В 'ТИКОЗНОМ остроумце' (глава 10) я описал сравнительно умеренную формусиндрома Туретта, упомянув однако, что встречаются и более тяжелые формы,внушающие ужас гротеском и неистовством. Я также высказал соображение о том,что некоторые пациенты способны справиться с болезнью, найти ей место впределах личности, в то время как другие оказываются действительно'одержимы', не справляясь с собой в условиях невероятного давления и хаосаболезненных импульсов. Как и многие врачи старой школы, сам Туретт различалне только умеренную, но и 'злокачественную' форму синдрома, приводящую кполному разложению личности и особому 'психозу', для которого характерныгиперактивность, эксцентричность и фантастические выходки, а также зачастуюсклонность к пародированию и подражанию. Эта разновидность болезни -'сверх-Туретт' - встречается примерно в пятьдесят раз реже ее обычных 162 форм и протекает намного тяжелее. Психоз Туретта - своего родаперевозбуждение 'Я' - отличается и от остальных психотических состоянийособой симптоматикой и физиологией. Тем не менее в нем можно усмотретьсходство с двумя другими расстройствами: во-первых, он похож насверхактивный моторный психоз, иногда вызываемый L-дофой, а во-вторых, накорсаковский психоз со свойственной ему неудержимой конфабуляцией (см. главу12). Как и они, психоз Туретта может почти целиком поглотить личность. Я уже говорил, что на следующий день после встречи с Рэем, моим первымтуреттиком, у меня открылись глаза. На улицах Нью-Йорка я заметил какминимум трех человек с теми же, что и у него, характерными симптомами, новыраженными еще более ярко. Это был день неврологического ясновидения.Одного за другим встречал я больных с синдромом Туретта предельной тяжести,страдавших тиками и спазмами не только моторики, но и восприятия,воображения, эмоций - личности в целом. Уже беседуя с Рэем в кабинете, можно было догадаться, что происходит наулицах, но простого рассказа здесь недостаточно - это нужно видеть своимиглазами. Клиника и больничная палата - не всегда самое подходящее место длянаблюдения за болезнью, особенно за расстройством, которое, несмотря наорганическую основу, проявляется главным образом в подражаниях, отражениях,импульсах, реакциях и аберрациях почти неправдоподобной силы. Назначениебольницы и лаборатории - сдерживать и структурировать поведение, подчасвообще вынося его за скобки. Медицинские и исследовательские учрежденияхороши для кабинетной, систематической неврологии, ограниченной рамкамипредписанных тестов и задач, но совершенно непригодны длянаблюдателя-натуралиста. Полевая неврология изучает пациента в естественныхусловиях, не стесненного обстановкой научного исследования и полностьюотдающегося порыву и игре каждого импульса. Сам наблюдатель должен при этомоставаться незамеченным, и для этого нет ничего лучше 163 нью-йоркской улицы - безликой, оживленной улицы в огромном городе, гдестрадающие экстравагантными, неуправляемыми расстройствами люди в полноймере могут испытать и явить миру чудовищную свободу и абсолютное рабствосвоей болезни. 'Уличная неврология' имеет достойных предшественников. ДжеймсПаркинсон, столь же неутомимый ходок по улицам Лондона, как и Чарльз Диккенссорок лет спустя, исследовал получившую его имя болезнь не у себя вкабинете, а на запруженных лондонских улицах. Паркинсонизм просто невозможнополностью разглядеть в клинике - он обнаруживает свой особый характер лишь вусловиях открытого, сложного пространства человеческих взаимодействий (этоблестяще показано в фильме Джонатана Миллера 'Иван'). Чтобы понять болезньПаркинсона, ее необходимо наблюдать в реальном мире, на людях; то же самое,причем в гораздо большей степени, справедливо для синдрома Туретта.