ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ОСОБЕННОСТИ ВОСТОЧНОЙ ДУХОВНОСТИ И РЕЛИГИОЗНО-ФИЛОСОФСКИЕ УЧЕНИЯ ДРЕВНЕГО ВОСТОКА (БУДДИЗМ, КОНФУЦИАНСТВО, ДАОСИЗМ)

Восток, Ближний и Дальний, не перестаёт удивлять. Но если в недавнем прошлом он удивлял своей традиционностью, малоподвижностью и углублённостью в себя, то теперь, напротив, поражает энергией, экспансивностью, темпами, успехами вплоть до космических. Бывали у него выбросы громадной социальной энергии и в прошлом, но как эпизоды, правда, всемирно-исторического значения. То, что происходит ныне, несомненно, заставит внести коррективы в представления о восточной ментальности. Видимо, в ней что-то не замечали или не придавали должного значения.

В Индии и Китае испокон веков процветала богатейшая мифология. Индийские Веды (знания) и Упанишады (поучения), китайское Пятикнижие со знаменитой «И-цзин» (Книгой Перемен) – общепризнанные ценности мировой культуры. Что же касается восточной философии, то даже сам факт её существования подвергается сомнению или констатируется очень неуверенно, так как трудно отделить её от мифологии, и часто за философию выдают фрагменты мифологии (например, йога – причём здесь философия?) Фактически отрицал восточную философию Гегель, а в современных учебниках она обычно просто обходится, потому что, действительно, с точки зрения традиционного понимания философии, как особой науки, сказать о восточной философии нечего: в ней нет ни философской картины мира, ни разработки проблем познания.

Так где же здесь философия? А дело в том, что буддизм, конфуцианство и даосизм очень ясно, выпукло, со всей очевидностью демонстрируют главную, гуманистическую, духовно-нравственную функцию философии. Обратите внимание, наша концепция философии, связывающая философию с духовностью, начинает успешно работать. Но обо всём по порядку.

Прежде всего подчеркнём бросающуюся в глаза особенность: философия на Востоке возникает вместе с религией, в тесном единстве с нею. Почему так, станет понятно из содержания восточной духовности. Принципиальная возможность такого единства нам понятна, ведь религия и философия – основные формы существования духовности.

Буддизм, конфуцианство и даосизм создали реально существовавшие люди: Сидхарта Гаутама (563-483 гг. до н.э.), Конфуций (Кун-Фу-цзы, в переводе «учитель – товарищ, хороший человек». Годы жизни 551-477 гг. до н.э.) и Лао-Цзы («старый учитель», жил в VI веке до н.э.) Сидхарта, когда ему открылась Истина, стал Буддой («просветлённым»), а после смерти был учениками и последователями представлен 95-м буддой, воплощением верховного бога Брахмы. После смерти Конфуция его могила стала объектом поклонения учеников (Конфуций создал первую в Китае философскую школу), а сам Учитель представлен посланником Неба, нечто подобное произошло и в даосизме с образом Лао-Цзы. Так философские учения приобрели религиозный характер, и дело не просто в том, что их авторы были обожествлены, а в том (это главное), что учения несли в себе большой духовно-нравственный смысл.

В духовности фундаментально первично то, что рождается и живёт в душе народной, в культуре народа, а религия и философия – факторы, которые самым активным образом формируют этот процесс и выражают его результаты. Сидхарта, покинув отчий дом, долгие годы странствует по Индии, узнаёт быт и нравы всех племён, испытывает на себе все учения о достойной человека жизни и в итоге, избрав «срединный путь», открывает основной закон жизни: добро и зло – абсолютные антиподы, добро рождает добро, а зло рождает зло, поэтому зло можно остановить только добром. В этом выводе соединились мудрый опыт народной жизни и творческая мысль философа.

Сейчас мы увидим, что философы по-разному осмысливали принципиальные выводы народного сознания. Восточная духовность выразила общее для всех народов Востока убеждение, что высшим идеалом совершенства является природа – нет ничего могущественнее и прекраснее её. Для человека она – первоисточник здоровья, силы и красоты. Но поскольку человек отрывается от природы, хочет жить по-своему, он становится самым несовершенным существом на свете. Сидхарта открыл 4 благородные истины, и первая из них гласит: жизнь человека есть страдание. Затем истины утверждают, что у страдания есть причины – это 4 жажды, страсти: жажда наслаждений, жажда созидания, жажда жизни и жажда власти.

