М " ' «««. ч

Случается видеть, что некоторые звезды отстают от некоторых других; это бывает или потому, что они хотя обходят (описывают) тот же самый круг, но двигаются медленнее; или потому, что они [в дей­ствительности] двигаются в противоположном на­правлении, хотя и увлекаются обратно тем же самым вихрем; или же потому, что они хотя несутся по кругу тем же вихрем, но вращаются — одни по большему пространству, другие — по меньшему. Но давать одно объяснение этим явлениям — это прилично только тем, кто хочет морочить толпу.

То, что называется падающими звездами, может происходить отчасти вследствие трения их между собой и выпадении [обломкои] там, где бывает выду­вание их нгфом, как мы гоиорим относительно мол­нии, или что происходит вследствие соединения атпм< in, < not <>f>iиjx производить огонь, когда бывает скопление родственной материи, пригодной для со­вершения этого, и вследствие движс! 1ия их в том на­правлении, куда сначала, при скоплении их, бывает направлен толчок; или это происходит вследствие стсче! шя ветра в некоторых тумановидных уплотне­ниях и воспламенения его благодаря круговраще­нию, причем он затем прорывается из своего окру­жения в несется в то место, к которому бывает на­правлен толчок. Есть также и другие способы для совершения этого, свободные от мифических объ­яснений.

Приметы [предсказания] погоды по некоторым животным основаны на случайном совпадении об­стоятельств. Ведь животные не могут оказывать ни­какого принуждения на то, чтобы окончилась зима, и не сидит никакая божественная природа, которая следила бы за выходом этих животных и потом при­водила бы в исполнение эти приметы. Ведь такая глупость не могла бы напасть ни на одно живое су­щество, если только оно обладает хоть каким-ни­будь развитием, не говоря уже о существе, обладаю­щем полным блаженством.

Все это запомни, Пифокл: благодаря этому во многих случаях ты избегнешь мифической болтов-

ни и будешь в состоянии понимать вещи, однород­ные с этими. Но больше всего предайся изучению начал, бесконечности и родственных с этим пред­метов, а также орудий суждения (критериев) и внут­ренних чувств и цели, ради которой мы ведем эти рассуждения. Тщательное изучение этого даст тебе легко возможность понимать причины частностей. А кто не предается с возможно большей любовью этим предметам, те не могут ни их самих хорошо понять, ни усвоить себе цели, ради которой следует изучать это.

«ЭПИКУР ПРИВЕТСТВУЕТ МЕНЕКЕЯ»

Пусть никто в молодости не откладывает занятия философией, а в старости не устает заниматься фи­лософией: ведь никто не бывает ни недозрелым, ни перезрелым для здоровья души. Кто говорит, что еще не наступило или прошло время для занятия фи­лософией, тот похож на того, кто говорит, что для счастья или еще нет, или уже нет времени. Поэтому и юноше и старцу следует заниматься философией: первому — для того, чтобы, старея, быть молоду бла­гами «следствие благородного воспоминания о про­шедшем, а второму — для того, чтобы быть одновре­менно и молодым и старым вследствие отсутствия страха перед будущим. Поэтому следует размышлять о том, что создает счастье, если действительно, когда оно есть, у нас все есть, а когда его нет, мы все делаем, чтобы его иметь.

Что я тебе постоянно советовал, это делай и об этом размышляй, имея в виду, что это основные принципы прекрасной жизни. Во-первых, верь, что Бог — существо бессмертное и блаженное, согласно начертанному в уме человека общему представле­нию о Боге, и не приписывай ему ничего чуждого его бессмертию или несогласного с его блаженством; но представляй себе о Боге все, что может сохранять его блаженство, соединенное с бессмертием. Да, боги существуют: познание их — факт очевидный. Но они

не таковы, какими их представляет себе толпа, пото­му что толпа не сохраняет о них постоянно своего представления. Нечестив не тот, кто устраняет богов толпы, но тот, кто применяет к богам представления толпы, ибо высказывания толпы о богах являются не естественными понятиями, но лживыми домысла­ми, согласно которым дурным людям боги посыла­ют величайший вред, а хорошим — пользу. Именно люди, все время близко соприкасаясь со своими соб­ственными добродетелями, к подобным себе отно­сятся хорошо, а на все, что не таково, смотрят, как на чуждое.

Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Ведь все хорошее и дурное за­ключается «ощущении, и смерть есть лишение ощу­щении III» пому иранилыюс [шалиетого, что смерть нг имеет н iим никакого oi ношения, делает смерт­ность жшпи усладительной, не потому, чтобы оно прибавляло к ней Пограничное количество време­ни, но потому, что отнимает жажду бессмертия. И действительно, нет ничего страшного в жизни то­му, кто всем сердцем постиг (вполне убежден), что в не-жизни нет ничего страшного. Таким образом, глуп тот, кто говорит, что он боится смерти не пото­му, что она причинит страдание, когда придет, но по­тому, что она причиняет страдания тем, что придет: ведь если что не тревожит присутствия, то напрасно печалиться, когда оно только еще ожидается. Таким образом, самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, когда мы сущест­вуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем. Таким обра­зом, смерть не имеет отношения ни к живущим, ни к умершим, так как для одних она не существует, а другие уже не существуют.

Люди толпы то избегают смерти, как величайше­го из зол, то жаждут ее, как отдохновения от зол жиз­ни. А мудрец не уклоняется от жизни, но и не боится не-жизни, потому что жизнь ему не мешает, а не­жизнь не представляется каким-нибудь злом. Как пи­щу он выбирает вовсе не более обильную, но самую

приятную, так и временем он наслаждается не са­мым долгим, но самым приятным.

Кто советует юноше прекрасно жить, а старцу прекрасно кончить жизнь, тот глуп — не только вследствие привлекательности жизни, но также и по­тому, что забота о прекрасной жизни есть та же са­мая, что и забота о прекрасной смерти. Но еще хуже тот, кто говорит, что хорошо не родиться, «а родив­шись, как можно скорее пройти врата Аида». Если он говорит так по убеждению, то почему не уходит из жизни? Ведь это в его власти, если это было действи­тельно им твердо решено. А если в шутку, то напрас­но он говорит это среди людей, не принимающих его мнения.

Надо помнить, что будущее — не наше, но, с другой стороны, и не вполне не наше, — для того, чтобы мы не ждали непременно, что оно насту­пит, но и не теряли надежды, будто оно вовсе не на­ступит.

Надо принять во внимание, что желания бывают одни естественные, другие — пустые (вздорные) и из числа естественных одни — необходимые, а дру­гие — только естественные, а из числа необходимых одни — необходимы для счастья, другие — для спо­койствия тела, третьи — для самой жизни. Свобод­ное от ошибок рассмотрение этих фактов при вся­ком выборе и избегании может содействовать здо­ровью тела и безмятежности души, так как это есть цель счастливой жизни; ведь ради этого мы все дела­ем, — именно чтобы не иметь ни страданий, ни тре­вог. А раз это с нами случилось (нам досталось, про­изошло), всякая буря души рассеивается, так как жи­вому существу нет надобности идти к чему-то как к недостающему и искать чего-то другого, от чего благо души и тела достигнет полноты. Да, мы имеем надобность в удовольствии тогда, когда страдаем от отсутствия удовольствия; а когда не страдаем, то уже не нуждаемся в удовольствии. Поэтому-то мы и на­зываем удовольствие началом и концом (альфой и омегой) счастливой жизни. Его мы познали как первое благо, прирожденное нам; с него начинаем

мы всякий выбор и избегание; к нему возвращаемся мы, судя внутренним чувством, как мерилом, о вся­ком благе.

Так как удовольствие есть первое и прирожден­ное нам благо, то поэтому мы выбираем не всякое удовольствие, но иногда мы обходим многие удо­вольствия, когда за ними следует для нас большая неприятность; также мы считаем многие страдания лучше удовольствия, когда приходит для нас боль­шее удовольствие, после того как мы вытерпим стра­дания в течение долгого времени. Таким образом, всякое удовольствие, по естественному родству с на­ми, есть благо, но не всякое удовольствие следует вы­бирать, равно как и страдание всякое есть зло, но не всякого страдания следует избегать. Но должно обо всем этом судить но соразмерению и по рассмотре­нию полезного и неполезного: исдь в некоторых случаях мы смотрим на благо как па плои обратно — на зло как i ia благо.

