Социальные детерминанты личности

Возможно, детский опыт имеет решающее значение, как по­лагают Фрейд, Роджерс и Келли (а также такие теоретики, как Бандура и Скиннер). Фрейд утверждал, что особенности психосек­суального развития ребенка (злоупотребление или фрустрация на конкретной стадии развития) приведут к появлению конкретных личностных черт во взрослом возрасте, какими могут быть специ­фический паттерн используемых механизмов защиты, степень вы­раженности Эдипова конфликта, степень идентификации с роди­телем, а кроме того, эти особенности могут способствовать обре­тению определенного детского опыта. Тогда личностные черты, которые мы выделяем в зрелом возрасте по опросникам (таким, например, как личностный опросник Айзенка (Eysenck Personality Questionnaire (Revised)), могут просто отражать наблюдаемые в зре­лости последствия различных методов воспитания ребенка. Про­блема, конечно, состоит в том, что эти понятия трудно или не­возможно объективно оценить и вследствие этого так же трудно или невозможно оценить эту теорию. Попытки изучить основные психосексуальные личностные типы взрослых с помощью опрос­ников, подобных опроснику анальных интересов (Ai3), имели только ограниченный успех, а попытки связать личностные типы взрослых с критическими событиями в ходе детского психосексу­ального развития потерпели поражение. Возможно (но не обяза­тельно), это происходит из-за трудностей, связанных с получени­ем надежных, четких данных о том, каким образом конкретных детей отнимали от груди, приучали к горшку и т.д. (Kline, 1981).

Для Роджерса отношение личности к себе (включая идеаль­ный образ Я и т.д.) — степень самоактуализации, внутренней согласованности и конгруэнтности — имеет решающее значение. Если ребенок воспитывается в среде, где он ощущает, что безус­ловно любим своими родителями (когда плохое поведение сопро­вождается высказыванием типа: «Мне не нравится то, что ты только что сделал», а не высказыванием: «Я не люблю тебя»), тогда ре­бенок будет рассматривать себя как любимое существо и станет расти конгруэнтным и самоактуализирующимся. Поэтому, пред­ставляется вполне разумным стремление установить, подвержены ли сами главные личностные черты действию родительских атти-тюдов.

Большая часть доказательств, кажется, дает основания пола­гать, что подвержены. Например, Куперсмит (Coopersmith, 1967) обнаружил, что самооценка детей зависит от безусловного любя­щего принятия детей их родителями, от контроля, использующе­го вознаграждение в большей степени, чем наказание, и от четких указаний на то, какое поведение является приемлемым, а какое — нет. Таким образом, действительно становится ясным, что поведе­ние родителей оказывает воздействие на самооценку детей, и, поскольку обнаружена корреляция шкал, измеряющих самооцен­ку, с экстраверсией и нейротицизмом (Kline, 1993), вполне воз­можно, что эти два личностных фактора также подвержены воз­действию подобных социальных процессов.

Конечно, в этих аргументах есть изъян. Представьте себе, что самооценка имеет существенный генетический компонент. В этом случае представляется возможным, что дети родителей, имеющих высокую самооценку, став взрослыми, также будут иметь высо­кую самооценку, потому что эта черта передается генетически, а не потому, что родители, имеющие высокую самооценку, вели себя по отношению к своим детям определенным образом. С дру­гой стороны, если семейная среда определяет все (как допускает­ся Куперсмитом при интерпретации его данных), тогда социаль­ное объяснение полностью приемлемо. К сожалению, существует обширная критика фактически всех исследований, которые пыта­ются оценить вклад родительского поведения в развитие личности (или способностей). Чрезвычайно важно, чтобы в таких исследова­ниях была учтена возможность того, что некоторые другие пере­менные (например, гены) могут влиять как на поведение родите­лей, так и на возможное поведение и личность детей.

В теории Келли в значительно меньшей степени обсуждается, как и почему конкретный индивидуум формирует свой конкрет­ный набор конструктов и доходит до их истолкования именно та­ким образом. Мы знаем, что системы конструктов у детей стано­вятся с возрастом более сложными и дифференцированными (Honess, I979), однако как и почему дети формируют весьма раз­личные системы конструктов, кажется недостаточно понятным. Вместе с тем я удивился бы, если бы различие систем конструктов детей не было бы связано с разнообразием людей и событий, ко­торые оказывают воздействие на ребенка (стимулирующее окру­жение), и с осознанием постоянства поведения других (позволя­ющего тем самым делать полезные предсказания).

