А убеждение берет в оборот интеллект пиплов, каким бы крошечным он бы ни был, особо не прессуя его психику, но и не давая ей передыху и расслабухи.

Убеждение – это вам уже не древняя Азия. Это, пацаны, современная Европа.

Раз можно ловить души внушением, коим уже века мастерски владеют попы, то зачем же пудрить мозги европейскому обывателю еще и убеждением?

Такой вопрос тут же возникнет у всех мало-мальски внимательных читателей.

И тут же они получат от меня… Нет, вовсе не зуботычину и пару щелчков по любопытному носу.

Внимательные читатели будут вознаграждены моим одобрительным цыканьем, удостоены поощрительным причмокиванием, а также им будет пожалован почтенный ответ на их закономерный вопрос.

Ответ заключается в том, что, начиная с конца Средневековья, в Европе стремительно росло число ушлых пиплов (особенно – горожан, особенно – ростовщиков и торговцев), которым впарить всякую мистическую чепуху было уже невозможно (даже несмотря на все героические усилия старательных добряков-инквизиторов, изо всех сил избавляющих общество от умственно здоровых перцев).

Да, ушлых бюргеров уже дешевкой-внушением взять было нельзя. Их надо было убедить.

Но для этого потребовалась школа, где учили бы большему, чем проповедовать лопухам всякую чушь. И такая школа появилась.

Однако - не сразу. Борьба убеждения с внушением шла века. С помощью пушек, денег и… И, как ни странно, философии. Поначалу – архисуевернейшей…

Богатеющие век от века буржуи из европейских городов желали обеспечить своих отпрысков хорошей работенкой.

Но соревноваться с феодалами в обретении для детишек непыльных вакансий, требующих знатного происхождения и не требующих ума, буржуи не могли.

Оставались свободными только те места, где надо было иметь голову, а в ней – ум и знания.

Знания давало университетское образование.

И, чтобы обеспечить потомство лучшими шансами на продвижение по карьерной лестнице, буржуи пытались раздобыть своим чадам ученые степени.

Образовательный бизнес начал процветать..

Процветание же университетского обучения в условиях тотального идеологического пресса церкви (каким-то дурацким предложение получается - ну да хрен с ним) привело к развитию богословских дисциплин и, больше всего, самого богословия как дисциплины.

Эта дисциплина породила схоластику, которая объединила в себе самые передовые достижения философии и самые дикие предрассудки и суеверия той поры.

И я (в душе и сам - чудило-мистик, изувер-суевер и плакальщик-богомолец) восхищенно снимаю перед этим созданием больного европейского разума свой замусоленный кепарь с обритой наголо и густо покрытой татуировками и страшными сабельными шрамами бедовой головушки.

Ибо с ее помощью (не с моей бильярдно-шаровой головы помощью, конечно же, а с помощью схоластики) по дороге от тупого средневекового внушения к возвращенному человечеству античному убеждению через здравый смысл будущего Возрождения был сделан важный и, не побоюсь этого слова, прогрессивный довольно-таки шаг.

Первым пошел по этому замысловатому пути Пьер Абеляр (1079-1142) - французский философ и богослов.

После того, как его кастрировал мстительный каноник Фульберт (дядюшка обесчещенной шкодником Пьером девицы Элоизы), Абеляр перестал повесничать и занялся пристойными делами. В основном – схоластикой.

Кастрация не отняла ума у нашего героя (вот и верь ученым, утверждающим, что гениев без тестостерона не бывает) и он мастерски продолжил традицию софистической псевдологики, разработав схоластическую диалектику как метод логического анализа противоположных суждений в своем сочинении "Да и нет".

В данном опусе Абеляр решительно выступал против принижения значения логики в процессах познания и изложения его результатов.

Однако совершенно зря он окунулся в уже набивший оскомину еще древним грекам спор о том, как найти среди объемного арсенала риторических приемов, те, которые бы исключили вранье.

Сам по себе, пацаны, этот спор просто глуп.

