О проблемах человеческого поведения

...крайне необходимо разработать наконец чистую мораль­ную философию, которая была бы полностью очищена от всего эмпирического и принадлежащего к антропологии, ведь то, что такая моральная философия должна существовать, явствует само собой из общей идеи долга и нравственных законов. Каждому необходимо согласиться с тем, что закон, если он должен иметь силу морального закона, т. е. быть основой обязательности, не­пременно содержит в себе абсолютную необходимость; что запо­ведь не лги, действительна не только для людей, как будто дру­гие разумные существа не должны обращать на нее внимание, и

что так дело обстоит со всеми другими нравственными законами в собственном смысле, что, стало быть, основу обязательности должно искать не в природе человека или в тех обстоятельствах в мире, в какие он поставлен, a apriori исключительно в понятиях чистого разума и что каждое другое предписание, которое осно­вывается на принципах одного лишь опыта, и даже общее в ка­ком-то отношении предписание, если только оно хоть в малей­шей степени — быть может, лишь по одной побудительной при­чине — опирается на эмпирические основания, можно, правда, назвать практическим правилом, но никогда нельзя назвать мо­ральным законом. Таким образом, из всего практического по­знания моральные законы вместе с их принципами не только существенно отличаются от всего прочего, в чем заключается что-то эмпирическое, но вся моральная философия всецело покоится на своей чистой части. Будучи применима к человеку, она ничего не заимствует из знания о нем (из антропологии), а дает ему как разумному существу априорные законы, которые, конечно, еще требуют усиленной опытом способности суждения, для того что­бы, с одной стороны, распознать, в каких случаях они находят свое применение, с другой стороны, проложить им путь к воле человека и придать им силу для их исполнения; ведь хотя чело­веку и доступна идея практического чистого разума, однако, ему, как существу, испытывающему воздействие многих склонностей, не так-то легко сделать ее in concrete действенной в своем поведе­нии.

Метафизика нравственности, таким образом, крайне необхо­дима не только потому, что существуют спекулятивные побуж­дения исследовать источник практических принципов, заложен­ных a priori в нашем разуме, но и потому, что сами нравы оста­ются подверженными всяческой порче до тех пор, пока отсут­ствует эта путеводная нить и высшая норма их правильной оцен­ки. В самом деле, для того, что должно быть морально добрым, недостаточно, чтобы оно было сообразно с нравственным зако­ном; оно должно, совершаться, также, и ради него; в противном случае эта сообразность будет лишь очень случайной и сомни­тельной, так как безнравственное основание хотя и может выз­вать порой сообразные с законом поступки, но чаще будет приво­дить к поступкам, противным закону. Но нравственный закон в его чистоте и подлинности (что как раз в сфере практического

более всего важно) следует искать только в чистой философии, стало быть, она (метафизика) должна быть впереди и без нее вообще не может быть никакой моральной философии. Та фило­софия, которая перемешивает чистые принципы с эмпирически­ми, не заслуживает даже имени философии (ведь философия тем и отличается от обыденного познания разума, что излагает в обо­собленной науке то, что обыденное познание разума постигает только вперемешку), еще в меньшей степени — названия мораль­ной философии, так как именно этим смешением она вредит даже чистоте самих нравов и поступает против своей собственной цели.

Там же. Т. 4. 4.1. С. 223-225.

Каждая вещь в природе действует по законам. Только разум­ное существо имеет волю, или способность поступать согласно представлению о законах, т. е. согласно принципам. Так как для выведения поступков из законов требуется разум, то воля есть не что иное, как практический разум. Если разум непременно опре­деляет волю, то поступки такого существа, признаваемые за объек­тивно необходимые, необходимы также и субъективно, т. е. воля есть способность выбирать только то, что разум независимо от склонности признает практически необходимым, т. е. добрым. Если же разум сам по себе недостаточно определяет волю, если воля подчинена еще и субъективным условиям (тем или иным мотивам), которые не всегда согласуются с объективными, — одним словом, если воля сама по себе не полностью сообразует­ся с разумом (как это действительно имеет место у людей), то поступки, объективно признаваемые за необходимые, субъективно случайны и определение такой воли сообразно с объективными законами есть принуждение; т. о. хотя отношение объективных законов к не вполне доброй воле представляется как определение воли разумного существа основаниями разума, но эта воля по своей природе послушна им не с необходимостью.

Представление об объективном принципе, поскольку он при­нудителен для воли, называется велением (разума), а формула веления называется императивом.

Там же. Т. 4. Ч. 1. С. 250-251.

Все императивы выражены через долженствование и этим показывают отношение объективного закона разума к такой воле, которая по своему субъективному характеру не определяется этим с необходимостью (принуждение). Они говорят, что делать не-

что или не делать этого — хорошо, но они говорят это такой воле, которая не всегда делает нечто потому, что ей дают представле­ние о том, что делать это хорошо.

Там же. Т. 4. Ч. 1. С. 251.

Все императивы, далее, повелевают или гипотетически, или категорически. Первые представляют практическую необходи­мость возможного поступка как средство к чему-то другому, чего желают (или же возможно, что желают) достигнуть. Категори­ческим императивом был бы такой, который представлял бы ка^ кой-нибудь поступок как объективно необходимый сам по себе, безотносительно к какой-либо другой цели.

Там же. Т. 4. Ч. 1. С. 252.

... существует императив, который, не полагая в основу как условие какую-нибудь другую цель, достижимую тем или иным поведением, непосредственно предписывает это поведение. Этот императив категорический. Он касается не содержания поступка и не того, что из него должно последовать, а формы и принци­пы, из которого следует сам поступок; существенно хорошее в этом поступке состоит в убеждении, последствия же могут быть какие угодно. Этот императив можно назвать императивом нрав­ственности.

Там же. Т. 4. Ч. 1. С. 254-255.

...существует только один категорический императив, а имен­но: поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом.

Если же все императивы долга могут быть выведены из этого единственного императива как из их принципа, то мы, хотя и оставляем нерешенным вопрос, не пустое ли понятие то, что называют долгом, можем по крайней мере показать, что мы мыслим посредством этого понятия и что мы хотим им выра­зить.

Так как всеобщность закона, по которому происходят дей­ствия, составляет то, что, собственно, называется природой в самом общем смысле (по форме), т. е. существованием ве­щей, поскольку оно определено по всеобщим законам, то все­общий императив долга мог бы гласить также и следующим образом: поступай так, как если бы максима твоего поступка

посредством твоей воли должна была стать всеобщим зако­ном природы.

Там же. Т. 4. Ч. 1. С. 260-261.

Фихте Иоганн Готпиб (1762—1814) — немецкий философ и общественный деятель. Рассматривал философию как «на-укоучение» (фундамент всех наук), настаивал на первенстве практически-деятельного отношения к миру перед теорети­ческим (созерцательным). Главный труд — «Основа общего наукоучения» (1794).