Источники гражданского и торгового права ФРГ 8 страница

лекарственно-устойчивой форме сам по себе тяжелое наказание».

Вивьен Стерн (Stern, 1999) сообщает о том, что в России 45 колоний

для больных туберкулезом. Одна из них находится в Сибири, в Мариин-

ске, в 5000 километрах от Москвы. Главный врач колонии Наталья

Вежнина обратилась за помощью в международную организацию «Вра-

чи без границ». В 1996 году молодой бельгийский врач Ханс Клюге

прибыл в Мариинск. На семинаре, организованном в 1998 году Между-

народным Центром криминологических исследований, он так описывал

трудности, с которыми ему пришлось столкнуться (Stern, pp. 3-4):

В Мариинск прибывают люди уже тяжело больные. Колония пере-

полнена, условий для изоляции больных нет, заключенные сплевы-

вают мокроту повсюду… Нам было трудно работать еще и потому,

что у заключенных существует их собственная иерархия (своеобраз-

ное деление на касты. – Н.Кристи)… Мы заставляли их пить молоко

при нас, потому что иначе тех, кто находится внизу этой иерархии,

били и молоко у них отбирали. Приехав в тюрьму, мы стали лечить

заключенных от чесотки, но выяснилось, что сами заключенные про-

тив этого. Позже мы узнали, что больные чесоткой могут не опасать-

ся, что их изнасилуют другие заключенные.

…

Вылечивается всего 40% больных, и этот показатель крайне низок…

В основном это подростки (14-18 лет)… Тех, кто не вылечивается за

четыре месяца, содержат в одном отделении, поскольку у них может

быть лекарственно-устойчивая форма туберкулеза. Мы установили

заборы между разными отделениями. Хроники содержались за забо-

ром с колючей проволокой – ужасно, что приходится прибегать к по-

добным мерам в конце двадцатого века.

Работая в колонии, доктор Клюге сам заразился туберкулезом.

Вивьен Стерн подчеркивает, что эта проблема существует не только

в тюрьмах. Заключенные после освобождения возвращаются в свои се-76 БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ КАК ИНДУСТРИЯ

мьи, возвращаются в общество. За их дальнейшей судьбой никто не сле-

дит. На пресс-конференции Наталья Вежнина из Мариинска сказала:

Ежегодно из нашей колонии освобождаются 600 человек. Это люди,

больные открытой формой туберкулеза, и каждый из них может за

год заразить еще 100 человек.

Клюге в статье, напечатанной в шведской газете Dagens Nyheter (9

августа, 1999), приводит такой пример:

Ежегодно освобождаются 300 000 российских заключенных. Около

10 000 больны лекарственно-устойчивой формой туберкулеза. Если

предположить, что каждый из них может заразить 20 человек, то по-

лучится, что через 10 лет в России будет два миллиона больных ту-

беркулезом.

Хуже всего обстоит дело в следственных изоляторах. Московский

Центр содействия реформе уголовного правосудия (1998) описывает

условия, в которых содержатся люди, ожидающие суда, то есть заклю-

ченные СИЗО:

В СИЗО крупных населенных пунктов на каждого заключенного

приходится по 1 квадратному метру площади, а в некоторых камерах

в два раза меньше. Заключенные вынуждены спать по очереди. Лю-

дям даже негде сидеть. Условия в камерах СИЗО удручающие: духо-

та, сырость, смрад. У многих заключенных кровоточащие язвы на

теле, многие больны чесоткой и другими кожными заболеваниями.

Они потеют, но в камерах так сыро, что кожа не высыхает. Решетки

на окнах такие частые, что в камеры практически не поступает свет.

Вдоль стен стоят двух-трехъярусные нары. Во всех камерах, и на 10,

и на 100 человек – по одному унитазу и по одной раковине (с. 31).

Если бы я там сам не побывал, я бы никогда этому не поверил.

Необходимо добавить, что в закрытом, непроветриваемом помещении, в

камере на 100 человек, обязательно есть люди, которые больны тубер-

кулезом. Они кашляют и могут заразить других.

