Глава 1. Религиозно-мистическая финансовая культура. Капиталократия

Капиталистическая общественно-экономическая формация за несколько столетий существования прошла сложный путь развития. От начального мануфактурного капитализма до промышленного, который стал основным предметом анализа в работах Маркса, и, наконец, до так называемого современного глобального финансового капитализма. Последний представляет собой поразительное и небывалое явление в истории. Здесь экономика претендует на некий универсальный статус, становится чем-то большим. Настолько большим, что вполне позволительно говорить об особой, своеобразной культуре финансового капитализма. Можно даже сказать, что возникла настоящая религиозно-мистическая финансовая культура. Эта культура носит глобальный и поистине всепроникающий характер. Это означает, что в рамках такой культуры для человека не остается никаких лакун, никаких свободных мест, где можно было бы укрыться. При этом то, что мы назвали религиозно-мистической финансовой культурой, является базовым технологическим элементом всей современной культурной матрицы, которая практически элиминирует традиционную культуру, традиционное культурное пространство. Религиозно-мистическая финансовая культура создает основу для двух других определяющих механизмов современной культурной матрицы: массовой культуры и глобальной социальной стратификации. Ибо очевидно, что массовая культура есть культура коммерческая, а глобальная социальная стратификация есть разделение людей на слои, исходя, прежде всего, из финансового критерия. По сути, глобальная социальная стратификация представляет собой некий новый, только уже финансовый апартеид.

Именно этот переход от традиционной культуры к современной техногенно-виртуально-глобальной культуре и порождает то явление, которое в теоретическом, гуманитарном знании конца 20-го и начала 21-го веков определяют понятием «антропологический кризис», а мы определяем понятием «антропологическая дезинтеграция». Причем переход этот является сдвигом поистине тектонического масштаба.

В Евангелии от Матфея Иисус говорит, что надо выбирать между Богом и деньгами. Но «Бог мертв» и в современную эпоху выбор человечества представляется очевидным: окончательно установился культ денег или, другими словами, утвердилась религия денег. Хотя весь капитализм является, в сущности, религией денег. Об этом красноречиво свидетельствует Вернер Зомбарт в своей книге «Буржуа: Этюды по истории духовного развития современного экономического человека». Известный социолог указывает, что именно с возникновением капитализма жадность к золоту сменяется жаждой денег[5]. Ученый приводит многочисленные отзывы из времен 15 и 16 столетий, свидетельствующие о том, что деньги начали повсеместно в Западной Европе занимать свое положение повелителя. «Деньги на земле- земной бог» (Ганс Сакс); достойным сожаления считает Вимфелинг свое время, когда деньги начали царствовать.

Зомбарт отмечает, что симптомы, из которых можно заключить о все более быстром распространении жажды денег, о, как он выразился, «мамонизировании всего строя жизни», увеличиваются в геометрической прогрессии: должности становятся продажными; дворянство роднится с разбогатевшими parvenus, государства направляют свою политику на умножение наличных денег (меркантилизм); уловки для добычи денег возрастают как количественно, так и по своей утонченности[6].

Вслед за этим возникает настоящая мистерия денег. Эта мистерия прекрасно отражена в характеристиках, которые даются религиозными философами конца 19-го, первой половины 20-го веков. Так, католический мыслитель Леон Блуа указывает в этом смысле, что «деньги- это сам Бог, который хочет, чтобы его пожирали и который единственный заставляет жить, Хлеб живой, Хлеб, который спасает, Пшеница избранных, Пища Ангелов, но, в тоже время, Манна спрятанная, которую бедные ищут тщетно»[7]. В другой работе Блуа утверждает что «кровь бедных- это деньги. Ею живут и умирают испокон века. Она лучше всего выражает всякое страдание. В ней- слава и могущество, справедливость и несправедливость, пытка и сладострастие. Ей поклоняются и ею гнушаются, ибо она- явственный и струящийся символ Христа Спасителя, в котором все пребывает»[8].

Другой известный католический философ, безусловно испытавший сильное влияние Блуа, Жак Маритен, констатирует, что деньги в глубоком мраке этого мира являются по сути наиболее призрачным и иллюзорным отображением Бога[9].

