ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I

Прежде чем приступить к выяснению вопроса, насколько творения св. Иоанна Златоуста могут быть специально литургическим источником, считаем не лишним еще раз повторить сказанное нами во введении, что Златоуст, как душепастырь, задавшийся целью религиозно-нравственного воспитания христианского общества, находил, что богослужение с его богоучрежденными таинствами и особенно Божественной Евхаристией служит для христиан самым верным средством нравственного назидания для преуспеяния в благочестии и духовного совершенствования. Поэтому он в своих творениях часто обращается к богослужению, не представляя, однако, систематического толкования литургических действий. Многочисленные свидетельства св. Иоанна Златоуста о богослужении встречаются без специальной системы во многих местах его творений. У него преобладают свидетельства, относящиеся к совершению важнейшего богослужения – Божественной литургии, но есть также указания и на совершение полунощницы, утрени, часов, вечерни, всенощных бдений и т. д.

В состав богослужения еще со времен апостольских входило чтение Священного Писания, объяснение его, молитвы, песнопения и совершение Евхаристии. Строго держась предания и наставлений апостольских, первенствующая Церковь, при озарении от Духа Божия, слагала, устрояла и развивала свою богослужебную жизнь.

Известно, что в самые ранние времена Церкви Христовой таинство Евхаристии соединялось с вечерями любви (агапами) – трапезой, после богослужения. Вечернее совершение Евхаристии обусловливалось живым примером Господа, установившего это таинство на пасхальной Вечери, и примером свв. апостолов. На это указывает св. Иоанн Златоуст в Беседе 27-й на 1-е Послание к коринфянам и тут же замечает, что впоследствии уничтожился этот обычай (т. X, стр. 266).

Возникает вопрос: к какой части дня приурочено было совершение Божественной Евхаристии во времена Златоуста, какие богослужения, кроме литургии, были еще в течение дня? На то, что утреннее богослужение в IV веке совершалось в ранние часы дня, мы имеем ясное указание у св. Златоуста в его Беседе к роптавшим на продолжительность поучений, где он прямо говорит: «Мы не удерживаем вас (участников утренней молитвы. – М. Н.) до полудня, но, снисходя к вашей немощи, отпускаем вас в самом начале дня, когда воздух еще прохладен и не раскален падением (солнечных) лучей» (т. III, стр. 113). Не менее ясно Златоуст свидетельствует и о том, что Евхаристия в его время совершалась уже не в связи с вечерями любви. Это можно видеть из Беседы св. Иоанна перед отправлением в ссылку. Здесь он в числе обвинений, возводимых на него, между прочим, указывает следующее: «Мне говорят: ты крестил после принятия пищи. Если я делал это, – продолжает Святитель, – да буду анафема, да не считаюсь в числе епископов, да не буду вместе с ангелами, да не буду угоден Богу. Впрочем, если я и крестил, вкусив пищи, то не сделал ничего непристойного... Пусть же низложат Павла за то, что он совершил крещение темничного стража после вечери. Дерзаю сказать, пусть низложат и Самого Господа за то, что Он после вечери преподал причащение ученикам» (т. III, стр. 453; т. III, стр. 447). Можно думать поэтому, что обычай причащаться до вкушения пищи во время св. Златоуста был уже всеобщий и за нарушение его определялось строгое наказание.

