a hand in his undoing. And in all verity, I shall not be at peace in mine own mind, nor very clear to help you, till I have certain resolution of these doubts.”
Sir Daniel sat down in a deep settle. He took his chin in his hand and looked at Dick fixedly.
“And ye think I would be guardian to the man’s son that I had murdered?” he asked.
“Nay,” said Dick, “pardon me if I answer churlishly; but indeed ye know right well a wardship is most profitable. All these years have ye not enjoyed my revenues, and led my men? Have ye not still my marriage? I wot not what it may be worth — it is worth something. Pardon me again; but if ye were base enough to slay a man under trust, here were, perhaps, reasons enough to move you to the lesser baseness.”
“When I was lad of your years,” returned Sir Daniel, sternly, “my mind had not so turned upon suspicions. And Sir Oliver here,” he added, “why should he, a priest, be guilty of this act?”
“Nay, Sir Daniel,” said Dick, “but where the master biddeth there will the dog go. It is well known this priest is but your instrument. I speak very freely; the time is not for courtesies. Even as I speak, so would I be answered. And answer get I none! Ye but put more questions. I rede ye be ware, Sir Daniel; for in this way ye will but nourish and not satisfy my doubts.”
“I will answer you fairly, Master Richard,” said the knight. “Were I to pretend ye have not stirred my wrath, I were no honest man. But I will be just even in anger. Come to me with these words when y’ are grown and come to man’s estate, and I am no longer your guardian, and so helpless to resent them. Come to me then, and I will answer you as ye merit, with a buffet in the mouth. Till then ye have two courses: either swallow me down these insults, keep a silent tongue, and fight in the meanwhile for the man that fed and fought for your infancy; or else — the door standeth open, the woods are full of mine enemies — go.”
The spirit with which these words were uttered, the looks with which they were accompanied, staggered Dick; and yet he could not but observe that he had got no answer.
“I desire nothing more earnestly, Sir Daniel, than to believe you,” he replied. “Assure me ye are free from this.”
“Will ye take my word of honour, Dick?” inquired the knight.
“That would I,” answered the lad.
“I give it you,” returned Sir Daniel. “Upon my word of honour, upon the eternal welfare of my spirit, and as I shall answer for my deeds hereafter, I had no hand nor portion in your father’s death.”
He extended his hand, and Dick took it eagerly. Neither of them observed the priest, who, at the pronunciation of that solemn and false oath, had half arisen from his seat in an agony of horror and remorse.
“Ah,” cried Dick, “ye must find it in your great-heartedness to pardon me! I was a churl, indeed, to doubt of you. But ye have my hand upon it; I will doubt no more.”
“Nay, Dick,” replied Sir Daniel, “y’ are forgiven. Ye know not the world and its calumnious nature.”
“I was the more to blame,” added Dick, “in that the rogues pointed, not directly at yourself, but at Sir Oliver.”
As he spoke, he turned towards the priest, and paused in the middle of the last word. This tall, ruddy, corpulent, high-stepping man had fallen, you might say, to pieces; his colour was gone, his limbs were relaxed, his lips stammered prayers; and now, when Dick’s eyes were fixed upon him suddenly, he cried out aloud, like some wild animal, and buried his face in his hands.
Sir Daniel was by him in two strides, and shook him fiercely by the shoulder. At the same moment Dick’s suspicions reawakened.
“Nay,” he said, “Sir Oliver may swear also. ’Twas him they accused.”
“He shall swear,” said the knight.
Sir Oliver speechlessly waved his arms.
“Ay, by the mass! but ye shall swear,” cried Sir Daniel, beside himself with fury. “Here, upon this book, ye shall swear,” he continued, picking up the breviary, which had fallen to the ground. “What! Ye make me doubt you! Swear, I say; swear!”
But the priest was still incapable of speech. His terror of Sir Daniel, his terror of perjury, risen to about an equal height, strangled him.
And just then, through the high, stained-glass window of the hall, a black arrow crashed, and struck, and stuck quivering, in the midst of the long table.
