П Е Д А Г О Г И Ч Е С К А Я 11 страница

Из вышесказанного видно, что как неоазиатский способ производства, так и очень огосударствленный монополистический капитализм могут выполнять, в принципе, одну и ту же функцию - осуществлять индустриализацию в средне- и слаборазвитых странах, вытягивая их из той экстремальной ситуации, в которую их загоняет международное разделение труда в эпоху империализма. На этом, а также на ряде других примеров мы видим, что для каждой из двух основных ступеней развития производительных сил в классовом обществе - той, на которой доминирует сельское хозяйство, и той, на которой возникает промышленность, - существенно необходимым является лишь определенный круг способов производства и основанных на них общественно-экономических формаций; что же касается самих этих способов производства и соответствующих им формаций, принадлежащих к данному кругу, то они в большой (в разной, впрочем) степени взаимозаменяемы - и для общего хода истории не всегда существенно, какие именно из них будут иметься в наличии и выполнят свою прогрессивную роль. Так, если бы в начале 30-х гг. в СССР производительные силы были бы огосударствлены не до такой степени, чтобы можно было говорить о возникновении неоазиатского способа производства, то все равно общий ход истории Советского Союза и всего мира был бы примерно таким же, каким он и был, - индустриализация СССР была бы проведена при государственно-монополистическом капитализме.

Тут примерно такая же история, как с происхождением человека: для того, чтобы на Земле возник человек, необходимо было, чтобы миллион-другой лет назад, к моменту начала великого оледенения, на Земле были какие-нибудь приматы - а какие именно, было неважно: не один, так другой вид человекообразных обезьян обязательно доразвился бы до человека… Продолжая эту аналогию, мы можем проиллюстрировать и разные соотношения между способами производства, между общественно-экономическими формациями: те из них, которые относятся к одному кругу, отличаются друг от друга в той же степени, как, например, один вид приматов (или, самое большее, один вид млекопитающих) от другого, - а различие между способами производства или формациями из разных кругов не менее существенно, чем различие между млекопитающими и пресмыкающимися…

 

(49) И. Сталин. Марксизм и национальный вопрос. М., Госполитиздат, 1950. Стр.37.

Как убедительно доказал Троцкий, высоко оценивший эту работу, она была написана фактически под диктовку Ленина (см.: Троцкий Л. Сталин. Т. 1. - М.: " Терра-Теrrа" - Политиздат, 1990. - С. 215-221). Ее основные положения разделяют если не все, то почти все те марксисты, теоретическая родословная которых восходит к Ленину.

 

(50) Там же, с. 22.

 

(51) Там же, с. 23.

 

(52) Исаев М. И. О языках народов СССР. - М.: " Наука", 1978. - С. 204.

 

(53) Сталин, Марксизм и национальный вопрос, с. 17.

 

(54) " Нет сомнения, что на первых стадиях капитализма нации сплачиваются. Но несомненно и то, что на высших стадиях капитализма начинается процесс рассеивания наций…" (там же, с. 89).

 

(55) Истрин В. Ветка ивы. Рассказы о Китае. - М.: " Молодая гвардия", 1957. - С. 332-334. Коммунист-маоист Ли Ян-мин, так озабоченный тем, чтобы остаться китайцем, не понял, что сохранение наций обязательно означает сохранение тех классов, которые являются их консолидирующим ядром - и что в той мере, в какой нация является консолидированной общностью, она является эксплуататорской организацией и ничем иным быть не может.

Замечательным примером мимикрии неоазиатского национализма под революционность является книга Ф.Нестерова " Связь времен", переиздававшаяся не меньше двух раз (2-е изд.- М., " Молодая гвардия", 1984).

 

(56) См.: Семья у народов Америки. - М.: " Наука", 1991. - С. 5.

 

(57) См.: Медведева И., Шишова Т. Два этюда на педагогические темы. // Альтернативы. - 1997. - №4. - С.134-148.

 

(58) См. " Очерки бурсы" Помяловского.