Социально-когнитивная теория Бандуры (например, Bandura, 1986) обсуждается обычно в курсах: Теория обучения, Психология развития или/и Социальная психология, и я полагал, что читатели могут испытать неудовольствие, встретившись с ней снова в этой книге. Тем, кто не знаком с этой теорией, расскажем, в чем состо­ят ее основы. Социально-когнитивная теория (более ранняя вер­сия которой была известна как «теория социального научения») особенно тесно связана с понятием «самоэффективность», т.е. с тем, насколько хорошо конкретный индивидуум чувствует, что может справиться с конкретной ситуацией. Это выглядит так, как будто (по контрасту с теорией Роджерса) человек в каждой ситу­ации имеет различные Я-концепции. На чувство самоэффективно­сти влияют предыдущий опыт, наблюдение за другими людьми, находящимися в подобных ситуациях, эмоции, например трево­га, и аргументы/убеждения других. Считается, что это чувство тес­но связано с поведением и личностью, поскольку оно определя­ет, какие виды активности человек склонен осуществлять и как много усилий он (или она) вкладывает в них. Некоторыми людьми самоэффективность может быть интерпретирована как «личность». Например, те, кто считают себя непривлекательными или надо­едливыми, могут ощущать низкую самоэффективность в таком социальном окружении, как вечеринки (особенно, если на пре­дыдущей вечеринке они наблюдали унижение других людей), мо­гут испытывать тревожные чувства или депрессию и им говорят, что они социально неуместны. По этой причине они могут обнару­жить склонность избегать вечеринок и, вероятно, проявят себя «интровертами» при заполнении соответствующих личностных оп­росников. Думается, что так же важны и две другие переменные, а

именно ожидание результата (например: «Если я пойду на вече­ринку, будет ли кто-нибудь со мной разговаривать?») и ценность результата (например: «Разве имеет для меня значение, если со мной никто не будет разговаривать?»). Люди сами ставят себе цели; удовлетворение этих поставленных самим себе целей рождает чув­ство удовольствия, но неудача в достижении их может привести к чувству вины и к депрессии.

Первое: проблема здесь заключается в том (еще раз обратимся к утверждению Бандуры), что ситуация (или, точнее, «восприни­маемая ситуация») играет решающую роль в определении пове­дения. Мне кажется, что это может придать всей теории характер «замкнутого круга», поскольку трудно определить «воспринимае­мую ситуацию» иначе, чем отмечая, как человек ведет себя в ней. Поэтому может существовать опасность сделать выводы о том, что некоторые ситуации воспринимаются как похожие, посколь­ку человек ощущает сходные уровни самоэффективности в каж­дой из них, и затем утверждать, что теория Бандуры получила подтверждение, поскольку сообщается, что сходные уровни са­моэффективности наблюдаются в одинаково воспринимаемых си­туациях. Второе: поскольку самоэффективность может быть оце­нена только с помощью интроспекции, теория должна допус­кать, что люди способны осознавать и объяснять, почему они ведут себя определенным образом в данной ситуации. Третье: про­блема состоит в том, что столь тесное привязывание воспринима­емой самоэффективности к ситуациям приводит к тому, что рас­сматриваемая теория становится теорией ситуаций, а не теорией личности. Из предыдущей главы мы узнали, что поведение в раз­ных ситуациях действительно является довольно постоянным, как и утверждали сторонники теории черт, такие, как Кэттелл и Ай-зенк (см., например: Block, 1977; Olweus, 1980; Conley, 1984), и что более ранние работы, представлявшие противоположную точку зрения, очень часто оказывались технически некорректными. Та­ким образом, возникает убедительное основание для модифика­ции теории: признание необходимости учитывать кросс-ситуатив­ное постоянство поведения («черт»), чтобы исследовать индиви­дуальные различия в поведении.

Задание для самопроверки 6.1

В чем заключается главная проблема любого эксперимента, который стремится определить воздействие воспитания на поведение? В част-

ности, используя обзоры, установите, будут ли определенные формы воспитания детей (например, безусловное принятие детей их роди­телями) вести к формированию определенных личностных черт {на­пример, высокой самооценки) в детстве или в более поздний период жизни?

