МАЗМҰНЫ 7 страницаВ чём Я не изменился, так это в отношение к работе. Искать среднестатистическую должность Я не хочу, и хотеть надеюсь не стану. Пока что всё так же живу на мамкином иждивение, но свято верю, что по закону физио-философии, то над чем Я тружусь, если это и вправду нечто новое, не даст мне умереть с голоду и холоду. Так что так-то вот так. - А вообще двадцатый век был богат на гениев. Ты не находишь? – продолжила разговор Ася. - Нахожу. Нахожу, что двадцать первый век на них ещё богаче,- ответил Я. - Почему же? - Сладкого люди едят ещё больше, - серьёзно ответил Я. - В смысле? – с насмешкой и непониманием продолжала Ася. - Ну, это у Светлого была такая теория, что, мол, скачок развития человечества напрямую связан с сахаром. Суть в том, что с девятнадцатого века развитие шло как то туго равномерно. Потихонечку, помаленечку человечество что-то придумывало и медленно-медленно выползало к свету, а потом в промежуток с девятнадцатого по двадцать первый век «бац» и взлетело! И всё это Светлый объяснял доступностью сахара. Первая часть теории состоит в том, что сахар, прямым образом влияет на развитость мозга. Доказано что мозг питается одной глюкозой, и соответственно чем больше у него питания, тем работает он активнее. Когда в рационе человека нет сахара, организм выделяет глюкозу из белков, но этого очень мало чтобы «разогнать» мозг до такого состояния, чтобы что-то изобрести, много и быстро. То бишь, для того чтобы думать нужен сахар, поэтому сладкое так любят дети, потому что они быстро развиваются и им многое чего нужно запоминать. И люди, занимающиеся малоподвижным интеллектуальным трудом, тоже сладкого много едят, так как белка для роста физической силы им много не нужно, всё равно на жопе сидят постоянно, а вот мозг питания требует. Так вот, и до начала производственного бума, когда начали открываться первые крупные предприятия, и началось масштабное производство сладкого, сахар был очень редким и дорогим товаром, и был доступен только богачам. И если вспомнить то все знаменитые учёные, писатели, и философы старого времени были и в правду в основном из обеспеченных семей. Ну а когда сахар стал более доступным, то и мозг стал работать лучше всё у большего количества людей. И в двадцатом веке, когда каждая семья могла уже себе позволить килограмм сахара в неделю. Начали появляться учёные, которые изобрели атомную энергию, ракеты, постмодернизм и электронику. Сейчас же сахар пичкают везде, где нужно и ненужно, так что Светлый предполагал, что в двадцать первом веке гением должен быть каждый десятый. В принципе Я с ним согласен, при правильном подходе к вопросу, принести в мир нечто новое может почти каждый. Возможно, и рост оригинальной неклассической духовности среди масс связан с сахарным разгоном мозга, хотя тут нужно ещё подумать. - Ничего себе. Да ты у меня прям умный такой, аж завидно, - с сарказмом и ноткой чистого удивления, сказала Ася. - Нет, нечего подобного. Это Я просто слова Светлого передал, он и вправду был умным. - Сахара, наверное, много ел. - Вот-вот! Было уже поздно для метро, и мы договорились, что Ася пойдёт ночевать ко мне. Снег жалобно скрипел под подошвами наших сапогов, приминаясь к промёрзлой земле. Мы шли по парку, через самую его глубь, где не было и не могло быть лишних глаз. Минуя пышные ели, и спящие под инеем лысые листовые деревья, можно было хоть немного окунуться в крошечный уголок природы, вспоминая старые сны. - Миру… - сказала Ася после продолжительного молчания. - Да? – тихо откликнулся Я. - Мне не страшно с тобой. Как бы это банально, и по девчачьи сопливо не звучало, но Я верю, что ты