Sir Oliver, with a loud scream, fell fainting on the rushes; while the knight, followed by Dick, dashed into the court and up the nearest corkscrew stair to the battlements. The sentries were all on the alert. The sun shone quietly on green lawns dotted with trees, and on the wooded hills of the forest which enclosed the view. There was no sign of a besieger.
“Whence came that shot?” asked the knight.
“From yonder clump, Sir Daniel,” returned a sentinel.
The knight stood a little, musing. Then he turned to Dick. “Dick,” he said, “keep me an eye upon these men; I leave you in charge here. As for the priest, he shall clear himself, or I will know the reason why. I do almost begin to share in your suspicions. He shall swear, trust me, or we shall prove him guilty.”
Dick answered somewhat coldly, and the knight, giving him a piercing glance, hurriedly returned to the hall. His first glance was for the arrow. It was the first of these missiles he had seen, and as he turned it to and fro, the dark hue of it touched him with some fear. Again there was some writing: one word — “Earthed.”
“Ay,” he broke out, “they know I am home, then. Earthed! Ay, but there is not a dog among them fit to dig me out.”
Sir Oliver had come to himself, and now scrambled to his feet.
“Alack, Sir Daniel!” he moaned, “y’ ’ave sworn a dread oath; y’ are doomed to the end of time.”
“Ay,” returned the knight, “I have sworn an oath, indeed, thou chucklehead; but thyself shalt swear a greater. It shall be on the blessed cross of Holywood. Look to it; get the words ready. It shall be sworn to-night.”
“Now, may Heaven lighten you!” replied the priest; “may Heaven incline your heart from this iniquity!”
|
| "Посмотрите, мой хороший отец," не сказал сэр Дэниэл, "если у 'для благочестия, я больше не говорю: вы начнется в конце, вот и все. Но если у 'в любом смысле вознамерились мудрости, услышь меня. Это парень beginneth раздражать меня, как оса. У меня есть необходимость для него, потому что я бы продать свой брак. Но я говорю вам, по всей ясностью, если что он по-прежнему больше докучать мне, он войдет присоединиться к его отцу. Я даю заказы сейчас, чтобы изменить его к выше часовни камеры. Если что вы можете поклясться свой невинности с хорошей, твердой присяги и гарантированной лице, это хорошо; парень будет в мире мало, и буду миловать его. Если что вы заикание или белить или в любом случае поражают в ругани, он не поверит вам, и на массу, то он умрет. Существует для вашего мышления на ".
"Камера над часовней!" Ахнул священника.
"В том же", ответил рыцарь. "Так что, если вы хотите, чтобы спасти его, спасти его, и если вы хотите нет, прошу, идти, и позвольте мне быть в мире! Для меня было поспешное мужчина, я бы уже ему меч Мой в вас, для вашего невыносимой трусости и глупости. Выбрали вы? Скажи! "
"Я выбрал", сказал священник. "Небеса простите меня, я сделаю злом за добро. Я клянусь ради отрока, умрет ".
"Так это лучшее!" Сказал сэр Дэниэл. "Отправить для него, то, быстро. Е. увидим его в покое. Тем не менее, я буду иметь глаза на вас. Я буду здесь в панельном комнате ".
Рыцарь поднял гобелен и она упала снова за ним. Был звук открываемой весенней; затем следуют скрип наступил лестнице.
Сэр Оливер, оставшись один, бросил боязливый взгляд вверх на Аррас покрытые стены, и перекрестился с каждым появлением террора и раскаяния.
"Нет, если он находится в часовне комнате," священник пробормотал, "если бы по стоимости моей души, я должен спасти его."
Через три минуты, Дик, который был вызван другим посланника, нашел сэр Оливер стоял на столе в холле, решительный и бледный.
"Ричард Шелтон," сказал он, "вы потребовали клятву от меня. Я мог бы жаловаться, я мог бы отказать вам, но мое сердце перемещается по направлению к себе за прошлое, и я даже удовлетворять вас, как вы выберите. По истинного креста Голивуд, я не убил твоего отца ".