Из очень короткого обсуждения ясно, что определение соци­альных влияний на личность — чрезвычайно сложная исследова­тельская задача. Причины этого следующие:

• Часто очень трудно собрать точную количественную инфор­мацию о типах социального взаимодействия, переживаемо­го детьми.

• Некоторые теории (например, теория Келли) никогда в дей­ствительности не пытались объяснить, каким образом раз­вивается личность. Утверждение, что это — социальный про­цесс, в большей степени является допущением, нежели про­веряемым предположением.

• Обнаруженная связь некоторых форм родительского поведе­ния с определенными личностными характеристиками по­томков сама по себе не позволяет сделать вывод о том, что родительское поведение является причиной возникновения личностных характеристик детей. Возможно, некоторые ге­нетически передаваемые личностные черты ребенка могут, в принципе, вести к возникновению определенных типов родительского поведения, но именно гены, а не варианты поведения родителей будут приводить к появлению у детей сходных черт. Какое из этих объяснений правильно, можно будет определить только с помощью экспериментов, обсуж­даемых в главе 9.

• Социально-когнитивная теория Бандуры способна доволь­но точно предсказать, как люди поведут себя в определен­ных ситуациях, но отнюдь не то, как они будут вести себя в большинстве ситуаций. Следовательно, это в большей сте­пени социально-психологическая теория, чем теория лич­ности, поскольку она не учитывает никаких стабильных кросс-ситуативных индивидуальных различий.

• Количественная оценка социальных влияний — чрезвычай­но сложный процесс. К числу тех влияний, которые могут оказывать наибольшее воздействие на личность, будут отно­ситься (предположительно) те, которые имеют место на

протяжении длительного периода, включая влияние роди­телей и других членов семьи, во всяком случае, у маленьких детей. К счастью, методы генетического анализа позволяют нам определить меру влияния «преобладающих особеннос­тей семьи» на личность без необходимости оценивать эти влияния в деталях. Если согласиться с тем, что родители, как правило, воспитывают своих детей приблизительно оди­наково (предположение, которое, как показывают исследо­вания, в определенной степени верно), тогда «преобладаю­щие особенности семьи» должны влиять на всех детей сход­ным образом, т.е. родительские методы воспитания детей должны действовать на всех детей приблизительно в одина­ковой степени. Таким образом, сравнивая сходство личнос­тей детей в одной семье и между семьями (после коррек­ции прямых генетических влияний), можно выяснить, ока­зывает ли семейная среда большое влияние на развитие личности ребенка в детстве и впоследствии. Если это влия­ние невелико, можно 'сделать вывод, что дети растут вне зависимости от способов родительского воспитания, а не благодаря им.

Однако получить количественную оценку воздействия соци­альных переменных можно и погдругому: пытаясь определить сте­пень, с которой биологические переменные могут объяснять инди­видуальные различия в личности, и соглашаясь с тем, что осталь­ная часть приходится на долю социальных факторов различного типа.

Биологические основы личности. Теория

Биологический подход предполагает, что нервные системы людей не одинаковы, в строении и функциях нервной системы возможны индивидуальные различия, и этим можно объяснить появление индивидуальных черт. Это значит, что любые варианты поведения, которые варьируют совместно (и факторным анали­зом идентифицируются как черты), являются такими, какие они есть, потому что все они находятся под влиянием некой мозговой структуры (структур). Полезным аспектом такого подхода являет­ся то, что его представления гораздо легче подвергнуть эмпири­ческой проверке, нежели социальные теории. Имея современные

психофизиологические методы, включая такие экзотические, как позитронно-эмиссионная томография (ПЭТ) и ядерно-магнит­ный резонанс (ЯМР), значительно легче проверить, действительно ли личностные различия связаны с индивидуальными различия­ми в структуре и функциях нервной системы, чем пытаться ана­лизировать социальные взаимодействия, которые имели место за

годы до того.

Конечно, при этом возникает вопрос: как и почему появились индивидуальные различия в структуре и функциях самой нервной системы? Нет ничего невозможного в том, что на развитие не­рвной системы могут влиять такие факторы, при которых со­циальные влияния будут действовать на личность через посред­ство нейрональных механизмов. Однако большинство сторонни­ков биологического подхода непосредственно к этой проблеме не обращаются.

Задание для самопроверки 6.2

То, что я здесь обрисовал, представляет довольно «редукционистс­кий» взгляд на личность, т.е. такой взгляд, который у части читателей может вызвать чувство дискомфорта. Какие возражения существуют против того, чтобы искать истоки личности в физиологии и биохимии нервной системы?

