П Е Д А Г О Г И Ч Е С К А Я 12 страница

 

(81) Королевич А. И. Книга об эсперанто. - Киев: Наукова думка, 1989. - С. 30-33.

 

(82) Ханке Э. На пути в век грядущий. - М.: Прогресс, 1987. - С. 39-40.

 

(83) Миркин Б. Устойчивое развитие: брак экономики с экологией. // Экономика и управление. - 1994. - №1. - С. 47-48.

 

(84) Примером такого рода взглядов может послужить статья Б. В. Ермоленко «Экологические проблемы экономики» (Химическая промышленность, 1994, №6).

 

(85) Между прочим, следует учитывать, что собственники фирм, производящих очистные устройства и т. п., могут быть сами не заинтересованы в том, чтобы тратиться на сбор и утилизацию отходов производства на своих предприятиях.

 

(86) К примеру, немыслимо, чтобы антагонистическое общество смогло в течение длительного времени согласованно и однонаправленно преобразовывать человеческий организм, выращивая новые поколения при помощи достижений генной инженерии. Разные эксплуататорские группировки будут использовать генную инженерию в разных, зачастую взаимоисключающих целях; общим в этих целях будет, однако, стремление усилить и расширить свою власть над эксплуатируемыми. Д. Элтон правильно указывает на угрозу того, что «широкое распространение методики клонирования приведет к возникновению биологических роботов, которые будут запрограммированы учеными на выполнение определенных функций и не будут наделены равными с «гомо сапиенс» правами. Цивилизованные и демократические государства на планете откатятся к временам рабства, тысячи выращенных в колбе зомби будут безропотно и бесплатно работать в любой сфере» (цит. по: Наука и религия, №4, 1998, с. 4).

Разумеется, если бы эта угроза стала реальной, то «незомбированные» эксплуатируемые стали бы сопротивляться такому применению генной инженерии—и ни о каком единстве человечечества в деле преобразования самого себя не было бы и речи. Уже сейчас в США «согласно опросу общественного мнения, проведенного по заказу телекомпании Си-Эн-Эн совместно с журналом «Тайм» …переспектива применения к людям биологического тиражирования пугает 69% опрошенных, а 29% участников опроса заявили, что будут участвовать в выступлениях протеста против клонирования «гомо сапиенс»» (там же, №3, с. 3). Можно согласиться с Татьяной Правоторовой: «Нельзя упускать такого рода исследования из-под контроля общественности…, передоверяя их «закрытым» структурам или полагаясь лишь на совесть ученого» (там же, №4, с. 6).

Запрещая клонирование человека, буржуазные государства действуют в согласии с общественным мнением. Однако в конечном счете такие запреты способствуют использованию клонирования человека для усиления и расширения власти эксплуататоров: в сверхсекретных лабораториях, недоступных взору блюстителей закона и общественных организаций, эксперименты по клонированию человека все равно будут продолжаться; а вот если бы эксперименты такого типа не были запрещены и открыто проводились бы учеными, то трудящимся массам было бы гораздо легче осуществлять демократический контроль за применением достижений генной инженерии.

Прогресс науки не остановить декретами и запретами. Последние достижения генной инженерии ставят перед человечеством жестко ограниченный выбор: либо смириться с появлением еще одной большой угрозы, которая в совокупности с другими угрозами, также порожденными растущим отставанием развития производственных отношений человечества от прогресса его производительных сил, делает все более возможной гибель человечества—либо уничтожить эксплуатацию человека человеком вместе с такими ее неизменными спутниками, как коммерческая и военная тайна. Никаких других выводов из создавшегося положения нет и не будет.

 

(87) Между прочим, оттянуть ее сроки ничуть не поможет тот факт, что в конце XX - начале XXI в. степень монополизации капитализма начала вновь повышаться, что в свою очередь все больше тормозит прогресс производительных сил: хотя модернизация техники и технологий будет сбавлять обороты, но экстенсивный рост производства—по крайней мере, в части стран мира—продолжится, а значит, продолжится и загаживание окружающей среды.