В Западной Европе борются за то, чтобы в России отменили смерт-

ную казнь. Если Россия и соседние с ней страны не перестанут казнить

людей, их не примут в Совет Европы. Россия поддалась давлению евро-

пейского общества. Сейчас здесь никого не казнят. Заключенные просто

умирают.США. ЗАКОНОДАТЕЛЬ ТЕНДЕНЦИЙ 77

6.5. Силы противодействия

Сидевшие в лагерях Гулага имели одно преимущество: среди них были

политические заключенные. Люди, облеченные властью, считали их са-

мыми опасными преступниками, поскольку те совершали преступления

против государства. Но постепенно люди научились смотреть на это по-

другому. Лагеря Гулага превратились в трудовые лагеря для нежела-

тельных элементов. В конце концов они стали символом политических

репрессий. После смерти Сталина наступила оттепель, смягчился и ре-

жим в лагерях, заключенные стали получать некоторые послабления. С

тех, которые считались «политическими», началось подобие реформ на

благо большинства. И у политических реформ было много последствий,

коснувшихся заключенных.

А какова ситуация сегодня? Политических заключенных больше

нет. Жертвами карательной юстиции становятся прежде всего безработ-

ные мужчины. Как в России, так и в США. Российские политики сосре-

доточили свое внимание на том, что всегда было их сутью, – на борьбе

различных группировок, принадлежащих к верхушке общества. Тем, кто

находится внизу социальной лестницы, уделяется по-прежнему мини-

мум внимания, да и средств на социальные реформы нет. Их действия

расцениваются как преступные, их отправляют в колонии, и больше ни-

чего.

Картина получается чересчур мрачная. Но есть и силы, которые

направлены на борьбу со сложившейся ситуацией. В России имеется

немало высококвалифицированных крупных чиновников. Они считают

перенаселенность тюрем одной из основных проблем, и их усилия

направлены на то, чтобы сократить число заключенных. Поступают све-

дения из колоний, руководству которых удалось превратить вверенные

им учреждения в самоокупающиеся. В других колониях персонал живет

в тех же условиях, что и заключенные. Кроме того, появились группы,

оказывающие давление на общество. Одной из самых серьезных органи-

заций является Московский Центр содействия реформе уголовного пра-

восудия

, который готовит еженедельную радиопередачу о заключенных

«Облака», выходящую на Радио России, издает книги и брошюры, про-

водит всероссийские и международные конференции. Одна из них со-

провождалась большой фотовыставкой «Человек и тюрьма», подготов-

ленной Центром (1998 г.). Передвижная мини-выставка экспонировалась в

российской Государственной Думе (1999 г.). В холле были установлены

стенды с фотографиями из тюрем и колоний. Ежедневно, приходя на ра-

боту, депутаты Думы смотрели на фотографии заключенных, сделанные в

 

Директор Центра – Валерий Абрамкин, бывший политзаключенный, про-

вел шесть лет в тюрьмах и лагерях.78 БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ КАК ИНДУСТРИЯ

полный рост. Фотографии не умеют говорить, но казалось, что каждый,

изображенный на них, рассказывает свою историю.

Возможно, это произвело впечатление и на Владимира Путина, ко-

торый в сентябре 1999 года, еще будучи премьер-министром, посетил

петербургскую тюрьму «Кресты». «Мир за неделю» (16-23 сентября

1999 г.) писал, что Путин, несмотря на свою сдержанность, был потря-

сен увиденным в «Крестах» и сказал, что такого нет даже в китайских

тюрьмах.

6.6. Грядущие опасности

Пока что не ясно, к чему все это приведет. Я бы выделил шесть момен-

тов, вызывающих наибольшие опасения.