Выдающийся представитель русской религиозной философии Н.А. Бердяев говорит, что деньги- это великий поработитель человека и человечества. Деньги- символ безличности, деньги есть безличная мена всего на все. В царстве денег, совершенно не реальном, а в бумажном царстве цифр, бухгалтерских книг, банков, неизвестно уже, кто собственник и чего собственник. Человек все более переходит из реального царства в царство фиктивное. Ужас царства денег двойной: власть денег не только обида бедному и неимущему, но и погружение человеческого существования в фикции, в призрачность. Фикция есть крайнее выражение объективации человеческого существования[10].

В последние десятилетия 20-го века в капитализме происходит все более радикальная трансформация. Рынок инициирует все более активную деятельность, производит ускорение обращения товаров и денег, но при этом утрачивается связь с тем, ради чего все это должно двигаться. Рынок создает движение ради движения. Рыночная экономика порождает гипермобильного индивида, своего рода современного номада, который странствует по миру в поисках выгодных сделок. Он заставляет двигаться товары, деньги и идеи. Но в современную эпоху рынок начал работать сам на себя и практически все оценивать скоростью обращения. Даже закон стоимости не может здесь ничего отрегулировать. Например, едва ли кто понимает причины скачков биржевых индексов, и сегодня трудно понять, сколько стоит доллар на «самом деле». Товары продаются по принципу «дороже, чем дорого», а деньги, утратившие связь с материальным обеспечением, оказываются просто спекулятивным знаком, символическим капиталом. Но не является ли такая трансформация самой сутью капитализма? Как отмечает Славой Жижек «саморазвивающееся и самовозрастающее финансовое обращение и есть единственное Реальное в отличие от реальности производства». И далее «обращение капитала- это ошеломляющее Реальное нашей жизни, а капитал- это поистине хрупкий абсолют: все вращается вокруг него, но он существует только благодаря нашей доверчивости, и поскольку мы верим в него- кризис уверенности может вызвать миллиардные издержки»[11]. Таким образом, без какого-либо внешнего принуждения возникает метафизическое, стохастическое движение всемогущего капитала, которое служит триггером к реальным событиям и катастрофам. Можно сказать, что здесь и таится фундаментальное системное насилие капитализма, парадоксальное, по сравнению с любым прямым социально-идеологическим или религиозным насилием: это насилие нельзя больше приписать злой или извращенной воле конкретных людей; оно является чисто «объективным», системным, анонимным, технологичным. Примечательно, что этот аспект современного капитализма точно отразился в англоязычном дискурсе: выражение «money talks» означает буквально «деньги говорят», что предполагает «молчание» всех остальных субъектов дискурса. В определенном смысле мы сталкиваемся здесь с парадоксом: то, что не способно говорить, говорит, а то, что призвано к дискурсу, вынуждено замолчать. Произошло событие поразительное: человек-творец распростерся перед собственным творением. При этом такое состояние совершенно не является экстроординарным. Во многом, оно закономерно.