«Система, способствующая тому, что отравляется окружающая среда, создается угроза экологической катастрофы, подрывается здоровье людей ради прибыли для горстки богачей, подписала свой смертный приговор» (Уоддис Д. Пора менять курс.—В кн.: Во что обходится капитализм. - М.: Прогресс, 1976. - С. 24).

 

(88) Подробнее об этом см. в трудах академика Варги, напр. в его работе " Экономика капитализма во второй мировой войне" - и прежде всего следующий отрывок оттуда: Варга Е. С. Современный капитализм и экономические кризисы. Избранные труды. - М.: Издательство Академии наук СССР, 1962. - С. 339-351.

 

(89) В отличие от свободно-конкурентного капитализма, где таким стимулом являлась пресловутая свободная конкуренция. Именно благодаря тому, что в XIX веке этот стимул действовал в полную силу, за каждым всемирным экономическим кризисом тогда следовал - независимо от каких бы то ни было войн - очередной скачок модернизации и роста мирного производства.

 

(90) Одним из проявлений накопления этих противоречий являются локальные войны, которые учащаются по мере назревания очередной мировой войны. Такие же учащения локальных войн, как то, которое происходит на протяжении последних двенадцати лет, предшествовали и первой, и второй мировым войнам…

 

(91) Подробнее об абсурдных, но, к сожалению, объективно реальных закономерностях развития монополистического капитализма см. следующую хорошую книгу: Упадок капитализма. - М.: НПЦ " Праксис", 2001. - 196 с.

Итак, мы видим, что сегодня, как и в начале XX века, " двигательные пружины современной экономической жизни толкают капитал на путь агрессивной политики" (Бухарин Н. И. Проблемы теории и практики социализма. - М.: Политиздат, 1989. - С. 83). Какой ценой оплачивает человечество милитаризм? Вот что написал об этом Л. Поляков:

" … в африканских, азиатских и американских развивающихся странах ежедневно 900 млн. человек систематически недоедают, 455 млн. являются полностью или частично безработными, 300 млн. страдают от малокровия, 100 млн. детей грозит смерть из-за плохого питания и нехватки витаминов, 30% детей мира лишены возможности посещать школы.

Приведем и другие сравнительные данные: за последние 10 лет Всемирная организация здравоохранения израсходовала 83 млн. долл. на ликвидацию оспы в мире, что меньше (!) стоимости одного современного стратегического бомбардировщика. На ликвидацию малярии, от которой страдает свыше 1 млрд. людей в 66 странах мира, по некоторым расчетам ВОЗ требуется 450 млн. долл. Это меньше половины (!) того, что расходуется в мире ежедневно (!) на вооружение.

Специалисты считают, что 60% общей суммы военных расходов за год достаточно, чтобы построить 60 тыс. школ для 400 млн. учащихся, или 30 тыс. больниц на 18 млн. коек, или 50 млн. комфортабельных квартир для 300 млн. человек, или 20 тыс. заводов, на которых нашли бы себе работу 20 млн. человек" (Поляков Л. Е. Цена войны: Демографический аспект. - М.: Финансы и статистика, 1985. - С. 120).

За годы, прошедшие после выхода в свет брошюры Полякова, голодающих в мире не стало меньше, а оружие не стало дешевле.

 

(92) Цит. по: Экономика и организация промышленного производства (ЭкО), 1992, №10 (220), с. 59.

 

(93) Ханке, На пути в век грядущий, с.132.

 

(94) Предисловие к советскому изд.: Будущее мировой экономики. Доклад группы экспертов ООН о главе с В. Леонтьевым. - М.: «Международные отношения», 1979. - С. 17. Почему так происходит, видно из следующего: согласно данным, приводившимся Фиделем Кастро, транснациональные корпорации (ТНК) - самые грандиозные бюрократические монстры из всех разновидностей монополий, рожденных эпохой империализма - «контролируют сегодня от 40 до 50% общего объема мировой торговли и осуществляют сбыт от 80 до 90% основных сырьевых товаров, экспортируемых развивающимися странами» (Фидель Кастро. Экономический и социальный кризис мира. Доклад, представленный VII Конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран. - М.: Прогресс, 1983. - С. 17). Вот они и пользуются своим монопольным положением для того, чтобы придавать товарообмену между империалистическими державами и слаборазвитыми странами неэквивалентный характер, чтобы сдирать со слаборазвитых стран сверхприбыли.