Во-первых, в России было создано множество предприятий в коло-

ниях, и они играли в экономике страны существенную роль. С приходом

рыночной экономики и приватизации эти предприятия стали неконку-

рентоспособными. В России всегда было много заключенных, однако

сейчас это не приносит стране дохода. А это, вполне вероятно, может

привести лишь к дальнейшему ухудшению условий содержания заклю-

ченных.

Во-вторых, в России развитая административная система исправи-

тельных учреждений. Здесь по-прежнему есть «командная администра-

ция», централизованная, многоуровневая. Чиновники, среди которых

милицейские чины и прокуроры, имеют разнарядку по количеству аре-

стованных, по количеству выносимых приговоров, что также не способ-

ствует сокращению числа заключенных, – поскольку показатели успеш-

ной работы этих функционеров основываются на количестве задержан-

ных. Кроме того, по традиции прокуроры облечены гораздо большей

властью, нежели судьи. Редко когда судья может в обход прокурора

освободить подозреваемого. Чаще всего дело посылается на доследова-

ние, а подозреваемого отправляют обратно в тюрьму. Мало пользы и от

мягких приговоров, вынесенных судьями низшего звена, поскольку по-

сле апелляции эти приговоры заменяются на более суровые. Гораздо

лучше, если эти судьи выносят суровые приговоры, поскольку в таких

случаях высшие инстанции могут их смягчить.

Все это видно на досудебной стадии, которая в среднем длится до

десяти месяцев, но, как пишет Абрамкин, многие обвиняемые вынужде-

ны ждать решения суда от года до шести лет. Официально считается,

что суд должен состояться не позже, чем через полтора года. Но суд

может откладываться по разным причинам, и все это время обвиняемые

содержатся в СИЗО. Абрамкин пишет (Абрамкин, 1996, с. 101):США. ЗАКОНОДАТЕЛЬ ТЕНДЕНЦИЙ 79

...Главной причиной переполненности следственных изоляторов яв-

ляется совершенно абсурдная уголовная политика государства: не

имея средств на содержание огромного количества заключенных и

раздутого штата ряда правоохранительных служб, на строительство

новых тюрем, государственные органы провоцируют волну необос-

нованных арестов, неразборчивость в применении жестких санкций

уголовного преследования. В уголовной политике властей совершен-

но не проявлены ориентиры в решении вопроса обеспечения опти-

мальной безопасности общества. При общем падении уровня быто-

вой преступности, росте организованной и профессиональной пре-

ступности, силы и средства, которые тратятся на неопасные и опас-

ные виды преступности, совершенно неадекватны реальной ситуа-

ции.

В-третьих, все это происходит при отсутствии необходимых денеж-

ных средств и нехватке персонала. Получается замкнутый круг: недоста-

точно охранников на такое количество заключенных, а также не хватает

мест для их содержания.

В-четвертых, есть внешние факторы, которые оказывают влияние на

рост числа заключенных. Россия переняла от Запада некоторые модели

экономического мышления, а средства массовой информации делают

деньги на материалах о преступности. Однако нет способов защиты тех,

кто выпадает из системы, нет и должного контроля над новыми бизнес-

менами.

В-пятых, в России существует некая амбивалентность между ры-

ночной экономикой и изменениями, ею вызванными. Жизнь трудна, ее

условия не меняются достаточно быстро, ситуация нуждается в объяс-

нении. Очень просто во всем обвинить «мафию». Бекман (Bäckman,

1998 А, В) считает, что образ русской мафии скорее работает на Голли-

вуд, а не на тех, кто, как предполагается, управляет этим в России. Ро-

улинсон (Rawlinson, 1998) описывает (сс. 354-355), как средства массо-

вой информации пытаются представить русских мафиози:

Интервью с русскими гангстерами так популярны, что для дально-

зорких антрепренеров они стали новой индустрией. Мелкие члены

банд и даже просто «крутые» ребята за хорошую плату с радостью

раздают интервью журналистам.

Другими словами, образ мафии оказался очень полезным. Не только

для кинематографа и журналистов, но и для простых людей, которые

хотят понять, как получилось, что те, кого в былые времена считали

преступниками, теперь вдруг оказались преуспевающими бизнесменами.