Да и довольство своим (умеренность) мы считаем великим благом не затем, чтобы всегда пользоваться немногим, но затем, чтобы, если у нас не будет много­го, пользоваться (довольствоваться) немногим, в пол­ном убеждении, что с наибольшим удовольствием на­слаждаются роскошью те, которые наименее в ней нуждаются, и что все естественное легко добывается, а пустое, [т. е. излишнее], трудно добывается. Простые блюда (кушанья) доставляют такое же удовольствие, как и дорогой стол (пища), когда все страдание от не­достатка устранено. Хлеб и вода доставляют величай­шее (высшее) удовольствие, когда человек подносит их к устам, чувствуя потребность. Таким образом, привычка к простой, недорогой пище способствует улучшению здоровья, делает человека деятельным по отношению к насущным потребностям жизни, при­водит нас в лучшее расположение духа, когда мы по­сле долгого промежутка получаем доступ к предме­там роскоши, и делает нас неустрашимыми пред слу­чайностью.

Итак, когда мы говорим, что удовольствие есть ко­нечная цель, то мы разумеем не удовольствия распут-

ников и не удовольствия, заключающиеся в чувствен­ном наслаждении, как думают некоторые, не знаю­щие, или не соглашающиеся, или неправильно пони­мающие, но мы разумеем свободу от телесных страда­ний и от душевных тревог. Нет, не попойки и кутежи непрерывные, не наслаждения мальчиками и женщи­нами, не наслаждения рыбою и всеми прочими яства­ми, которые доставляет роскошный стол, рождают приятную жизнь, i ю трезвое рассуждс! ше, исследую­щее причины всякого выбора и избегания и изгоняю­щее (лживые) mi 1сния, от которых душу объемлет ве­личайшее смятение (которые производят в душе вели­чайшее смятение).

Начало всего этого и величайшее благо есть бла­горазумие. Поэтому благоразумие дороже даже фи­лософии. От благоразумия произошли все осталь­ные добродетели; оно учит, что нельзя жить прият­но, не живя разумно, нравственно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить разумно, нравственно и спра­ведливо, не живя приятно. Ведь все добродетели по природе соединены с жизнью приятной, и приятная жизнь от них неотделима. В самом деле, кто, по твое­му мнению, выше человека, о богах мыслящего бла­гочестиво, к смерти относящегося всегда неустра­шимо (от праха перед смертью свободного), путем размышления постигшего (уяснившего себе) конеч­ную цель природы, понимающего, что высшее благо легко исполнимо и достижимо, а высшее зло связа­но с кратковременным страданием, смеющегося над судьбой, которую некоторые вводят как владычицу всего? Он, напротив, говорит, что одни события происходят в силу необходимости, другие — по слу­чаю, а иные зависят от нас, так как необходимость не подлежит ответственности, а случай непостоя­нен, как он видит, но то, что зависит от нас, не под­чинено никакому господину, и за этим следует как порицание, так и противоположное ему. В самом де­ле, лучше было бы следовать, мифу о богах, чем быть рабом судьбы физиков (естествоиспытателей); миф дает намек на надежду умилостивления богов по­средством почитания их, а судьба заключает в себе

неумолимую необходимость. Что касается случая, то мудрец не признает его ни Богом, как думают лю­ди толпы, — потому что Богом ничто не делается беспорядочно, — ни причиной всего, хотя и шат­кой, — потому что он не думает, что случай дает лю-; дям добро или зло для счастливой жизни, но что он доставляет начала великих благ или зол. Поэтому мудрец полагает, что лучше с разумом быть несчаст^ ным, чем без разума быть счастливым. И действитель-» но, в практической жизни лучше, чтобы что-нибудь хорошо выбранное потерпело неудачу, чем чтобы что-нибудь дурно выбранное получило успех благо­даря случаю.

Так вот, обдумывай это и тому подобное сам с со­бою, Д1 icm и ночью и с подоб! 1ым тебе человеком, и ты никогда, ни панну, ни во тс, не придешь в смятение, л будешь жить, кик Бог среди людей. Да, совершенно непохож на смертное существо человек, живущий среди бессмертных благ!

«ГЛАВНЫЕ МЫСЛИ»

1. Блаженное и бессмертное [существо] и само не имеет хлопот (беспокойств) и другому не при­чиняет их, так что оно не одержимо ни гневом, ни благоволением; все подобное находится в немощ­ном.

2. Смерть не имеет никакого отношения к нам; ибо то, что разложилось, не чувствует, а то, что не чув­ствует, не имеет никакого отношения к нам.

3- Предел величины удовольствий есть устране­ние всякого страдания. А где есть удовольствие, там, пока оно есть, нет страдания, или печали, или того и другого вместе.