Раз уж речь зашла о ТНК, то следует подчеркнуть: было бы неправильно думать, что они знаменуют собой появление некоей безнациональной, вненациональной буржуазии. Несмотря на то, что и предприятия таких корпораций расположены во многих странах, и в число держателей их акций входят граждане нескольких государств, —однако верховные собственники каждой такой корпорации принадлежат к буржуазии какой-либо определенной нации (реже—двух или более). Принадлежат, разумеется, не обязательно по своему личному этническому происхождению или гражданству, но по своим наиболее важным, существенным связям в мире капитала, географическая локализация которых, как правило, совпадает с географическим положением штаб-квартиры данной ТНК. Так, например, транснациональные корпорации ИБМ и «Майкрософт» - это монополии из США. Можно, конечно, говорить о том, что ИБМ находится в собственности капиталистов не только из США, но и из некоторых других стран, где расположены ее филиалы; можно подсчитать, в какой степени ИБМ является собственностью французских, немецких и др. капиталистов, держащих крупные пакеты ее акций и входящих в ее управленческий аппарат; однако и с первого взгляда, «на глазок» видно, что в наибольшей степени ИБМ принадлежит представителям национальной буржуазии США. Впрочем, не во всех случаях преобладание представителей той или иной национальной буржуазии в собственности на ту или иную ТНК настолько очевидно: зачастую «ведущая роль крупных капиталистов той или иной империалистической державы в компании остается завуалированной. Ее можно выявить только при условии основательного знакомства со структурой капитала монополии» (Государственно-монополи-стический капитализм: общие черты и особенности. - М.: Политиздат, 1975. - С. 401).

Анри Клод совершенно правильно отмечает:

«…возникновение дочерних отделений фирм или их производственных филиалов за границей… получило особенное развитие между 1873 и 1914 гг. В конце этого периода в мире насчитывалось 100 американских фирм, отвечающих всем критериям МНК (многонациональные корпорации—еще один термин, которым обозначают ТНК.—В. Б.), и около 40 фирм, имевших по меньшей мере один производственный филиал за границей. Большинство крупнейших международных монополистических групп существовали уже в 1914 г. Это касается как групп американского, так и европейского происхождения.

Что сегодня можно считать новым, так это не сам по себе факт существования МНК, как утверждают некоторые, а их рост» (Клод А. Многонациональные корпорации и империализм. - М.: Прогресс, 1981. - С. 44-45).

Короче говоря, МНК и ТНК—это новые названия для явления, существующего столько же, сколько существует сам монополистический капитализм. Зачем же эти новые названия? А для того, чтобы успешнее распространять иллюзии вроде тех, которыми забивает голову своим читателям один из столпов буржуазной экономической науки Дж. К. Гэлбрейт (кстати, большой апологет авторитаризации управления экономикой, за что его очень полюбили авторы брошюры «Альтернатива—прогресс»):

«…многонациональные корпорации в действительности являются первоначальной формой всемирной администрации» (см.: там же, с. 286).

Преувеличивая международный характер современных монополистических буржуа и капиталистических администраторов, Гэлбрейт тем самым преувеличивает прогрессивные потенции монополистического капитализма—его способность объединять человечество, ломая перегородки между нациями. При этом он по-ребячески играет словами—и откровенно хвастается этим:

«Думается, ответственность за термин «транснациональные» лежит на мне. Когда-то такие корпорации называли многонациональными. Мне же это казалось образчиком дурного английского языка, и я начал называть их транснациональными» (Гэлбрейт Дж. К., Меньшиков С. Капитализм, социализм, сосуществование. - М.: Прогресс, 1988. - С. 116).