В китайском народном сознании прочно засела традиция вообще считать человека не очень-то почтенным существом. Единственный человекоподобный персонаж китайской мифологии Пань-Гу разделил небо и землю, а затем умер, и из частей тела его образовалось всё сущее. По телу Пань-Гу ползали разные насекомые, ветер разнёс их по всему свету, и из них произошли люди. Этот настрой Конфуций оформил следующим образом: человек по натуре своей склонен постоянно отклоняться от воли Неба, отсюда все беды и несчастия людей. У Лао-Цзы картина несколько иная: над всем в мире властвует верховный закон Дао, над землёй, человеком и даже Небом. Но только человек по неразумению своему не подчиняется Дао, и поэтому подвергается суровым наказаниям.

Вторая черта духовности открывает человеку путь к совершенству. Сущность этого пути для восточной духовности очевидна – это возврат к природе, восстановление единства с ней. Однако конкретный вид пути представляется философами по-разному.

Чтобы избавиться от страданий, считал Сидхарта, необходимо погасить страсти, порождающие страдания, а для этого встать на «восьмеричный путь спасения» и пройти его до конца.

Перед нами лестница из восьми ступеней, ведущих наверх к совершенству. Первая – праведная вера: надо всей душой поверить в закон жизни и благородные истины. Вторая – праведная решимость: предстоит трудный путь, поэтому необходим волевой настрой, решимость преодолеть его. Третья – праведная речь: прежде всего надо очистить свою речь от брани, слов-паразитов, косноязычия и сделать её ясной, точной и красивой. Четвёртая – праведное дело: поступки твои должны нести добро и противостоять злу (добро служит жизни, зло несёт смерть; надо благоговейно относиться к жизни любого существа). Пятая – праведная жизнь, жизнь, подчинённая благородным правилам: почитай родителей, не пьянствуй, не воруй, живи честным трудом. Шестая – праведное устремление: направить к добру душу, искоренить в ней все поползновения ко злу. Седьмая – праведная память: пересмотреть все события своей жизни и покаяться во зле, которое ты вольно или невольно совершил. Восьмая, высшая ступень – праведное размышление: постижение смысла учения Будды, основного закона жизни и благородных истин. Достигший совершенства человек погружается в нирвану (от глагола «нирва» - «гасить, задувать») – состояние души, избавленной от пагубных страстей и жгучего интереса к мишуре жизни. Избавляясь от страданий, человек спокойно и мудро принимает жизнь и не страшится смерти.

Конфуций для возвращения человека к воле Неба предлагает ему «правильный путь», на котором следует довольствоваться «взаимностью», «золотой серединой», «человеколюбием». Взаимность сводится к правилу: не делай другому того, чего не хочешь себе. Золотая середина должна быть между неосмотрительностью и чрезмерной осторожностью: поступки должны быть инициативными, но достаточно осмотрительными. Человеколюбие – это уважение к родителям и старшим. Выполняя все условия правильного пути, человек становится благородным мужем и обретает счастье. Быть счастливым, утверждал Конфуций, - значит жить в согласии с самим собой, другими людьми и всем миром.

Очень содержательна концепция Дао у Лао-Цзы: это всеобщий закон естественности, то есть самопроизвольного, ничем не принуждаемого существования. Ему подчиняется мир в целом и всё, что составляет мир. Идея здесь, в принципе, та же, что в аристотелевском понимании бытия: у мира в целом и у каждой вещи есть своё бытие, своё естество. Но Дао неуловим, его нельзя выразить в одном слове: он есть и порядок и хаос, движение и покой, необходимое и случайное и т.д. Дао соединяет противоположности, которыми заполнен мир (это особенно интересует сейчас, есть исследования «Дао в современной физике»). Следовать Дао – значит не бросаться из крайности в крайность, но и не искать всякий раз что-то среднее, усреднённое и серое. Надо учиться соединять противоположности, чтобы не лишать мир и человеческую жизнь ярких красок и контрастов, то есть естественности.

Лао-Цзы не соглашался с некоторыми условиями конфуцианского «правильного пути»: нельзя навязывать своё понимание желательного и нежелательного другому человеку, это допустимо лишь во взаимоотношениях взрослого и ребёнка; насчёт «середины» сказано выше.

Что же касается вопроса об отношении совершенного человека к миру, то здесь у восточных мыслителей было полное единодушие. Удачно выразил их общую позицию Сидхарта: не пытайся изменить мир, ничего хорошего не получится, только надорвёшься, - изменяйся сам. Лао-Цзы сравнивал мир со священным сосудом, которым непозволительно манипулировать, ибо потеряешь мир и самого себя. Дао мудрого человека – деяние без борьбы. Ничего в мире нельзя ломать, насильно переделывать. Этот принцип используется в восточных единоборствах, чем издавна славились даоские монахи: не противопоставлять силе силу, а обратить силу неприятеля против него самого.