О приготовительных к литургии богослужениях – вечерне, утрене, всенощном бдении и полунощнице – в беседах Златоуста можно найти определенные свидетельства. Указание на утреннюю службу находим в Беседе на 5-й псалом, где св. Златоуст, указывая на слова «Заутра услыши глас мой, Царю мой и Боже мой», говорит: «Видишь ли усердие и душевное сокрушение? В начале дня я совершаю это дело» (молитву. – М. Н.) и призывает: «Пусть выслушают это те, которые приступают к молитве после бесчисленного множества дел... У царя ты не допустил бы, чтобы кто-нибудь низший тебя прежде тебя поклонился ему, а здесь, когда солнце уже поклоняется Богу, ты еще спишь, уступаешь первенство твари». Что Златоуст в этом месте разумеет не домашнюю утреннюю молитву, а церковную, видно из дальнейших его слов той же беседы при объяснении слов псалма «Поклонюся ко храму святому Твоему в страсе Твоем». «Пророк, – объясняет он, – научает молиться со страхом и трепетом, а здесь многие из молящихся в это время почесываются, зевают, дремлют...» (т. V, стр. 41, 43). Или в Беседе 6-й на 1-е Послание к Тимофею, в которой св. Иоанн, объясняя слова апостола «Молю прежде всех творити молитвы», задает такой вопрос: «Что же значит: прежде всех?» и отвечает: «Значит, при ежедневном богослужении. И это знают посвященные в таинства, как бывает у нас каждый день, и вечером и утром, как мы творим молитву за весь мир, за царей и за всех, которым вверена власть» (т. IX, стр. 658). В другом месте св. Златоуст указывает частично и чинопоследование утреннего богослужения. В толковании на 140-й псалом он свидетельствует, что утреннее богослужение начиналось 62-м псалмом, потому что «он воспламеняет любовь к Богу, возбуждает душу и, сильно воспламенив ее и исполнив всякой благости и любви, в таком расположении позволяет приступать к делу» (т. V, стр. 477). Это может свидетельствовать о том, что во времена Златоуста был определенный чин утреннего богослужения. Вслед за вышеупомянутым псалмом следовали, как это тоже видно из Беседы 6-й на 1-е Послание к Тимофею, молитвы и моления за весь мир и за предержащих властей. В состав утреннего богослужения входило и великое славословие. Об этом свидетельствует Златоуст в Беседе 68-й на Евангелие от Матфея. Описывая монастырское богослужение подвижников, Святитель говорит: «Эти светильники мира, едва начинает восходить солнце... поспешно встав с ложа, бодрые и веселые, все вместе со светлым лицом и совестью составляют один лик и как бы едиными устами поют гимны Богу всяческих, прославляя и благодаря Его за все благодеяния, как частные, так и общие... и чем отличается от ангелов этот лик поющих и восклицающих на земле «Слава в вышних Богу...»?» «Потом, пропев свои песни, – продолжает Златоуст в той же беседе, – молятся о мире как настоящего дня, так и всей жизни, о ниспослании ангела мирна, о христианской кончине... а по окончании сих молений, которые начинает их отец и настоятель, с восходом солнечным каждый идет к своему делу» (т. VII, стр. 696). Таким образом, из приведенного места видно и то, что утреня заканчивалась просительной ектенией.

Кроме повествования об утрене, св. Златоуст делает в своих беседах указание и на полунощницу. В Беседе 34-й на 1-е Послание к Тимофею Святитель, описывая жизнь монахов и их правила, говорит, что они молились в полночь, точнее, пред наступлением дня: «Лишь только пропел петух... когда настоятель разбудит их, тотчас, с благоговением, отложив сон, встают и, составив священный лик, становятся в ряд и вдруг простирают руки горе и воспевают священные гимны» (т. XI, стр. 721). Правда, в данном месте св. Златоуст говорит о монашестве, и отсюда еще нельзя сделать вывода, что полунощница была общецерковной службой, но ведь он приводит жизнь монашескую в пример мирянам и научает подражать ей. О службах третьего, шестого, девятого часов и о вечерне также есть ясные указания у св. Златоуста. Относительно некоторых он говорит более подробно, излагая и порядок совершения их, а на другие только указывает. В той же Беседе несколько ниже у него сказано: «Они (монахи. – М. Н.), окончив утренние молитвы и песнопения, обращаются к чтению Писаний. Каждый из них, заняв одно отдельное жилище, постоянно упражняется в молчании, никто не суесловит, никто ничего не говорит. Потом совершают они третий, шестой, девятый час и вечернее молитвословие» (т. XI, стр. 723). Нужно заметить, что о часах св. Златоуст говорит в одном лишь этом месте и больше нигде не делает указаний о том, как они совершались.

О вечернем богослужении Иоанн Златоуст упоминает в своих беседах довольно часто. В Беседе «Увещание к тем, которые стыдятся после обеда приходить к вечернему богослужению» он говорит о пользе посещения вечерней службы. «Меньше у нас сегодня собрание, – говорит Святитель, – и не многочисленно стечение пришедших. Отчего же и почему это? Может быть, иные постыдились прийти к духовному этому пиршеству после чувственной трапезы? Но... не стыдно, приняв телесную пищу, прийти к этому духовному пиршеству... Пусть они и после обеда приходят сюда» (т. IV, стр. 73, 76). В Беседе на псалом 140-й Златоуст ясно объясняет, почему полезно принять участие в общественной вечерней молитве, которая начиналась 140-м псалмом. Он говорит, что слова 140-го псалма все знают и во всяком возрасте постоянно поют. «Я думаю, – замечает он, – отцы установили читать этот псалом каждый вечер не напрасно и не для одного находящегося в нем выражения «жертва вечерняя». То же самое выражение встречается и в других псалмах... и много можно найти псалмов, приличествующих вечернему времени. Следовательно, не поэтому отцы избрали этот псалом, но заповедали читать его, как некоторое спасительное врачевство и средство для очищения грехов, чтобы все, чем бы ни осквернились мы в продолжение дня, находясь на площади или дома или в другом каком-нибудь месте, мы очистились при наступлении вечера посредством этой духовной песни» (т. V, стр. 477). Полного чинопоследования вечернего богослужения Златоуст в своих беседах не дает.