Ганс Айзенк (Eysenck, 1967) выдвинул общую биологичес­кую теорию, объясняющую происхождение экстраверсии и ней-ротицизма, а'совместно с М. Айзенком (Eysenck, Eysenck, 1985) подвел итоги большинства эмпирических исследований, которые последовали за публикацией этой теории. Грей (Gray, 1982) и Закерман (Zuckerman, 1991) предложили свои собственные, ба­зирующиеся на личностных системах теории, которые довольно сильно отличаются от теории Айзенка, поэтому для краткости изложения они не будут обсуждаться детально.

Наиболее очевидная исходная позиция для любой биологичес­кой теории личности — изучение воздействия на личностные ха­рактеристики мозговых травм и повреждений мозга (последнее — безобидный термин, означающий практику разрушения связей меж­ду определенными мозговыми структурами, нередко имевшую место в 1950—1960-е гг. при лечении депрессии и т.д.). Биологичес­кая теория Айзенка своим появлением в значительной степени обязана этому направлению в клинической литературе.

Биологическая основа нейротицизма

Айзенк рассматривал нейротицизм как фактор «эмоциональ­ности»: индивидуумы, имеющие высокие оценки этой черты, бу­дут склонны выдавать крайние эмоциональные реакции (слезы, страх) на жизненные события, которые более стойких индивиду­умов, имеющих низкий уровень нейротицизма, могут оставлять эмоционально безразличными. Поэтому, если известно, что опре­деленная мозговая структура контролирует степень таких эмоцио­нальных реакций, можно предположить, что нейротицизм просто отражает индивидуальные различия в чувствительности нервной системы к внешним стимулам. Если использовать температуру как аналогию для оценки эмоционального содержания мысли, обра­зов восприятия или памяти, мы можем рассматривать нейротич-ных и эмоционально-стабильных индивидуумов как людей, тер­мостаты которых настроены на разные уровни. Для людей d высо­ким уровнем нейротицизма небольшого увеличения эмоциональной температуры достаточно, чтобы запустить термостат и выдать очень эмоциональный ответ. У стабильных индивидуумов эмоциональ­ная реакция активируется только в ответ на очень большое увели­чение эмоциональной температуры.

Лимбическая система — это система тесно связанных структур (включающая гиппокамп, гипоталамус, миндалину, цингулярную извилину и перегородку), расположенных в направлении основа­ния мозга. Айзенк иногда пользуется термином висцеральный мозг. Давно было известно, что последний вовлекается в инициацию эмоциональной активности. Он воздействует на симпатический отдел автономной нервной системы, который известен как механизм ре­акции «борьбы или бегства», поскольку его активация может рас­сматриваться как подготовка организма к одному из этих видов поведения. Активация симпатической нервной системы приводит к усилению частоты сердечных сокращений, увеличению частоты дыхания, усилению притока крови к мышцам, возрастанию пото­отделения и к уменьшению кровоснабжения кишечника и некото­рых других органов, которые не включаются в обеспечение сроч­ной физической активности. Наряду с этим переживаются отрица­тельные эмоции — страх, тревога или гнев.

Понятия тревоги и нейротицизма тесно связаны, поскольку тревога рассматривается как сочетание нейротицизма и экстра­версии низких уровней (Eysenck, 1973; Eysenck, Eysenck, 1985). Однако в обсуждении, которое последует ниже, я буду использо-

вать термины «тревога» и «нейротицизм» как взаимозаменяемые, поскольку они коррелируют между собой на уровне приблизительно 0,7 (Eysenck, Eysenck, 1985). Мы знаем, что тревогу можно оце­нить с помощью опросников, а активность автономной нервной системы — с помощью целого ряда методов. Они включают мето­дику измерения кожно-гальванической реакции (КГР) — сопро­тивления кожи на участке тела, хорошо снабженном потовыми железами. Резкое усиление потоотделения, возникающее при по­вышении активности автономной нервной системы, ведет к умень­шению электрического сопротивления, которое может быть изме­рено. Это дает прямую возможность проверить теорию, поскольку люди, имеющие высокий уровень тревожности, должны продуци­ровать более эмоциональные физиологические ответы на умерен­но стрессогенные стимулы (например, на неприятные картины), нежели индивидуумы, имеющие низкие уровни тревоги. Теория тревожности, разработанная Греем (Gray, 1982) (которая базиру­ется в большей степени на экспериментах с крысами, а не с людь­ми), предполагает участие определенных компонентов лимбичес-кой системы в совокупности с фронтальными долями коры и их связями со стволом мозга.