мне всегда поможешь, всегда меня спасёшь. Это ведь так? - Конечно так. Я крепко прижал Асю к себе, так чтобы она почувствовала моё тепло и мою силу. Я был уверен, что чтобы не случилось, у меня всегда хватит сил защитить её, сделать всё, чтобы Ася никогда не плакала. Проходя через «дикий» участок парка, где большинство фонарей не горело, а деревья были менее ухоженными, густую тьму рассеивал лишь свет моего телефона. На его экране мерцало «02:46». Как будто отозвавшись на мой сверкающий в темноте «маячок» в метрах двухсот от нас, под ветвистой сосной также замерцал экран другого телефона. Свет из-под сосны, как будто специально мигал для нас, привлекая к себе внимание. Он то загорался, то затухал в темноте, как будто посылая послание на языке Морзе. Свет из-под сосны совсем погас, и с той же стороны послышался гулкий смех толпы. Облики людей под сосной стояли и смотрели в нашу сторону, кто-то указывал на нас рукой, кто-то просто говорил о нас, Я не слышал этого, но чувствовал. Мне стало немного не по себе. Человек в толпе было пять может быть четыре, женских голосов слышно не было, что настораживало ещё сильнее. Зачем толпе молодых людей, глубокой ночью, в тёмной стороне парка проявлять к нам внимания? Надеюсь Я просто параноик. Не показывая тревожности, Я предложил Асе выйти на более освещённый участок парка, на дорожку покрытой тротуарной плиткой. Она согласилась. Мы шли под фонарями, но меня всё равно не покидало чувство смятение, чувство «перед прыжком», почти такое же, как когда-то в этом же парке, в день нашей второй встречи со Светлым. Почти такое же чувство страха, но теперь сильнее. В голове пронеслась череда мыслей предполагаемых вероятностей: «А если подойдут сзади? Варианта с бегством уже нет. А если их будет много? Кирпич? Где взять кирпич?». Я осмотрелся вокруг в поиске кирпича. - Что-то не так? – спросила Ася. - Нет, всё хорошо. Просто показалось, - ответил Я, понимая, что возможно у меня начала развиваться необусловленная паранойя. Конечно показалось. Я глубоко набрал в лёгкие воздуха, и выдохнул всё напряжение, скопившееся в теле. - Всё хорошо, - повторил Я, но уже с искренней улыбкой, отпустив тугой гнёт натянутых мыслей. - Эй! – раздался грубый крик сзади. – Тормози! Слышь? Критическое напряжение вернулось в разум с троекратной силой, не осознавая того, Я крепко до боли сжал руку Аси, та пискнула, и Я быстро расслабил её. Мы остановились и обернулись. По парковой дорожке бежал невысокий коренастый парень с копной чёрных волос на голове и густой щетиной. Туго натянутая, от крика «Эй» внутренняя нить немного расслабилась. «Он один, это не так страшно. Даже если будет конфликт, Я скажу Аси, чтобы она шла вперёд, а сам останусь и постараюсь уладить дело миром». - Эй брат! – крикнул незнакомец. «Брат, уже хорошо, может он хочет что-то спросить» Подойдя ближе, он спросил: - Огонь есть? - Нет, извини, нету, - честно ответил Я. Получив отрицательный ответ, парень немного постоял на месте. Смотря по сторонам, и не желая уходить не с чем, он спросил у меня с грубым восточным акцентом, нет ли у меня «что по мелочи», «полтинника» например, или может «сотни». Не желая задерживаться в такой компании, Я ответил ему что «да», и без возмущений полез в кошелёк. Гораздо легче, когда знаешь что человеку нужно от тебя, страшнее неведомое, поэтому Я даже обрадовался такому стечению обстоятельств. На моё несчастье кошелёк у меня на тот момент был увесистым. Перед встречей с Асей, Я снял пять тысяч мелкими купюрами, чтобы сходить в кофе и в кино. Пока Я доставал из кошелька купюру в сто рублей, незнакомец остановил мою руку. - Э брат, подожди. У