 

(59) Да и в состоянии ли подавляющее большинство современных родителей полностью контролировать развитие ребенка?.. Слова Бебеля:

" … огромное большинство родителей в состоянии дать своим детям лишь крайне неудовлетворительное воспитание. Прежде всего у преобладающего большинства родителей нет для этого времени: отцы занимаются своими делами, матери - домашним хозяйством, если они сами не работают на производстве. Но если даже у них и есть свободное время для воспитания, то в бесчисленном количестве случаев они к этому не способны. В самом деле, много ли родителей, способных следить за ходом обучения своих детей в школе и помогать им? Очень немного… учебные методы и программы меняются так часто, что родители оказываются совершенно беспомощными" (" Женщина и социализм", с. 522), --сегодня еще актуальнее, чем в то время, когда они были написаны.

Кстати, о воспитании: стоит обратить внимание на то, как воспитывает свое потомство постсоветская буржуазия. Например, несколько лет назад в воскресной телепередаче " Пока все дома" однажды показали известного бизнесмена Климина в кругу семьи. Между прочим, Климин объяснил, как он воспитывает сына - сидевшего рядом тихонького, вышколенного мальчика: я, мол, внушаю ему, что когда он вырастет, то ему придется - хочет он того или не хочет - унаследовать мое дело, управлять им. Как свидетельствует опыт истории, такое воспитание в сочетании с высокой степенью обеспеченности ребенка материальными благами зачастую порождает у последнего… протест против существующего социального строя: в отличие от своих родителей или более дальних предков, потративших всю свою молодость на то, чтобы пробиться наверх, многие представители " золотой молодежи" не воспринимают обеспеченный им бытовой комфорт как высшую ценность, за которую надо драться любыми средствами до последней капли крови; что же касается власти над людьми - если молодому человеку навязывают роль властителя с детства, то такая роль может в некоторых случаях вызывать у него не чувство свободы и самоудовлетворения, а, напротив, чувство несвободы, связанности, преодоление которого может быть достигнуто через отказ от своего высокого положения и даже через борьбу с той социальной системой, которая обрекает данного молодого человека на господство. Вот так и получалось, что молодые английские аристократы - такие, как Филби, Берджесс, Маклин - вступали в компартию и впоследствии становились ценнейшими советскими разведчиками; вообще надо сказать, что в революционных организациях сплошь и рядом обнаруживаются выходцы из элиты эксплуататорского общества (и если они не дураки, то, став революционерами, не перестают быть эксплуататорами, но тратят свои эксплуататорские доходы на революционную работу - как, например, Фридрих Энгельс). Конечно, это не значит, что большинство или хотя бы большое меньшинство " золотой молодежи" - потенциальные революционеры; однако некоторые детки постсоветских буржуев, пожалуй, таковыми станут. Некоторые любопытные мысли, относящиеся к данному вопросу, высказал Борис Кагарлицкий в статье " Тупики и развилки" (" Свободная мысль", 1996, №1, с.13-14).

 

(60) Богатый фактический материал и ценнейшие теоретические обобщения на эту тему см. в книгах Альфреда Адлера, Вильгельма Райха, Карен Хорни, Эриха Фромма, Кристиане Бассиюни - к счастью, изданных в русском переводе в течение последних тринадцати лет:

Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. - СПб: Питер, 2003. - 256 с.; Райх В. Сексуальная революция. - СПб - М.: " Университетская книга", АСТ, 1997. - 352 с.; Хорни К. Невротическая личность нашего времени. - СПб: Питер, 2002. - 224 с.; Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности (разные издания); Бассиюни К. Воспитание народоубийц. (Власть или зрелость. О принуждении к послушанию и стремлении к автономии) - СПб: Академический проект, 1999. - 220 с.

 

(61) «Полис», №4, июль-август 1991, с. 95.

 

(62) Троцкий Л. Преданная революция. - М.: НИИ культуры, 1991. - С. 45.

 

(63) Там же, с. 200.