В них обыватели видят и причину всех своих несчастий. Кроме того, рос-

сийские власти используют борьбу с мафией как повод для усиления пол-80 БОРЬБА С ПРЕСТУПНОСТЬЮ КАК ИНДУСТРИЯ

номочий Министерства внутренних дел, в частности, различных подраз-

делений милиции.

В России, конечно же, существует организованная преступность, как

в высших слоях общества, так и «в низах». Однако проблема куда слож-

нее, чем ее пытаются представить. Сейчас мы в нее углубляться не бу-

дем. Достаточно сказать, что вера в мафию – серьезный социальный

фактор, имеющий множество последствий, в том числе и для лиц, отбы-

вающих наказание. Влиятельные лица редко попадают за решетку. Од-

нако борьба с ними узаконена, идет война, и в ходе этой войны многих

людей держат в тюрьмах, причем подолгу

.

И, наконец, в-шестых. Рост количества заключенных в России свя-

зан и с тем, что многие реформаторы с Запада призывают Россию бо-

роться с преступностью, особенно с употреблением и распространением

наркотиков, так же, как борются они сами: посмотрите на Скандинавию

или на США! Я встречался с депутатом Думы – судя по количеству те-

лефонов в его кабинете, весьма влиятельным. Он произнес длинную

речь о необходимости искоренить наркотики в России, рассказал о том,

как один наркоман приводит за собой десяток новых. Идеи, которые он

декларировал, уже оказывают огромное влияние на страну. И это неми-

нуемо приведет к увеличению количества заключенных.

* * *

В нынешней ситуации самая серьезная опасность заключается в том,

что в СИЗО будет еще больше заключенных, ожидающих суда, а коло-

нии перестанут быть производственными комплексами и станут лишь

местами заключения. Даже признавая наличие у российского тюремного

руководства значительной доли идеализма и благих намерений, можно

опасаться, что условия содержания заключенных ухудшатся настолько,

что это неминуемо повлияет на жизнь всего российского общества. В

политике России также происходят некоторые изменения. 26 марта 2000

года Президентом РФ был избран Владимир Путин. Перед выборами он

выступал за закон, порядок, сильную государственную власть. «Чем

сильнее государство, тем свободнее его граждане», – таков был один из

его тезисов. «Демократия – это диктатура закона», – заявлял он. Думаю,

это не самая подходящая программа для сокращения количества заклю-

ченных или хотя бы для ограничения роста.

 

 

СОЦИОЛОГИЯ СОЦИАЛЬНЫХ ПРОБЛЕМ

И.Г. Ясавеев

КОНСТРУИРОВАНИЕ «НЕ-ПРОБЛЕМ»:

СТРАТЕГИИ ДЕПРОБЛЕМАТИЗАЦИИ СИТУАЦИЙ

В статье рассматриваются контрриторические стратегии, используемые

властными элитами для противодействия конструированию социальных проблем

активистами социальных движений, правозащитниками, независимыми

журналистами. Данный анализ основан на концепции дискурсивных ресурсов

конструирования социальных проблем, предложенной П. Ибаррой и Дж.

Китсьюзом. В частности, демонстрируется применение властными элитами

стратегий натурализации, перспективизации, антитипизации, контрриторики

неискренности и «опровергающих историй» по отношению к таким ситуациям, как

нарушение прав человека в российской армии, коррупция, а также проблемам,

конструируемым правозащитными организациями. Обозначается также ряд

возможных стратегий противодействия самой контрриторике.

В современных обществах процессы формирования «повестки дня», т. е.

определения приоритетных вопросов внутренней и внешней политики, имеют, как

правило, сложный, многофакторный характер. Если институты гражданского общества

сильны, то эти процессы в большей или меньшей степени демонополизированы, в них

наряду с исполнительной и законодательной ветвями власти участвуют общественные

организации, средства массовой коммуникации, научные сообщества и т. д. Если же

гражданское общество развито слабо, то «повестка дня» устанавливается главным

образом властными элитами, фактически навязывающими «свою» проблематику

остальной части общества. Результатом является расходование ресурсов общества на

«решение» одних проблем и фактическое игнорирование других ситуаций, которые могут

быть не менее опасными.