Кроме указаний о полунощнице, утрене, вечерне и часах у св. Иоанна Златоуста можно встретить довольно ясные указания и на совершение в его время всенощных бдений. В Беседе «Похвала тем, которые пришли в церковь» св. Златоуст о всенощных бдениях говорит следующее: «Из самого настоящего собрания, из того, что вы с усердием посещаете Мать всех – Церковь, из этого всенощного и непрестанного стояния, я радуюсь, что не напрасно бросаю семена (слова Божия. – М. Н.). На этих бдениях вы, подражая ликам ангельским, приносите непрестанно славословие Создателю. О, дарования Христовы! На небе славословят ангельские воинства, на земле люди, в церквах составляя лики, подражают такому их славословию; на небе серафимы взывают трисвятую песнь, на земле множество людей возносят ту же песнь; составляется общее торжество небесных и земных существ, одна благодарность, один восторг, одно радостное ликостояние» (т. VI, стр. 379 – 380). В Беседе 4-й на книгу пророка Исаии Златоуст говорит: «Войди в церковь... посмотри на всенощные священные бдения, соединяющие день с ночью, на этих людей, не боящихся насилия сна днем и ночью... Это – великий город и столица вселенной. Сколько епископов, сколько учителей приходят сюда и, получив назидание от народа, уходят, чтобы правила, здесь вкоренившиеся, пересадить в другие места» (т. VI, стр. 405 – 406).

Из свидетельств Святителя Иоанна о бдениях можно видеть, что он прилагал ревность и заботливость к соблюдению установленного в то время порядка общественного богослужения и вместе с тем не менее заботился и о распространении новых полезных богослужебных, чинов и обычаев, не упуская из вида, что столичный город во всем – в благочестивой жизни, добрых обычаях и правилах – должен быть примером для других. Обратим внимание еще на одно свидетельство, имеющееся у св. Златоуста в Беседе после землетрясения. В ней архипастырь, выражая сожаление, что вследствие своей болезни он не мог участвовать вместе с верующими в молитве по случаю землетрясения, теперь, видя их пламенное благочестие, готов привести в напряжение свое больное тело и предложить обильную трапезу – поучение. «Вы, – говорит он, – не знаете дня и ночи, но то и другое время обращаете в день, не воздух изменяя, а всенощными бдениями просвещая ночь. Потому-то ваше собрание – венец для меня... Вы совершили такое всенощное бдение, – продолжает он, – и очистили весь город шествием святых ног ваших, перемерив площадь шагами и сделав самый воздух святым, ибо и воздух становится святым от песнопения» (т. II, стр. 776). В этом месте св. Иоанн Златоуст делает указание не только на всенощные бдения, но и на обычай крестных ходов. Он подробно не описывает, в чем они состояли, но дает понять, что при подобных шествиях употреблялись священные песни.

Прежде чем приступить к изложению на основании творений св. Иоанна того, что относится к совершению Божественной литургии, мы скажем несколько слов о молитвенных знаках, внешних выражениях благочестивого чувства, какие христианской Церковью употреблялись при общественном богослужении и при частной домашней молитве.

Господь Иисус Христос, как это видно из Евангельского повествования, возводил очи на небо, воздевал руки и, молясь, падал на колени. Подобные выражения молитвенного чувства, несомненно, были и у апостолов. Апостол Павел прямо заповедует христианам: «Прославите Бога в телах ваших и в душах ваших» (1 Кор. 6, 20). Так с глубокой древности до настоящего времени при возношении молитвы внутреннее настроение христианина сопровождается внешними действиями. О том, что искренняя молитва должна быть не только внутренней, но иметь и внешнее выражение в телесных действиях, св. Златоуст свидетельствует много раз в своих беседах. В Беседе на псалом 150-й он говорит: «Как иудеям заповедано было славить Бога всеми музыкальными орудиями, так и нам повелевается славословить Его всеми членами: глазами, языком, слухом и руками... Будем, – заключает Святитель, – постоянно хвалить Бога и непрестанно благодарить Его за все словами и делами. Это – наша жертва и приношение; это – служение самое лучшее и достойное ангельской жизни» (т. V, стр. 558 – 559). В Беседе 1-й на пророка Исаию св. Златоуст, научая слушателей благопристойному поведению в церкви, объясняет, что «требуемое... благочиние состоит в том, чтобы, во-первых, приступать к Богу с сердцем сокрушенным, потом выражать такое расположение сердца и внешним видом, стоянием, благопристойным положением рук... при возношении их к Богу» (т. VI, стр. 389). Здесь Святитель призывает свою паству ходить достойно высокого христианского звания и славословить Господа всем своим человеческим существом, в прямом значении этих слов.

