Глава 19. - Я никогда не говорила об этом ни с кем, Кларисса, - сказала Мира, - но ты- Я никогда не говорила об этом ни с кем, Кларисса, - сказала Мира, - но ты… Она замолчала, не находя слов. (Ты, одна из старейших, одна из мудрейших, знающая тайную суть вещей, что, если и ты промолчишь об этом?) - Продолжай же, Мира, - кивнула ей светловолосая дама в сером шёлковом платье. - Почему ты сегодня не со своими друзьями? Ты искала встречи со мной? - Да, искала. Скажи… - в поисках вдохновения она окинула взглядом комнату, но этот номер в дешёвой гостинице был безыскусно прост. - Скажи, сны, которые видят Бессмертные, значат не более чем… - …Чем сны смертных? И да, и нет. Всем во снах, порой, открывается какой-то скрытый прежде смысл, - голос Бессмертной чуть дребезжащий, словно треснувший бокал из тонкого стекла. - Какие сны ты видишь? - Кошмарные! – не сдержалась Мира. - Одно и то же! Я… мы все чудовища, Кларисса… - Это говорит человеческое, оставшееся в тебе. Думаешь, человек, которым ты была, умер, когда ты становилась вампиром? Мира молчала. - Ты слышала о вечном страхе вампиров? - Я его уже узнала. - Как ты зовёшь его? - Пустота. - Точное название, - Кларисса зажгла ещё одну свечу в подсвечнике, она не любила тёмные тени в углах. - Ничто. Пустота. Лишённый и жизни, и смерти – лишь тело, без души, и, потеряв тело, обращается в ничто. - А… душа? Её… нет? - Она отдана Бездне. - А что - Бездна? - Наша госпожа и хозяйка. Суть нашего проклятия. - Не много ли сущностей? – усмехнулась девушка. - Хватит одного Бога! - Я сказала «суть», а не «сущность». Ты, как все вы, молодые этого столетия, любопытна до изнанки вещей... Но изнанка на то и изнанка, чтобы оставаться скрытой. Бездна – это твои страхи, твоя вечность, твой голод, твоя вина, твои несбывшиеся мечты, твои мысли и поступки, это – ты, поскольку ты носишь проклятие. - Не понимаю, - покачала головой Мира. - Значит, пока не веришь, - беседа ничуть не взволновала её. Должно быть, через сто лет Мира станет такой же равнодушной ко всему. - Я верю в Пустоту, но не в Бездну! «Бездна» - какой романтический образ! Наш страх страшнее… - Тяжело придётся вам, юным этого века, - задумчиво прошептала Кларисса. - Вы верите в ничто, но не в душу… Чего же ты ждёшь от своей вечности? - Ни-че-го, - беззвучно, по слогам сказала Мира. - Вы опасно развлекаетесь. Ты играешь со смертью, не-знающая-смерть… Зачем? - Существовать иначе нам скучно, - сухо сказала Мира. - Не все вампиры способны вынести вечность, ты знаешь. Многие и многие сходят с ума, боясь дать этому название, ищут свою смерть и находят. И Пустота поглощает их… Но ты должна жить. Я хорошо вижу тебя. Ты достаточно сильна и холодна. Ты сама дала этому название – Пустота. Значит, должна справиться, сжиться… - Прекрати, пожалуйста, - Мира отвернулась, потёрла ладонями виски. - Ты знаешь Пустоту. Тебе открыта вечность Бессмертных. Тебе, но не твоему брату. Тебе пора оставить его. - Ты не права… - прошептала она. - Ты знаешь, что я права! Пустота давно победила и поглощает его. Нельзя делать вампирами таких юных. Владыка недаром установил возрастной ценз. - Я была его не намного старше. Да что меняют год-два?! Кларисса подняла ладонь, призывая её молчать: - Я только предупреждаю тебя, Мира! Алан давно ищет смерти, может, не зная об этом. Пустота поглотит его однажды. И тогда… спасай себя. Тебе не обязательно погибать вместе с ним. - У нас одна на двоих вечность, - ровно заметила Мира. - Если мы погибнем, то погибнем вместе. Улыбались её глаза, но не губы, как всегда: - Уж не воображаешь ли ты Алана своим господином? Ты не его рабыня, не покорная марионетка… - Я знаю, я… - …Любишь его? – вампирша опустила длинные ресницы, пряча таинственные туманные серые глаза. Она молчала долго, а когда заговорила, её голос вдруг зазвенел не как треснувший бокал – как струна. - Я говорю: тебе открыта вечность Бессмертных. Ты одна из богинь, Мира… Я знала ещё твою прабабку, и за столетие ваше семейство преуспело - прирождённые вампиры! Жестокие, знающие лишь себя и беспечные, бездумно играющие жизнями, своими ли, чужими… Я вижу тебя, твою вечную суть. Ты – разрушительница. Хаос любит тебя - ты ведь очень удачлива, не так ли? Сгинут все, кто рядом, смертные ли, бессмертные - это земля рушится вокруг тебя… В своей вечности ты должна быть одна. И ты полюбишь своё одиночество. Ты сильна и, однажды, станешь хозяйкой. А твой брат, хоть и Вако, слаб. Он уйдёт совсем скоро. - Ты не права! – снова прошептала «богиня» почти беззвучно. Губы плохо слушались. - Ты споришь… со старейшей? Будь рада своему уделу: однажды, оглянувшись назад, ты поймёшь, что стала гораздо бóльшим, чем когда-либо мечтала стать, - голос Клары снова задрожал: струна разладилась. - Теперь расскажи мне, как прошёл традиционный Большой Бал… Что говорит Амабэль Лапис?
