Article SubTitle1. Никто не нападает, если он не намерен причинить другому боль. Здесь не бывает исключений. Считая атаку вынужденной самозащитой, ты полагаешь, что для тебя гораздо безопасней быть жестоким, и что твоя жестокость станет гарантом твоей безопасности. Иными словами, тебе сдается, что нанося другому вред, ты обретаешь собственную свободу. И что атака есть обмен твоего нынешнего состояния на лучшее и более надежное, на более сохранное от опасных вторжений и от страха. 2. Насколько же безумна сама идея возможности оградить себя от страха — нападением! Именно здесь рожден и вскормлен кровью страх, чтобы разбухнув, обратиться в ярость. Но этим не спастись от страха; подобной мыслью он сохранен. Сегодня мы постигаем урок, способный избавить тебя от проволочек и ненужных мытарств в гораздо большей степени, чем ныне ты способен осознать. Сегодня наш урок таков: Ты создаешь то, от него защищаешься, и твоею защитой оно становится и реальным и неизбежным. Сложи оружие, и лишь тогда воспримешь его фальшь. 3. Кажется, ты нападаешь на внешнего врага. Однако твоя защита создает врага внутри: чуждую мысль в войне с тобою, лишающую тебя покоя и расчленяющую разум на два непримиримых лагеря. Ибо теперь у любви есть "враг" и противоположность, а чужестранец–страх ныне нуждается в твоей защите против угрозы твоей реальной сущности. 4. Тщательно взвесив средства, к которым прибегает твоя надуманная самозащита в ее надуманном пути, ты осознаешь предпосылки, на коих зиждется эта идея. Во–первых, идеи явно покидают свой источник, ведь нападаешь ты и, стало быть, ты первым замыслил свою атаку, Однако твой объект атаки — вне тебя, и ты отъединяешь свой разум от того, на кого собираешься напасть, в полной уверенности, что раздвоение, произведенное гобой, реально. 5. Далее "врагу" любви приписываются все ее черты. Ибо страх стал твоею безопасностью, защитником покоя; к нему ты обращаешься за утешением, за избавлением от сомнений в своей силе и за надеждой на отдых без сновидений в тишине. А между тем любви, лишенной всего, присущего ей и ей одной, передаются атрибуты страха. Ибо любовь просила бы тебя оставить всякую защиту, как безрассудную. И всё твое оружие действительно рассыпалось бы в прах. Ведь прах оно и есть. 6. С любовью в качестве врага, жестокость станет богом. А боги требуют от почитателей беспрекословного повиновения, отказа от малейшего намека на сомнение в них. Суровая кара неумолимо ждет тех, кто сомневается в осмысленности или же в разумности подобных требований. Это враги их — безрассудны и безумны, тогда как сами они всегда и милосердны, и справедливы. 7. Сегодня мы беспристрастно взглянем на этого безжалостного бога. И мы заметим, что хоть и выпачканы кровью его уста, хоть он и изрыгает пламя, он всего–навсего — каменный истукан. Он не способен ни на что. И нам не нужно бросать вызов его силе. Силы у него нет. У тех же, кто в нем усматривает собственную безопасность, нет ни хранителя, ни силы, к которой можно прибегнуть в момент опасности; нет воина могучего, способного за них сразиться. 8. Миг этот может быть ужасен. Но равно он может стать и мигом избавления от жалкого рабства. Стоя перед сим идолом и видя в нем то, что он есть, ты делаешь свой выбор. Вернешь ли ты любви всё, что старался у нее отнять, чтобы сложить у ног безмозглой глыбы? Или создашь себе другого истукана сему взамен? Ведь бог жестокости многолик. Всегда возможно отыскать иную форму. 9. Только не думай, будто страх есть избавление от страха. Давай припомним, что говорится в тексте о препятствиях покою. Конечное препятствие, в несостоятельность которого всего трудней поверить, по видимости — непроницаемая, сплошная глыба, пугающая и неодолимая, есть страх перед Самим Всевышним. Это и есть та основная предпосылка, которая возводит страх на божий трон. Ведь страх любим боготворящими его, любовь же ныне кажется жестокой. 10. Откуда же взялась эта безумная вера в богов отмщения? Любовь не путает свои черты с чертами страха. Должно быть, служащие страху воспринимают собственное замешательство — в его "враге": его жестокость нынче — часть любви. И что же нынче страшит более нежели Сердце Самой Любви? Кровью измазаны Его Уста, Он изрыгает пламя. Он ужасает непостижимой Своей жестокостью; Он наповал разит всех признающих в Нем своего Бога. 11. Сегодня выбор твой вполне определен. Ибо сегодня ты бросаешь последний взгляд на маленького, тобою созданного истукана, и более не называешь его богом. Ты к этой вехе уже и раньше подходил, но выбирал оставить при себе, хоть и в ином обличье, сие жестокосердное божество. А посему и страх перед Всевышним возвращался вместе с тобою. На этот раз ты там его оставишь. И возвратишься в новый, не обремененный страхом мир, увиденный не через призму его незрячих глаз, но видением, которое твой выбор возродил в тебе. 12. Ныне твои глаза действительно принадлежат Христу, Он через них глядит. Ныне твой голос принадлежит Предвечному и вторит Ему. Отныне твое сердце — в покое навсегда. Ты предпочел Его всем идолам, и все, дарованные Отцом черты, наконец восстановлены в тебе. Призыв Всевышнего услышан и ему дан ответ. Страх ныне уступил любви, и Бог Собою заместил жестокость. 13. Отче наш, мы тебе подобны. Нет в пас жестокости, коль скоро ее нет в тебе. В твоем покое — наш покой. Мы мир благословляем только тем, что получили от Тебя. Сегодня мы делаем новый выбор и для себя, и для всех наших братьев, зная, что они едины с нами. Мы им несем Твое спасенье, ныне полученное нами. И мы благодарим за них, завершающих нашу полноту. В них видим Твою славу и в них находим наш покой. Святы мы, ибо Твоя святость освободила нас. За это мы благодарим. Аминь.
|