 

(64) О том, что в результате Октябрьской революции пролетарии бывшей Российской империи получили не только высокую степень контроля над госаппаратом в масштабах страны, но и очень высокую меру контроля над отдельными предприятиями - и как уже во время гражданской войны (а в течение 20-х гг. - ускорявшимися темпами) они утрачивали этот контроль; о том, как с превращением пролетариев в класс государственных рабочих в начале 30-х гг. рабочий контроль на предприятиях был окончательно уничтожен (наряду с политической демократией) неоазиатской бюрократией - см.: Клифф, Государственный капитализм в России, с. 15-18; Nove A. An Economic History of the USSR: 1917-1991. - London - New York: Penguin Books, 1992. - P. 45-47, 50-52, 64-69, 112-113; Hoover C. B. The economic life of Soviet Russia. - New York: The Macmillan Company, 1932. - P. 6-7.

 

(65) Троцкий Л. Д. В защиту марксизма. - Cambridge, MA: Iskra Research., 1994. - С. 33.

 

(66) Преданная революция, с. 206-207.

 

(67) Государственный капитализм в России, с. 149. У Клиффа есть еще одна большая теоретическая заслуга: споря с Троцким, он акцентирует внимание на том, важном для понимания неоазиатской формации, обстоятельстве, что «государственная бюрократия, как говорит Маркс в своей «Критике философии права Гегеля», владеет государством как своей частной собственностью. В государстве, являющемся распорядителем средств производства, государственная бюрократия—господствующий класс—располагает иными средствами передачи по наследству своих привилегий, чем те, которыми располагали феодальные сеньоры, буржуазия или лица свободных профессий. Если главным методом подбора директоров предприятий, руководителей учреждений и т. д. является кооптация, то каждый чиновник будет скорее стараться передать своему сыну свои «связи», чем, скажем, завещать ему миллион рублей (хотя и это важно)» (там же, с.145).

Здесь мы сделаем лишь две оговорки. Во-первых, собственность неоазиатской бюрократии на государство является частной по отношению, скажем, к зарубежным капиталистам или неоазиатским бюрократам, но по отношению к своим же государственным рабочим (которые, напомним, в отличие от составляющей госаппарат бюрократии принадлежат к государству лишь внешним образом—тем более внешним, чем больше примесь отношений индивидуального управления в системе отношений между ними и государством) она является и частной (в той мере, в какой государственные рабочие не входят в его состав), и авторитарной (в той мере, в какой государственные рабочие входят в его состав). Во-вторых, передача связей по наследству свойственна всем общественно-экономическим формациям, а внутри этих формаций—всем эксплуататорским классам, формой организации которых являются аппараты авторитарного управления. Таким образом, она свойственна (разумеется, наряду с другими видами передачи собственности по наследству) и буржуазии, причем играет тем бó льшую роль по сравнению с остальными видами передачи наследства, чем более монополистическим является капитализм.

 

(68) Из того факта, что государства типа СССР не были капиталистическими, следует, в частности, то, что по отношению к ним нельзя говорить о колониях и метрополиях. Правда, в отношениях между неоазиатскими и зависимыми от них капиталистическими государствами имеют место и отношения капиталистической эксплуатации (см., напр.: Клифф, Государственный капитализм в России, с. 197-200; Goldman M. I. The Soviet Economy: Myth and Reality. - Englewood Cliffs, N. J.: PRENTICE-HALL, INC., 1968. - P. 156-164); однако внутри неоазиатского общества отношения между господствующими и подчиненными нациями напоминают скорее аналогичные отношения при феодализме и азиатском способе производства. При таких отношениях, между прочим, сплошь и рядом случается, что эксплуатируемые классы господствующей нации столь же (а иногда и более) бедны и ущемлены в правах, как и эксплуатируемые классы подчиненной нации. Между тем при капитализме, как правило, лучше быть угнетенным в метрополии, чем угнетенным в колонии (в Российской империи XVIII века так еще не было, однако в XIX веке она и в этом отношении начала превращаться в стандартную капиталистическую страну).

 

(69) Восленский М. С. Номенклатура. - М.: «Советская Россия»—МП «Октябрь», 1991. - С. 606.