В задумчивости Мира возвратилась на Закатную. Все друзья уже собрались там. Сегодня у них были гости из Ориенса – Элиас Сэлер и Селена Ингенс, баронесса. - Перебирайтесь к нам, - как раз сейчас, когда Мира вошла, убеждал Элиас, - район за Призрачным парком чудесный… - Там так тесно, - брюзгливо сказала Атропа. - Здравствуй, сестрёнка! – приветливо улыбнулась Мире Селена. Та удивлённо приподняла брови: что за странное обращение? Эта баронесса Ингенс слыла большой оригиналкой. День прошёл обыкновенно. Поговорив о делах насущных, друзья, как обычно, повернули в метафизику. Более часа Сайрус и Мира спорили о происхождении звериного обличья и длинных клыков у Высших, этих странностей, появляющихся только в момент охоты. Сайрус стоял за «внутреннюю сущность, подобную оборотничеству»; Мира – за «внешнюю оболочку», «маску». Договориться им не удалось, спор оборвал Эрик Бруэт, сказав, что оба они рассуждают здраво, и, потому, видимо, не прав никто. И Донна засмеялась, с обожанием глядя на него… Бруэты только что вернулись с «Маскарада» в Сатуре, и составляли сейчас очень эффектную пару: Эрик-Эдакс в безукоризненно чёрном костюме, Донна-Деянира в белом воздушном платье, как никогда похожая на ангелочка. Донна удобно устроилась у Эрика на коленях… но они были чисты. Брат и сестра до сих пор с некоторым ужасом смотрели на Алана и Миру, не одобряя столь близких отношений между столь близкими родственниками. Затем дамы завели какой-то совсем уж беспредметный разговор. Алан захандрил и отправился спать, пообещав Элиасу подумать над его предложением. На закате, наконец, устали и остальные. Мира решительно выпроводила гостей… Баронесса Ингенс на прощание снова назвала её сестрёнкой, и теперь Мира всё же решила обидеться: - Мы с вами почти не знакомы, баронесса! - Это же ужасно! Сёстры – и ничего не знают друг о друге, - юлила, ластясь, Селена. - Помните Большой Бал Сатура, прошлогодний? Вы с Аланом тогда устроили весёлую игру на количество инициаций… У нас с тобой одна бессмертная кровь, сестрёнка! (…Вон отсюда!) - …Ещё увидимся, баронесса, - любезно попрощалась Мира, и отправилась к себе. Спать… Поспать бы хоть два часа, пока голод не проснулся окончательно! А потом он снова выгонит их на улицы, в ночь, на гладкую-гладкую, скользкую-скользкую дорожку, бегущую под уклон, во тьму… (В Пустоту…)
Алан не спал. Он сидел прямо на ковре у горящего камина и неотрывно глядел на пламя. Что ж, и Мира устроилась рядом, склонила голову ему на плечо. - Баронесса Ингенс считает меня сестрой, - тихо сказала она. - Она говорит, что у нас с ней одна бессмертная кровь. Ты инициировал её? - Не помню, - он едва повёл плечами, всё также следя за трепещущими зубцами пламени. - Прошлый Январский бал? Да, наверное… Впрочем, не знаю! Вампирша содрогнулась: - Мне не нравится эта Ингенс. - Мне тоже, - бесстрастно сказал Алан. - Ходит за мной хвостиком, словно рабыня… Но я ей - не хозяин! Мира улыбнулась: - А Кларисса сегодня сказала мне, что однажды я стану хозяйкой, представляешь? - Это не развеяло его странной апатии, но она, всё же, продолжила. - Вот пройдёт... лет пятьдесят, и у меня достанет сил. Сделаю себе рабов, сотню-другую: убью, выпью всю жизнь, а потом подниму проклятием своей крови. Будет целая армия одинаковых кукол. Они пойдут, куда я прикажу, сделают, что я прикажу, скажут, что я прошепчу за них. Я смогу смотреть их глазами и слышать их ушами! Стану сильнейшей, войду в число старейших… - Ты знаешь историю первого вампира-хозяина? – Алан вёл рукой над пламенем, кончиками пальцев повторяя все движения его ярких язычков. - Нет, расскажи, - попросила