Неумолимая отвлеченная и призрачная логика капитала определяет все, что происходит в социально-культурном бытии. Однако можно наблюдать некий разрыв между состоянием капитала и социальной реальностью. Это особенно заметно при посещении стран, состояние которых весьма плачевно. Очевидны, например, картины нищеты и экологических бедствий. Но экономические отчеты говорят, что экономическая ситуация в стране «финансово здорова» (реальность не имеет никакого значения, важно только состояние капитала). Подобные явления, которые обычно считаются явлениями финансового, «виртуального» капитализма, указывают на царство «реальной абстракции» в ее гораздо более чистой и радикальной форме, чем во времена промышленного капитализма. Кризис 1987 года на Уолл-стрит, события 1997 и 1998 годов на биржах Азии, России, Южной Америки, наконец, глобальный кризис 2008 года служат явным напоминанием о том, что обращение Капитала- это не замкнутый на себя цикл, который может поддерживаться совершенно самостоятельно. Эти кризисные явления говорят об отсутствующей реальности производства и продаже реальных товаров, которые удовлетворяют потребности людей. Вместе с тем, другая сторона этих кризисов состоит в том, что возврат к этой реальности невозможен в принципе: возврат от виртуального пространства финансовых спекуляций к реальным людям, которые производят и потребляют. По словам Жижека, «парадокс капитализма заключается в том, что невозможно выплеснуть грязную воду финансовых спекуляций и при этом сохранить здорового ребенка реальной экономики: грязная вода на самом деле составляет «кровеносную систему» здорового ребенка»[12]. В этом смысле хрестоматийным примером может служить дело Мэдоффа. В конце 2008 года Бернард Мэдофф, крупный инвестиционный управляющий и филантроп с Уолл-стритт, был арестован и обвинен в создании пирамиды на 50 миллиардов долларов. Инвестиции Мэдоффа считались низкорискованными и приносящими прибыль в 2 процента в месяц. Около 2005 года инвестиционно-консалтинговый бизнес Мэдоффа переродился в пирамиду: деньги новых инвесторов шли на выплаты старым клиентам, которые желали получить деньги. Мэдофф говорил высокопоставленным сотрудникам своей компании, что «все это одна большая ложь» и что это было «по сути гигантской пирамидой». Это дело наводит на мысль о том, что простая и известная стратегия по-прежнему может работать в сегодняшней будто бы сложной и контролируемой сфере финансовых спекуляций. И кроме этого, Мэдофф не был маргинальным, гипералчным спекулянтом. Он входил в американский финансовый истеблишмент, который участвует в самой разнообразной благотворительной деятельности. Поэтому совершенно не следует демонизировать фигуру Мэдоффа, выставляя его отвратительным негодяем, бросившего тень на всеми признанный и уважаемый финансовый институт. Суть дела в «давлении, стремлении работать дальше, расширять обращение для поддержания работы машинерии, которая вписана в саму систему капиталистических отношений- соблазн «превращения» законного бизнеса в пирамиду присущ самому капиталистическому обращению»[13]. При этом практически невозможно отследить в какой момент происходит превращение законного инвестиционного бизнеса в незаконную пирамиду: развитие капитализма делает весьма прозрачной границу между законными инвестициями и преступными спекуляциями, потому что капиталистические инвестиции- это по самой своей сущности рискованная ставка на то, что схема принесет прибыль. Можно сказать, что это акт заимствования у неизвестного будущего. Мгновенное изменение неконтролируемых обстоятельств способно превратить в ничто самые «надежные» инвестиции. Но такова природа капиталистического, столь рискованного способа ведения дел. Особенностью же нашего времени является то, что «пагубные спекуляции поднялись на гораздо более высокий уровень, чем когда-либо прежде»[14]. Другими словами, нет оснований думать, что организаторами пирамиды являются недобросовестные и полукриминальные коммерческие организации. Ряд даже государственных проектов является образцом пирамиды. Достаточно упомянуть Государственные краткосрочные обязательства в России в 1995-98 гг. Можно сказать, что и в глобальном масштабе международная финансовая система, основанная на неизвестно насколько обеспеченном долларе, выпускаемом федеральной резервной системой США, также имеет признаки финансовой пирамиды. Стоимость доллара определяется постоянно порождаемым искусственным спросом на него, как на главную мировую резервную валюту. Объем долларовой массы в среднем ежегодно растет на 10%. Эта цифра «является оценочной, поскольку точные финансовые характеристики деятельности международной финансовой системы по традиции не публикуются»[15]. Поистине, мы имеем дело со своего рода профанной мистикой.

Начиная с 2006 года, федеральная резервная система перестала предоставлять правительству США данные о динамике денежного агрегата, так называемого МЗ (сумма наличных денег, чеков и вкладов), т.е. исключила из статистики банковские счета размером более 100 тыс. долларов. «По неофициальным данным рост МЗ в 2007 г. составил 17%»[16].

Важно отметить, что ФРС является системой частных банков, которая печатает бумажные банкноты, уже не обеспеченные реальными ценностями, и кредитует ими правительство США. Доллар представляет собой «ценную бумагу» только потому, что существует доверие к нему плательщиков. Но международная финансовая система устроена так, что все страны вынуждены пользоваться долларом в качестве резервной валюты. Поэтому ФРС обладает правом и возможностью неограниченной эмиссии, что создает мировую финансовую пирамиду. Как США, так и все государства, производящие расчеты в долларах, осуществляют обслуживание финансовой пирамиды. При этом складывается впечатление, что ФРС уже неспособна в полной мере контролировать этот процесс. Невольными «вкладчиками» пирамиды становятся все участники международного финансового рынка.