4. Не долго продолжается непрерывно страдание в плоти; но в высшей степени оно бывает в течение очень короткого времени, а в степени, только превы­шающей удовольствие в плоти, оно бывает не много дней. А долговременные немощи (болезни) имеют больше удовольствия, чем страдания.

5- Нельзя жить приятно, не живя разумно, нравстч венно и справедливо, и, наоборот, нельзя жить ра-г зумно, нравственно и справедливо, не живя приятно; А у кого этого нет, тот не живет разумно, нравствен-! но и справедливо; а у кого нет последнего, тому нель­зя жить приятно.

6. Для того чтобы жить в безопасности от людей, существует благо, согласное с природой, и посред­ством таких благ человек может себе это достав­лять.

7. 11екоторыс хотят сдслат!1ся славными и быть на виду у людей, думая, что таким способом приобретут безопасность от людей. Таким образом, если жизнь таких людей безопасна, то они достигли естественно­го блага; а если она не безопасна, то они не имеют то­го, к чему стремились сначала, следуя голосу при­роды.

8. Никакое удовольствие не есть зло само по себе; но средства, производящие некоторые удовольствия, приносят беспокойства, во много раз превышающие удовольствия.

9- Если бы всякое удовольствие сгущалось (ста­новилось интенсивнее) и с течением времени охва­тывало весь организм (все собрание атомов орга­низма) или главнейшие части человеческой приро­ды, то удонольстния никогда не отличались бы одно т¹ другого.

/ О. Если бы то, что производит удовольствия рас­путников, рассеивало страхи ума относительно не­бесных явлений, смерти и ее страданий, а также на­учало бы пределу страстей и страданий, то мы никог­да не имели бы причины порицать их, так как они отовсюду наполняли бы себя удовольствиями и ни­откуда не имели бы ни страдания, ни печали, что и есть зло.

/ /. Если бы нас нисколько не беспокоили подо­зрения относительно небесных явлений и подозре­ния о смерти, что она имеет к нам какое-то отноше­ние, а также непонимание границ страданий и стра­стей, то мы не имели бы надобности в изучении природы. -«МШД- *-№. --лузо

12. Нельзя разрушать страх относительно са­мых важных вещей, не зная природы вселенной, но подозревая истину в чем-нибудь из того, что рассказывается в мифах. Поэтому нельзя без изуче­ния природы получать удовольствия без примеси страха.

13- Нет никакой пользы готовить себе безопас­ность по отношению к людям, если есть подозрения (опасения) относительно того, что в вышине, под зем­лей и в бесконечности вообще.

14- Хотя безопасность от людей достигается до некоторой степени благодаря некоторой силе, удаляющей [беспокоящих людей], и благосостоя­нию (богатству), но самой настоящей бывает безо­пасность благодаря тихой жизни и удалению от толпы.

15- Гюгатство, требуемое природой, ограничено и легко добывается; а богатстио, требуемое пустыми (вздорными) мыслями (мечтами), простирается до бесконечности.

16. Случай мало (в редких случаях) мешает мудре­цу (вторгается в жизнь мудреца); самые большие и са­мые важные дела устроил разум, и во все время его жизни он устраивает их и будет устраивать.

17- Справедливый в высшей степени свободен от тревоги, а несправедливый полон очень сильной тревоги.

18. Не увеличивается удовольствие в плоти, когда устранено страдание, происходящее от не­достатка, но оно только разнообразится; предел же по отношению к удовольствию разума (высшее удовольствие разума) порождается разумным по­ниманием этих самых вещей и однородных с ни­ми чувств, которые причиняли разуму величайшие страхи.

19- Безграничное время заключает в себе удо­вольствие, равное с ограниченным временем, если мерить разумом пределы удовольствия.

20. Плоть воспринимает пределы удовольствия как безграничные и безграничное время доставляет его (требуется для доставления его). А разум, достиг-

нув понимания крайнего блага плоти и его предела и рассеяв страхи относительно вечности будущего времени, доставляет нам совершенную жизнь, и мы уже нисколько не нуждаемся в безграничном времени; но разум не избегает удовольствия, и, с другой сторо­ны, когда обстоятельства готовят нам уход из жизни, он не приближает ее конца, как будто в какой-то мере ему недостает наилучшей жизни.

