В РЕАЛЬНОЙ ЖИЗНИ РЭП-ЭТО ВСЕ,
ЧТО Я УМЕЮ ДЕЛАТЬ ХОРОШО.
Мне очень нравится фильм «Человек дождя», отсюда и появилась песня «Rain Мап». Название песни пришло ко мне в кабине для записи — оно даже не было записано на бумаге. Я просто сказал: «Человек дождя». Я хотел сказать, что все, что я умею делать хорошо -рэп. Я могу сесть в машину и ил ехать, но я не знаю, как куда попасть. Я не знаю, ни северного, ни южного, ни восточного, ни западного районов. Я практически несведущий в направлениях. В песне идет так: «Не знаю как по-другому, это единственное, в чем я хорош». И это правда. Я вечно теряю свои ключи, права. Когда я ездил в Нью-Йорк с концертами, я мог выйти из метро и оказаться в 14 кварталах от места назначения.
Когда я начал работу над Encore, я был в растрепанных чувствах. Несколько моих невыпущенных песен утекли в массы — «Bully», «Love You Моге», «We as Americans». Эти песни оказались в Интернете, поэтому мне пришлось начинать сначала. Мы решили записываться в Орландо, потому что было лето, а это было бы хорошим местом для детей — Dre и моих. Я приехал туда ни с чем, не было даже концепции. Была лишь строка «You find me offensive / I find you offensive)) {Ты находишь, что я тебя обижаю / Я нахожу, что ты меня обижаешь} у меня в голове, у меня не было ни малейшего понятия, куда все пойдет от нее.
В Орландо мы работали на студии Лу Пирлмана {Lou Pearlman) — что прикольно, ведь он продвигал все те бойбэнды типа Backstreet Boys и N’Sync. Мы с Dre написали 16 песен, взяли 11 из них. Каждый раз, как Dre создавал новый бит, я брал его и шел в соседнюю комнату, чтобы писать. Не знаю, что там такое в Орландо, наверное, есть что-то в воде. Порой у нас с Dre бывают моменты засухи, когда он приезжает в Детройт, чтобы поработать со мной, или я еду в Лос Анджелес, чтобы поработать с ним, а чуда так и не происходит. Но в Орландо, как только мы собрались, мы начали, блядь, летать.
Запись Encore напомнила мне о моей самой первой студийной сессии с Dre в 1998 году. Это правда, что Dre слышал мой фристайл на шоу Sway and Tech «The Wake-up Show», но он даже не думал, что станет моим продюсером, до того как Джимми Айвин дал ему послушать мою кассету The Slim Shady ЕР. Когда мы с Dre в итоге приступили к делу, мы записали «Му Name Is» и еще два трека в первый день в студии, и все
происходило моментально. Не думаю, что я много спал в первые три недели, пока готовил The Slim Shady LP, все, что я делал — писал. Я не спал всю ночь, писав куплеты для «Му Name Is», а на следующий день пришел и записал. Когда я закончил запись, Dre отклонился на спинку кресла и поднял руки. Он начал хлопать, и я подумал: «Охре-неть! Это Dre так реагирует на то, что я сделал».
Первый раз, когда Dre поставил мне зачет за мой полный продакшн, было за «The Way I Am». Я был очень рад. «The Way I Am» была моим возмущением на то, что Interscope просила написать еще одну попсовую песенку для масс. Изначально я думал, что «Who Knew» будет первым синглом с The Marshall Mathers LP. Мы с Dre думали, что альбом готов. Но потом на лэйбле захотели, чтобы я полетел обратно и подумал еще над парой треков. В самолете у меня в голове крутился этот проигрыш на пианино, и я хотел под него зачитать. Так я решил зачитать в этом стиле. Я попробовал обычный бит, но рифмы просто не шли с ним, не подходили.
Потом Dre объяснил мне, что многое из того, что я делал, называлось продюсированием. Я шел к Братьям Басе и напевал что-то им, но я не мог сыграть это. Чему научил меня Dre — это то, что даже просто бубня себе басовую линию, ты уже пишешь музыку.
Работа с Dre действительно помогла мне понять широкий диапазон студии — сколько возможностей в ней, когда задействуешь все устройства и безделушки. Когда знаешь, что это и для чего, инструменты становятся продолжением твоего мозга. В студии с Dre я был как губка, впитывая все трюки ремесла. Я хотел все, что мог получить у него: «Dre, можно взять ту старую ударную установку, которой ты больше не пользуешься?»