Для того, чтобы сохранить устойчивость долларовой пирамиды, ФРС использует политический рычаг в виде правительства США и искусственно создает спрос на доллар, производя серию бесконечного рефинансирования старых и получения новых займов. А избыточная долларовая масса переводится на международный товарный рынок в обмен на сырье или высокоприбыльный сектор финансового рынка.

Чтобы пирамида продолжала функционировать, доллар должен пользоваться постоянным спросом на международном рынке, а для сбрасывания растущей долларовой массы нужен постоянно увеличивающейся рост потребления. Для реализации этой цели были разработаны правила, которые обязывают правительства стран под угрозой санкций международного валютного фонда; «- иметь доллары в качестве золотоволютного резерва;

- вести основные международные расчеты (в первую очередь за сырье) в долларах;

-изымать из обращения часть валютной массы и размечать ее в малодоходную финансовую программу за рубежом»[17].

По сути, весь мир кредитует экономику США и еще платит за это процент.

Важным элементом современной финансовой системы становится кредитная карточка. Банк организует систему кредитов и, тем самым, производит на рынке дополнительную денежную массу. При этом он получает возможность вкладывать эту массу в существующий рынок, который представлен финансовой пирамидой, посредством заимствования из будущих доходов клиентов. «В середине 90-х годов в США объем создаваемой кредитными картами денежной массы превысил 150 млрд. долларов в год, а потребительский долг достиг 1 трил. долларов»[18]. А по данным советника президента США по экономике Линдсэя Лоуренса в самом начале 21-го века американцы потребили на «700 млрд. больше, чем заработали»[19].

По информации веб-сайта Credit.com, к началу 2008 г. невозвращенные долги американских граждан за покупки по пластиковым кредитным карточкам составили 96 млрд. долларов. Следует особо отметить, что кредитные карточки увеличивают покупательную способность и расширяют сферу производства и услуг, но при этом увеличивают персональные долги их обладателей. То есть пользователь кредитной карты легко может оказаться в финансовой ловушке.

США создали элементы защиты от увеличения долларовой пирамиды внутри страны путем перекладывания большей части последствий эмиссии долларов на мировую финансовую систему. Существуют технологии превращения избыточной, ничем не обеспеченной массы долларов в реальные товарные ценности. Среди этих технологий можно выделить следующие: «ограничение ввоза более или менее значительных сумм долларов внутрь США;

- ограничение продажи товаров за наличную валюту;

- ограничение поступления валюты из-за рубежа на банковские счета внутри США;

- в критических случаях банки США могут разделить валюту по происхождению на внутреннюю и внешнюю (по номерам серий или кодированной защите), поставив под сомнение законность источников происхождения последней и заморозить ее»[20].

Другим аспектом международной финансовой системы, сопряженным с финансовой пирамидой, является так называемый «финансовый пузырь». Он есть результат торговли активами на финансовом рынке по завышенным ценам, которые весьма заметно отличаются от их реальных цен. Обычно, возникновение пузыря представляет собой итог спекуляций, ценового сговора или даже мощного теневого регулирования рынка. При этом цены в финансовом пузыре не определяются соотношением спроса и предложения.

Легче всего финансовый пузырь появляется на финансовом рынке, где финансовая емкость во много раз превышает рынок реальных товаров и услуг. Данный пузырь возникает в форме фиктивного капитала, который приносит деньги, избегая реального производства или сферы услуг. Специфическую роль здесь играет так называемый дериватив. «Производный финансовый инструмент (дериватив) есть соглашение между двумя сторонами, по которому они принимают на себя обязательство или право передавать определенный актив в установленный срок по согласованной цене и согласно которому предполагается получение дохода за счет разницы цен и не предполагается поставки товара или базового актива»[21]. Большая часть современного финансового рынка заполнена подобными деривативами. «Сегодня доля виртуальных финансовых ценностей превысила 90% от общего оборота мирового рынка. В середине 19 века эта доля составляла менее 50%. Например, оборот валютных бирж превысил 1100 трлн. долларов, рынок производных финансовых инструментов- 860 трлн. долларов, в то время как объем совокупного мирового ВВП составляет лишь 65 трлн»[22].