21. Кто знает пределы жизни, тот знает, что легко добыть то, что устраняет страдания, проис­ходящие от недостатка, и что делает всю жизнь со­вершенной; поэтому он нисколько не нуждается в действиях, заключающих в себе борьбу (соперни­чество).

22. Следует иметь в виду действительную цель [жизни] и всю достоверность [непосредственного восприятия], к которой мы сводим наши мнения; в противном случае все будет полно сомнений и бес­порядка.

23. Если ты борешься со всеми чувственными вос­приятиями (считаешь недостоверными все чувствен­ные восприятия), то у тебя не будет ничего, на что можно бы было делать ссылку при суждении о тех из них, которые, по твоим словам, лживы.

24. Кош ты отбросишь какое-нибудь в отдельно­сти чунстнсм п юс восприятие и не будешь делать раз­личия между мнением, касающимся того, что еще ожидает подтверждения, и тем, что уже дано внеш­ним чувственным восприятием и внутренними чув­ствами и всяким действием ума, то приведешь в бес­порядок и остальные чувственные восприятия своим безосновательным мнением, так что отбросишь вся­кое орудие суждения (всякий критерий). А если сре­ди умственных образов, созданных твоим мнением, ты будешь считать достоверным и все то, что ожида­ет подтверждения, и то, что не ожидает его, ты не из­бежишь ошибки, потому что будешь хранить всецело причину сомнения во всяком суждении о том, что правильно и что неправильно.

25- Если ты не будешь при всяком случае сводить каждое действие к конечной цели природы, сообра-

зовать каждое действие с конечной целью природы, но будешь обращаться к чему-нибудь другому, избе­гая чего-либо или стремясь к чему-либо, то у тебя действия не будут соответствовать логосам (прин­ципам).

26. Все желания, которые, если они не удовлетво­ряются, не ведут к страданию, не необходимы, но за­ключают в себе стремление, легко рассеиваемое, ког­да предмет страсти труднодостижим или когда кажет­ся, что они могут причинить вред.

27- Из всего того, что мудрость доставляет себе для счастья всей жизни, самое важное есть облада­ние дружбой.

28. То же самое убеждение, которое дает нам без­боязненность относитслы ю того, что ничто страш­ное не бывает вечным или долговременным, усмот­рело и то, что безопасность, даже в нашем ограни­ченном существовании, благодаря дружбе наиболее полно осуществляется.

29- Желания бывают одни — естественные и не­обходимые, другие — естественные, но не необхо­димые, третьи — не естественные и не необходи­мые, но происходящие от вздорных мыслей (празд­ного воображения).

30. Естественные желания, но не ведущие к стра­данию, если они не исполняются, в которых есть на­пряженное (интенсивное) усилие, происходят вслед­ствие вздорных мыслей (праздного воображения), и они не вследствие своей природы не рассеиваются, но вследствие вздорных мыслей (праздного вообра­жения) человека.

31. Справедливость, происходящая от природы, есть договор о полезном — с целью не вредить друг другу и не терпеть вреда.

32. По отношению ко всем живым существам, ко­торые не могут заключать договоры о том, чтобы не вредить друг другу и не терпеть вреда, нет ничего справедливого и несправедливого; точно также и по отношению ко всем народам, которые не могут или не хотят заключить договоры о том, чтобы не вредить и не терпеть вреда. * зояиэдякг^;,- i

33. Справедливость сама по себе не есть нечто, но в сношениях людей друг с другом в каких бы то ни было местах всегда она есть некоторый договор о том, чтобы не вредить и не терпеть вреда.

34- Несправедливость не есть зло сама по себе, но это зло заключается в страхе от подозрения, что человек не останется скрытым от тех, которые по­ставлены карателями за такие действия.

35- Кто делает таш ю что-i гибудь из того, что лю­ди уговорились между собою не делать с целью не вредить и не терпеть вреда, тому нельзя быть уве­ренным, что он останется скрытым, хотя бы он де­сять тысяч раз оставался скрытым в данное время. Ведь останется ли он скрытым до смерти — неиз­вестно.

36. В общем справедливость для всех одна и та же, потому что она есть нечто полезное в сношени­ях людей друг с другом; но в отношении индивиду­альных особенностей страны и других каких бы то ни было обстоятельств справедливость оказывается не для всех одной и той же.