Российское общество относится ко второму типу. Властные элиты, контролирующие

наиболее влиятельные средства массовой коммуникации, в частности, федеральные

телеканалы, при слабо развитой сфере общественных органи-

91Журнал социологии и социальной антропологии. 2006. Том IX. № 1 (34)

заций обладают монопольным правом формирования «повестки дня». Исследования

информационных программ трех российских телеканалов –– Первого канала, «России» и

НТВ –– показывают, что приоритетные позиции в формируемой ими публичной

«повестке дня» занимают проблемы терроризма, преступности, употребления наркотиков,

в конечном счете, выигрышные для правящей элиты (Ясавеев 2006). Их «актуальность»

оправдывает действия по «укреплению вертикали власти», финансовую и символическую

поддержку силовых структур и использование репрессивных стратегий социального

контроля. В то же время такие явления, как алкоголизация населения, натурализация

коррупции, повсеместные нарушения прав человека, отсутствие независимой судебной

власти, насилие в семье и многие другие, находятся за рамками публичного дискурса

(Ясавеев 2004: 79–82).

Одним из направлений социологии социальных проблем, «проясняющих» вопрос о

том, почему одни ситуации наделяются статусом социальных проблем, а другие этого

статуса лишены, является конструкционистский подход к социальным проблемам.

Данный подход сосредоточивается на исследовании процессов определения тех или иных

ситуаций как нежелательных, пагубных, опасных, угрожающих. При этом современные

теоретики данного подхода открыто заявляют о том, что они не призывают отказаться от

проведения традиционных объективистских исследований, т. е. от изучения преступности,

бездомности, безработицы и т. д. как объективных социальных условий. Как указывает

Д. Лазик, это можно представить как академическое разделение труда: «Кто-то может

изучать объективный мир. Конструкционисты же сосредоточиваются на смыслах, которые

люди создают в нашем мире» (Loseke 2003: 14). Представители различных подходов, ––

отмечает Лазик, –– задаются вопросами о различных аспектах жизни, и отрицать важность

каких-либо теоретических рамок означает ограничивать понимание происходящего (Там

же: X). Сходной точки зрения на отношения объективизма и конструкционизма

придерживается Дж. Бест: «Конструкционистский подход не требует от социологов

прекратить исследование объективных условий. Аналитики, интересующиеся, скажем,

бедностью, могут по-прежнему стараться подсчитать число бедных или выявить причины

бедности или как-то еще изучать бедность как социальное условие. Однако

конструкционисты утверждают, что понимание бедности как социальной проблемы

требует иного подхода. В самой природе бедности нет ничего, что делало бы ее

социальной проблемой; во многих обществах бедность воспринималась как нечто само

собой разумеющееся, как естественная часть социального порядка, т. е. не считалась

социальной проблемой. Бедность становится социальной проблемой только тогда, когда

люди определяют ее как вызывающую беспокойство, когда они заявляют о том, что она

проблематична» (Best 2003: 982).

Основные идеи конструкционистского подхода к социальным проблемам

разработаны М. Спектором и Дж. Китсьюзом (Spector, Kitsuse 1977). Сущность его

заключается в рассмотрении социальных проблем как риторики. Социальные проблемы, с

данной точки зрения, –– это конструкции, создаваемые индивидами или группами

посредством выдвижения утверждений-требований (claims-making): конструируя

социальные проблемы, члены общества утверждают, что существует вредное

социальное условие, и требуют его устранения или из-

92И.Г. Ясавеев. Конструирование «не-проблем»: стратегии депроблематизации ситуаций

менения. Формами конструирования социальных проблем являются, согласно Спектору и

Китсьюзу, ответы на вопросы анкет или интервьюеров при обследованиях общественного

мнения, обращения с жалобами и письмами протеста, предъявление судебных исков,

выступления в парламенте, проведение пресс-конференций, распространение

«проблематизирующих» сообщений средствами массовой коммуникации, проведение

митингов, пикетов, демонстраций, маршей протеста, забастовок (Спектор, Китсьюз 2001:

162).