"Сэр Оливер," ответил Дик ", когда сначала мы читаем газету Джона поправка всех, я был убежден так много. Но позволь мне поставить два вопроса. Е. не убить его; само собой разумеющееся. Но не было вы не руку в нем? "
"Нет," сказал сэр Оливер. И в то же время он начал искажать его лицо, и сигнал с набитым ртом и бровями, как тот, кто желаемого передать предупреждение, но не смел произнести ни звука.
Дик посмотрел на него с удивлением, а потом повернулся и посмотрел все о нем в пустом зале.
"Какой марки вы?" Спросил он.
"Почему, ничто," вернулся к священнику, поспешно сглаживания Свое. "Я делаю ничего, Я сделаю, но страдают; я болен. Я - я - прошу, Дик, я должен прочь. На истинного креста Голивуд, я чист невиновных насилия или предательства. Содержимое вы, хороший парень. Прощай! "
И он сделал свой побег из квартиры с необычным рвением.
Дик остался как вкопанный, глаза, блуждая по комнате, его лицо меняется картина различных эмоций, удивления, сомнения, подозрения, и развлечения. Постепенно, по мере его ум вырос яснее, подозрение взял верх, и ему наследовал уверенности в худшее. Он поднял голову, и, как он это сделал, яростно начал. Высокая на стене была фигура дикого охотника, сотканной в гобелене. С одной руке он держал рог ко рту, а в другой он размахивал толстый копье. Его лицо было темно, потому что он должен был представлять собой Африки.
Теперь, вот было то, что поразило Ричард Шелтон. Солнце уже отошли от зала окон, и в то же время огонь был вспыхнул высоко на широком очага, и пролить изменчива свечение на крышу и драпировки. В этом свете фигура черного охотника подмигнул ему с белым веко.
Он продолжал смотреть на глаз. Свет сиял на него, как драгоценный камень, она была жидкой, она была жива. Снова белый веко закрыто на него в течение доли секунды, а в следующий момент он исчез.
Там не может быть ошибкой. Живая глаз, которые наблюдали за ним через отверстие в гобелене исчез. не костра больше не светило на отражающей поверхности.
И мгновенно Дик проснулся ужасов своей позиции. Предупреждение Хэтча, безмолвные сигналы священника, этот глаз, которые наблюдается его от стены, сбежался в его уме. Он увидел, что он был поставлен на суде, что он еще раз предал его подозрения, и что, если не считать чудом, он погиб.
"Если я не могу получить меня обратно из этого дома", он подумал: "Я умираю! И этот бедный Мэтчем тоже - к тому, что гнездо аспид вас я не привело его "!
Он все еще так думаете, когда пришел один в спешке, принять участие в торгах ему помощь в изменении руки, его одежду, и два или три его книги, на новый камере.
"Новый камера?" Он повторил. "Посему так? Какая камера? "
"'Это один над часовней," ответил гонец.
"Дошло долго стоял пустым," сказал Дик, размышляя. "То, что манера комнате это такое?"
"Нет, храбрый комната," вернулся мужчина. "Но пока" - понизив голос - "они называют это привидениями".
"Привидениями?" Повторил Дик, с холодком. "Я не слышал об этом. Нет, то, и кем? "
Посланник огляделся, а затем, тихим шепотом, "К Sacrist из Сент-Джонс," сказал он. "Они должны были его там, чтобы спать однажды ночью, а утром - вот так! - Он исчез. Дьявол взял его, они сказали, тем более предвещают, он выпил поздно в ночь перед ".
Дик следовал человек с черными предчувствиями.
ГЛАВА III - номер по часовне
Из ничего зубцами далее наблюдалось. Солнце отправился на запад, и, наконец, спустился, но, чтобы глазах всех этих жаждущих часовых, ни одно живое существо не появился в окрестности Tunstall House.
