Значение утопий и антиутопий в истории культуры.

Утопия (др.-греч. τοπος — «место», ου-τοπος — «не место», «место, которого нет»)[1] — жанр художественной литературы, близкий к научной фантастике, описывающий модель идеального, с точки зрения автора, общества. В отличие от антиутопии характеризуется верой автора в безупречность модели.

Антиуто́пия (англ. dystopia) — направление в художественной литературе и кино, в узком смысле — описание тоталитарного государства, в широком смысле — любого общества, в котором возобладали негативные тенденции развития.

Для утопического сознания характерно стремление понять и преобразовать мир, руководствуясь принципами разума.

Вместе с тем необходимо учитывать тот момент, что для утопии проблема осуществимости культуры, реализуемости имеет принципиальное значение. Иногда проблема осуществимости имеет сложное решение, примером чему является антиутопия, которая, наоборот, может, но не должна реализоваться.

Антиутопии появляются только в XX веке, этого направления нет в предыдущих веках, так как антиутопии, создают картину дегуманизиро-ванного общества, проецируя в будущее время существующие ныне, в настоящем, реальные общественные институты, тенденции, отношения, которые противостоят культурному человеку, подменным духовным ценностям. Таким образом, антиутопии изначально рождаются, как предупреждения человечеству о грозящих ему опасностях, как основание для критического пересмотра культурных ценностей, а так же социально-исторической практики и ее своевременного изменения.

Степень разработанности проблемы. Проблемой исследования утопий и антиутопий занимались: культурологи, литераторы, социологи, политологи, футурологи, но в основном их изучали с точки зрения социально - политической. Большое внимание, этому направлению уделяли такие ученые, как: Зверев А., Недошивин В., Чаликова В., Баталов Э., Волгин В., Володин А., Ланин Б., Мамфорд JI., Мангейм К., Шацкий Е., Сервье Ж., Осиновский И., Свентоховский А., Чернышева Т., Черткова Е., Шелден М., Шестаков В., Шохина В., Гесс М., и другие. Баталов Э., в частности уделяет внимание утопии политики, обращая внимание на то, что утопист понимает революцию как полный разрыв исторической преемственности, мгновенное сотворение идеального общества. Волгин В. исследует проблемы утопического социализма, классифицирует утопии по способу обоснования провозглашаемого им общественного идеала; он выделил религиозные, рационалистические и исторические утопии. Володин А. так же занимается исследованиями утопического социализма, указывает на то, что он носит позитивный характер и приближается к научному пониманию общества.

Идея создания совершенного мира волновала Платона, Достоевского, Шекспира, Л. Толстого, Рабле, Чехова, М. Горького, Мелвилла, Купера, Платонова, Брюсова, Марк Твена, Золя, Анатоль Франса

Существует точка зрения, что история утопии практически тождественна истории мировой культуры. Первой ступенью на пути формирования утопической традиции следует считать античную утопию, а первым крупным утопистом - Платона. Его “Государство», «Законы», некоторые другие диалоги можно назвать классическими утопиями которые на протяжении многих веков оставались объектом подражания и предметом спора. С самого начала своей истории утопия формировалась как явление сознания и культуры не только Запада но и Востока.

Особенностью современных утопий, является изменение структуры утопических видений и образов. В современных Утопиях - идеал менее проработан, в нем присутствуют недоговоренности и случайности. Это «полуутопии» (Ф. Полак) или “предварительные утопии» (В. Феркисс).

Как и утопия, антиутопия выполняет ряд функций. Прежде всего, критическую, которая выражена в ней более отчетливо и непосредственно. К тому же антиутопическая критика имеет отсутствующий в утопии самокритический аспект. Антиутопия-- это критика и определенной утопии, и самой идеи утопии, но это одновременно и критика определенного социума.

Она направлена и против чрезмерных ожиданий, и против чудовищных проявлений социальности.

28. Концепция «воображаемых сообществ». Роль воображения в становлении и трансформациях национализма.