меня друзья есть, им тоже деньги нужны, на такси не хватает, понимаешь, - он саркастически улыбнулся. – Сотни мало будет. Меня передёрнуло, хотелось нагрубить, сказать много лишних слов вымогателю, но со мной была Ася, и продолжать этот диалог было ей в ущерб. - Хорошо, - спокойно согласился Я. – Такси в Москве дорогое, сами вон пешком ходим, - решил Я смягчить разговор шуткой, но незнакомец не улыбнулся. Я достал из кошелька купюру в пятьсот рублей, и протянул её парню. Он принял купюру и довольно улыбнулся лёгкой добыче, обнажив в кривой улыбке на удивление ровные и здоровые зубы. Но уходить он не спешил, парень продолжал стоять на месте, подёргиваясь и смотря по сторонам. Впервые за весь диалог Я решился посмотреть ему в глаза. Карие, с желтоватыми белками, въедающиеся во всё, на что падёт взгляд. Наверное, он тоже впервые в подробностях рассмотрел моё лицо. Улыбка незнакомца сменилась расплывчатым выражением копания в собственной памяти, затем лёгким прояснением. - Ну-ка, ну-ка, подожди. Сними шапку! – приказал он, нарывистым тоном. Не понимая в чём дело, Я стянул с головы убор. - Вот же сука! – выругался парень, рассматривая меня с ног до головы. – Е бля! Вот ты попал пацан. Незнакомец схватил меня за грудки, Я рефлекторно вырвался из его хвата и рукой отодвинул Асю назад, за себя. - Э! Мага! Иди сюда! – крикнул парень в неосвещённую сторону парка. Из-за деревьев, не ведомые ранее моему взгляду, не спеша вышли три парня. Меня окатило ледяной водой, челюсть онемела в невозможности сказать что либо. Наверное, Я тогда побледней как снег, ибо Я узнал одного из группы, на нём был такой же спортивный костюм, та же причёска, та же походка. Это был тот парень, который остановил меня, когда то в парке, и которому Светлый бил по кадыку, желая посмотреть что произойдёт. Мой взгляд тут же перешёл обратно на низкорослого незнакомца, и тут меня прошибло второй молнией. Точно! Это был тот самый «Тот, что пониже», которому достался кирпич. Я тогда почти не запомнил его лица, а из-за копны волос на голове, вовсе не узнал. «Тот, что пониже» пылал гневом, Я чувствовал в его сердце чёрный огонь обиды, за унижение, за боль, и источником всей вены в данный момент в этой Вселенной был Я, потому что только меня он запомнил перед отлучкой, Светлого он увидеть так и не успел. Может быть, Я бы и хотел тогда помолиться, но заставить свой разум издать хотя бы одну здравую мысль Я не мог. Дрожащей рукой Я толкнул Асю в плечо и крикнул: - Беги домой! Не понимая в чём дело, она отшатнулась и посмотрела на меня, и только когда, поддавшись моему крику, группа молодых людей сорвалась с места и побежала в нашу сторону, Ася, благодаря, наверное, только древним звериным инстинктом медленно набирая скорость, побежала в сторону выхода. Я так хотел, чтобы Ася могла бежать быстрее, выход из барка оказался ближе, а тому амбалу из группы парней не пришла в голову мысль рвануть за слабой девушкой. Но бежала Ася медленно, до выхода из парка было далеко, а коренастый кавказец, что был на пару голов выше меня, а в мышечной массе на килограмм пятьдесят тяжелее, побежал за Асей. Ночной парк наполнился оглушительным девичьим криком. Неподалёку проходящие люди, услышав крик, подумают, что это буянит пьяная молодёжь, кто-то скажет «понарожали уродом», кто-то подумает «обколются, обкурются и шастают по ночам», но как только в голову придёт шальная мысль «а может что-то случилось?», на интуитивном уровне её тут же заменит привычная «да нет, напились и дебоширят, вандалы». Внутри, где-то в районе солнечного сплетения горячая кровь пробила невидимую пробку. По всему телу заполыхал жар, руки