Следует заметить, что термин «транснациональная» делает больший акцент на смешении, слиянии наций, чем термин «многонациональная». Так что гэлбрейтовское стремление «очистить английский язык» на поверку оказывается не таким уж ребяческим, как кажется на первый взгляд—скорее, напротив, хитрым. Интересно, впрочем, не столько это, сколько то, с какой готовностью соглашается с вышеприведенным утверждением Гэлбрейта французский коммунист Анри Клод:

«Это верно при одном уточнении, что такая администрация относится исключительно к капиталистическому миру и что речь идет об администрации на службе господствующей и эксплуататорской космополитической олигархии…» (Многонациональные корпорации…, с. 286).

Эта «борьба с космополитизмом» не случайна для Клода. Вся его книга написана с позиции французского буржуазного национализма, и притом весьма правого: он очень огорчается по поводу того, что ТНК, принадлежащие буржуазии более сильных империалистических держав, в той или иной степени нарушают суверенитет более слабых буржуазных государств (например, североамериканские ТНК—суверенитет его любимого отечества, Франции). То же самое выражено и в цитированном нами сборнике работ западноевропейских коммунистов «Во что обходится капитализм». Объясняется это тем, что в конце 60-х—начале 70-х гг. западноевропейские компартии либо были близки к превращению в буржуазные партии, либо уже вполне обуржуазились. Их буржуазному национализму соответствовал неоазиатский национализм КПСС, идеологи которой критиковали ТНК с точно таких же позиций (см., напр., цитированную нами книгу «Государственно-монополистический капитализм»).

 

(95) См.: Громыко А. А. Внешняя экспансия капитала: история и современность. - М.: Мысль, 1982. - С. 417.

 

(96) Современный рынок капиталов. - М.: «Финансы», 1977. - С. 212.

 

(97) Дитер Клейн по этому поводу утверждает: «Капиталистическая конкуренция создает границы развития научно-технической революции и в международном масштабе» (Клейн Д. Экономические противоречия капитализма. - М.: Мысль, 1979. - С. 230). Здесь следует внести одно важное уточнение: конкуренция делает это не сама по себе, а в условиях капиталистической монополии. Капиталистическая конкуренция не дает средне- и слаборазвитым странам развивать высокие технологии, компьютеризировать производство и т. д. постольку, поскольку в ней и из нее рождается монопольный контроль буржуазии высокоразвитых стран над мировым производством и обменом, отчасти отрицающий конкуренцию.

 

(98) Круглов С. М. Критика философiï дрiбнобуржуазного анархiзму Герберта Маркузе. - Киï в: Наукова думка, 1974. - С. 71-72. (Перевод цитаты на русский язык мой.—В. Б.)

Следует отметить, что со стороны Круглова имеет место фальсификация взглядов Маркузе, которому он приписывает мнение, что «в высокоразвитом индустриальном обществе исчезает социальное неравенство».

 

(99) Баталов Э. Я. Философия бунта. - М.: Политиздат, 1973. - С. 84.

 

(100) Примеры таких среднеразвитых стран можно найти, например, в Латинской Америке:

”Начнем с рассмотрения трех хорошо известных фактов, характеризующих рост латиноамериканских стран за последние 20 лет. Факт первый заключается в том, что хозяйства многих из этих стран были исключительно динамичны, показывая высокий темп промышленного роста, но что этот высокий темп роста был крайне нестабильным, систематически усугублял неравенство в распределении дохода. Лучший пример дает Бразилия, где среднегодовой темп роста ВНП в период 1965-1980 гг. составил 8, 5%, но в 1980-1982 гг. упал до минус 0, 3%. Доля дохода богатейших 20% населения страны увеличилась с 54% в 1960 г. до 62% в 1970 г. и 63% в 1980 г. Второй факт состоит в том, что, несмотря на значительную вертикальную мобильность, уровню реальной зарплаты неквалифицированных рабочих в течение долгого времени не удавалось значительно подняться, а промышленный рост даже в период экономических бумов не мог принять оказавшуюся избыточной рабочую силу. В Чили, например, в то время как ВНП рос ежегодно в среднем на 8, 5% в 1977-1980 гг., официальный уровень безработицы составлял 18%, а реальная заработная плата была на 20% ниже уровня 1970 г.. Третий факт состоит в том, что наиболее высокий темп роста показали сектора, где производились дорогостоящие потребительские товары, автомобили или бытовые электроприборы и средства производства, а отнюдь не сектора, производящие товары широкого спроса» (А. де Жанври. Крестьяне, капитализм и государство в Латинской Америке. // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. - М.: Прогресс, 1992. - С. 382-383).