 

(70) Там же, с. 558-563, 605.

 

(71) Здесь с нами совершенно не согласится А. А. Здоров, который в уже цитированной нами книге " Государственный капитализм и модернизация Советского Союза" изо всех сил настаивает на том, что накануне 1917 г. Российская империя оставалась еще во многом феодальной, не совсем капиталистической страной (с. 25-34). Тем самым он сближается с Восленским - которого при этом резко и совершенно правильно критикует (с. 9) за отрицание прогрессивной роли Октябрьской революции и сложившихся в СССР производственных отношений (пока последние были молоды и находились в фазе подъема). Ошибка Здорова состоит в том, что он преувеличивает роль остатков, обломков, отдельных элементов - короче говоря, останков - феодализма в сельском хозяйстве, законодательстве и политической системе Российской империи начала XX в. Эти останки он принимает за свидетельство того, что феодализм был тогда еще жив и вовсю боролся с нарождающимся капитализмом.

На самом же деле капитализм утвердился в России еще в XVIII веке, когда крепостные крестьяне фактически стали рабами-пролетариями: их рабочая сила, став товаром, начала приносить помещикам (хозяйство которых, перестававшее быть натуральным еще в XVII веке, уже было ориентировано на рынок) прибавочную стоимость (так же, как рабочая сила чернокожих рабов - плантаторам в Северной, Центральной и Южной Америке), благодаря чему уже при Екатерине II российские помещики были самыми настоящими капиталистами. Правда, в тогдашней России промышленность еще была мала и слаба (кстати, трудившиеся в ней " крепостные" тоже были рабами-пролетариями); однако, вопреки одному из цитированных выше высказываний Маркса, новая общественно-экономическая формация обычно не дожидается, когда новые производительные силы полностью разовьются в рамках старого способа производства - напротив, чаще всего бывает так, что уже начало развития новых производительных сил приводит к тому, что соответствующие им производственные отношения начинают развиваться с опережением, и в результате новый способ производства и соответствующая ему общественно-экономическая формация устанавливаются уже тогда, когда новые производительные силы еще не совсем вытеснили старые. Новые производственные отношения, в свою очередь, стимулируют развитие новых производительных сил - и лишь тогда, уже после окончательного утверждения новой формации, эти новые силы развиваются полностью, вытесняя собою старые… Так очень часто случалось при переходе от первобытного коммунизма к феодализму; так произошло и в ряде европейских стран XVI-XVIII веков (до XVIII века - Нидерланды и Англия; затем - Франция, бó льшая часть Германии и т. д.), где капитализм утвердился на основе мануфактуры - то есть еще тогда, когда машинным производством (которому, собственно, и соответствует капитализм как способ производства и общественно-экономическая формация) в этих странах и не пахло. Точно так же и в России в XVIII веке, на основе еще слабоватого мануфактурного производства, уже утвердился капитализм как общественно-экономическая формация, вступивший в начале XX века в стадию монополистического капитализма. Таким образом, хотя и можно говорить о том, что Октябрьская революция чистила бывшую Российскую империю от останков уже мертвой феодальной формации; однако ошибочным было бы мнение - которого как раз и придерживается Здоров, - что в первой половине XX в. там якобы еще происходил переход от феодализма к капитализму, а Октябрьская революция якобы была одним из моментов этого перехода.