Биологические основы экстраверсии

Теория экстраверсии, разработанная Айзенком, включает в качестве физиологического детерминатора этой черты другую струк­туру в основании мозга, известную как «восходящая ретикулярная активирующая система» (ВРАС). Эта структура с путающим назва­нием просто контролирует уровень электрической активности в коре мозга, являясь своего рода «переключателем с реостатом», регулирующим этот уровень. Для полноты следует также упомя­нуть, что существуют нервные волокна, соединяющие ВРАС и лим-бическую систему, т.е. эти две системы неврологически не незави­симы. Возможно, вследствие этого большинство исследователей обнаруживают корреляцию (около —0,3) между шкалами экстра­версии и нейротицизма в личностном опроснике Айзенка (EPQ). Айзенк предполагает, что:

• ВРАС у интровертов и экстравертов обеспечивает разные уров­ни активации, в результате электрическая активность («ак-тивированность») кортикальных структур интровертов обыч­но существенно выше, чем экстравертов;

• кортикальная активация умеренного уровня переживается как состояние удовольствия, в то время как кортикальная акти­вация очень высокого или очень низкого уровня пережива­ется как неприятное состояние.

Конечно, и другие факторы, кроме ВРАС, могут вызывать ак­тивацию мозга; наиболее очевидный из них — сенсорная стимуля­ция. Просматривание меняющихся образов, прослушивание музы­ки и (особенно) разговоры с людьми — все это может вести к повышению кортикальной электрической активности. Айзенк ут­верждает, что в спокойных условиях (например, при работе в биб­лиотеке) экстраверты, у которых в норме структуры коры не очень высокоактивированы, могут испытывать неприятные ощущения, поскольку их кортикальная активация оказывается значительно ниже того уровня, при котором переживается чувство удоволь­ствия. Поэтому они стараются работать, разговаривая с другими, слушая музыку в наушниках, делая частые перерывы для кофе, и вообще ведут себя так, что гарантированно раздражают интровер­тов. Поскольку интроверты естественным образом высокоактиви­рованы, любое дальнейшее повышение уровня активации им от­четливо неприятно. Другими словами, экстраверты нуждаются в постоянном средовом «шуме», чтобы довести уровень возбужде­ния коры мозга до состояния, приносящего удовольствие. В то же время интроверты такой потребности не испытывают и действи­тельно будут считать подобную стимуляцию сверхвозбуждающей и потому неприятной.

Было установлено, что препараты, повышающие или понижа­ющие уровень активации коры, оказывают также влияние на ско­рость выработки условных реакций у животных. Это послужило основанием для нового дополнения к теории. Айзенк утверждает, что у интровертов за счет более высокого уровня активации коры обусловливание должно проходить с большей легкостью, чем у экстравертов. Он рассматривает невротические симптомы как ус­ловные эмоциональные реакции. Конечно, последнее естествен­ным образом предполагает, что поведенческая терапия — это луч­ший метод для устранения таких симптомов. Например, если чело­век, показавший высокий балл по шкале нейротицизма, имел несколько случаев неудачного эмоционального опыта при опреде­ленных обстоятельствах (например, обдумывая экзаменационную работу и не зная ни одного ответа), он должен с большей вероят­ностью, чем экстраверт, испытывать нарастающие чувства страха,

депрессии или тревоги при входе в комнату или же обнаруживать избегающее поведение.

Такова теория экстраверсии, разработанная Айзенком, и она тоже эмпирически проверяема. Измерение электрической актив­ности ВРАС, по общему признанию, затруднительно (из-за ее расположения), но оценка электрической активности коры мозга проводится относительно просто, так же как и оценка легкости, с которой осуществляется классическое и оперантное обусловлива­ние. Применение других методов также возможно, что и будет про­демонстрировано в следующих разделах.