Выражением исповедания веры в Распятого за нас Христа-Искупителя с древнейших времен служит крестное знамение. Об употреблении при молитве крестного знамения в беседах Златоуста можно встретить неоднократные свидетельства. В Беседе 54-й на Евангелие от Матфея он говорит: «Крест есть знамение нашего спасения... Чрез него совершается все, что для нас нужно. Нужно ли родиться – предлагается нам крест, хотим ли напитаться таинственною пищею, нужно ли принять рукоположение или другое что сделать, – везде предстоит нам этот знак победы. Потому-то мы со всяким тщанием начертываем его и на домах, и на стенах, и на дверях, и на челе, и на сердце» (т. VII, стр. 558). В толковании 28-й главы пророка Исаии у св. Иоанна говорится: «Мы полагаем... на члены тела, именно на голову, грудь и сердце, знак креста» (т. VI, стр. 169). Подобные указания встречаются и во многих других местах (т. V, стр. 64; т. IX, стр. 107; т. XI, стр. 331, 698). Крестным знамением, по учению св. Златоуста, высказывалось без слов, что мы – люди Христовы, искупленные Его Крестными страданиями, что мы во время молитвы, как и во всей жизни, надеемся на милость ради Крестной Жертвы Христовой, что мы – Его братья и чада Божии. Крестное знамение и молитвенное воздеяние рук, о чем также есть свидетельства св. Златоуста (т. V, стр. 481; т. VI, стр. 381 и 780), сопровождались, как и теперь, как еще и раньше Златоуста, коленопреклонением (т. VII, стр. 121). Златоуст указывает (т. III, стр. 331 и 472; т. IV, стр. 787; т. IX, стр. 232) и объясняет, что таковые молитвенные знаки служат выражением поклонения Богу, выражают наше благоговение к Нему и смирение пред Ним. В Беседе 18-й на 2-е Послание к коринфянам говорится у Святителя, что во время молитвы об оглашенных и кающихся, когда недостойные участвовать в священной трапезе удаляются, все верные вместе повергаются на землю и также вместе встают (т. X, стр. 632).

Как провозвестник добрых нравов среди христиан, св. Иоанн строго обличает тех, которые внешнее выражение молитвы искажали неестественными телодвижениями. «Из присутствующих здесь, – говорит он в Беседе 1-й на прор. Исаию, – есть люди, которые... ведут себя нисколько не лучше беснующихся, колеблясь и двигаясь всем телом и показывая нравы, чуждые духовному бдению. Жалкий и несчастный! Тебе должно с изумлением и трепетом возносить ангельское славословие, со страхом совершать исповедание пред Создателем и чрез это испрашивать прощение грехов, а ты переносишь сюда обычаи шутов и плясунов, безобразно протягивая руки, припрыгивая ногами и кривляясь всем телом... Разве ты не знаешь, что здесь невидимо присутствует Сам Господь, измеряя движение каждого и испытывая совесть? Разве ты не знаешь, что ангелы предстоят этой Страшной Трапезе и окружают ее со страхом? Но ты не разумеешь этого, ибо слышанное и виденное тобою на зрелищах помрачило твой ум, и совершаемое там ты вносишь в церковные обряды... Как же ты испросишь прощение своих грехов? Как преклонишь на милость Господа, принося моление столь небрежно? Ты говоришь «помилуй мя, Боже», а сам обнаруживаешь нрав, противный помилованию. Взываешь «спаси мя», а сам принимаешь вид, чуждый спасения» (т. VI, стр. 381).

II

Приступая к изложению того, что имеется в творениях св. Златоуста относительно Божественной литургии, считаем не лишним оговориться, что мы не имеем в виду историческое исследование чина Божественной литургии, известного теперь как литургия св. Иоанна Златоуста. Мы хотим лишь привести те места из творений св. Иоанна, где он, как толкователь, объясняет или упоминает различные части современной ему литургии. Святитель во всем обилии своих бесед не дает чина литургии и не излагает ее порядка.

Прежде всего при чтении творений св. Златоуста обращает на себя внимание полное отсутствие каких бы то ни было упоминаний и тем более объяснений священных действий проскомидии. Видимо, в то время она существовала в иных формах. Надо полагать, что тогда существовал еще древнехристианский обычай приношения христианами хлеба, вина, елея, фимиама и т. д., из которых священнослужители выбирали наилучшие хлеб и вино, потребные для таинства, и приносили в положенное время к епископу или священнику. Об этом довольно ясно указывается в Беседе 18-й св. Иоанна на книгу Бытия в следующих словах: «Опять говорю и не перестану говорить: Бог принимает наши приношения не потому, что нуждается в них, но потому, что хочет, чтобы и чрез них выражалась наша благодарность» (т. IV, стр. 163). Приведенными словами Святитель, с одной стороны, объясняет смысл приношений, с другой – внушает христианам совершать их непринужденно, добровольно, по внутреннему расположению, как дар Богу.