Воображаемые сообщества — концепция в рамках теории нации, разработанная Бенедиктом Андерсоном в одноимённой книге, в которой тот рассматривает нацию как социально сконструированное сообщество, воображённое людьми, воспринимающими себя как его часть

Андерсон определяет нацию как «воображённое политическое сообщество, и воображается оно как что-то неизбежно ограниченное, но в то же время суверенное»[1].

Воображаемое сообщество отличается от реального сообщества, потому что оно не может быть основанным на повседневном общении лицом-к-лицу его участников. Вместо этого, его участники удерживают в своём сознании ментальный образ своего сходства. Нация является воображённой, «поскольку члены даже самой маленькой нации никогда не будут знать большинства своих собратьев-по-нации, встречаться с ними или даже слышать о них, в то время как в умах каждого из них живет образ их общности», — отмечает Андерсон.

Эти сообщества являются воображаемыми как нечто ограниченное и вместе с тем суверенное. Ограниченное — потому что нация всегда подразумевает существование других наций. Нация — это не всё человечество, и специфика ее феномена именно в противопоставлении другим нациям. Суверенное — потому что нации всегда стремятся к автономии. Залог этой автономии — суверенное государство.

Кроме того, нации являются сообществом потому что «независимо от фактического неравенства и эксплуатации, которые в каждой нации могут существовать, нация всегда понимается как глубокое, горизонтальное товарищество. В конечном счете, именно это братство на протяжении двух последних столетий дает многим миллионам людей возможность не столько убивать, сколько добровольно умирать за такие ограниченные продукты воображения»

По мнению Андерсона, возникновение наций стало возможно в результате изменившегося восприятия времени и появления печатного капитализма.

 

29. «Изобретение традиции» и значение этой концепции Э. Хобсбаума для понимания современной истории.

в начале 1980-х гг.: Новое время с его стремительными изменениями нуждалось в ориентирах – найденных в прошлом («изобретённых») традициях. Это «изобретение», конечно, имеет политическую подоплеку

«традиции, которые кажутся или представляются старыми, действительно часто являются древними по происхождению, но также иногда – изобретёнными»

Подобное «изобретение» характерно для Нового времени – когда в Европе возникают первые национальные государства (с идеей нации как объединяющего фактора), в период стремительных политических, экономических, социальных изменений (урбанизация общества, индустриальный рост и т.д.). Как это ни странно, но новые общества, создающие новую культуру (или общества старые, но кардинально трансформированные), нуждались в неких основах, ориентирах, которые они находили в связи с прошлым. Люди испытывали потребность в стабильности в ситуации быстро меняющегося уклада, когда настоящие, не мнимые, традиции быстро отметались и угасали. Поэтому традиции потребовалось изобрести.

«Традиция даёт иллюзию иммунитета перед переменами, даже если сами её образы стабильности были не более, чем репрезентациями современных представлений о прошлом», - поясняет П. Хаттон 2

«Должна была быть изобретена историческая преемственность, например, путём создания древнего прошлого, не связанного с действительной исторической преемственностью, при помощи полувымысла (Боудикка, Верцингеторикс, Арминий Херуск) или подделки (Оссиан, чешские средневековые рукописи)»

«Изобретённые традиции» отличаются от обычаев (custom), установленных правил (convention) или общепринятых практик (routine). Традиции – и старые, и новые – инвариантны; прошлое, к которому они обращаются, зачастую за счёт бесконечных повторений, претворено в фиксированные и формализованные практики. Обычай более гибок.

