Однажды на фестивале в штате Висконсин, где мы играли с Баффи Сент-Мэри, все действительно вышло из-под контроля. Дело было в лесу, на севере Висконсина. До городка, возле которого устраивался фест, надо было лететь на маленьком самолете, а селили нас в деревенской гостинице. Я с удовольствием провисел бы там с недельку. У Баффи (она наполовину индеанка) был странный инструмент, похожий на миниатюрный лук с одной струной, которая жужжит, когда водишь по ней палочкой. Баффи еще умела подражать птичьим крикам и все такое. Мы ехали на концерт в моем лимузине и, не будучи знакомы, немного стеснялись друг друга, но ее голое индейское бедро и оленья кожа терлись о мою ногу, кружа мне голову. Баффи такая красотка.
Все шло замечательно, настроение отличное, и вот въезжаем на холм - и перед нами один в один кадр из фильма "Спартак" - помните, лагерь рабов, огни и прочее? Зрелище угрожающее. Люди налетели на машину, кидались камнями, - совершенно дикая толпа, бесконтрольная. В охране не было полиции, и все безнаказанно пили и торчали. На припаркованных машинах в открытую висели объявы: продается такой-то и такой-то наркотик. Там все что хочешь было. Стремная ночь. Наутро в газетах заголовки: когда все разъехались, нашли парня, привязанного к дереву, с топором в сердце - руки-ноги привязаны к сосне, а в груди топор.
Как раз в то время я завел себе зверька. Стал возить с собой игрушки, плюшевых зверей, чтоб было с кем поболтать. Это был карликовый кролик. Я назвал его Кролик-Крестоносец. Вязаный, в разноцветную полоску - красно-желто-бело-розово-голубую, около фута длиной. Если в самолете рядом со мной было свободное место, я усаживал его туда и говорил с ним о том, о сем. Вроде талисмана. Такой, знаете, как бабушки вяжут. Я нашел его в частном магазинчике. Сделан некоей миссис Ливингстон из Анн-Арбора. Согласитесь, когда человека привязывают к дереву и убивают топором - это прямая противоположность мягким игрушкам. Я бы так сказал: "he was rocking and I was rolling". У него своя судьба, у меня своя.
Бостон
Практически с самого начала мы, Stooges, стали пилить, как циркулярная пила. Скотти Эштон на барабанах, Дэйв Александер на басу, Рон Эштон на гитаре и я - освобожденный вокалист. Мы делали нигилистическую музыку. Публика тащилась, ходила на голове, где бы мы ни играли - разве что зал был слишком забит, чтобы двигаться. Мы привыкли, что нас слушают. Я тогда еще был совсем деревня - ни разу моря не видел, - и тут звонят мне и приглашают в Бостон. Один из первых концертов за пределами собственно Среднего Запада, чикагско-детройтского региона. Место называлось "Бостонское чаепитие" - прошлый век, бетонный подвал, низкие потолки, похоже на убежище для бродяг, возле Фенвей-парка, бостонского бейсбольного стадиона.
Мы очень гордились и волновались, что едем в сам Бостон. Мы сделали первый альбом, так что у нас была программа аж из четырех песен: "1969" (Поп/Эштон), "Dogfood" (Поп), "No Fun" (Поп/Эштон) и "I Wanna Be Your Dog" (Поп/Эштон). Я в мокасинах и белой футболке "Go Cart" с надписью "Картинг - веселье для всех" и в белых джинсах. Все нарядились в чистые футболки, шикарные штаны - хорошие мальчики, а что.
Нас поставили после "Ten Years After" - это гитарная музыка с зажигательным секс-символьским номером. То, что они играли, канало за блюз, то есть так считали студенты. Прикинь, дураки. Восторженные ценители навороченного гитаризма с сильным оттенком вторичности. Как же, как же, настоящий блюз, виртуозные дела.
Сидим в гримерке, так? Тут же эти - все в серебряных браслетах, шелках и кружевах. Страшно врубаются друг в друга и в своих этих телок - такие, знаете, все из себя телки, весьма решительно настроенные, с красивыми чертами лица, разодетые в пух и прах, как и ихние герои. Американские девицы, которые рады сообщить вам, что они фанатки. "Эй, с дороги, я хочу присесть". Все время толкали нас и гоняли, вся эта свита, а бедные маленькие Stooges забились в уголок с гитарками и скрипели зубами. Некому было нам помочь. Сидели, смотрели вокруг. Это уж слишком, думал я. Мы еще не видели публику, но я уже чувствовал враждебность ко всем этим университетским сексистам, ценителям блюза. Понятно, да? Знатоки. Такие рок не слушают. Не знаю, слышали ли они "Ten Years After", но было не по себе.
Короче, сидит эта публика скрестив ножки, на студенческий манер - прямо на огромном голом полу - и во всем зале стоит один-единственный человек, типа готов послушать концерт, так? - готов выслушать лекцию. Мы не совсем для такого места команда. И вот выходим мы, так? Выходим, начинаем. Первая песня, кажется, была "1969". Я вхожу в раж, меня прет, и ребята играют отлично. Звучим прекрасно, а публика как мертвая. Странное зрелище: столько народу сидит и молчит. Обычно хоть кто-нибудь в баре напиток заказывает, а тут - тишина. Начинаю вторую, и тут:
И тут я пошел вразнос. Валялся на полу, полосовал себя до крови, бегал среди них, дразнил их, хоть и не впрямую. Наконец после третьей песни (а клуб забит под завязку, 3000 душ) человек двенадцать захлопали - в остальном же мертвая тишина. Тогда я начал уже впрямую задирать их, заглядывать в глаза, понимаете, да, что это было? Отказ оставаться незамеченным, абсолютный отказ. Может. просто конкуренция среди групп была слишком сильна, особенно на Среднем Западе. Если они не согласны отзываться, я им, черт возьми, покажу - ночью спать не будут.
Когда мы закончили и поднялись в гримерку, там, конечно, все еще сидели телки - на тех местах, где хорошо бы припарковать наши задницы.
На самом деле к нам в тот вечер тоже клеилась фанатка. Журналистка из "Rolling Stone", которая потом написала самую тупую, самую говенную статейку про нас и про рок-н-ролл вообще, которую я читал в своей жизни. Может, мы и заслужили, не знаю. Подходит, помню, и спрашивает: "А где тут Игги?". Но парни сами хотели ее трахнуть и говорят: "Да ну, зачем тебе Игги". Я в те времена был робкий юноша. В конце концов она пошла спать с журналистом из "Rolling Stone" же. Гостиница "Holiday Inn", что ж поделаешь.