Когда находишься в студии Dre, тобой овладевает чувство истории — истории, которую он сделал — и это вдохновляет тебя еще больше делать исторических вещей. Работая с этим человеком, нужно ко многому тянуться. У меня до сих пор есть это чувство, которое возникло, когда я первый раз с ним работал. Он знает, как предельно развить мои идеи. Он видит креативность во мне, даже когда я не пытаюсь быть креативным, и он знает как заставить меня выложить все это в майк.
Dre также показал мне, как делать с моим голосом такое, что я даже не знал, что могу. С ним я кричал в студии! Помню, когда записывали припев для «Role Model», я кричал «Don’t you want to grow up to be just like те?» {He хотите вырасти и стать таким как я?} Горло болело, a Dre все равно: «Еще раз. Давай еще раз». И так мы делали для нескольких треков сразу. Если послушать «Kim», где я кричу, можно услышать влияние «Role Model».
Я всегда хотел делать собственные биты. У меня есть мечта стать достаточно хорошим в этом, чтобы ко времени, когда я больше не буду хотеть читать рэп, я мог продюсировать. Все знают, что невозможно читать рэп вечно. Как только я получил одобрение Dre, я начал продюсировать. Иногда я предпочитаю работать в студии как продюсер. Работа с новыми артистами и наблюдение за их процессом дает вдохновение. Так как я был там, где сейчас они, я могу помочь им, когда они спотыкаются. Я могу посмотреть им в глаза, увидеть, где они ошибаются, и полностью понять, что нужно, чтобы вернуть их обратно на трек: или помочь заполнить пробелы текстом, или изменить что-то в миксе, чтобы слова не закрывались звуком. Это хип-хоп: музыка помогает подчеркнуть слова.
Когда я работаю в роли продюсера, как с 50 Cent, Obie Trice’oM или Cashis’oM, я работаю с каждым артистом по-разному. Базовая рутина — это начать создавать бит. Здесь подвох для меня, как исполнителя: музыка, которую я создавал, бывало, так мне нравилась, что я очень сильно хотел оставить ее для себя. Все, что я даю исполнителям, с которыми работаю, должно быть таким, чтобы я сам хотел зачитать под это. Я бы не стал давать им то, что не хотел бы оставить себе.
В первый раз я сам подошел к 50 Cent в клубе в Лос Анджелесе. Все время говорил только я. Существует какая-то загадка, страх вокруг 50. Он говорил мне, что иногда, когда он идет на собрания управления, ему приходится улыбаться, чтобы люди чувствовали себя спокойно. 50 потрясающий политикан, и когда он говорит, он великолепен. Он один из моих любимых лириков. Одна из моих любимых строк из его текстов — из «Hate It or Love It»: «Проснулся следующим утром, ни-геры украли мой велик». Она погружает в историю. Его тексты дают тебе мысленно увидеть, какая жизнь была у этого парня.
50 идеалист. В этом мы похожи. Каждое слово должно быть идеальным или я все брошу. Но, в крайнем случае, можно все исправить в студии. Если же ты с лажал на выступлении, перед публикой, придется попытаться отшутиться. Даже сегодня, если я выступаю и запорю одно или два слова в строке, я буду сидеть и думать об этом всю ночь и следующий день до следующего выступления. Будучи таким идеалистом, я ненавижу лажать и пару слов.
Я мимолетно встречался с 50 однажды раньше на Lyricist Lounge в Нью-Йорке. Я думаю это было где-то в 98-ом.
В процессе записи альбома Cashis’a, у меня был один бит, который я хотел оставить для себя. Но Cashis был в ударе. Я подумал, надо посмотреть, что он с ним сделает. И он просто разнес бит. Он взял тот бит и съел его на хер. Слава богу, я не оставил его себе.
Моя первая официальная работа в качестве продюсера на своем лейбле была для D12. Люди воспринимают D12 как попсовую рэп-группу, но это лишь потому, что я вел их в этом направлении на нескольких синглах, типа «Му Band». Если послушать тексты пары первых треков с D12 World, становится ясным, что они далеко не попсовые. Пруф раньше записывал микстейпы и говорил: «НЕ ДУМАЙ, ЧТО ЕСЛИ МЫ ДЕЛАЕМ МУЗЫКУ ДЛЯ МАСС, ТЫ НЕ ПОПАДЕШЬ В ЗАМЕС».