Общий состав литургии заключал в себе две главные части, как и сейчас; приготовление к таинству Святой Евхаристии, имеющее характер миссионерско-дидактический, при совершении которого позволялось присутствовать и участвовать в нем оглашенным, кающимся и даже нехристианам, и затем самое совершение таинства, в котором, кроме верных, крещенных, полноправных членов Церкви, никому больше не позволялось не только принимать участия, но и присутствовать.

Первая часть литургии состояла в псалмопении, чтении Писаний, проповедании слова Божия и общих молитвах за весь мир и тех людей, которые не допускались к причащению Святых Таин. Начало литургии Святитель представляет так: «Предстоятель церкви, как только входит, сейчас же говорит: «Мир всем» (т. XI, стр. 384; также т. VII, стр. 358; т. X, стр. 373). Затем следовали общие моления, как это видно из Беседы 78-й на Евангелие от Иоанна: «Мы и о непосвященных совершаем общие моления, молимся о больных, о плодах вселенной, о земле и море» (т. VIII, стр. 527), или в другом месте: «Нам повелено умолять Бога о больных, о находящихся в рудниках и в тяжком рабстве и одержимых (демонами)» (т. I, стр. 520). Содержание этих общих молений сходно с имеющимися в настоящее время прошениями в великой ектении.

Главную и существенную часть литургии оглашенных составляли чтения из Священного Писания Ветхого и Нового Завета, разделявшиеся пением псалмов и гимнов. Св. Иоанн Златоуст указывает, что чтений было по крайней мере два, а иногда три или четыре из обоих Заветов. В пост Святой Четыредесятницы читалась в особенности книга Бытия.

Указывая на такие чтения, св. Златоуст вместе с тем в некоторых местах своих бесед жалуется, что молящиеся не столь охотно слушают чтения продолжительные. Можно предположить, что св. Златоуст, как любвеобильный пастырь, принимая во внимание это важное обстоятельство, положил начало сокращению чтений.

Он ясно указывает, что в известные дни и праздники полагались определенные чтения: «По чиноположению Церкви, в день Креста, т. е. в Великую пятницу, мы читаем всё, относящееся ко Кресту; в Великую субботу опять о том же, что Господь наш был предан, распят, умер по плоти, погребен... равным образом относящееся к Воскресению мы читаем в день Воскресения, и в каждый праздник читаем относящееся к этому празднику... Для чего же Деяния апостолов, в коих описываются их чудеса, совершенные ими после Пятидесятницы, читаются пред Пятидесятницею? После Креста мы тотчас возвещаем Воскресение Христово. Но чудеса апостолов служат доказательством Воскресения Господня, знамения же апостольские излагаются в этой книге. Поэтому отцы установили после Креста и живоносного Воскресения читать то, чем особенно подтверждается истина Воскресения» (т. III, стр. 92 – 94).

В другом месте Свят. Златоуст, объясняя, почему он в Страстную неделю перестал говорить беседы на книгу Бытия, замечает, что, так как наступили другие святые дни, то он и переходит к другим беседам, сообразным с чтениями, бывающими в то время в церкви (т. IV, стр. 353).

Во многих местах св. Иоанн Златоуст свидетельствует еще, что чтение Св. Писания в его время происходило не так, как раньше, по усмотрению предстоятеля церкви, – в количестве, какое он найдет полезным и нужным, и из книг Библии, какие заблагорассудится взять, – а по известным отделам и сообразно с тем или другим воспоминаемым событием. При этом св. Златоуст в некоторых местах указывает и причину разделения чтений на отделы и сокращения самих чтений.

В Беседе 24-й на Послание к римлянам Златоуст, обличая небрежно слушающих в церкви, говорит: «Они здесь смотрят и слушают другое и не обращают внимания на то, что здесь излагается, (например)... ты, который пришел сюда напрасно, скажи, какой пророк, какой апостол беседовал ныне с нами и о чем? Но ты не можешь сказать этого, потому что в это время ты о многом беседовал сам с собой, как бы во сне, и не слышал того, что вне тебя происходило в самой действительности» (т. IX, стр. 788).