Биологические основы психотицизма

Психотицизм значительно менее изучен, и некоторые иссле­дователи (включая теоретиков пятифакторной модели) (см. также Zuckerman, 1991, 1994) предлагали альтернативы фактору психо­тицизма. Айзенк подчеркивал, что уровни психотицизма намного выше у мужчин, чем у женщин, и что среди преступников и ши­зофреников (и те и другие склонны иметь высокие баллы по этой шкале) большинство составляют мужчины. Поэтому он предполо­жил (Eysenck, Eysensk, 1985), что психотицизм связан с уровнем мужских гормонов, таких, как андрогены, и, может быть, с дру­гими химическими факторами — серотонином и некоторыми ан­тигенами. Подчеркнем еще раз, что эта теория (хотя и рудимен­тарная) явно проверяема.

Задание для самопроверки 6.3

Как можно проверить, верна ли теория психотицизма, разработанная Айзенком?

Проблемы, возникающие в связи с биологическими теориями

Итак, Айзенк предположил, что три главных параметра лич­ности могут быть прямо связаны с биологическими и гормональ­ными особенностями организма. Мы можем обнаруживать опреде­ленные паттерны личности, потому что нервная система работает У всех немного по-разному, и именно эти индивидуальные разли­чия извлекаются с помощью факторного анализа и интерпретиру­ются как черты личности. Было бы заманчиво утверждать, что

некоторые люди экстравертированны только из-за уровня актива­ции, который их ВРАС обеспечивает коре их мозга, и что вообще нет необходимости рассматривать какие-либо объяснения, связан­ные с действием среды. Однако даже если будет установлено, что индивидуальные различия в кортикальной активности полностью объясняют индивидуальные различия в экстраверсии, это влечет за собой следующие вопросы: почему у одного человека ВРАС ра­ботает на уровне, весьма отличающемся от уровня другого челове­ка? Могут ли жизненные события оказывать влияния на это? Имен­но здесь особенно полезны генетические исследования (обсуждае­мые в главе 9), поскольку они могут оценить относительную важность биологических и средовых детерминант личности в лю­бом возрасте.

Теории Айзенка недостаточно глубоко обоснованы, а наше понимание строения и функций мозга значительно изменилось с 1967 г., когда была опубликована его книга. Кроме того, его тео­рии оказались не способны принять в расчет другие важные явле­ния, в частности латерализацию функций. Закерман (Zuckerman, 1991) приводит большой объем доказательств, полученных при изучении пациентов, имеющих повреждения мозга, согласно ко­торым изменения личности, возникающие после повреждения коры, зависят от того, левое или правое полушарие оказалось по­раженным. Однако теория экстраверсии, разработанная Айзенком, не проводит различия между левым и правым полушариями. Еще больше озабоченности вызывает понятие автономной активации, поскольку эмпирические доказательства дают основания полагать, что активация в автономной нервной системе совсем не такое про­стое явление, как думалось раньше. Особенно важно то, что у раз­ных индивидуумов активация автономной нервной системы выра­жается по-разному. Например, при испуге одни люди могут боль­ше потеть, у других усиливается мышечная активность (судорожное подергивание или дрожание), у некоторых будет наблюдаться зна­чительное повышение частоты сердечных сокращений или расши­рение зрачка. Однако лишь немногие индивидуумы обнаруживают все перечисленные реакции. Удивительным является тот факт, что хотя почти все невротизированные люди утверждают, что они чувствуют потеющие ладони, бурлящие животы, колотящиеся серд­ца и т.д., однако при наложении электродов просто не удается наблюдать все эти симптомы одновременно. Психофизиологичес­кие показатели не образуют один фактор. Некоторые причины этого

явления обсуждались Лейси (Lacey, Lacey, 1970) и Пеннебейке-ром (Penpebaker, 1982).

Тем не менее огромное преимущество биологических теорий состоит в том, что они четко проверяемы, т.е. можно показать, что они неверны. Последнее обстоятельство демонстрирует абсо­лютный контраст с очень многими (есть соблазн сказать «с боль­шинством») механизмами, предлагаемыми другими теоретиками. Такие понятия, как самоактуализация, Яд-процессы, механизмы защиты, самоконгруэнтность и т.д., очень трудно определить и оценить; они принадлежат к моделям, которые настолько слож­ны, что их невозможно легко проверить. Простота модели, пред­ложенной Айзенком, вероятно, означает, что она не сможет в пол­ном объеме объяснить происхождение личности, однако всегда, ко­нечно, следует отдавать предпочтение более простой, но эмпирически проверяемой модели, а не более сложной, некор­ректность которой доказать невозможно.