Когда ночь была на расстоянии вытянутой довольно приходят, Трогмортон возглавлял в номер с видом угол рва. Отсюда он был снижен с каждым предосторожности; пульсации его плавания был слышен в течение короткого периода, а затем черная фигура наблюдалось на землю ветвями ивы и отползти среди травы. По некоторым полчаса сэр Дэниэл и Хэтч стоял нетерпением слушающего, но все оставалось спокойным. Посланник получил прочь в безопасное место.
Лоб сэр Дэниэл вырос яснее. Он повернулся к Hatch.
"Беннет," сказал он, "это Джон Изменить-Все это не более, чем человек, вы видите. Он спит. Мы сделаем хороший конец его словам, пойти в! "
Все днем и вечером, Дик было приказано туда-сюда, одну команду следует за другой, пока он был изумлен с номером и спешке комиссий. Все это время он не видел не больше сэра Оливера, и ничего из Мэтчем, и все же как священник и молодой парень побежал постоянно в его уме. Это было теперь его главная цель уйти от Tunstall Moat House в кратчайшие может быть, и все же, прежде чем он пошел, он желал поговорить с обоих из них.
Наконец, с лампой в одной руке, он сел в свою новую квартиру. Это было большим, низкий, и несколько темным. Окно смотрело на рву, и хотя это было так высоко, он был сильно запрещено. Кровать была роскошной, с одной подушкой пуха и один из лаванды, и красный покрывалом работал в структуре роз. О стенах были шкафы, заблокирован и заперта на висячий замок, и скрытые от глаз завесы из темных цвета ковром. Дик обошел, поднимая гобелен, звучащие панели, ищет тщетно открыть шкафы. Он убедился, что дверь была сильная и болт твердого вещества; тогда он поставил свой светильник на кронштейне, и еще раз посмотрела вокруг.
По какой причине, если бы он был дан эту камеру? Это было больше, и тоньше, чем его собственная. Может скрыть ловушку? А был ли секретный вход? Было ли это, действительно, преследовали? Его кровь текла немного холодно в жилах.
Сразу над ним тяжелых ног из часового наступил провода. Под ним, он знал, был арочные крыши часовни, а рядом с часовней был зал. Конечно, было секретный проход в зале; глаз, которые смотрели на него с ковром дал ему доказательство. Не было ли это более чем вероятно, что проход продлен до часовни, и, если да, то что это было открытие в своей комнате?
|
Практические расчеты на срез и смятие При изучении темы обратите внимание на основные расчетные предпосылки и условности расчета...
|
Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...
|
Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...
|
Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...
|
|
ПРОФЕССИОНАЛЬНОЕ САМОВОСПИТАНИЕ И САМООБРАЗОВАНИЕ ПЕДАГОГА Воспитывать сегодня подрастающее поколение на современном уровне требований общества нельзя без постоянного обновления и обогащения своего профессионального педагогического потенциала...
Эффективность управления. Общие понятия о сущности и критериях эффективности. Эффективность управления – это экономическая категория, отражающая вклад управленческой деятельности в конечный результат работы организации...
Мотивационная сфера личности, ее структура. Потребности и мотивы. Потребности и мотивы, их роль в организации деятельности...
|
|
В эволюции растений и животных. Цель: выявить ароморфозы и идиоадаптации у растений Цель: выявить ароморфозы и идиоадаптации у растений. Оборудование: гербарные растения, чучела хордовых (рыб, земноводных, птиц, пресмыкающихся, млекопитающих), коллекции насекомых, влажные препараты паразитических червей, мох, хвощ, папоротник...
Типовые примеры и методы их решения. Пример 2.5.1. На вклад начисляются сложные проценты: а) ежегодно; б) ежеквартально; в) ежемесячно Пример 2.5.1. На вклад начисляются сложные проценты: а) ежегодно; б) ежеквартально; в) ежемесячно. Какова должна быть годовая номинальная процентная ставка...
Выработка навыка зеркального письма (динамический стереотип) Цель работы: Проследить особенности образования любого навыка (динамического стереотипа) на примере выработки навыка зеркального письма...
|
|