Также и в Беседе 8-й на Послание ап. Павла к евреям он обличает небрежность к слушанию Св. Писания: «Оттого и не бывает у нас ничего здравого, ничего полезного (что многие не только невнимательно слушают слово Божие, но даже не знают о существовании Писания), между тем, как эта наука требует неусыпного изучения. Что я, – продолжает Златоуст, – говорю правду, то приведу и доказательство этого: например, один пророк говорит: «Приидите, чада, послушайте меня, страху Господню научу вас», другой: «Научитеся добро творити». Знаете ли вы, где находятся эти (изречения)? Не думаю (чтобы знал кто), кроме немногих. Между тем в каждую седмицу это читается вам два или три раза. Чтец, выйдя, сперва говорит, чья книга, какого именно пророка, или апостола, или евангелиста, а потом произносит его изречения, чтобы вы лучше заметили их и знали не только содержание, но и причину написанного и то, кто сказал это» (т. XII, стр. 84 – 85). Наконец, в Беседе 3-й на второе Послание к фессалоникийцам св. Златоуст обличает снова небрежность и невнимание христиан к слушанию слова Божия. «Я, – замечает он, – скажу вам и причину всего этого (невнимательности). Приходя сюда, думают, что приходят к нам, думают, что от нас слышат то, что слышат. Не обращают внимания на то, не думают о том, что они приходят к Богу, что Он Сам говорит здесь с ними. В самом деле, когда чтец, восстав, говорит: «Сия глаголет Господь», и когда диакон, стоя, побуждает всех к молчанию, тогда он это говорит не для того, чтобы оказать этим честь чтецу, но для того, чтобы воздать честь Тому, Кто чрез него обращает ко всем речь. Далее, – продолжается обличение, – некоторые невнимательность свою объясняют неясностью и непониманием изречений Св. Писания, но и это одна отговорка, ибо на этот-то раз и нужно быть особенно внимательным. Наконец говорят, потому будто невнимательно слушают, что в церкви всегда приходится слышать одно и то же. Что же, – вопрошает проповедник, – скажи мне, разве в театрах не одно и то же ты слышишь? На конских ристалищах разве не одно и то же видишь?.. Желал бы я испытать тебя (на этот раз), скажи мне, из какого пророка заимствовано сейчас прочитанное место, из какого апостола, из какого послания? Но ты не можешь сказать мне этого; тебе кажется, что ты слышал нечто неизвестное тебе. Итак, когда хочешь оправдать свою леность, ты говоришь, что слышишь все одно и то же, а когда тебя спросят, то ты приходишь в такое смущение, как будто ты никогда не слыхал этого» (т. XI, стр. 595 – 596; т. IX, стр. 189).

Св. Иоанн Златоуст в Беседе на псалом 41-й объясняет, что он разнообразит свои поучения, то повествуя о предметах трудных, то более ясных и удобопонятных, потому, что сознает, что не нужно держать всегда в напряжении душу слушателей, ибо иначе она изнемогает.

Далее объясняет он и то, для чего употребляется пение: «Бог, видя, что многие из людей нерадивы, тяготятся чтением духовных Писаний и неохотно принимают на себя этот труд, и желая сделать этот труд вожделенным и уничтожить чувство утомления, соединил с пророчествами мелодию, чтобы все, услаждаясь стройностью напева, с великим усердием возносили Ему священные песнопения. В самом деле, – восклицает благовестник, – ничто так не возвышает и не окрыляет душу, не отрешает ее от земли, не избавляет от уз тела, не располагает любомудрствовать и презирать все житейское, как согласное пение и стройно составленные божественные песни!» (т. V, стр. 151, 430).

Что пение псалмов и священных песней действительно было в широком употреблении, – об этом св. Иоанн Златоуст неоднократно свидетельствует.

Забота Церкви и ее пастырей о церковном пении выражалась в стремлении упорядочить его, придать ему вместе с назидательностью и стройность в мелодии. Первоначально псалмы пелись всем собранием. Этот обычай самый древний и общий. Указывая на это, Златоуст в Беседе, сказанной в Страстную седмицу, говорит: «Мы почитаем эту седмицу, и я вышел с вами, представляя вместо пальмовых ветвей слово назидания, повергая две лепты, подобно вдовице. Те выходили с пальмовыми ветвями, восклицали и говорили: «Осанна в вышних, благословен Грядый во имя Господне». Выйдем и мы, и вместо пальмовых ветвей представив цветущие души, будем восклицать, как пели сегодня: «Хвали, душе моя, Господа»... Эти слова и мы поем теперь вместе с Давидом, потому что, хотя он не присутствует с нами телом, но присутствует духом... Давид некогда имел псалтирь с бездушными струнами, и Церковь имеет псалтирь, устроенную из струн одушевленных. Наши языки суть струны этой псалтири... Жены и мужи, старцы и юноши, хотя отличаются друг от друга по возрасту, но не отличаются по псалмопению, потому что Дух, настраивая голос каждого, производит во всех одно согласное пение... Прежде Давид произнес это одним своим языком, а ныне, после кончины своей, он говорит это бесчисленным множеством языков, не у нас только, но и по всей вселенной» (т. V, стр. 582, 583, 585). А в 36-й Беседе Златоустовой на 1-е Послание к коринфянам говорится: «В древности все сходились и пели вместе. Это мы делаем и ныне» (т. X, стр. 373; также т. V, стр. 91, 104, 321, 533, 536, 476; т. VII, стр. 120, 230; т. XI, стр. 433, 434; т. X, стр. 275). Объясняя 117-й псалом, златословесный проповедник говорит об общем пении: «В этом псалме есть следующее изречение, которое обыкновенно поет народ: «Сей день, егоже сотвори Господь...», оно во многих производит восторг, и потому народ имеет обыкновение петь его особенно во время духовного и небесного праздника (Пасхи)... Отцы заповедали народу петь этот стих, как благозвучнейший и заключающий в себе некоторую высокую истину» (т. V, стр. 353).