Другим характерным показателем является цена на нефть. Объем финансовых биржевых контрактов не нефть превышает объем физической нефти (в ценовом выражении) в «сотни раз»[23].

Так как увеличение финансового рынка происходит исключительно спекулятивным путем и не имеет никакой реальной связи с производством товаров и услуг, появляется финансовый пузырь. Простая модель развития финансового пузыря предполагает, что в современном обществе потребления и соблазна ряд участников спекулятивного рынка приобретает переоцененные или даже виртуальные активы с целью продать их другим спекулянтам по большей цене. Финансовый пузырь терпит крах, когда инициированный спекулятивный процесс становится более невозможным.

В сущности, коллапс финансового пузыря связан с тем, что рост активов является результатом роста абсолютно виртуальных активов финансового рынка. Подобные активы могут использоваться только для спекуляций и создания финансовых пирамид.

Еще одной технологией формирования финансового пузыря является перевод использованной финансовой пирамидой денежной массы в те виртуальные активы, которые в определенное время являются высокоприбыльными «(например, в акции компаний сектора высоких технологий в 1995-2000 гг. и в ценные бумаги ипотечного рынка в 2006-2007 гг.)»[24].

Важно отметить, что в создании финансового пузыря участвуют не только рыночные спекулянты- эти современные, профанные мистики. Так надувание финансового ипотечного пузыря в 2007 сопровождалось мощнейшей рекламной компанией. При этом активно использовались следующие слоганы: «цена на недвижимость может только расти», «новой подходящей для жилья земли не появится», «людей много- всем надо где-то жить», «если не купишь дом сейчас, то не сможешь купить никогда». В результате такого невероятно агрессивного маркетинга сотни тысяч американских семей были вовлечены в эту махинацию. Более того, формирование финансового пузыря сопровождалось максимально возможным снижением требований к получению кредитов на жилье. «Банками США практически было снято требование 20% первого взноса, ограничения размера кредита доходами за 3-4 года…в 43% случаев предоставления кредита на жилье банки США вообще не требовали подтверждения доходов. В результате в США объем ипотечных кредитов превысил 10 трлн. долларов. Причем 67% полученных закладных банки перепродавали на финансовом рынке, создав основу надуваемого финансового пузыря»[25]. Желание «сделать» легкие деньги, поймать клиентов в кредитный «капкан», втянув их в финансовый пузырь, поставило под угрозу выселения сотни тысяч семей, т.е. практически миллионы людей.

Другой технологией создания финансового пузыря является контакт мировой финансовой системы со слабой национальной экономикой какого-либо государства. Как только объем обслуживания государственного долга международными финансовыми институтами оказывается сопоставимым с доходами государственного бюджета, экономика страны рискует попасть под контроль. Значительная часть стран мира попадает в такую зависимость из-за того, что совокупный мировой ВВП сопоставим с величиной совокупной мировой внешней задолженности. Из этого следует, что мировая финансовая система способна организовать периодическое движение капитала в виде притока и оттока на национальный рынок суверенного государства. «В фазе притока международного капитала ценность фиктивного капитала в данной стране многократно возрастает по чисто спекулятивным причинам. Цены на активы, большей частью виртуальные, резко увеличиваются, создавая впечатление экономического бума, в реальности создавая очередной финансовый пузырь»[26].

Еще одной технологией возникновения финансового пузыря является перемещение капитала на финансовый рынок из тех секторов промышленности, которые не в состоянии конкурировать по уровню доходов со спекулятивными операциями. «Снижение прибылей традиционных производств, например, за счет роста стоимости энергоносителей, приводит к уходу из них капитала и провоцирует кризисные явления на финансовом рынке»[27].