наполнились гневом, и страх на несколько мгновений сменился яростью. Взорвавшись на месте, Я помчался в сторону Аси. Несколько быстрых шагов, и на бегу мой кулак врезается в лицо незнакомца. Это был самый сильный удар, который моё тело могло выдать в том возрасте, скорость движения, ярость, сила всего тела была заключена в нём. Кулак попал ровно в скулу. Парень отшатнулся назад и приложил руку к щеке, второй он продолжал держать Асю. Всё внутри оборвалось, надежда на собственные силы канула наземь. Их было четверо, Я один. Хотелось закричать, зарыдать от собственной беспомощности, но сделать этого мне не дали. Резкая боль справа и тонкий металлический свист. Всё точно так же как тогда в квартире, только бил не Светлый, никто не жалел, и удар намного тяжелее, направленный не на то чтобы вырубить, а чтобы дать понять собственную слабость. Я упал, но успел подставить руки, чтобы не ударится о тротуарную плитку головой. - Мага, ты понял кто это? – сквозь свист и боль донёсся приглушённый голос. - Пиздец… - откликнулся знакомый голос. - Я сам в ахуел! Я пока в больничке валялся, всё думал, как этого шакала из-под земли достать, а тут он сам пришёл. - Аллах велик, брат. - А то! Кто-то подхватил меня под руки и поставил на ноги, слух понемногу возвращался в прежнее состояние. - Ну что «Увася»? – спросил меня «Тот, что пониже», заглядывая мне в глаза. – Что делать будем? - Стой-стой, - остановил своего брата, тот, что повыше. – Где тот, что с кирпичом был? – спросил он меня. - Не знаю, - честно ответил Я. – Уехал наверное. Следом за ответом последовала череда ударов, по корпусу и ногам, очень болезненных и обидных ударов. Я закричал от боли, но тут же стиснул зубы. Остановившись на время, мне дали немного отдышаться. Я осмотрелся. Заломив руки за спину, меня держал какой-то русский парень, в меру высокий, в меру широкий. Я постарался выдернуть руки из хватки, но это принесло мне лишь боль. Я посмотрел на Аню, видно ещё не успев понять, что если дёргаться будет только хуже, она продолжала вырываться из мёртвой хватки амбала. Одной рукой он заломил ей руки за спину, другой крепко зажимал рот, прижимая голову к своей широкой груди. - Какая рыпкая сучка… - говорил тот парень, что держал Асю, - у меня аж встал. - Кстати да, - отозвался тот «брат» что повыше. Он подошёл к Асе и рукой схватил её через куртку за грудь. - Нет! – выкрикнул Я. Чувствуя, как новая волна ярости охватила моё тело, и дало ещё немного сил, Я рванулся вперёд. Не ожидая рывка, русский парень немного ослабил хватку, что позволило мне выскользнуть из его рук, и накинутся на шею тому, что был повыше. Тут же меня кто-то броском через бедро кинул на тротуарную плитку. Но на секунду Я дотронулся до шеи этого ублюдка, ещё бы мгновение и Я сжал свои пальцы на его кадыке, ещё бы только мгновение. Тот, что русский с разлёта ударил меня ногой по лицу, удар пришёлся на скулу, больно, но без серьёзных увечий. - Держи лучше! – крикнул тот, что пониже с копной чёрных волос на голове. Теперь меня держали двое. Придавливая коленом мою голову к тротуару, мне заломили обе руки до характерного хруста. Другой парень упёрся коленями на икры моих ног. Я снова постарался закричать от боли, но кто-то засунул мне в рот мою шапку. Я лежал щекой прижатый к плитке, без возможности пошевелится и закричать. Я мог лишь лежать на земле и смотреть, что эти выродки творят с мой Асей, с моей милой любимой Асей. В голове крутилось только «суки, суки, суки, умрите!», но никто не умирал, и скорей всего они даже не догадывались какие они на самом деле «суки». Понимая, что теперь Я могу что-либо понимать, Я решил сделать