Общее пение в то далекое время, как это видно из бесед Златоуста, сменялось антифонным пением псалмов. Об употреблении этого рода пения ясно и неоднократно свидетельствуется в беседах Святителя.

Так, в Беседе на второй день творения Златоуст свидетельствует: «Подобно тому, как при псалмопении поют стихи попеременно, так и горние силы воспевают попеременными хорами и воссылают славословие по способу антифонного пения» (т. VI, стр. 752). При Златоусте уже было в употреблении пение и с участием канонарха, когда чтец возглашал часть стиха, а прочие за ним припевали. О таком пении есть упоминание у св. Златоуста в Беседе на 41-й псалом: «Не думай, – говорит он, – будто ты входишь сюда (в церковь. – М. Н.) для того, чтобы только произносить слова; нет, когда ты подпеваешь этот припев, то почитай его «договором» между Богом и тобою» (т. V, стр. 159). В той же беседе несколько ниже встречается такое выражение: «Помни, – говорит златоустый наставник, – только припевы из псалмов, которые поешь здесь не однажды, не дважды или трижды, но многократно, и ты, по выходе отсюда, получишь великое утешение... Приходите сюда не напрасно, а принимайте и храните эти припевы, как драгоценности... припевайте их непрестанно» (т. V, стр. 162 – 163). Подобные указания о пении с канонархом имеются и в других местах творений св. Иоанна Златоуста (т. V, стр. 453; т. X, стр. 375), но уже и из приведенных достаточно видно, что это пение существовало наряду с антифонным и было любимо верующими. На литургии оглашенных были также чтения из Нового Завета – определённых мест из Апостольских посланий и Евангелия. После чтения Евангелия в непосредственной связи с ним стояла проповедь, которая была объяснением всего прочитанного. Самое чтение сопровождалось торжественным благословением, произносимым предстоятелем. Об этом в Беседе 3-й на Послание к колоссянам Златоуст замечает: «Предстоятель церкви... когда начинает беседу (говорит): «мир всем»... Ты говоришь: «и духови твоему»... Ведь не я подаю мир, а Христос благоволит говорить чрез нас. Хотя бы во всякое другое время мы чужды были благодати, но теперь не чужды ее для вас» (т. XI, стр. 384). Должно заметить, что о приветствии «мир всем» у св. Иоанна весьма много свидетельств. Кроме означенного приветствия, диакон возбуждал народ к благоговейному слушанию слова Божия возглашением «вонмем». Об этом говорится в Беседе 19-й на книгу Деяний апостольских, где обличается небрежное отношение к слушанию слова Божия. «Послушайте и ужаснитесь! – восклицает проповедник. – Диакон, от лица всех, стоит и, громко восклицая, говорит «вонмем», и это часто; этот голос, который он издает, есть общий голос Церкви» (т. IX, стр. 188 – 189).

Вслед за чтением Евангелия, прежде чем отпускались из церкви оглашенные, предлагалось поучение (т. IV, стр. 2, 754), которое обыкновенно говорил епископ или пресвитеры с благословения епископа, что видно из собственного примера св. Иоанна, когда он проповедовал в Антиохии. Само учительство епископа почиталось с древних времен, как считается и сейчас, преимущественной обязанностью епископа. Это показывает и златоустый Святитель в Беседе 2-й на Послание к Титу, где, изъясняя слова апостола «Да силен будет и утешати во здравем учении», утверждает: «Кто не знает, как нужно учить здравому учению, тот пусть будет далек от учительского престола» (т. XI, стр. 849; т. XI, стр. 684). А в другом месте, при описании обязанностей епископа пред Богом, прямо говорится, что пастыри Церкви дадут пред Богом строгий отчет в своем управлении, а особенно в проповедании слова: «Тот, кому вверено служение слова, даст там строгий отчет, не опустил ли по лености или по злорадству чего-либо такого, что бы сказать надлежало, и доказал ли на деле, что изъяснил он всё и не скрыл ничего полезного» (т. III, стр. 8).