Вышеупомянутое мнение лежит в основе излагаемой Здоровым концепции общества в СССР как переходного от феодальной формации к капиталистической - такого, в котором осуществляется первоначальное накопление капитала. Эта концепция, однако, разбивается о тот факт, что в конце XX века утверждение капитализма не способствовало дальнейшему прогрессу производительных сил в бывшем СССР и подобных ему странах, а, напротив, привело к их упадку. В то же время система общественных отношений, существовавшая в Советском Союзе в 30-70-е гг., прошла (так же, как и любая общественно-экономическая формация) фазы подъема, расцвета и упадка - в отличие от периода первоначального накопления капитала, который всюду, где он имел место, был от начала и до конца сопряжен с подъемом производительных сил и общественным прогрессом, лишь временами прерываемым преходящими периодами застоя и упадка. Все это свидетельствует о том, что утверждение капитализма в бывшем СССР не было утверждением новой формации; этот капитализм оказался лишь изначально гниющим укладом, продуктом разложения общества, существовавшего в СССР и еще нескольких подобных странах. А поскольку это общество в свое время очень сильно стимулировало прогресс производительных сил (и лишь со временем начало его тормозить), а также характеризовалось своеобразной системой производственных отношений, в которой рабочая сила не была товаром, а классы отличались по некоторым существенным признакам (эти отличия легко вывести из предыдущего изложения), - следовательно, это была особая общественно-экономическая формация, основанная на особом способе производства.

То, что эта формация просуществовала очень недолго, не является основанием для отрицания ее существования. В конце концов, где это сказано, что общественно-экономическая формация - это такой этап общественного развития, который существует не меньше ста лет? Откуда вообще можно вывести те или иные временные границы существования общественно-экономической формации? Если бы СССР прошел весь тот путь развития, который был пройден им за семьдесят лет, лишь за один год, - все равно можно было бы говорить об особой общественно-экономической формации, существовавшей лишь на протяжении этого года.

 

(72) Там же, с. 570.

 

(73) См.: Джилас М. Лицо тоталитаризма. - М.: «Новости», 1992. - С. 159-540.

 

(74) А также, разумеется, среди тех выходцев из обоих этих классов, которые стали капиталистами. Раз уж у нас опять зашла речь о мелкой буржуазии, то следует отметить одно обстоятельство, весьма важное с теоретической точки зрения: всякий торговец-посредник, живущий тем, что покупает товар и перепродает его, - даже если это очень мелкий торговец, живущий почти что в нищете, - является капиталистом, буржуем. Даже если мелкий торговец-посредник живет хуже нищего, все равно он эксплуататор (почему так – уже шла речь в предыдущем очерке, когда мы разбирались, что такое эксплуатация и почему купец является эксплуататором). Разумеется, мелкие торговцы-посредники – это та часть буржуазии, которая вплотную примыкает к мелкой буржуазии; тем не менее, они являются капиталистами, буржуями, а не продающими продукты своего труда и свои услуги мелкими буржуа. Мы заостряем на этом внимание потому, что в подавляющем большинстве случаев марксисты причисляют мелких торговцев-посредников именно к классу мелкой буржуазии. Вот типичное марксистское описание этого класса:

«К ней принадлежат такие категории, как крестьяне-собственники, владельцы ремесленных предприятий, низшие слои интеллигенции – студенчество, преподаватели средних и начальных школ, мелкие чиновники, мелкие конторские служащие, мелкие адвокаты, мелкие торговцы. …различные прослойки мелкой буржуазии находятся в одинаковом экономическом положении, характерном для мелкой буржуазии…» (Мао Цзе-дун. Избранные произведения. Т.1. - М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1952. - С. 18).

Мао ошибался: экономическое положение мелких торговцев и, например, «крестьян-собственников» (которые сами обрабатывают участки земли, являющиеся их частной собственностью, и живут на доходы от продажи урожая; при этом они могут непосредственно потреблять его часть) различно по первым четырем из пяти ленинских признаков класса. Что же касается пятого признака—размера доли общественного богатства—то по нему мелкие торговцы и вправду ближе к мелким буржуа, чем к монополистической буржуазии (хотя по первым четырем мелкие торговцы-посредники ближе, как это ни кажется странным, именно к монополистической буржуазии). Именно этот признак ставило во главу угла российское правительство, определяя в XVIII в. сословие мещан (к которому тогда в действительности принадлежало большинство городской мелкой буржуазии):

«В русских городах с 1775 года мещанами назывались посадские люди, имевшие капитал до 500 рублей» (Новиков А. И. Мещанство и мещане. - Л.: Лениздат, 1983. - С. 7).