Когда я первый раз встретил Swift’а, он был в центре драки, избивал какого-то чувака. Разумеется, мы записывали песни больше с попсовым уклоном — если бы мы делали лишь гангстерские записи, с белым парнем на переднем плане, все бы воспринималось не совсем верно. Поэтому пришлось заставить их адаптироваться к моему стилю. Все сходилось в том, что я уже продал записи, и они хотели продать записи. Но вы будете удивлены. У этих парней есть свои имена на улице.
Это я, 50 и Dre на Shady National Convention. Я адски нервничал. Я много был на студни, и это было мое возвращение на публику. Первые два-три выхода действуют на нервы, пока это снова не впадает в русло, где ты уже привык — свет, камеры, люди. Когда записываешь свою пластинку, мозг настроен совсем по-другому, нежели когда ее продвигаешь. От меня ждут, что я буду смешным и нацеленным на все. Тогда, я помню, я был не совсем на все нацелен.
Порой я задаюсь вопросом: что если я уже достиг своего лирического пика, если смогу забраться на вершину всего, что уже сделал — смогу ли я стать еще лучше? Но дело в том, что чем лучше я становлюсь в продакшене, тем больший вызов себе бросаю. Если я делаю новый бит, совсем другой, меня он больше заинтересовывает, чтобы увидеть смогу ли сделать что-то другое в плане текста.
Знаете, что Jay-Z не записывает ничего, а просто идет в кабину для записи и читает? Timbaland рассказал мне о работе с ним. Jay просто идет в кабину и говорит: «Так, дай-ка подумать минуту. Отлично, пиши это». Говорит две строки и останавливается. «Хорошо, дай мне минуту. Так, пиши это». Раньше я не верил, что это возможно. Мне было трудно поверить, что Jay, читая рифмы такого калибра, каким-либо путем мог придумывать их с ходу. А потом я увидел, как наш исполнитель Cashis так делает. Это удивительный метод. Спрашиваешь, как, блядь, он так быстро их пишет?
Иногда я могу войти в такую полосу, когда я пишу действительно быстро. За последнее время я записал много песен, имея в голове лишь пару строк, я начинал фристайл. Но лучшее из моего делается, когда я сажусь и трачу какое-то время на написание. Я не задаю себе вопросов. Большинство моих песен начинаются со случайных мыслей. В голове рождается строка и БУМ. Одна эта строка выливается в целую песню.
Редко я могу сесть с намерением написать рифму и написать ее. Но когда у меня есть идея, я должен записать ее на первом попавшемся обрывке бумаги: я должен записать идею на бумаге прямо там и тогда, иначе я ее потеряю. Иногда я просматриваю свои старые листы с текстами и не понимаю, как в итоге все пришло к прочитанным строкам. Я могу записать идею, а в песне она окажется годами позднее. Я стараюсь сохранять ряды схем рифмы, раньше я копировал те, которые мне нравились с одного листа на другой. Потом я брал бумажки в кабину и шел по всей странице.
Мне говорили другие рэперы, которых я сильно уважаю, что я первый человек, который собирал слова, что не должны даже рифмоваться — где я перевернул способы произношения. Например, «Look at the store clerk, he’s older than George Burns». «Store clerk» и «George Burns» не рифмуются, технически. Или, «I laugh at the sight of death as I fall down a flight of steps and land inside a bed of spider webs». Эти слова не рифмуются, но если правильно их произнести, тогда да. Некоторые коты в игре поднялись на этом. К примеру, «working ball» и «jerking off». Лишь слоги «ur» и «aw», понимаете о чем я?
Иногда идеи никуда не приводят. Я смотрел на один из своих старых листков, на котором просто было написано «Criminal individual push» {Преступный толчок личности). Не знаю, что это значит. Наверно, я просто пытался придумать рифму и остановился на половине мысли. Но я скрупулезно подхожу к тому, что собираюсь срифмовать. Я бы не стал рифмовать «throat culture» с «black vulture», потому что «throat» и «Ыаск» не рифмуются. Можно было бы срифмовать «coat vulture» и «throat culture». Или «an occult vulture»? «Cult vulture)), «throat culture». Я просто играюсь с вами.