 

(101) Семенов, Введение во всемирную историю, выпуск 3, с. 204-205.

 

(102) Семенов, Философия истории, с. 330.

 

(103) Как правильно отметил историк А. В. Островский, " …И. В. Сталин… встал во главе термидорианского, контрреволюционного по своей сути переворота, именно он разгромил партию, совершившую революцию, ликвидировал многие ее завоевания, восстановил эксплуатацию страны иностранным капиталом, обрек на нищету миллионы крестьян" (Островский А. В. Кто стоял за спиной Сталина? - СПб: " Издательский Дом " Нева" ", М.: Издательство " ОЛМА-ПРЕСС", 2002. - С. 4).

 

(104) Собственно говоря, одна из крупнейших организаций этого движения, АТТАК, и возникла-то как движение французской сельской буржуазии против импорта пищевых продуктов из США. А на митингах против войны США с Ираком, организовывавшихся антиглобалистами в Канаде, одним из основных лозунгов было требование бойкота товаров из США плюс призыв покупать французские и канадские товары.

 

(105) Ленинская теория социалистической революции и современность. - М.: Политиздат, 1980. - С. 207.

 

(106) Подробнее об албанском восстании см.: Пашенцев Е. Н. Крах албанских " пирамид". - М.: ТОО " СИМС", 1997. - 35 с.

 

(107) Ф. Бродель, Структуры повседневности, с. 35. Бродель совершенно напрасно отказывается причислять к рыночной экономике вышеперечисленные разновидности производства и обмена товаров. Рынок присутствует не только там, где стоимость выступает в денежной форме: всюду, где происходит обмен товара на товар (даже без участия «всеобщего эквивалента»—товара под названием «деньги»), имеет место рынок.

 

(108) Привлечь к труду избыточную рабочую силу именно таким путем монополии смогли не в последнюю очередь благодаря сверхприбылям, выкачиваемым из слаборазвитых стран (это легко понять, если вспомнить, какой большой процент населения высокоразвитых стран в результате оказался занят в сфере услуг, а также если учесть, что в условиях высокого уровня технического развития «надомничество и самодеятельное «ремесло»» в подавляющем большинстве случаев может быть рентабельно лишь при больших первоначальных капиталовложениях). Разумеется, те перемены в экономике высокоразвитых капстран, на которые указывает Бродель, затрудняют вовлечение пролетариев этих стран в мировой революционный процесс: во-первых, потому, что пролетарии - работники сферы услуг (а также многие пролетарии-надомники) предрасположены характером своего труда к тому, чтобы в той или иной мере превращаться в мелких буржуа (об этом мы уже говорили выше); во-вторых, потому, что труд пролетариев из сферы услуг, а тем более - труд надомников менее кооперирован, чем труд большинства промышленных пролетариев (а чем меньше кооперация труда пролетариев, тем более недостает им групповой спайки, тем менее они способны собраться вместе и бороться массово). Однако из этого еще не следует, что пора вслед за «новыми левыми» и профессором Бузгалиным «ставить под сомнение старый тезис об индустриальном пролетариате как главной движущей силе социалистических преобразований» (Бузгалин А. В. Будущее коммунизма. - М.: «ОЛМА-ПРЕСС», 1996. - С. 50). Почему именно не следует - легко понять, исходя из всего сказанного выше о компьютеризации как технической предпосылке коллективистских отношений и о перспективах развития человечества в XXI веке. Подробнее об этом см.: Бугера В. Компьютеризация как предпосылка социалистической революции // Альтернативы. - 1999. - №3. - С. 177-191.