то, что, по-моему, на тот момент, должно было помочь нам точно, на все сто процентов. Я никогда не попадал в такие безвыходные ситуации, где помочь мне могла бы лишь сверхъестественная сила, но Я всегда верил, что если настанет тот момент, Бог обязательно должен помочь мне, ведь Я никогда не просил его не о чём таком, и никогда не сомневался в его существовании. Во всеуслышание своих мыслей Я прокричал про себя: «- Боже! Помоги мне! Пожалуйста, Господи дай мне сил встать, вырвать Асю из лап зверя и убежать! Дай сил Боже, пожалуйста!». С полной верой в успех, Я подбросил своё тело вверх, не смотря ни на заломленные руки, ни на вес двух людей прижимающий меня к земле. Я рванул вверх, но встретил лишь адскую, нестерпимую боль и ещё более грубое прижатие к тротуарной плитке. Обида достигла своей апогеи, то во что Я верил всегда, тот момент помощи не настал. Сдерживать слёзы уже не было сил, они каскадом потекли наземь. Насколько Я ограничен и беспомощен, стоит лишь зажать меня в угол. Тот, что повыше продолжал глумление. Расстегнув длинный пуховик Аси, эта мразь, после нескольких неудачных попыток расстегнуть блузку, резким движением разорвал её, обнажив февральскому морозу молодое тело моей милой Аси. Она сделала несколько последних попыток вырваться, но тот гад, что держал её, сдавил ей руки до такой боли, что она перестала рыпаться. Тяжёлые струйки слёз пролились по лицу девушки. Она смотрела на меня, прямо мне в глаза! Крика и рыданий Я не слышал, тот амбал слишком сильно зажал ей рот, только гулкий стон. Как хорошо, что Я не слышал криков, иначе бы Я постарался проглотить свою шапку и задохнуться. Хотя Я думаю, они бы не дали мне этого сделать, заставили бы смотреть всё до конца. Пока тот, что повыше что-нибудь вытворял с Асей, внимание всей группы переходило на него. Они смеялись, присвистывали, подшучивали и забывали про меня. Их хват становился слабее, боль в суставах понемногу уходила, и Я мог свободно дышать. Стоило же мне начать сопротивляться, все вспоминали про моё существование, группа отвлекалась от Аси, и наносила мне череду успокаивающих ударов по лицу и бокам. Так и продолжалось, если больно мне, то Асю не трогают, если больно Асе, то не трогают меня. По началу, пока разум ещё сохранял здравое восприятие мира, в голове то и дело крутилась чёрная мысль «Миру успокойся и лежи, тебе не будет больно, про тебя забудут, притворись мёртвым». Но, как только телу возвращалась подвижность, Я снова взлетал вверх и получал порцию боли, чтобы эти уроды хоть ненадолго, хоть на мгновение отстали от моей Аси. Но больно только по началу, пока тело не заплывёт гематомами. Гематомы как естественный щит, от постоянных ударов они немеют и не чувствуют резкой боли, так-то боль есть, но она скорее фоновая, ноющая, к ней быстро привыкаешь и практически не замечаешь в процессе. Но когда боли уже не чувствуешь, появляется новая проблема, ты ничего не чувствуешь, ни рук, ни ног, просто лежишь как колбаса на тротуаре, как кусок мяса, который отбили и готовятся приготовить под сливочным соусом. Да тебе в принципе и пофиг как тебя приготовят, тело всё равно ничего не чувствует, только вот голова повёрнута в ту сторону где насилуют мою милую Асю, и даже отвернуться не могу, потому что шея тоже опухла. Лижу на боку и хнычу, хочется кричать, вылить наружу всю ту чёрную как смола обиду, гнев, тьму, но рот заткнут шапкой (нахер Я её сегодня надел, нахер Я её вообще купил), и наружу выходят только хрипы. Эта сволочь сорвала с неё бюстгальтер, и трогает своими грязными руками её белую грудь. Урод! Тварь! Он касается своим слюнявым ртом её сосков. Убью! Убью! А они смотрят