3 7. Из числа действий, признанных справедливы­ми, то, полезность которого в потребностях сноше­ний людей друг с другом (взаимного общения лю­дей) i юдтпсрждается, заключает в себе залог справед-лшюгги, будет ли оно одно и то же для всех или не одно и то же. А если кто издаст закон, но он не ока­жется идущим на пользу сношений людей друг с дру­гом (взаимного общения людей), то он уже не имеет природы справедливости. Даже если полезность, за­ключающаяся в справедливости, меняется, [т. е. исче­зает], но в течение некоторого времени бывает со­гласна с естественным представлением о справедли­вости, то в течение того времени она нисколько не менее бывает справедливой в глазах тех, кто не сму­щает себя пустыми звуками (словами), а смотрит на факты.

38. Если действия, признанные законом или обы­чаем справедливыми, при перемене обстоят тельств оказываются на практике не согласными с ес­тественным представлением о справедливости,

то эти действия несправедливы. Но если при переме­не обстоятельств те же действия, которые признают­ся (признаны) справедливыми, более уже не полезны, то они были справедливыми тогда, когда они были полезны для сношения сограждан друг с другом (для взаимного общения сограждан), но впоследствии, они уже несправедливы, когда неполезны.

39. Кто лучше всего справляется со своею бояз­нью перед внешними обстоятельствами, тот делает то, что может, родственным (дружественным) себе, а чего не может, делает по крайней мере не чуждым (не враждебным); а со всем тем, с чем он не может да­же и этого сделать, он прекращает общение и удаляет [из своей жизни] все, в отношении чего полезно де­лать это.

40. Кто имеет возможность доставить себе пол­ную безболезненность (безопасность) от соседей, те все живут друг с другом самым приятным образом, имея самую надежную гарантию безопасности, и, на­сладившись самой полной близостью [с друзьями], не оплакивают смерть того, кто скончался раньше их, как будто сожалея о нем.

ИЗ «ВАТИКАНСКОГО СОБРАНИЯ ИЗРЕЧЕНИЙ»

IV. Всякое [телесное] страдание достойно презре­ния: страдание, заключающее в себе интенсивную боль, продолжается короткое время, а долговремен­ное страдание в теле причиняет боль слабую.

VII. Преступнику остаться скрытым трудно, а по­лучить уверенность в том, что скроется, невоз­можно.

К. Необходимость есть бедствие — но нет никакой необходимости жить с необходимостью.

[X. Метродор. Помни, что, будучи смертным по природе и получив ограниченное время [жизни], ты восшел, благодаря размышлениям о природе, до бес­конечности и вечности и узрел «то, что есть и что бу­дет, и то, что минуло».] отя^гавда.

XI. У большинства людей спокойствие есть оцепе­нение, а движение (деятельность) — безумие.

XIV. Мы рождаемся один раз, а дважды родить­ся нельзя, но мы должны уже целую вечность не быть. Ты же, не будучи властен над завтрашним днем, откладываешь радости; а жизнь гибнет в от­кладывании, и каждый из нас умирает, не имея до­суга.

XV. Мы ценим свой характер как спою собствен­ность, хорош ли он и уважается ли людьми или нет: так долж! ю i (енить и характер других, если они к нам расположены.

XVI. Никто, видя зло, не выбирает его, но попада­ется, прельщенный злом, как будто оно есть добро в сравнении с большим, чем оно, злом.

XVII. Не юношу надо считать счастливым, а стар­ца, прожившего жизнь хорошо: юноша в цвете сил, меняя мысли, носится сильным течением слу­чая, а старец причалил в старость, словно в при­стань, замкнув в надежных воспоминаниях благо­дарности блага, на которые прежде трудно было надеяться.

XVIII. Когда отнимается возможность видеться, разговаривать, общаться, кончается любовная присп >.

X/.Y. Кто не помнит о прежнем счастье, тот — се-годпи уже старик.

XXI. \ 1е следует насиловать природу, следует пови­новаться ей; а мы будем повиноваться ей, необходи­мые желания исполняя, а также естественные, если они не вредят, а вредные сурово подавляя.

XXIII. Всякая дружба желанна ради себя самой, а начало она берет от пользы.

XXIV. Сны не имеют божественной природы и ве­щей силы; они происходят от впадения [в человека] образов.

XXV. Бедность, измеряемая целью природы, [на­значенной природою для жизни], есть великое бо­гатство, а богатство неограниченное есть великая бедность.

XXVI. Следует понять, что как долгий разговор,

так и короткий клонится к одной и той же цели.