В 4-й книге о священстве между прочими обязанностями епископа Златоуст требует, чтобы он был неутомим в поучениях (т. I, стр. 454). Относительно возможности мирянам проповедовать Златоуст ничего не говорит, а упоминает лишь о женщинах, которым, по заповеди ап. Павла, не дозволялось проповедовать в церкви; лишь диаконисы могли учить частным образом в домах и т. д., приготовляя оглашаемых жен к крещению. Отсюда можно косвенно заключить, что мирянам при соответствующих обстоятельствах и природных дарованиях не запрещалось проповедание слова Божия. Из бесед св. Златоуста видно также, что во время одной литургии говорилось и по два поучения. В Беседе 3-й на пророка Исаию после высказанных разных наставлений святой добавляет: «Сохраняя это, отправимся домой; или лучше, сохраняя это, послушаем и совершеннейшего наставления отличного учителя (епископа Флавиана. – М. Н.). Наши слова, каковы бы они ни были, носят в себе признаки молодости, а его слова, каковы бы они ни были, украшаются старческой мудростью» (т. VI, стр. 404). Считая проповедь важнейшим средством религиозно-нравственного назидания и воспитания паствы и никогда не упуская этого из виду, св. Златоуст неопустительно произносил свои поучения. Из Беседы его на книгу Бытия видно, что в дни Св. Четыредесятницы он проповедовал ежедневно, а из 1-го Слова о Лазаре явствует, что произносил поучение не только утром, но и по вечерам (т. IV, стр. 353; т. I, стр. 771). Так было в кафедральном храме. В сельских же приходских церквах, по Златоустову свидетельству, проповеди произносились далеко не так часто. Это видно из его Беседы о мучениках: «Живущие в городах постоянно пользуются учением, а живущие в деревне не участвуют в этом изобилии. Итак, Бог, утешая в недостатке учителей обилием мучеников, устроил, что у тех больше погребено мучеников. Они не слышат постоянно голоса учителей, зато слышат голос мучеников, который вещает к ним из гроба и имеет большую силу» (т. II, стр. 706). Проповедь, по мысли св. Златоуста, должна быть надежной пособницей евангельскому благовестию, приводя к вере, к нравственности, к покаянию и благочестию. Вот почему св. Иоанн так настойчиво убеждает всех не удаляться от церковных богослужебных собраний, вот почему весьма часто называет он свои беседы духовной трапезой, вот почему выражает несказанную радость при виде многочисленного собрания и скорбь, когда многие из-за расчетов или удовольствий уклонялись от посещения церковных молитв и слушания поучений. Вместе с тем св. Златоуст, придавая важное значение проповеди, не игнорировал и других частей богослужения. Напротив, он весьма часто упрекал многих христиан, которые собирались для слушания его поучения, а по окончании его уходили из храма. Свидетельство об этом можно найти в Беседе 3-й О Непостижимом: «Невыразимое множество народа собралось теперь и с таким вниманием слушает речь, а в самый страшный час я часто ищу его и не вижу и сильно воздыхаю, что, когда беседует ваш сослужитель, вы показываете великое усердие и напряженную ревность, теснитесь друг пред другом и остаетесь до конца, когда же предстоит явиться Христу в Священных Таинствах, то церковь бывает пуста и безлюдна» (т. I, стр. 521).

Пред началом проповеди также употреблялось приветствие «мир всем» (т. I, стр. 677), на которое верующие отвечали «и духови твоему». Оканчивалась проповедь обычно славословием Пресвятой Троицы, и это показывает, что на нее смотрели, как на некоторое священнодействие.

За поучением непосредственно следовали общественные молитвы, как это указывается в Беседе 11-й на Первое послание к фессалоникийцам. «Мы, преподав сначала наставление, – повествует Святитель, – потом молимся за вас, и это знают посвященные в тайны» (т. XI, стр. 566). Нет сомнения, что под молениями, следующими непосредственно за поучением, разумеются общие моления и молитвы предстоятеля церкви, соединенные с благословением оглашенных и кающихся. Так, в Беседе 2-й на 2-е Послание к коринфянам приводится почти целиком ектения диакона об оглашенных (т. X, стр. 480 – 484), очень сходная с нашими ектениями об оглашенных и о готовящихся к просвещению. Мы не будем подробно приводить ее, а скажем лишь, что моление это разделялось на две части: сначала за оглашенных молились верные, а потом сами оглашенные молились за себя, наконец, с преклоненными главами они принимали благословение, и диакон повелевал им выйти из храма. По выходе оглашенных следовали моления за кающихся