и смеются, подстёгивают его, подбодряют. Звери! Больше всего на свете хочу убить их, их всех! Через спортивные штаны видно, как у всех них встал на неё, но каждый ждёт своей очереди. Не будь Я таким слабым, Я бы выдрал у них всех их члены с корнем и спас свою милую Асю, но Я не могу. Господи, пусть они все сдохнут!!! Он начал стаскивать с Аси джинсы вместе с сапогами и колготками. Она сопротивлялась, дёргая ногами. Её нежная кожа на бёдрах покрылось мурашками, ей холодно, очень холодно. Да, он насилует её, но почему он об этом не думает, почему он не думает о том, что она может замёрзнуть, что она может заболеть, ведь сейчас зима. Сейчас зима, Я это запомню, Я навсегда это запомню. Я же понимал что случиться, всё понимал. Несколько раз дёрнулся, приложив все усилия онемевшего и опухшего от увечий тела, что-то прохрипел. На меня даже не обратили внимания. Какая разница, какой огонь ненависти плескался у меня внутри, если Я всё равно не мог убить их. Моя милая, любимая Ася, как ей, наверное, было больно тогда, намного больнее чем мне. Сквозь прижатый рукою рот доносились удавленные всхлипы, крики. Из-за своей беспомощности, Я уже перестал думать о том, что хочу разорвать на части этих ничтожных тварей, этих отпрысков шакальего помёта, этих… тех, кто не должен ходить по земле. Я просто начал жалеть мою милую Асю, представлять, что она слышит мои мысли, и думать «Извини, что Я ничего не могу, ты не терпи, ты кричи если больно. Кричи если холодно, и если обидно тоже кричи. Всё пройдёт, всё забудется, Я помогу тебе, и забудется, всё, всё, всё, всё, правда. А если можешь, ты потеряй сознание, или усни. Точно! Ты усни, а когда пробудишься, всё будет уже по-другому…». - Смотри-ка, а сиськи знакомые какие-то, - сказал тот, что заламывал мне руки, прижимая меня к тротуару. - В смысле? – спросил тот урод повыше, который стягивал с Аси колготки. - Да родинки, вот видишь, три на правой, забавные такие. Вроде в фильме, или на пабликах видал где-то. Или, кажется в журнале, хрен знает Я сам то…. - Хорош! – огрызнулся тот, что повыше, - Базаришь много. Тот мигом замолчал и крепче сжал мои руки. Хотя даже если бы он меня полностью отпустил, не думаю что Я бы смог встать. Этот чурка сорвал в Аси трусы, и вся группа нелюдей дружно радостно зашумела, кто-то присвистнул, кто-то загудел как обезьяна. - Да точно говорю знакомое! – снова воскликнул русский, который держал меня. - Заткнись блять! – уже с явной угрозой обрубил парню слова тот, что был с копной волос на голове. Тот, что повыше отпустил голые разутые ноги Аси на заснеженную тротуарную плитку. От холода она невольно встала на цыпочки, прогнув свою ровную изящную спину. Маленькие белые пальчики в пушистом снегу. Через боль и обиду, Я всё равно пытался восхищается красотой тела моей волшебной, невесомой Арсении. Пусть даже и под грязными ладонями насильника её грудь всё равно оставалась такой же прекрасной, приподнимающейся от глубокого дыхания, и выпускающей наружу облако белого пара, побывавшего внутри, у самого её сердца. Миллионы крошечных мурашек, окутавшие её белую кожу, тонкую как пергаментная бумага, пропускающую через себя вид бледных вен, Я пытался разглядеть в свете ярких парковых фонарей. Мурашки, как след мороза, пробегали от груди вниз, до линии роста лобковых волос. Маленькая впадинка на лобке, и выступы тазобедренной кости по бокам. Ася бы была ещё красивее, если бы половина её лица не скрывала огромная тяжёлая ладонь изверга, а кисти рук, не были бы с силой сдавлены за спиной. Насильник немного стянул свои спортивные штаны. Я не видел что у него там, ибо он стоял ко мне спиной, но Я отчётливо