XXVII. Во всех занятиях плод с трудом приходит по окончании их, а в философии рядом с познанием бежит удовольствие: не после изучения бывает на­слаждение, а одновременно бывает изучение и на­слаждение.

XXVIII. He следует испытывать ни тех, кто быстро готов на дружбу, ни тех, кто нерешителен: ради друж­бы следует и рискнуть.

XXIX. Я предпочел бы, исследуя природу, откровен­но, как оракул, вещать полезное всем людям, хотя бы и никто не понял меня, чем, приспособляясь к люд­ским мнениям, пожинать в обилии уделяемую хвалу от толпы.

[ХХХМетродор. Иные всю жизнь готовят себе сред­ства к жи:«in, i ic «идя, что но всех нас влито при рожде­нии смертное:»ел!>е (смертельный яд).]

XXXI. 11ротив всего мож! к> добыть себе безопас­ность, а что касается смерти, мы, все люди, живем в неукрепленном городе.

XXXII. Почитание мудреца есть великое благо для почитающих.

XXXIII. Голос плоти — не голодать, не жаждать, не зябнуть. У кого есть это и кто надеется иметь это и в будущем, тот даже с Зевсом может поспорить о счастье.

XXXIV. Мы не столько имеем надобность [в помо­щи] от друзей, сколько в уверенности относительно помощи.

XXXV. Не следует портить то, что есть, желанием того, чего нет, а надо думать о том, что и это было желанным предметом.

[XXXVI. Жизнь Эпикура по сравнению с жизнью других относительно кротости и довольства своим (умеренности) можно счесть сказкою.]

XXXVII. Природа слаба против зла, но не против блага; удовольствиями она спасается, страданиями разрушается.

XXXVIII. Совсем ничтожен тот, у кого есть много основательных причин для ухода из жизни.

XXXIX. Не друг ни тот, кто постоянно ищет поль-

зы, ни тот, кто никогда не соединяет ее с дружбой: один торгует расположением, чтобы получить обмен, другой отсекает добрую надежду на буду­щее.

XL Кто говорит, что все происходит в силу необхо­димости, тот не может сделать никакого упрека тому, кто говорит, что все происходит не в силу необходи­мости: ибо он утверждает, что это самое происходит в силу i теобходи мости.

XL/. Следует смеяться и философствовать и в то же время заниматься хозяйством и пользоваться всеми остальными способностями и никогда не переставать изрекать глаголы истинной филосо­фии.

XJJI. Одно и то же время рождения (начала) вели­чайшего блага и наслаждения [им].

XUII. Любовь к деньгам, приобретенным нечест­ным путем, нечестива; к деньгам, приобретенным честным путем, позорна: непристойна грязная ска­редность даже и при честности.

XLIV. Мудрец, приспособившись к нужде, умеет скорее давать, чем брать: такое великое сокровище нашел он в довольстве своим.

XLV. Изучение природы создает людей не хваст­ливых и велеречивых и не выставляющих напоказ образование, предмет соперничества в глазах тол­пы, по людей смелых, довольных своим, гордящихся своими личными благами, а не благами, которые им даны обстоятельствами.

ХШ. Будем совершенно выбрасывать дурные при­вычки, все равно как скверных людей, долгое время приносивших нам большой вред.

[XLVH.Mempodop. Я предупредил тебя, случайность, и отгородился от всякого твоего тайного проникно-nci 1ия. Ни тебе, ни другому обстоятельству мы не вы­дадим себя. Но когда необходимость поведет нас, мы, с презрением плюнув на жизнь и на тех, кто за нее по­пусту цепляется, уйдем из жизни, в прекрасной песне победной восклицая, что жизнь нами хорошо про­жита.]

XLVIII. Надо стараться делать последнюю часть пу-

S30

ти лучше первой, пока мы находимся в дороге; а ког­да дойдем до конца, надо с легким сердцем радо­ваться.

U. Я узнал от тебя, что у тебя довольно сильно вож­деление плоти к любовным наслаждениям. Когда ты не нарушаешь законов, не колеблешь добрых обыча­ев, не огорчаешь никого из близких людей, не вре­дишь плоти, не расточаешь необходимого, удовле­творяй свои желания как хочешь. Однако невозмож­но не вступить в столкновение с каким-нибудь из вышеуказанных явлений: ведь любовные наслажде­ния никогда не приносят пользы; довольно того, ес­ли они не повредят.