 

(109) Одним из проявлений этого стал тот факт, что реставрация капитализма в бывшем СССР привела к чрезвычайному распространению бартерного обмена в экономике стран—осколков СССР. Возрожденные отношения капиталистического обмена оказались не такими уж товарно- денежными …

 

(110) Альтернатива: выбор пути (перестройка управления и горизонты рынка). - М.: Мысль, 1990. - С. 42.

Х. Тиктин тоже полагает, что в СССР не было стоимости и товарного производства (Ticktin, Origins of the Crisis in the USSR…, р. 104-105). Однако, в отличие от " социал-фашиста" Якушева, он прекрасно понимает и признает, что в СССР никакого социализма не было, а было эксплуататорское общество.

Почему мы называем В. М. Якушева фашистом? Ответ на этот вопрос см. в: Бугера В. Социал-фашизм // Марксист. - 1994. - №2. - С. 27-54 (статья была написана в марте-апреле 1993 г.). В этой статье на большом фактическом материале доказывается, что " коммунистические" партии и движения, возникшие после 1991 г. в России на развалинах КПСС, в подавляющем большинстве своем являются крайне правыми буржуазными политическими организациями, а некоторые из них - вполне фашистскими. Одним из идеологов последних и являлся Якушев, который, в частности, пропагандировал " Протоколы сионских мудрецов" на страницах редактировавшейся им в 1992 г. газеты " Что делать" (см. указ. изд., с. 33-34).

 

(111) Логика здесь такова. Несомненно, что армейские офицеры, полицейские и прочие вольнонаемные служащие аппарата насилия - государства в узком смысле слова - не производят ничего, кроме особого рода услуг, целиком и полностью потребляемых эксплуататорами. Если бы неоазиатское государство настолько полно контролировало производство, распределение и потребление в своих границах, что все продукты доводились бы до потребителя только государством, а работники сферы обслуживания, также целиком находящейся в руках государства, не имели бы возможность торговать качеством своих услуг; и если бы при этом данное государство запрещало своим гражданам выезжать за границу на заработки, - то это означало бы, что рынка вообще и рынка услуг в частности в стране нет, а значит, вольнонаемные служащие аппарата насилия не могут ни предложить свои специфические услуги кому-нибудь помимо государства, ни перейти к такой профессии, которая заключалась бы в продаже какого-нибудь другого вида услуг. В этом случае—в случае идеальной модели неоазиатского строя—рабочая сила вольнонаемных служащих государства в узком смысле слова принадлежала бы государственному аппарату управления экономикой, а каждый из таких служащих мог бы относиться лишь к трем классам—неоазиатской бюрократии, неоазиатских администраторов и государственных рабочих.

Однако во всех реальных неоазиатских государствах рынок товаров и услуг есть, и перед человеком, желающим производить какие-то услуги, есть реальный выбор: либо идти в милицию или военное училище, либо устраиваться на работу сантехника, официанта или таксиста. Получается, что такой человек может выбирать потребителей своих услуг (или, по крайней мере, потребителей высокого качества последних), благодаря чему его отношения с потребителями услуг приобретают (в той или иной мере) характер свободного договора продавца (частного собственника) с покупателем и становятся отношениями товарообмена, а сам он—и в том случае, если пойдет служить в аппарат насилия, и в том случае, если будет производить какие-то другие услуги—становится (в той или иной мере) мелким буржуа.

 

(112) И в тем большей мере такие мелкие буржуа, как армейские офицеры и полицейские-милиционеры, являются в то же время либо неоазиатскими бюрократами, либо неоазиатскими администраторами, либо государственными рабочими.

Между прочим, наличие в неоазиатском обществе людей, являющихся в большей или меньшей мере мелкими буржуа, ставит перед нами вопрос, который нельзя обойти вниманием: если житель неоазиатской страны реально может выбирать, в большей или меньшей степени его рабочая сила будет принадлежать государству, то не свидетельствует ли это о том, что он продает государству свою рабочую силу и что, таким образом, “неоазиатское” государство на самом деле есть капиталистическая монополия и никакого неоазиатского строя не существует?