Мое написание сильно пострадало после смерти дяди Ронни, когда мне было 19 лет. На целый год я охладел. А потом, когда снова начал писать, следующим, что повергло меня в кризис, был Treach из Naughty by Nature. Он был настолько хорош, что я решил положить майк. Меня просто снесло его навыками. Treach одни из самых незамеченных рэперов. Тогда я хотел быть лучшим. А если я не мог быть лучшим, в чем был смысл читать рэп?
Когда я, в конце концов, перестал беспокоиться и вернулся в лабораторию, первая настоящая песня, которую я написал, была о Ронни. Она была названа «Troublemaker» {Создающий проблемы). Я зачитал как он. Мне казалось, что к нему всю жизнь относились, как к создающему проблемы, поэтому у него, вроде, и не было другого выбора, кроме как оправдать ожидания всех.
Как по мне, музыка уже не та, что раньше, особенно в то время, когда выбился 50 Cent. Теперь, когда альбомы крадут и выкладывают в Интернете, падают цифры продаж, задаешься вопросом: «А за каким хером мы это делаем?» Nas говорил, что хип-хоп умер. Я не думаю, что он умер. Он просто в застое. Лирикой определенно в застое. Во многих вещах, выпускаемых в наши дни, упрощенные тексты.
Музыка — такая же работа, как и остальные. Люди думают, что если ты делаешь музыку, автоматически становишься богатым, а это не так.
Вся индустрия поменялась, и у меня нет ни малейшего понятия, куда она направляется. Всегда ли люди будут хотеть музыки — нет, людям всегда будет нужна музыка. Что означает: всегда найдётся место для меня в этой игре. Как эмси или продюсер, или, кто знает, делать саундтрекп к фильмам. Будь я чьим-то любимым рэпером или нет, или считают меня одним из лучших или одним из самых наполовину старавшихся, неважно кем — я один из самых личностных рэперов. Вот почему люди находят отношение ко мне, потому что они чувствуют, что я показываю многое о себе. Вот почему, случайные люди, как водители такси, например, называют меня «Маршалл». А причина, по которой я выложил так много о себе: в первую очередь, потому что я и не знал, что буду так знаменит. Понятия не имел, ни, блядь, малейшего. Если бы пришлось опять все это сделать, не знаю, сделал бы я. Но я рад, что моя музыка объединила людей.
Я много сижу дома, потому что не могу пойти куда-либо без сопровождения. Иногда я выхожу лишь для того, чтобы доказать что могу и без него. Я выезжаю из своего района туда, где много людей — людей, которые свободно могут подойти ко мне и попросить автограф или наехать на меня, неважно что. Не то, чтобы я хочу встать посреди ресторана и сказать: «Эй, смотрите на меня!» Если бы вы сидели в комнате, и зашло бы Лохнесское Чудовище — вы бы опешили, стали бы таращиться и тыкать пальцами. Так и на меня реагируют люди — будто я не обычный человек. Так что большую часть времени мне нравится быть вне центра внимания.
Я смотрю много DVD, и я пересматриваю одни и те же так много, что это выводит из себя любого, кто со мной. Иногда я смотрю DVD о Рое Джонсе {Roy Jones}, зная все комментарии наизусть, и начинаю говорить их вместе с комментатором. Рой Джонс, Майк Тайсон [Mike Tyson}, все они — мне нравится возвращаться и пересматривать все еще ближе, изучать все.
Я записываю новый альбом в основном дома. Это все облегчает: нужно только спуститься вниз. Я супер расслаблен. Инженер уже там за несколько часов до меня, настраивает все и работает над нарезками. Как в старые времена, только теперь у меня в подвале побольше всего, чем ржавый четырехтрековый рекордер. Мне тяжело записывать с тех пор, как умер Пруф. И все же у меня сотни песен. Тех, что я делал, чтобы отвлечься — материал для меня и только для меня.
Когда я работаю, я стараюсь, чтобы вокруг не было кучи народу: я не хочу, чтобы кто-нибудь подглядывал за процессом. Быть в студии — это иногда развлечение, но не обязательно. Это работа, это мое ремесло. Если в студии много чуваков, потягивающих косяки и дурачащихся, становится трудно думать и находить верные решения. Итог такой, что кучка накуренных чуваков говорит: «Вот это клевая вещь, Еш!» Или девушки, которые просто хотят быть девушками. Что, конечно, мило. Но не когда я работаю.