Ш. Дружба обходит с пляской вселенную, объяв­ляя нам всем, чтобы мы пробуждались к прославле­нию счастливой жизни.

ЦП. 11икому 11C следует завидовать: хорошие люди не заслуживают зависти, а дурные, чем счастливее бывают, тем более вредят себе.

JJV. Не следует делать вид, что занимаешься фило­софией, но следует на самом деле заниматься ею: ведь нам нужно не казаться здоровыми, а быть поис­тине здоровыми.

LV. Должно врачевать несчастия благодарным воспоминанием о том, что погибает, и сознани­ем, что нельзя сделать несделанным то, что про­изошло.

LVI—LVJI. Когда мудрец сам подвергается пытке, он страдает не больше, чем когда видит, что друг под­вергается пытке. [Но если друг сделает ему зло], то вся его жизнь вследствие недоверия придет в расстрой­ство и перевернется.

LVIII. Надо высвободиться из уз обыденных дел и общественной деятельности.

LDL Не желудок ненасытен, как говорят люди тол­пы, но лживое представление о желудке как о чем-то, не имеющем предела наполнения.

LX. Всякий уходит из жизни, как будто он только что родился.

LXI. Прекрасно и лицезрение близких людей, ког­да первое родство живет в согласии (когда близкие

родственники живут в согласии): лицезрение имеет большое (сильное) влияние на это.

1X11. Ведь если гнев у родителей на детей бывает за дело, то, разумеется, глупо противиться, вместо того чтобы просить прощения; если не за дело, а неразум-.но, то совсем смешно еще разжигать это неразумие своим раздражением, вместо того чтобы стараться изменить (утешить) его, [т. е. гнев], другими способа­ми, своим благоразумием.

LX111. Есть и в опрощении предел: человек, не­рассудительный по отношению к нему, находится приблизительно в таком же положении, как и че­ловек, выходящий из нормы вследствие чрезмер­ности.

LXIV. Похвала со стороны других должна следо­вать сама собою; а мы должны заниматься врачева­нием себя.

LXV. Глупо просить у богов то, что человек спосо­бен сам себе доставить.

LXVI. Будем выказывать симпатию [умершим] друзь­ям не оплакиваньем их, а размышлением о них.

LXVII. Свободная жизнь, [т. е. свободный человек], не может приобрести много денег (богатства), пото­му что это нелегко сделать без раболепства пред тол­пой или правителями; но она, [т. е. свободная жизнь], имеет псе и непрерывном изобилии. А если как-ни­будь она и получит много денег (богатство), то легко может разделить и их для приобретения расположе­ния близких людей. >

LXVIII. Ничего не достаточно тому, кому недоста­точное мало (кажется малым).

LXIX. Неприятное сластолюбие души заставляет живое существо желать разнообразия пищи до бес­конечности.

LXX. Да не будешь ты делать в жизни ничего, что.может внушать тебе страх, если оно станет известно другому.

| LXXI. Всем желаниям следует предъявлять такой во­прос что со мною будет, если исполнится то, чего я ищу вследствие желания (предмет моего желания), и если не исполнители,»*}

LXXIII. Наличие некоторых телесных страданий полезно для охранения себя от страданий, подоб­ных им.

LXXIV. При философской дискуссии больше вы­игрывает побежденный, — в том отношении, что он умножает знания.

LXXV. По отношению к прошедшим благам небла­годарны слова: «Взирай на конец долгой жизни».

LXXVI. Старея, ты таков, каким я советую тебе быть, и ты познал, каково заниматься философией для себя и каково — для Эллады (какая разница между занятием философией и распространением ее в Элладе). Я раду­юсь вместе с тобой (поздравляю тебя).

LXXVII. Величайший плод довольства своим (ог­раничения желаний) — свобода.

LXXVIII. Благодарный человек всего более занят мудростью и дружбой (предается мудрости и друж­бе): одна из них есть благо смертное, другая — бес­смертное.

LXXIX. Человек безмятежный (спокойный духом) и другому недокучлив.

LXXX. Первое дело для спасения (для счастья) — наблюдение над юностью и охранение ее от всего оскверняющего ее пагубными страстями.

LXXXI. Не уничтожает душевной тревоги и не рож­дает значительной радости ни обладание огромным богатством, ни почет и уважение со стороны толпы, ни другое что-либо, соединенное с причинами нео­граниченных желаний.,>