Биологические основы личности. Э мпирические результаты

Поскольку со времени публикации книги Айзенка в 1967 г. появились проблемы, связанные с целостной концепцией актива­ции в автономной нервной системе, в этом разделе мы изучим только некоторые доказательства, касающиеся биологической ос­новы экстраверсии.

Г. Айзенк и М. Айзенк (Eysensk, Eysensk,!985) рассматривают ряд гипотез, которые естественным образом вытекают из корти-кально-активационной теории экстраверсии, а также обсуждают основные факты, полученные в исследованиях; этот раздел напи­сан в значительной степени по их материалам.

Если экстраверсия имеет биологические основы, логично пред­положить, что индивидуальные различия соответствующих мозго­вых структур могут передаваться генетическим путем. Следователь­но, генетические исследования экстраверсии могут быть очень полезны для проверки общей идеи о том, что экстраверсия может иметь биологический базис. Это не означает, конечно, что таким путем можно проверить гипотезу специфической активации, опи­санную выше. Однако если можно было бы доказать, что экстра­версия полностью детерминируется способом воспитания детей,

ее связь с индивидуальными различиями в нейрологии казалась бы менее вероятной, чем в том случае, если бы в ней обнаружи­лась сильная генетическая компонента. В полном объеме этот воп­рос довольно глубоко обсуждается в главе 9, которая приводит к заключению: есть доказательства того, что индивидуальные раз­личия в экстраверсии имеют существенную генетическую состав­ляющую.

Экстраверсия и электроэнцефалограмма (ЭЭГ)

По сравнению с экстравертами, интроверты с их более высо­кими уровнями активации, предположительно, должны обнару­жить:

• более высокий уровень фоновой кортикальной активации;

• более интенсивные реакции на новые стимулы.

Электроэнцефалограмма (ЭЭГ) — это метод регистрации элек­трической активности мозга с помощью металлических электро­дов, которые прикрепляются к поверхности скальпа в тщательно стандартизованных позициях, и измерения разности потенциалов между каждым электродом и нейтральной точкой (например, на мочке уха). Электрические сигналы распространяются внутри го­ловы довольно сложными путями, но с помощью этого метода можно измерить электрическую активность в нескольких основ­ных мозговых областях, и, к счастью, кора мозга — одна из таких областей (поскольку она расположена прямо под черепом). ЭЭГ обычно представляет собой графическое изображение изменения во времени разности потенциалов и часто анализируется (с помо­щью математического метода, известного как «преобразование Фу­рье»), чтобы определить, в частности, имеются ли в электричес­кой активности регулярные периодические колебания и, если име­ются, какова их частота.

Например, на рис. 6.1 представлена регулярная низкоампли­тудная, высокочастотная электрическая активность. «Низкая амп­литуда» означает, что изменения напряжения от пика до пика, изображенные в виде кривой, довольно малы и находятся в диа­пазоне от 25 до 100 микровольт (миллионные доли вольта). «Высо­кая частота» означает, что напряжение изменяет свое направле­ние довольно часто. Низкоамплитудные мозговые волны, которые изменяют свое направление с частотой в диапазоне 8—13 колеба-

Рис.6.1. Две записи ЭЭГ:

а) высокочастотная, низкоамплитудная ЭЭГ, указывающая на возбуждение; 6) низкочастотная, высокоамплитудная ЭЭГ, указывающая на релаксацию.

ний в секунду, известны как альфа-активность. Альфа-активность обычно обнаруживается, когда люди находятся в состоянии ак­тивного бодрствования, поэтому простейшая проверка гипотезы кортикальной активации, выдвинутой Айзенком, будет просто включать оценку степени кортикальной активации людей (по по­казателям ЭЭГ) и корреляцию этих показателей с баллами, полу­ченными ими по шкале экстраверсии из личностного опросника Айзенка (EPQ(R)).