Нам хорошо известен культ природного на Востоке. Созерцать красоту природы, наслаждаться ею, - высшее из человеческих наслаждений в восточной культуре.

И, наконец, человеческое единение людей. Для Сидхарты-Будды и Лао-Цзы особенной проблемы здесь не было: между людьми, идущими по пути совершенствования, и тем более между совершенными человеческое единство устанавливается само собой, оно естественно. Но это вело к обособлению таких людей от общества в особые группы, что способствовало нарастанию религиозных мотивов в учении и практике как буддизма, так и даосизма. Сидхарта и Лао-Цзы обращались ко всем людям без различия, представителям всех каст и слоёв общества с предложением сделать выбор: жить по-прежнему или встать на путь совершенствования и естественности.

Конфуций брал проблему шире: человеческое единение возможно не только среди людей особых, посвящённых и избранных, в его круг должно войти как можно больше людей, желательно все. Сказывался личный опыт Конфуция на государственной службе. Он контролировал сбор налогов на городских рынках и прославился как справедливый и мудрый чиновник. При нём казна пополнялась, и люди не роптали.

Залогом по-человечески справедливого решения общественных дел Конфуций считал порядок, основанный не на принуждении, а на нравственных началах. По его мнению, сила государства – не в средствах принуждения как таковых, она имеет нравственную основу. Император обязан быть благородным мужем и давать нравственный образец поведения для всех чиновников и подданных – с такой нравственной силой государства ничто сравниться не может. Ради этой цели Конфуций предлагал реформу «исправление имён». Суть её такова: у каждого человека кроме его личного имени есть ещё имя социальное, говорящее о его социальной роли (отец, сын, дочь, брат, сестра, товарищ, друг, чиновник и т.п.). Чтобы избавиться от негодяев, воров, мошенников, недобросовестных и продажных чиновников достаточно, чтобы каждый человек своей жизнью и деятельностью подтверждал своё социальное имя: отец должен быть действительно отцом во всём многогранном смысле этого имени, так же должно поступать и во всех других случаях – и тогда в обществе воцарится порядок и не останется места для всего, что корёжит и уродует жизнь, люди будут относиться друг к другу по-человечески. Известно, что Конфуций решительно выступал против человеческих жертвоприношений. Словом, он предлагал нравственное возрождение людей и общества – нам тема знакомая. А ведь это был VI век до н.э.

Однако, идеализировать проект Конфуция не стоит. По замыслу его, человек должен подчиняться порядку и при этом отказаться от собственной индивидуальности. Не важно, каков ты лично, важно, что ты скрупулёзно выполняешь свой общественный долг, а всё остальное в тебе не интересно и не важно. Каково жить в таком обществе? Что остаётся от человечности? Жутковато становится…

Лао-Цзы упрекал Конфуция за то, что он возвеличивает, превозносит императора и государственную власть над подданными, простыми людьми. Напротив, чем меньше они будут отличаться от остальных людей и чем менее заметна их деятельность, тем, значит, всё естественнее и отвечает требованиям Дао. Как видим, в древневосточной философской мысли была представлена и другая крайность в понимании государства. Согласно идеям Лао-Цзы, крайности к добру не ведут: и сам Лао-Цзы во имя естественности и слияния с природой советовал государству жить замкнуто, с соседями не общаться и ничего не заимствовать у них, свой народ не просвещать: «Трудно управлять народом, когда у него много знаний». Хорош «демократизм», не правда ли?

Юристам хорошо известно, что идеи Конфуция далеко не сразу были восприняты обществом, и в образовании единой империи Китая торжествовали идеи «законников», легизма. Но сама жизнь заставила вспомнить о Конфуции, и чем дальше шла история Китая, тем заметнее влияние его идей, которые, конечно, видоизменялись, каждый раз модернизировались. О значении их в современную эпоху говорит хотя бы тот факт, что даже сам Мао Цзе-дун преклонялся перед Конфуцием. Авторитет и влияние конфуцианских идей нарастают во всём мире.

Таким образом мы убеждаемся в том, что яркое своеобразие древневосточной философской мысли вполне объяснимо и понятно с позиций восточной духовности, выражением которой она являлась. Никаких сомнений в её философском достоинстве у нас нет, нам понятны замечательные ценности её, прозрения самой глубокой сути. Два из них особенно значимы сейчас – отношение к природе и нравственные критерии в политике. Экологический кошмар и наваждение маккиевелизма становятся невыносимыми и заставляют вспомнить и прислушаться к советам восточной мудрости.