Замечательная книга Мейге и Фейнделя 'Тики и их лечение', написанная в 1901году, начинается с главы 'Исповедь тикЈра' ('Les confidences d'unticqueur'), где от первого лица ведется рассказ о тикозном больном,передразнивающем прохожих на улицах Парижа. В романе Рильке 'Записки МальтеЛауридса Бригге' есть краткий эпизод, посвященный еще одному парижскомутикЈру с характерными особенностями поведения. Авторы этих книг показывают,как важно наблюдать болезнь в естественных условиях. Я и сам понял это наличном опыте: не только кабинетное знакомство с Рэем, но и все увиденноезатем на улицах стало для меня откровением. Мне вспоминается сейчас одинэпизод - настолько поразительный, что он так же отчетливо стоит у меня передглазами, как если бы это случилось вчера. Идя по улице, я вдруг заметил седую женщину лет шестидесяти, ставшую,судя по всему, центром какого-то странного происшествия, какого-тобеспорядка, - но что именно происходит, было неясно. 'Не припадок ли это? -подумал я. - Что вызывает эти судороги?' Распростра- 164 няясь подобно эпидемии, конвульсии охватывали всех, кто приближался кбольной, содрогавшейся в бесчисленных неистовых тиках. Подойдя поближе, я понял, в чем было дело. Женщина подражала прохожим -хотя слово 'подражание' слишком убого, чтобы описать происходившее. Она,скорее, мгновенно превращалась в живые карикатуры на всех случавшихся рядомс ней людей. В какую-то долю секунды ей удавалось ухватить и скопироватьвсех и каждого. Я видел множество пародистов и мимов, мне попадались клоуны и комикивсех мастей, но никто и ничто не может сравниться с той зловещей магией,свидетелем которой я оказался, - с мгновенным, автоматическим, судорожнымкопированием каждого лица и фигуры. Причем это была не просто имитация,удивительная сама по себе. Перенимая и вбирая в себя лица и жесты окружавшихее людей, старуха срывала с них личины. Каждое ее подражание было в то жевремя пародией, издевательством, гротеском характерных жестов и выражений,причем гротеск этот, при яростном ускорении и искажении всех движений, былстоль же осмысленным, сколь и непроизвольным. Так, чья-то спокойная улыбкаотражалась на ее лице мгновенной неистовой гримасой; ускоренный до пределанеторопливый жест превращался в конвульсивное движение. При этом некоторыеиз гримас были имитацией второго и третьего порядка. Оскорбленные, сбитые столку люди не могли сдержать естественных реакций, которые в свою очередьтоже передразнивались и в искаженном виде возвращались к ним же, еще большеразжигая гнев и негодование. Этот непроизвольный гротескный резонанс,втягивавший окружающих в воронку абсурдной связи, и был причиной переполоха. Пройдя всего один короткий квартал, исступленная старуха, словно вбезумном калейдоскопе, породила карикатуры сорока или пятидесяти прохожих,каждая продолжительностью в секунду-две, а то и меньше, так что все этовместе заняло не более двух минут. 165 Существо, ставшее всеми вокруг, на моих глазах утрачивало собственнуюличность и превращалось в ничто. Тысячи лиц, тысячи масок и воплощений - какпереживала она этот вихрь чужих сознаний и индивидуальностей? Ответ сталясен очень скоро: эмоциональное давление в ней и в окружающих нарастало такстремительно, что становилось взрывоопасным. Внезапно, в отчаянииотшатнувшись от толпы, она свернула в ближайший переулок, и там, словно всильнейшем приступе тошноты, с фантастической быстротой исторгла из себя всежесты, позы и выражения лиц только что встреченных ею людей. В одномколоссальном пароксизме пантомимической рвоты она извергла из себя всех, кембыла одержима. И если поглощение заняло две минуты, то изрыгнуть их ейудалось за один прием, за один выдох - пятьдесят человек за десять секунд,по пятой доле секунды на каждого. После этого эпизода я провел с туреттиками сотни часов, разговаривая,наблюдая, записывая на пленку - изучая их и обучаясь сам. Но ничто, я думаю,не дало мне такого непосредственного и