Социологи-конструкционисты поднимают также вопросы о властных ресурсах

конструирования социальных проблем и депроблематизации ситуаций. Одной из наиболее

интересных концепций, разработанных в рамках конструкционистского подхода, является

модель публичных арен С. Хилгартнера и Ч. Боска (Hilgartner, Bosk 1988). Согласно

данной концепции, социальные проблемы конкурируют между собой за то, чтобы попасть

в публичную «повестку дня». Конкуренция между социальными проблемами вызвана

ограниченностью таких ресурсов, как пропускная способность публичных арен

(исполнительная и законодательная ветви власти, средства массовой коммуникации,

общественные организации, религиозные и т. д.). Например, телевидение, радио, газеты,

Интернет-сайты не могут сообщать обо всем, что происходит в обществе. Их пропускная

способность ограничена рамками эфирного времени информационных программ,

газетными площадями и пр. Вследствие этого в рамках публичных арен постоянно

осуществляется отбор социальных проблем, т. е. принимаются решения о том, какие

проблемы являются в настоящий момент более важными, заслуживают внимания,

обсуждения и тех или иных действий. При этом значительный успех какой-либо

проблемы в такой конкуренции обычно сопровождается вытеснением других социальных

проблем на периферию или за пределы публичного дискурса. Ключевой вопрос

концепции Хилгартнера и Боска: каким требованиям должна соответствовать

социальная проблема для того, чтобы с успехом выигрывать конкуренцию с другими

проблемами за место в «повестке дня»? Такими требованиями, согласно Хилгартнеру и

Боску, являются драматичность, новизна, соответствие культурным предпочтениям,

доминирующим в обществе, и институциональным ритмам публичных арен. Еще одно

требование –– соответствие конструирования социальной проблемы интересам правящих

элит. «Большинство публичных арен, –– указывают Хилгартнер и Боск, –– находится под

мощным влиянием господствующих политических и экономических групп. Вследствие

этого определения социальных проблем, соответствующие их пристрастиям, имеют более

высокие шансы на успех» (Хилгартнер, Боск 2000: 43). В то же время элиты «могут

активно противодействовать тем или иным определениям проблем, предавая некоторые

вопросы политически обеспечиваемому забвению» (Хилгартнер, Боск 2000: 33).

Если применить модель публичных арен к анализу ситуации в российском обществе,

то становится очевидной специфика конкуренции между социальными проблемами в

России: соответствие конструирования проблем интересам властных элит имеет

решающее значение. Даже когда возникает новая, драматичная ситуация, если ее

появление в «повестке дня» идет вразрез с интересами правящих политических групп, то

она, вероятнее всего, будет блокирована на краю публичного дискурса. Примеров такого

рода множество, начи-

93Журнал социологии и социальной антропологии. 2006. Том IX. № 1 (34)

ная со второй войны в Чечне с 1999 г. по настоящее время и заканчивая акциями протеста

пенсионеров в начале 2005 г.

Наиболее простым приемом является замалчивание ситуации, табуирование той или

иной темы. Однако, как указывает М. Эделман, такого рода блокирование

конструирования социальных проблем, невыигрышных для элит, обычно не обладает

значительной жизнеспособностью (Edelman 1988: 13). Более тонкими и, в конечном счете,

более эффективными являются стратегии депроблематизации ситуаций, описываемые

П. Ибаррой и Дж. Китсьюзом. Ибарра и Китсьюз используют в данном случае понятие

«контрриторические стратегии», определяя их как дискурсивные стратегии

противодействия характеристикам той или иной ситуации, предлагаемым теми, кто

конструирует социальную проблему. «Контрриторика, –– отмечают они, –– блокирует

либо выделяемые характеристики условия, либо призыв к действию, либо и то, и другое»

(Ibarra, Kitsuse 2003: 34).