Ответ на этот вопрос таков: нет, не свидетельствует. Когда гражданин неоазиатского государства выбирает, в большей или меньшей степени его рабочая сила будет принадлежать государству, то он не продает ее последнему, а напротив, в большей или меньшей степени забирает ее— изначально принадлежащую государству—у него (либо легально, с разрешения самого государства—например, когда человек устраивается на работу в милиции или обзаводится собственным огородиком; либо нелегально, отнимая какую-то долю рабочей силы у государства—например, когда официант берет с клиента чаевые или сантехник делает хороший ремонт не иначе, как за бутылку). Если бы рабочая сила каждого гражданина такого государства, как СССР 30-х—70-х гг., изначально принадлежала лично этому гражданину, то он имел бы реальную возможность не только выбирать между работой на государство и работой на себя, но также и наниматься к кому-нибудь еще, помимо государства. Однако такое государство, во-первых, не позволяло своим гражданам—и вообще постоянным жителям—продавать свою рабочую силу за границу, а во-вторых, душило в зародыше организации, возникавшие в его границах и стремившиеся приобретать рабочую силу его постоянных жителей; короче говоря, такое государство относилось к последней как к чему-то такому, что изначально принадлежит ему, государству. Так что большее или меньшее количество мелких буржуа в неоазиатском государстве само по себе еще не свидетельствует о большей или меньшей близости неоазиатского строя к той грани, где он кончается и где начинается капитализм. Зато существует прямая зависимость между процентами мелких буржуа от всего населения неоазиатской страны и той степенью, в которой “деньги” этой страны являются настоящими деньгами.

 

(113) Мокров Г. Г. Диалектика познания экономических явлений. - М.: «Экономика», 1984. - С. 52.

 

(114) Атлас З. В. Социалистическая денежная система. - М.: “Финансы”, 1969. - С. 135.

 

(115) Причем первое из них является менее необходимым, чем второе.

 

(116) Так что он отнюдь не менял общей картины постепенной индивидуализации отношений собственности на производительные силы и управления ими при азиатском и феодальном способах производства. До какой бы степени крупные купцы и менялы, само государство феодального или азиатского типа ни контролировало торговлю, - все равно товарообмен в подавляющем большинстве случаев оставался царством отношений индивидуального управления по сравнению с постепенно вытесняемым им бестоварным распределением, управляемым феодалами или бюрократами азиатского типа.

 

(117) По причине все усиливающейся концентрации монополистического капитала во всем мире (и, в частности, в бывшем СССР, о чем см.: Экономика переходного периода: Очерки экономической политики посткоммунистической России, 1991-1997. Под ред. Гайдара Е. Т. и др. - М.: Институт экономических проблем переходного периода, 1998. - С. 412-417, 458-459, 465).

 

(118) См. подобную иллюзию у Богданова (Богданов А. А. Вопросы социализма. - М.: Политиздат, 1990. - С. 36-37), противопоставлявшего капитализм феодализму как “индивидуализм“ - “авторитарному прошлому“. Вообще говоря, спасибо Богданову за то, что он ввел различение трех типов отношений управления - индивидуального, авторитарного и коллективного; однако содержание этих понятий у него крайне субъективистское, мало научное. Оно настолько далеко от значения тех же терминов в концепции автора этих строк, что последний никак не может признать Богданова своим предшественником (хотя и рад бы опереться на столь крупный авторитет) – тем более, что додумался он до этих трех терминов, так же как и до всей своей концепции трех типов управления и собственности, абсолютно независимо от Богданова.

 

(119) Тиктин все-таки неправ, полностью отождествляя (на с. 104-105 своей книги) абстрактный труд и стоимость и полагая, что там, где нет стоимости, нет и абстрактного труда - и утверждая при этом, что " абстрактный труд не существует в СССР". На самом деле стоимость - это разновидность абстрактного труда.

 

(120) Как мы помним, этим одно время болел и сам Маркс. Но не только он—Ленин тоже: если вспомнить цитированное нами выше ленинское определение классов, то нетрудно убедиться в том, что второй отличительный признак класса - “отношение групп людей к средствам производства” (а не по поводу средств производства!) – сформулирован человеком, считающим, что собственность есть отношение людей к вещам.