Ведь даже в нашем насквозь просвещенном и донельзя политкорректном третьем тысячелетии манипуляторы от политики, религии и бизнеса все чаще и чаще используют в качестве аргументационной базы достижения науки.

Используют их с азартом и широким размахом, успешно пудря мозги одуревшему от обилия информации и стрессов обывателю.

И сколько, там, ни говори о "логике", "софистике", "диалектике", "эристике" и прочей казуистике, а истинность любого предположения, как и тысячи лет назад, подтверждается исключительно практикой. И никуда от этого не денешься, пацаны, хоть напиши миллион трактатов и произнеси миллиард речей.

Чем же тогда ценен взгляд Абеляра на эту проблему? Тем, что французский богослов в несколько закамуфлированном виде (время не способствовало откровенности) показал, что задача убеждения состоит не в том, чтобы заниматься безнадежным поиском вечных истин. А в том - чтобы исследовать законы рационального мышления и умело использовать их для управления пиплами.

Абеляр, пацаны, оказал серьезное влияние на схоластику.

Его идея о том, что существование всяких трансцендентальных штучек можно доказать на богословском диспуте, используя свой мыслительный аппарат, а не дыбу в застенках инквизиции, сильно продвинула вперед интеллектуальное развитие Европы.

Сказать, что схоластика - это богословская риторика, значит, ничего не сказать.

Схоластика – это сплав высокого ораторского искусства, совершенно бредовой мистики и разношерстной философии.

Отличает эту школу то, что целью всех ее убежденческих изысканий является разработка доказательств существования Бога в его канонической христианской интерпретации, а не денежный расчет или политические амбиции.

Главное в схоластике – отказ от чуда, как единственного подтверждения истинности религиозных басен.

То есть – схоласты вытащили упирающееся человечество из болота глухой шизофрении и повели его в царство легкого идиотизма.

Предпочтение в схоластике отдается диалектике и силлогистике, а попросту говоря – старой, до боли знакомой, классической софистике.

Схоластов отличала непоколебимая уверенность в том, что все проблемы можно решить на диспуте, вместо лабораторий и цехов.

Недостатками этого метода являются: безразличие к реальным фактам и достижениям науки и техники.

Подавляющее большинство схоластов были занудами и сумасбродами.

Интересен, пожалуй, лишь Уильям Оккам (1285-1349).

Он является, на мой взгляд, наиболее значительным схоластом. Уже хотя бы потому, что попытался изящно и ненавязчиво убрать Бога из науки.

Оккам изобрел так называемую "бритву Оккама", знаменитое: "Не следует делать с большим то, что можно сделать с меньшим".

Эта фраза со временем переросла в популярнейший афоризм: "Сущностей не следует множить сверх необходимого".

В переводе на более современный язык, это значит, что если сущность какого-либо явления легко объяснима, то незачем плодить по ее поводу множество нелепых гипотез.

Эту мысль позднее взяли на вооружение материалисты. Они рассуждали примерно так: ежели сущность горения поленьев заключается в окислении под воздействием высокой температуры углерода дров кислородом воздуха с выделением в атмосферу углекислого газа, то незачем приплетать к данному явлению еще одну сущность, например - божественное предопределение сгоранию древесины до пепла с выделением дыма.

В целом же, средневековые схоласты не внесли в убеждение чего-либо кардинально нового по сравнению, допустим, с античными софистами (о них позже), зато смело вступили в бой с дешевым поповским охмурением масс за счет внушения.

Настоящая же эра убеждения была еще впереди…

А теперь переведем убеждение на язык психпрограммирования.

И что получим? А получим следующее:

1. Гипноз – ковыряние в подсознании у клиента в кодовом режиме на уровне простейших команд.

2. Внушение – объединение команд в простейшие программы (операция идет на стыке подсознания и сознания).

3. Убеждение – операции на сознании пиплов программами средней сложности.

А если перевести убеждение на язык чисто конкретной глобальной модерации, то мы получим… э-э… А вот что тогда мы получим:

1. Гипноз незаметен потому, что охмуряемый пипл находится в отключке, тактично называемой "гипнотическим трансом";.