Созданная федеральной резервной системой США, мировая финансовая пирамида занимает совершенно исключительное место. Ее основой является виртуальный финансовый рынок, который инициирует огромный спрос на избыточную долларовую массу. Последняя никак не обеспечена реальными материальными ценностями. При этом увеличение финансового пузыря не может продолжаться до бесконечности, поскольку существует обмен ресурсами между виртуальным финансовым и товарным рынками. В результате неизбежно наступает момент, когда искусственно созданные финансовые пузыри начинают разрушать реальные секторы экономики, а сами стремительно коллапсируют.

Парадокс заключается в том, что экономика США в настоящее время остается самой мощной в мире, но ее могущество в значительной степени связано с функционированием финансовых рынков. Именно в США осуществляются основные сделки на рынках виртуального финансового капитала. Можно сказать, что возникла почти невидимая финансовая империя. Она не имеет официальной структуры. Большинство «граждан» этой империи даже не представляют себе, что подчиняются ей. А если и признают, что подвержены действию безличных и нередко разрушительных сил, то не имеют понятия, что представляют собой эти силы.

Это заставляет думать, что современная экономика имеет тенденцию к превращению в абсолютную спекуляцию- производство и обращение символической продукции. Эта, так сказать, продукция (символический капитал) является настоящим квазибожеством современной антитрадиционной культуры. Но квазибожество это очень уязвимо. Ему сопутствует «риск недобросовестности»[28]. То есть проблема заключается в том, что невозможно отделить одно от другого: в культуре современного капитализма благосостояние простых людей зависит от процветания банков. При этом то, что хорошо для банков, не обязательно хорошо для простых людей, простые люди не могут процветать без преуспевания банков. Это отсутствие симметрии дает априорное преимущество банкам.

Существует стандартная идея, выдвигаемая против эгалитарного перераспределения (посредством высокого прогрессивного налогообложения, например): вместо того, чтобы сделать бедных богаче, перераспределение сделает богатых беднее. Эта идея содержит вполне определенное представление о государственном вмешательстве в экономику: хотя общая тенденция состоит в том, чтобы положение бедных улучшилось, не следует оказывать им непосредственную помощь, поскольку они не являются динамичным, производительным, рентабельным элементом общества. Государственное вмешательство должно помогать богатым становиться богаче, а уже потом прибыль «автоматически», сама собой распространится вниз, к бедным. Сегодня это означает убеждение и даже веру, что достаточное количество денег, вброшенное в банки, в конце концов, дойдет до простых, бедных людей и тем самым поможет им. Чтобы у людей были деньги для решения их насущных проблем, не следует давать им их напрямую. Нужно помогать тем, кто даст их им взаймы. Это единственный способ достичь подлинного процветания, ибо в противном случае это будет система, распределяющая в пользу нуждающихся деньги тех, кто создает богатство. Однако в этой идее упускается самая суть капиталистической культуры: «саморазвивающееся и самовозрастающее финансовое обращение и есть ее единственное Реальное в отличие от реального производства»[29]. Отсюда серия все более сильных экономических кризисов.

Явление глобального экономического кризиса заставляет вновь обратиться к Марксу. Поистине он написал «библию» современной социокультурной реальности под названием «Капитал». И хотя некоторые аспекты «Капитала»,безусловно, устарели, другие демонстрируют поразительный эвристический потенциал. «Маркс помещал первичный капиталистический антагонизм в противоположность между потребительской и меновой стоимостью: в условиях капитализма потенциал этой противоположности реализуется полностью, область меновых стоимостей обретает автономию и преобразуется в спектр самоуправляемого капитала, который использует производственные мощности и реальные потребности людей в качестве своего временного воплощения. Само понятие экономического кризиса Маркс выводил из этой противоположности: кризис случается тогда, когда реальность приходит в соответствие с иллюзорной самопорождаемой картиной, когда деньги производят деньги; это умозрительное безумие не может существовать как нечто неопределенное, оно должно вызывать все более глубокие кризисы. Согласно Марксу, первичной причиной кризисов является разрыв между потребительской и меновой стоимостью. Меновая стоимость развивается собственным курсом, она кружится в своем сумасшедшем танце, не зависящем от реальных потребностей людей»[30]. Важно также напомнить, что Маркс- великий наследник и, одновременно, критик Гегеля. Можно сказать, что капитал представляет собой «абсолютную идею» Маркса. Капитал имеет тенденцию к превращению в своего рода квазисубъект, для которого люди, природа, культура только объекты. «Деньги низводят всех богов человека с высоты и обращают их в товар. Деньги- это всеобщая, установившаяся как нечто самостоятельное, стоимость всех вещей. Они поэтому лишили весь мир- как человеческий мир, так и природу- их собственной стоимости. Деньги- это отчужденная от человека сущность его труда и его бытия; и эта чуждая сущность повелевает человеком, и человек поклоняется ей.»[31] Приведенная мысль Маркса еще раз подчеркивает справедливость использования термина «религиозно-мистическая финансовая культура».