пронзительного знания, как эти двефантастические минуты на нью-йоркской улице. В тот момент я понял, что причуды физиологии ставят 'сверхтуреттика' висключительную психологическую и жизненную ситуацию, сходную с положениемтяжелых 'сверхкорсаковцев', но только с другой предысторией и другимисходом. Оба психоза могут привести к затемнению сознания, лихорадочномубреду и разложению личности, но если блаженный корсаковец ничего этого неосознает, то туреттик воспринимает свое положение с мучительной остротой иясностью, хотя часто не может или не хочет ничего по этому поводупредпринять. В то время как корсаковец движим амнезией и небытием, туреттикомвладеет экстравагантный импульс. Больной сам является и источником, ижертвой этого импульса; он может от него отречься, но не в силах избавиться.Таким образом, в отличие от корсаковца, туреттик втянут в двусмысленныеотношения со своей болезнью: 166 побеждая, покоряясь, играя, он вступает с ней в причудливые перипетииборьбы и сговора. Эго туреттика лишено защитных барьеров торможения и стыда, нормальных,физиологически определенных границ, и подвергается чему-то вроде интенсивнойбомбардировки. Непрерывно, снаружи и изнутри, его подстегивают и соблазняютсамые разнообразные импульсы. Импульсы эти, по природе своей физиологическиеи спазматические, проникнуты также личностным (или, скорее,псевдоличностным) содержанием - и являются туреттику в виде искушений. Выдержит ли личность такую атаку? Выживет ли 'Я'? Сможет ли оно развиваться,оказавшись во власти столь разрушительных сил, - или же, как горьковыразился один из моих пациентов, сломав человека, импульсы окончательно'туреттизируют душу'? Сумеет ли личность туреттика, находясь подфизиологическим, экзистенциальным, почти теологическим давлением, остатьсяцельной и независимой - или же она окажется во власти сиюминутных импульсов,порабощенная ими, отнятая у самой себя? Приведем еще раз слова Юма: Я берусь утверждать... что мы есть не что иное, как связка или пучокразличных восприятий, следующих друг за другом с непостижимой быстротой инаходящихся в постоянном течении, в постоянном движении *. Отсюда видно, что, согласно Юму, индивидуальное 'Я' есть фикция -личность, утверждает он, существует лишь как последовательность ощущений ивосприятий. Это очевидным образом неверно в случае нормального человека,который владеет своими ощущениями. Они не просто составляют безличный поток,но принадлежат субъекту и объединены его устойчивым 'Я'. Но в случаесверхтуреттика описание Юма, судя по всему, верно отражает происходящее:жизнь такого больного до опреде- * Юм Д. 'Трактат о человеческой природе'. // Юм Д. Соч. в 2-х томах. T.1. M.: Мысль, 1993. С. 307. 167 ленной степени действительно является сменой случайных движений иощущений, фантасмагорией содроганий без центра и смысла. С этой точки зрениятуреттик есть юмо, а не хомо сапиенс. Такая судьба - в философском и почтирелигиозном смысле этого слова - уготована всякому, у кого импульсрешительно преобладает над 'Я'. Она сходна с фрейдистской 'судьбой', такжеобрекающей человека на подчинение импульсам, но если в последней есть хотькакой-то, пусть трагический, смысл, то юмовская судьба совершеннобессмысленна и абсурдна. Сверхтуреттики, как никто другой, вынуждены бороться, просто чтобывыжить - сформировать личность и сохранить ее целостность в условияхнепрекращающейся атаки импульсов. С раннего детства они сталкиваются с почтинепреодолимыми препятствиями на пути к формированию индивидуальности иличностному росту, и чудом можно назвать то, что в большинстве случаев имудается стать полноценными людьми. Воля к бытию, к выживанию в качествеуникального суверенного индивидуума - самый могучий наш инстинкт. Он сильнеелюбых импульсов, сильнее болезни. Здоровье, воинствующее здоровье, обычновыходит победителем. 168