лицезрел взгляд Аси. Её глаза наполнились безумием, диким, неописуемым моими словами страхом. Она забилась в судорогах, и чтобы успокоить её, насильник, тот кавказец что повыше, ударил её ладонью по голове в район виска. Я стиснул зубы на шапке. Потом ещё один удар, и ещё один. Я знал что, такие оплеухи не способны сильно навредить телу, да и не очень болезненные, но всё равно «Как так?», бить её. Потом Я понадеялся было, что ему придёт в голову мысль ударить посильнее, и Ася потеряет сознание. Тогда всё будет намного проще, тогда она никогда не узнает, что с ней произошло. Я сделаю всё, чтобы после пробуждения она верила, что это был только сон, просто страшный сон. Но нет, он бил слабо, и Ася, после очередной оплеухи перестала дёргаться, и как будто обвисла в объятиях амбала. Тот, что повыше взял не трепыхающиеся ноги Аси. Я не знаю почему тогда она так успокоилась, и уже не пыталась сопротивляться, может и вправду смирилась с происходящим и старалась уснуть, чтобы забыться в собственных мыслях. Но то, что она была в сознании, это Я знал наверняка. Её пустой, но живой взгляд рассматривал снег под ногами насильника, грязный снег. Насильник обхватил Асины ноги и вплотную прижался к её телу. Слава духам Я не видел, как он входит в её тело, Я только смотрел на лицо своей неземной Арсении, как в одно мгновение все мышцы на её лице напряглись от боли, она стиснула зубы и тихо простонала. - О, да… - омерзительно запыхтел тот урод, грубо двигаясь вперёд и назад. – Расул, бля буду, охрененно. Так узко Я прям вообще кайфую. Послышался громкий смех Расула, того что был с большой копной чёрных волос на голове. Теперь Я знал его имя, имя на которое мог в своих мыслях изречь весь гнев. Ещё Я думал, что кого-то из них должны били звать «Мага», но кого точно Я пока не знал. Но, наверное, точно не русского, хотя Бог его знает. Насильник немного отодвинулся назад, и Я увидел, как к его ногам капают несколько жидких капель крови. Поначалу Я не сразу понял в чём дело, и обрадовался, посчитав что это кровь того чурки. Мало ли, вдруг Вселенная всё-таки справедлива, и у него оторвало член ко всем чертям. - Э, брат! – воскликнул насильник. – Да она целка приколись! – радостно завизжал он. В толпе снова раздался чёрный смех и присвисты. - Бля, Я тоже хочу! – закричал Расул. - Тормози брат, сейчас кончу потом ты. - Хорошо, только это… внутрь не кончай, не хочу потом в твоей конче ковыряться. . . . .
Жидкое раскалённое железо облило мою грудь. Оно прошлось по коже, рёбрам, сердцу и, оставив уродливые ожоги застыло внутри тяжёлым холодным грузом. Это хорошо, очень хорошо. Почему? Не знаю, но тогда мне так казалось. Казалось, как будто в этот момент Я обрёл какую-то сверхъестественную силу, как у супер героев. Как будто Я стал металлическим, только изнутри. Снаружи конечно мне было больно, когда мене давили на суставы, или придавливали лицом к ледяному тротуару, но внутри всё стало спокойным. Можно было сказать, конечно, что Я просто замкнул всю обиду и внутренние терзания в себе, и это было бы замечательным оправданием моего состояния перед людьми и собственной совестью, но нет, всё было иначе. Меня наоборот, как будто вывернуло наизнанку, хорошенечко тряхануло, побило о снег, о плитку, просушило на февральском ветру и вернуло на прежнее место. Всё изнутри пропало и, поэтому Я обрёл спокойствие. А хорошо это потому, что иначе бы Я свихнулся. В то мгновение всё стало понятным, обычным. Ася оказалась девственницей, с серьёзным психическим расстройством на сексуальной почве. Возможно, это было связано как то с её детством: домогательство в раннем возрасте, отец