Однако как раз пятый признак класса и есть самый несущественный: если два класса отличаются друг от друга по какому-то из первых четырех признаков, то по этому признаку можно отличить каждого отдельного представителя одного из этих классов от каждого отдельного представителя другого; а вот если два класса устойчиво—на протяжении срока, сравнимого с периодом существования данной общественно-экономической формации в данном социальном организме, и на территории всего данного организма—отличаются друг от друга по пятому признаку, то эта устойчивость характерна лишь для отличия между классами в целом. История свидетельствует, что сплошь и рядом некоторые представители в общем более бедного класса оказываются богаче, чем некоторые представители в общем более богатого класса. Вспомним времена СССР: класс неоазиатских администраторов был в общем богаче, чем класс государственных рабочих, однако рядовые шахтеры были заметно богаче, чем многие мелкие бюрократы. Различия в доходах между представителями одного и того же класса представляют собой более-менее непрерывный ряд колебаний вокруг одной оси; и вот эта-то ось и является (для каждого данного периода времени, для каждого данного региона) характеристикой данного класса по пятому признаку—характеристикой, по которой его в целом (но не его отдельных членов) можно сравнивать с другими классами, также взятыми в целом. Так что мы не должны сомневаться, когда относим мелких торговцев к одному классу не с фермерами-середняками, а с главами крупных торговых фирм.

Читатели нашей книги обратили, наверное, внимание на то, что при изучении характеристик того или иного экономического явления то и дело встречаешься со старым знакомцем—«непрерывным рядом колебаний вокруг одной оси». Мы уже имели с ним дело, когда изучали основные классы азиатского, феодального и капиталистического способов производства. Между прочим, мы встречались с ним и тогда, когда говорили об отношениях обмена в первобытном обществе. Мы помним, что первоначальной формой обмена было дарение; однако мы также помним, что обмен—это, по определению, такое изменение отношений собственности на те или иные объекты, когда каждый субъект обмена, переставая быть причастным к собственности на что-то одно, оказывается причастным к собственности на нечто другое. Разумеется, что согласно определению обмена каждый отдельный акт дарения не есть обмен. Однако если рассмотреть несколько первобытных племен, иногда делающих друг другу подарки на протяжении некоторого периода времени, то мы увидим, что осуществляемые ими акты дарения в совокупности представляют собой процесс изменения отношений собственности на те или иные объекты, когда каждый субъект обмена, переставая быть причастным к собственности на что-то одно, оказывается причастным к собственности на нечто другое. Этот процесс перераспределения уже распределенного не включает в себя элементов войны и торгового посредничества и, таким образом, не является авторитарно управляемым; не является он и коллективно управляемым. Следовательно, это не что иное, как обмен; мы уже отмечали выше, что этот обмен, дарообмен, в конечном счете даже оказывается подчиненным закону стоимости. Здесь каждый акт дарения есть отклонение от оси—общей направленности процесса; но в совокупности акты дарения являются единым рядом колебаний вокруг этой оси (тем более непрерывным, чем чаще и длительнее они осуществляются), характеризующей весь этот процесс как более-менее эквивалентный обмен… Наконец, можно вспомнить и о колебаниях цен вокруг единой оси—стоимости товара; и здесь мы встречаемся с нашим старым знакомцем. Как видим, различные характеристики разных экономических явлений частенько осуществляются именно таким образом.

Но вернемся к мелким торговцам-посредникам. Поскольку они есть такая подгруппа внутри класса капиталистов, которая очень тесно примыкает к мелкой буржуазии, то по своей психологии, по своему политическому поведению они зачастую неотличимы от мелкой буржуазии. Так что ошибка Мао и других марксистов невелика с практической точки зрения. Тем не менее, следует хорошо помнить, что бедный мелкий торговец-посредник—это все-таки буржуй, а крестьянин-середняк или кустарь-одиночка - нет.