Тони Гейл (Gale, 1983), проанализировав литературу, обнару­жил, что в 22 из 38 исследований у интровертов констатируется большая активированность, чем у экстравертов, обеспечив этим выводом поддержку теории Айзенка. Однако эффект иногда труд­но выделить даже в исключительно хорошо контролируемых ис­следованиях, использующих современное оборудование (см., на­пример: Matthews, Amelang, 1993). Удается ли его обнаружить, за­висит также от того, насколько активирующей является ситуация (условия, вызывающие умеренную активацию, представляются

наилучшими). Оказывается также, что переменная, которая влия­ет на ЭЭГ, — это не экстраверсия как целостная характеристика, а импульсивность, являющаяся, по теории Айзенка, одним из ком­понентов экстраверсии (O'Gorman, Lloyd, 1987). Мой собствен­ный взгляд на эти факты таков: они имеют характер скорее пред­положительный, чем окончательный. Еще 10 лет назад можно было утверждать, что технические проблемы, связанные с измерением параметров ЭЭГ, могли бы объяснить непостоянство результатов, но нельзя же использовать это оправдание вечно!

Картина в некоторой степени проясняется, когда регистриру­ются изменения ЭЭГ, вызванные стимуляцией. Представьте себе, что мы наложили несколько электродов на голову испытуемого, посадили его в кресло, регистрировали ЭЭГ и затем включили какой-то звук. На ЭЭГ появились характерные признаки нейро-нальной активности, когда испытуемый услышал звук и стал ин­тересоваться, что он означает, и т.д. — это «ориентировочный реф­лекс». Если бы мы включили тот же самый звук снова несколькими секундами позже, психофизиологическая реакция была бы несколь­ко меньше. Если бы мы продолжали включать звук через нерегу­лярные интервалы, в конце концов он вообще перестал бы вызы­вать ответную реакцию. Скорость, с которой испытуемый переста­ет обращать внимание на звук, известна как «скорость угашения ориентировочного рефлекса». Интровертам, как оказалось, для угашения ориентировочного рефлекса требуется больше времени, чем экстравертам (Eysenck, Eysensk, 1985), что подтверждает тео­рию Айзенка. Однако интенсивность стимула (громкость звука) и, что удивительно, его высота также, по-видимому, оказывают вли­яние на скорость угашения, что является неожиданным фактом.

ПЭТ-сканирование и экстраверсия

Легкий (но дорогой!) способ проверить, что происходит в моз­ге, — убрать электроды и изучить, насколько интенсивно протека­ют процессы метаболизма в каждом участке мозга. Сканирование по методу позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) позволя­ет исследовать это непосредственно. Оно включает введение ра­диоактивно помеченной глюкозы в вену и наблюдение за тем, ка­кая часть или части мозга в конечном счете используют ее. Будут ли кортикальные структуры интровертов в действительности по­треблять больше глюкозы, чем аналогичные структуры у экстра-

вертов? К сожалений, мы не знаем ответа, поскольку, кажется, лишь в одном исследовании была использована эта методика, но оно включало небольшую выборку тревожно-невротичных испы­туемых, а не нормальных индивидуумов (Haier etal., 1987). Иссле­дование объема кровоснабжения в различных участках мозга похо­жим методом (тоже с использованием радиоактивной метки) дей­ствительно обнаружило значимые корреляции в диапазоне от —0,21 до —0,41 между интенсивностью мозгового кровотока в несколь­ких областях коры мозга и экстраверсией (Mathew et ai, 1984). Этот факт подтверждает теорию Айзенка, но нуждается в оценке вос­производимости. Относительно недавно Эбмейер и его соавторы (Ebmeier et a!., 1994) провели подобное исследование и обнару­жили, что экстраверсия сопряжена не со значительным снижени­ем активности в коре, а с увеличением активности в цингулярной области — части мозга, которая связана с процессами внимания. Это открывает перспективы для разработки новой биологической теории экстраверсии, но также требует повторного исследования.

Классическое и оперантное обусловливание

Вы помните, что препараты, которые действуют на кортикаль­ную активацию, влияют и на скорость выработки у животных ус­ловных реакций. Поэтому, если экстраверсия связана с кортикаль­ной активацией, можно ожидать, что у людей более быстрое обус­ловливание будет связано с показателями экстраверсии. Главная проблема здесь состоит в том, что, как принято считать, когни­тивные факторы (например, знание схемы подкрепления, т.е. сути используемого режима подкрепления) усложняют выработку ус­ловных реакций, когда оценивается способность человека к обус­ловливанию; то же касается и определенных деталей процесса обус­ловливания (например, силы безусловного стимула).

Для человека наиболее часто используемая парадигма — это классическое обусловливание реакции мигания в ответ на звуко­вой тон. Следом за тоном в глаз направляют струю воздуха, кото­рая вызывает реакцию мигания. После нескольких таких парных предъявлений только одного тона будет достаточно,