История философии Нового времени как борьба за смысл человекаЕсли мы задумаемся о воздействии развития философ- ских идей на человечество в целом (в том числе и не занятое философским исследованием), то должны будем сказать следующее. Внутреннее понимание бурного, но при всей своей про- тиворечивости единого движения философии Нового вре- мени от Декарта до наших дней только и создает возмож- ность для понимания самой этой нашей современности. Истинные, единственно значительные битвы нашего вре- мени—это битвы между уже сломленным человечеством и человечеством, которое еще опирается на твердую почву, но ведет борьбу за нее или за обретение новой. Подлинные духовные битвы европейского человечества как такового разыгрываются как битвы философий, а именно как борьба между скептическими философиями или, скорее, «нефи- лософиями», сохранившими только название философии, но не поставленную перед ней задачу,— и действительны- ми, все еще живыми философиями.Живы они, однако, по- тому, что борются за свой подлинный и истинный смысл и тем самым за смысл подлинного человечества. Привести скрытый разум к пониманию им его возможностей и тем самым усмотреть возможность метафизики как истинно возможной — таков единственный способ стать на много- трудный путь действительного осуществления метафизи- ки, или универсальной философии. Только от этого зави- сит, окажется ли врожденный европейскому человечеству ЧАСТЬ I. § 6 со времен греческой философии телос, сообразно которо- му оно хочет стать человечеством на основе философского разума и может пребыть только в качестве такового, в бес- конечном движении от скрытого разума к явному и в бес- конечном стремлении нормировать само себя через истин- ность и подлинность своей человечности,— окажется ли этот телос всего лишь историко-фактической иллюзией, случайным завоеванием случайной человеческой общно- сти, окруженной совсем иными человеческими и истори- ческими общностями; или же, напротив, в греческом чело- вечестве впервые прорывается то, что как энтелехия по су- ществу заключено в человечестве как таковом. Человечест- во вообще есть по существу бытие человеком в человече- ских общностях, скрепленных родовыми и социальными связями, и если человек существо разумное (animal rationale),1 то лишь в той мере, в какой разумна вся его чело- веческая общность — скрыто ориентированная на разум или открыто ориентированная на пришедшую к себе са- мой, ставшую для себя явной и отныне в силу сущностной необходимости сознательно руководящую человеческим становлением энтелехию. Философия, наука была бы тогда историческим движением выявления универсального разума, «врожденного» человечеству как таковому. Так было бы в действительности, если бы до сих пор еще не завершенное движение оказалось энтелехией, подлин- ным и правильным способом осуществляющей свое чистое воздействие, или если бы разум на деле стал полностью осознанным и явным для самого себя в свойственной его существу форме, т. е. в форме универсальной философии, развертывающейся в последовательных аподиктических усмотрениях и аподиктическим методом нормирующей са- мое себя. Только тогда можно было бы решить, действи- тельно ли европейское человечество несет в себе абсолют- ную идею, а не является всего лишь эмпирическим антро- ЧАСТЬ I. § 6 1 Разумное животное (лат.).— Примеч. ред. пологическим типом, подобным «Китаю» или «Индии», и, с другой стороны, обнаруживает ли зрелище европеизации всех чуждых Европе человеческих общностей некий власт- вующий в нем абсолютный смысл, соотносимый со смыс- лом мира, а не с его исторической бессмыслицей. Сейчас мы уверены в наивности рационализма XVIII ве- ка и того способа, каким он стремился обрести потребную европейскому человечеству твердую почву. Но можно ли вместе с этим наивным, а при последовательном продумы- вании даже абсурдным рационализмом отбросить и подлин1 ный смысл рационализма? Как обстоит дело с тем, чтобы всерьез прояснить эту наивность, эту абсурдность, и как оно обстоит с рациональностью превозносимого и требуе- мого от нас иррационализма? Не придется ли последнему, если мы станем к нему прислушиваться, использовать ра- зумные соображения и обоснования, для того чтобы нас убедить? Не обернется ли в конце концов его иррациональ- ность малодушной и ущербной рациональностью, худшей, нежели рациональность старого рационализма? Более того, не есть ли это рациональность «ленивого разума», который уклоняется от борьбы за прояснение последних предданно- стей и тех целей и путей, которые истинным и предельно рациональным образом очерчиваются исходя из них? Но довольно об этом, я слишком забегаю вперед, чтобы дать почувствовать ни с чем не сравнимую значимость про- яснения глубочайших мотивов кризиса, в котором уже очень рано оказалась философия и наука Нового времени и кото- рый, значительно усилившись, продолжается и в наши дни.
|