 

(75) Интересную критику теории конвергенции см. в книге гэдээровского ученого Герберта Майснера «Теория конвергенции и реальность» (М., Прогресс, 1973). Она интересна не только тем, как «легальный марксист» громит буржуазную теорию, но и тем, до какой степени лжи можно дойти, оправдывая и освящая неоазиатский строй, а также такой государственно-монополистический капитализм, который существовал в ГДР:

«Но и при социализме директора Объединения народных предприятий, руководители предприятий, руководящие инженеры и научные работники не представляют собой особого «класса», в руках которого сконцентрировалась бы политическая власть. Все они являются служащими социалистического коллектива трудящихся и выполняют свои функции в интересах и по поручению всего социалистического общества. У них нет собственных политических интересов, благодаря которым они возвышались бы как «класс» над другими слоями социалистического общества и обособлялись. Конечно, они имеют известные собственные экономические и общественные интересы (например, поддержание своего жизненного уровня, сохранение своих руководящих функций и связанного с этим социального положения) и представляют определенный общественный слой. Но осуществление этих интересов зависит от того, как эти руководящие кадры обеспечивают достижение такой производительности, которую общество требует от них. Таким образом, и в этом отношении устанавливается соответствие между общественными и индивидуальными интересами» (с. 58-59).

 

(76) Номенклатура, с. 599.

 

(77) Лицо тоталитаризма, с. 243.

 

(78) Нельзя не отметить, что есть и такие сторонники теории «феодализма в СССР», которые резко и последовательно антибуржуазны. Это—последователи А. Разлацкого; некоторые его работы уже были упомянуты нами выше.

Следовало бы, конечно, рассмотреть и точку зрения прямых теоретических предшественников автора этих строк по вопросу о формационной сущности общества в СССР—М. Шахтмана, Б. Рицци и др.—уже в 30-е годы пришедших к выводу, что бюрократия в СССР превратилась в особый эксплуататорский класс, не тождественный буржуазии, а государственные рабочие остались эксплуатируемыми, перестав быть пролетариями. К сожалению, работы Рицци по этому вопросу не найдешь в СНГ ни в переводах, ни на языке оригинала, а некоторые статьи Шахтмана на английском языке лишь относительно недавно стали доступны автору этих строк, еще не успевшему толком с ними ознакомиться (те, кто читает по-английски, могут ознакомиться с ними в следующем сборнике: The Fate of the Russian Revolution: Lost Texts of Critical Marxism. Volume 1. - London: Phoenix Press, 1998. - 603 p.). Поэтому нам придется пока что воздержаться от суждений по поводу теорий Рицци, Шахтмана и пр.

То же самое - воздержаться от суждений по причине недостаточного знакомства - нам, к сожалению, придется сделать по отношению к работам великого итальянского марксиста Амадео Бордиги и его учеников, старавшихся доказать капиталистическую природу общества в СССР и всех прочих подобных странах. Их тексты можно найти в Интернете, в частности через сервера www.left-dis.nl и www.sinistra.net

Многообразие точек зрения по вопросу о формационной сущности и классовой структуре общества в СССР и других подобных странах исключительно велико. Критическое изложение целого ряда концепций, не упомянутых нами, любознательный читатель, владеющий английским языком, может найти все у того же Алека Ноува (Nove A. Socialism, economics and development. - London: Allen & Unwin, 1986. - P. 220-238); представляет некоторый интерес также критика Ноувом экономических воззрений Троцкого и его последователей, в частности Преображенского (Nove A. Studies in Economics and Russia. - London: MACMILLAN ACADEMIC AND PROFESSIONAL LTD, 1990. - P. 224-226).

 

(79) Семенов Ю. И. Философия истории от истоков до наших дней: Основные проблемы и концепции. - М.: Старый сад, 1999. - С. 280-282.

 

(80) Изложение и обоснование этой концепции см., кроме цитированной выше книги, в следующих: Семенов Ю. И. Введение во всемирную историю. Выпуск 2. История первобытного общества. - М.: МФТИ, 1999. - 192 с.; то же, выпуск 3. История цивилизованного общества (XXX в. до н. э. - XX в. н. э.). - М.: МФТИ, 2001. - 208 с.