эксбиционист, или в момент полового созревания увидела фотографии полового сифилиса на последней стадии как Сальвадор Дали. И на фоне этого, с одной стороны он убедила себя, что её тело вовсе не её, а с другой стороны стала не переносить мужские касания, что противоречила первому. Скорее всего, её убеждение «не моё тело» стало контро-психозом, по отношения к страху мужской близости. Она искусственно убедила себя, что её тело не её, чтобы по возможности жить обычной жизнью и не впадать в приступ при малейшем касании мужчины. Но, тем не менее, когда дело доходило до секса, её настоящий психоз выходил наружу, и не давал ей сделать этого. Впоследствии, в связи со всеми психическими патологиями Ася не могла заниматься сексом, компенсирую это упущение в зрелом возрасте мастурбацией на камеру, и реализацией видео в интернете среди мужской аудитории. Потом в её жизни появился Я, тот, кто и вправду не посмел бы прибегнуть к насилию в отношении с ней. Ещё бы чуть-чуть, может быть максимум полгода, и моя Ася поняла бы, в чём все её проблемы, Я бы помог ей понять. Я бы не говорил ей это в лицо, но мягко навёл на эту мысль, и кто знает, может быть вместе, мы бы перешагнули через эту яму. Но случилось то, что случилось. Не будь того самого куска железа внутри меня, осознав что произошло на самом деле Я бы свихнулся, слетел с катушек, шизиком остался бы на всю жизнь. В таком состояние Я бы никогда не закончил свой Путь, Я бы ничего не принёс этому миру, впустую потратив свою и чужую жизнь. Что может сделать чокнутый в прямом смысле слова, влюблённый до неадекватности студент, положивший свою жизнь на уход за возлюбленной-овощем. Я уже тогда знал что моя милая, любимая Ася, скорее всего и вправду останется «овощем», не способная не разговаривать, не самостоятельно двигаться. Не потому что у неё будет паралич, просто она сама не будет хотеть этого, ей будет всё равно. Как до этого ей было всё равно на касания до её тела, так ей будет всё равно на всё. Даже уже сейчас её практически нет. Эти уроды глумятся над нею, насилуют, кончают внутрь, а она – моя бедная прекрасная Арсения, как бездушная кукла повисла на их грязных руках. Я смотрю в её великолепные зелёные глаза, но света жизни в них нет, они смотрят вниз, на истоптанный снег, в ту сторону, скорей всего они будут направлены до конца её дней. И то же самое стало бы со мной, если бы моё сердце не обрело спокойствие. Сейчас Я ничего не чувствую, совсем ничего. Это похоже на то, как вы относитесь к случайным прохожим. Вот вы видите его на улице, какая-то доля секунды и его уже нет в вашей жизни. Вы же не переживаете что он будет есть на ужин, как ему выплатить ипотеку, если его уволили в работы, или например что с ним будет если у него на глазах изнасилуют его любимого человека? Вот точно так же Я отношусь к себе, не больше, не меньше. Забавно да? Скажите «нет», а Я всё равно скажу «да». Почему? Потому что единственный смысл и цель всего человечества, это избавится от человечности. Почему? Не знаю, Я это понял когда скурил той дряни на сессии, ну или когда мне приснилось, что Я скурил ту дрянь, сейчас Я уже не вижу разницы. Вспоминаю, как меня поразило, когда Светлый рассказал мне, что Сиддхартха Гаутама спокойно смотрел, как истребляют его народ, убивают тех, кто недавно создавал его уют, тех, кому он был обязан своею жизнью. Вспоминаю и понимаю, что если мне чего-то непонятно, то нужно прожить ещё немного и понять это. Я нем. Когда понимаешь столь многое, говорить больше нет смысла. Да и с кем? Моя милая Ася не услышит больше ни слова, а задавать вопросы людям, чтобы узнать ответ на что-либо… людей больше нет.
|