Пожалуй, важнейшей главой «Капитала» для понимания современной культурной ситуации является глава четвертая «Превращение денег в капитал» в первом томе. Маркс указывает здесь на непосредственную форму товарного обращения Т-Д-Т, при которой товар превращается в деньги и обратно деньги превращаются в товар. Это так называемая продажа ради купли. Но вместе с тем, существует и другая, отличная от первой, форма Д-Т-Д, превращение денег в товар и обратная трансформация товара в деньги. Это так называемая купля ради продажи. «Деньги, описывающие в своем движении этот последний цикл, превращаются в капитал, становятся капиталом и уже по своему назначению представляют собой капитал»[32]. Согласно Марксу, простое товарное обращение, т.е. продажа ради купли, является средством для достижения конечной цели, которая уже находится за пределами обращения. Данная цель есть удовлетворение потребностей. «Напротив, обращение денег в качестве капитала есть самоцель, так как возрастание стоимости осуществляется лишь в пределах этого постоянно возобновляющегося движения. Поэтому движение капитала не знает границ»[33]. Этот промежуточный вывод Маркса необычайно значим как в культурологическом, так даже и в антропологическом аспектах. Стоимость, существующая в режиме капитала, оказывается «субъектом некоторого процесса, в котором она, постоянно меняя денежную форму на товарную и обратно, сама изменяет свою величину, отталкивает себя как прибавочную стоимость от себя самой как первоначальной стоимости, самовозрастает. Ибо движение, в котором она присоединяет к себе прибавочную стоимость, есть ее собственное движение, следовательно ее возрастание есть самовозрастание. Она получила магическую способность творить стоимость в силу того, что сама она есть стоимость»[34]. Капитал предстает как «саморазвивающаяся, как самодвижущаяся субстанция, для которой товары и деньги только формы»[35]. Добавим, что не только товары и деньги. В современных условиях, такой формой стал сам человек со всеми своими артефактами. А Маркс делает вывод, актуальность которого просто поражает: «Стоимость становится, таким образом, самодвижущейся стоимостью, самодвижущимися деньгами, и как таковая она- капитал. Она выходит из сферы обращения, снова вступает в нее, сохраняет и умножает себя в ней, возвращается назад в увеличенном виде и снова и снова начинает один и тот же круговорот. Д-Д’, деньги, порождающие деньги…как деньги, которые равны большему количеству денег, как стоимость, которая больше самой себя»[36].

Следующий шаг Маркс делает в Т. 3. своей грандиозной работы, вводя понятие «фиктивный капитал»[37]. Показав природу кредита как средства экстенсивной и интенсивной экспансии капитала, Маркс из анализа этого явления выводит образование акционерного капитала и, как следствие, появление фиктивного капитала (гл. 25. Кредит и фиктивный капитал)- капитала, который существует исключительно как некий знак возможного получения прибыли и имеет свою стоимость только как производная нескольких параметров, весьма далеких от процесса создания стоимости. Это ожидаемые дивиденды (которые только косвенно зависят от успешности процесса извлечения прибыли фирмой, выпустившей акции), ставка процента (т.е. параметров функционирования общественного ссудного капитала) и конъюнктура фондового рынка. Все эти параметры, непосредственно являющиеся субъективными, зависят от, прежде, всего случайных соотношений и поведения рыночных агентов. Здесь характерный для рынка вообще отрыв цены от стоимости в известном смысле «возводится в степень». Материальная основа- движение общественного абстрактного труда, стоимости- оказывается настолько далекой от непосредственного процесса «оценки» фиктивного капитала, что играет уже незначительную роль. Однако в период кризиса, когда пытаются выяснить действительные основы- в этот период становится понятным, что этот капитал- фиктивен. И выясняется это в совершенно очевидной и даже грубой форме- резком падении котировок акций, спаде на фондовом рынке. Последний прямо говорит обладателям огромного фиктивного капитала о том, что их акции- фиктивны. Они- просто бумага. Некие виртуальные файлы. Они уже ни товары, ни стоимость, ни капитал. Их нельзя продать и они не приносят прибыли.