Ибарра и Китсьюз указывают на два класса контрриторических стратегий: 1)

«сочувствующую» контрриторику, признающую полностью или частично

проблематичный статус ситуации, но в сущности блокирующую требование исправить ее;

2) «несочувствующую» контрриторику, не принимающую ни предлагаемые

характеристики и оценки ситуации, ни предлагаемые средства ее исправления.

«Сочувствующая» контрриторика в свою очередь включает в себя пять стратегий. Первой

является натурализация –– стратегия, при которой принимается оценка ситуации,

предлагаемая теми, кто конструирует проблему, но в то же время отвергается призыв к

действию посредством представления самой ситуации в качестве неизбежной.

«Выдвигающим утверждения-требования могут ответить: «Ну, что вы ожидали? Конечно,

обществу свойственно насилие, мир всегда был и будет местом вражды» (Ibarra, Kitsuse

2003: 34). Ибарра и Китсьюз добавляют: «Если условие –– это пример «естественного

состояния» мира или того, что «неизбежно» предполагается ситуацией, тогда призывы к

исправлению ситуации в конечном счете наивны» (Ibarra, Kitsuse 2003: 34). Вместе с тем

они отмечают рискованность игры с использованием такой контрриторики: игрок рискует

получить ярлык «циника» или «пессимиста», а эти ярлыки приобретают негативный

оттенок, когда применяются к определенным категориям людей в определенных

обстоятельствах, например, к политикам во время избирательных кампаний (Ibarra,

Kitsuse 2003: 34). Вторая стратегия –– контрриторика затрат, связанных с исправлением

ситуации, –– заключается в утверждении, что следует примириться с проблематичным

условием, а не исправлять его посредством предлагаемых мер, поскольку «и то, и другое

зло» или потому, что провозглашаемые «выгоды» не компенсируют «затрат». Согласно

Ибарре и Китсьюзу, на использование этой контрриторики часто указывает выражение

«драконовские меры» –– оборот речи, приравнивающий предлагаемые средства либо к

неблагоразумной недальновидности, либо к безжалостному наказанию, либо и к тому, и к

другому. Третья стратегия «сочувствующей» контрриторики –– декларация бессилия ––

предполагает проявление морального сочувствия и в то же время указание на истощение

имеющихся ресурсов, не позволяющее справиться с ситуацией. На уровне индивидов это

может быть ссылкой на нехватку времени, энергии или власти для того, чтобы решать

проблему. Данная стратегия может включать в себя также конструирование шкалы

приоритетов: «да, расизм –– это проблема, но все попытки по-

94И.Г. Ясавеев. Конструирование «не-проблем»: стратегии депроблематизации ситуаций

кончить с ним, пока существует классовое угнетение, тщетны» (Ibarra, Kitsuse 2003: 35).

На институциональном уровне может заявляться, что бюджет слишком ограничен для

того, чтобы попытаться что-либо изменить. Однако те, кто заявляет о своем бессилии что-

либо предпринять как на уровне личных, так и на уровне институциональных

возможностей, могут быть обвинены в лицемерии и вызывать недоверие. Чиновники, в

свою очередь, могут стать объектом утверждений-требований, то есть конструироваться в

качестве проблемы в связи с самим декларируемым бессилием (Ibarra, Kitsuse, 2003: 35).

Четвертую «сочувствующую» контрриторическую стратегию Ибарра и Китсьюз называют

перспективизацией (perspectivizing). Она заключается в утверждении, что объяснение,

предлагаемое людьми, которые конструируют проблему, это всего лишь их «взгляд» на

положение дел, отличающийся от самого положения дел. Иными словами, утверждение-

требование представляется как не более чем мнение. «Используя выражение «Вы имеете

право на свое мнение», лицо, противодействующее конструированию социальной