«Обычай – это то, чем занимаются судьи, «традиция» – это парик, мантия и другие внешние атрибуты и ритуализированные практики, окружающие их основную деятельность»

«Изобретение традиции – это процесс формализации и ритуализации, с которыми связано обращение к прошлому, пусть даже происходящее за счёт обязательных повторений»

Важно ещё одно наблюдение: изобретение традиции происходит в обществах, которые поддерживают иллюзию демократии. Формально политические силы таковы, что необразованное большинство (например, пролетариат в ряде европейских стран, в конце ХIX – начале ХХ вв.) оказывается способно претендовать на власть – что вызывает страх элит, находящихся у власти, отсюда стремление удовлетворить желание большинства чувствовать себя причастными чему-то славному, сильному – возникает и разрабатывается идея общей нации. Это наблюдение разовьётся Хобсбаумом в его последующей работе 1990 г. «Нации и национализм после 1780 года», в которой он отмечает, что национальные феномены имеют двойственный характер. С одной стороны, они артикулируются, конструируются элитами, но в то же время изучение феноменов нации и национализма непременно должно вестись с учётом убеждений, предрассудков, потребностей простых людей, которые вовсе не обязательно являются национальными/ националистическими.

«Изобретённые традиции имеют очевидные социальные и политические функции, и никогда бы ни возникли, ни установились само собой, если бы их не подразумевали. <…> Намерение использовать и часто – изобрести их для манипуляции очевидно; и то и другое происходит в политике, первое (в капиталистических обществах) – в бизнесе. <…> При этом совершенно ясно, что примеры наиболее успешной манипуляции – когда разработанные практики отвечают действительным – и не обязательно отчётливо осознаваемым – потребностям конкретных людей»

Концепция «изобретения традиций», выдвинутая в начале 1980-х гг., до сих пор актуальна. Так, например, возникновение новых государств Восточной Европы в конце ХХ в. было сопряжено с поиском веских оснований для объединения граждан – отсюда ревизия исторического знания, усиление религиозных, националистических движений, организация этнических фестивалей, «реанимация» национальных языков, бум в возведении новых памятников и музеев, появление новых праздников и сопряжённых с ними обрядов и ритуалов и т.п.

30. Какие Вам известны трактовки национализма как культурного феномена? Кратко перечислите их различия.

Культурный национализм определяет нацию общностью языка, традиций и культуры. Легитимность государства исходит из его способности защищать нацию и способствовать развитию её культурной и общественной жизни. Как правило, это означает государственную поддержку культуры и языка этнического большинства, а также поощрение ассимиляции этнических меньшинств для сохранения единообразия нации.

Культурный национализм — форма национализма, первичной своей задачей считающая духовное возрождение нации как цивилизации, имеющей свои только ей присущие черты.

Геллнер вообще считает национализм культурным феноменом. По его изящному определению, национализм в конечном счете - это течение, стремящееся соеди - нить культуру и государство, обеспечить культуру своей собствен - S; ной политической крышей, и при этом не более чем одной [ 15, с. В свою очередь единую национальную культуру можно g рассматривать как непременное следствие современного индустри-к ально-технологического развития, которое приводит к разруше - нию типичных для аграрной эпохи изолированных культурных § анклавов, созданию урбанизованной жизненной среды, мегаполи - § сов, куда стекаются большие массы народа, где возникают массовые производства.

культурный национализм направлен на сохранение целостности культуры, поддержание и развитие языка, исторического наследия. Его положительная роль возможна, во-первых, если в нем нет идеологии культурной замкнутости, сепаратизма, изоляционизма, негативной направленности против других культур, а, во-вторых, если отсутствует стремление культивировать архаические элементы, препятствующие нормальному развитию этноса.

Культурный национализм является одной из основных форм социальных практик межэтнического взаимодействия в регионе. Он нуждается в особом внимании как региональных, так и муниципальных властей, в мобилизации общественного мнения для поддержания развития демократических начал в регионе. Отметив фундаментальное значение данного тезиса, попытаемся сформулировать основные выводы, вытекающие из анализа проблем культурного национализма в практиках этнического взаимодействия этнических групп населяющих Саратовскую область.

Рассматривая культурный национализм, необходимо учитывать и те общественные условия, при которых собственно и осуществляется его регулирующая роль и передача социального опыта, так как исторические аспекты самым глубоким образом обусловливают эффективность его и его возможности влиять на политическую практику в регионе.