В конце 60-х годов 20-го века произошел переход от золотого эталона к плавающим капиталам. При этом деньги получили способность самовоспроизводиться просто через игру трансфертов и банковских проводок, через постоянное дублирование и умножение своей абстрактной субстанции. Деньги- это первый «товар», получивший статус знака и неподвластный потребительской стоимости. Но в настоящее время деньги стали неподвластны даже и меновой стоимости. Они превратились в «автономный симулякр»[38], который сам себя порождает посредством бесконтрольной эмиссии. Очень глубоко деконструирует эту ситуацию Жак Деррида в своей работе «Призраки Маркса». Французский философ обращается к словам шекспировского Гамлета: The time is out to joint (порвалась связь времен). И в этом разрыве поселились призраки. Деррида указывает, что Маркс всегда описывал деньги и более точно денежный знак как видимость или симулякр, «более точно- призрак»[39]. Далее Маркс будет сравнивать призрачное свойство денег с тем, которое, в желании копить, спекулирует на использовании денег после смерти, в другом мире (nach dem Tode in der andern Welt). А когда Государство выпускает бумажные деньги, эта интервенция сравнивается с магией[40]. Надо особо при этом отметить, что книга Дерриды «Призраки Маркса» является продуманным ответом на вышедшую несколькими годами раньше работу американского философа Френсиса Фукуямы «Конец истории». Деррида показывает, что на самом деле глобалистский, неолиберальный проект является лицемерным, циничным и, в некотором отношении, катастрофичным. «Никогда насилие, неравенство, исключение, голод и, таким образом, экономическое угнетение, не затрагивало так много людей в истории Земли и человечества»[41]. Мировой рынок держит множество людей «в иге и в новой форме рабства»[42]. Жан Бодрийяр указывает в этом смысле, что произошел переход от «продуктивистско- капиталистического общества к кибернетическому неокапитализму, ориентированному уже на абсолютный контроль,- такова суть перемены, которой оказывает поддержку биологическая теоретизация кода. В этой перемене нет ничего «недетерминированного»: в ней находит завершение длительный процесс, когда один за другим умерли Бог, Человек, Прогресс, сама История, когда умерла трансцендентность, уступив место имманентности, соответствующей значительно более высокой стадии ошеломляющего манипулирования общественными отношениями»[43]. Симулятивный капитал становится мифом и даже более того: «социально-генетическим кодом»[44] современного человека. Эта ситуация достигнет своей кульминации при переходе денег в электронную форму, когда исчезнут последние признаки материальности; электронная форма это третий вид денег- после «реальных» денег, которые прямо воплощали их ценность (золото, серебро), и бумажных денег, которые хотя и являются симулякром и не имеют внутренней ценности, но все-таки когда-то и как-то были и остаются привязаны к их материальным носителям. И только на той стадии, когда деньги становятся исключительно неким кодом, они принимают форму «неуничтожимого призрачного присутствия»[45]. Так капитал изгоняет из себя собственного создателя, человека. Вместе с тем, капитал не дезавуирует себя, но только меняет свой онтологический статус, трансформируясь в призрак капитала. Жижек указывает в этом смысле: «Было бы слишком просто сказать, что призрак этого самопорождаемого монстра, не проявляя никакой заботы о людях или окружающей среде, представляет собой идеологическую абстракцию и что за этой абстракцией стоят реальные люди и природные объекты, на производительных способностях и ресурсах которых основывается обращение капитала и которыми он питается как гигансткий паразит. Проблема в том, что эта «абстракция» состоит не только в неверном восприятии социальной реальности финансовыми спекулянтами, а в том, что она «реальна» в смысле определения структуры материальных процессов: судьба целых страт населения,