Мира. - Первая сказка о carere morte, которую я услышал в детстве. История Эрвина и Лелии. «Давным-давно» случилось это. Эрвин был вампиром, Лелия, его возлюбленная, смертной… Она была дочерью герцогов Карды, живщих там, на Пустоши. Она была юной девушкой, любила солнце, ветер, утреннюю росу на траве. Она любила смотреть на белые облака в голубом небе и представлять их сказочными птицами. Она рисовала цветы яркими красками, и сама была как цветок… Она знала лишь день, а ночью, как и все смертные закрывала глаза и видела сны. Строгие родители запирали её в комнате на верху самой высокой башни замка. Там она засыпала, и Эрвин тихо входил в её окно… - Он был Высшим? – уточнила Мира. - Конечно. Это же случилось «давным-давно»! Тогда не было Низших, - усмехнулся Алан. - Лелия считала Эрвина сном. Он был её-любимый-сон… Они летали над спящей Кардой. Он надеялся, что, увидев красоты Ночи, она полюбит и Её, но Лелия не смотрела вокруг и не видела ничего, только его… Перед рассветом они прощались. - Почему ты не можешь остаться? – спрашивала Лелия и протягивала к нему руки. - Я не такой, как ты, - отвечал он и уходил. Однажды она попросила: - Так расскажи, как стать такой, как ты? Я хочу быть с тобой всегда: и ночи, и дни. Carere morte не вправе отказывать в своём проклятии тому, кто жаждет бессмертия. Но Эрвин оставил Лелию смертной. Он видел, Солнце было ей, всё же, милее, чем он. Больше он не приходил к ней. Только издали любовался ею, ночами охраняя её дом и её сон: ему хорошо были известны опасности ночного мира. А Лелия уже не могла обрести при свете Солнца ни любви, ни покоя. Она грезила встречами с Эрвином. Она была слишком юна, чтобы различать сны и явь! Каждый вечер она молилась, чтобы вернулся её любимый сон, и возлюбленный приходил к ней. Они держались за руки, она улыбалась ему… а на самом деле темноте и пустоте своей комнаты, ведь это был лишь сон, обман… Она начала болеть, таять, всё больше времени проводя во снах и всё меньше в жизни. Родители приглашали докторов, а те лишь обескуражено разводили руками и советовали поспешить с замужеством. Но однажды «Эрвин» вновь пригласил Лелию «полетать», и она шагнула за ним в окно: она не умела узнавать сны и обман! Она упала с самой высокой башни замка и разбилась насмерть. Эрвин, настоящий Эрвин не успел подхватить её! Он в это время по приказу Владыки сражался со служителями Ордена, в те далёкие времена опутывавшими и Карду своими сетями. Когда он пришёл к её дому, родители уже погребли тело Лелии в склепе. Он нашёл свою возлюбленную мёртвой, твёрдой и холодной как камень. В тёмной зале горели свечи, она лежала на каменном ложе, усыпанном яркими цветами. Лицо её было закрыто вуалью: она сильно разбила его при падении, но Эрвин откинул вуаль, не испугавшись, не отвратившись, поцеловал её истерзанные разбитые губы, а потом закричал, отрицая её смерть, споря со Смертью: «Она жива! Она будет моей!» Должно быть, он плохо видел от слёз, ведь Лелия была мертва, безнадёжно мертва… Но он поделился с покойницей своим бессмертием, и девушка очнулась, открыла глаза, приподнялась… Ненужная вуаль, рассыпав цветы, легла на каменный пол, и слёзы Эрвина высохли: Лелия вновь была прекрасна, юна, весела; она улыбалась, протягивая к нему руки. Теперь они могли быть вместе всегда: и ночи, и дни… Эрвин забрал Лелию к себе, поселил в лучшей комнате своего дома. У неё появился собственный новенький гроб из светлого дерева. Ночами Лелия была послушна и весела, лицо её светилось в лунном свете, и радостная улыбка не сходила с него, она вновь не смотрела вокруг – только на него. «Ты забыла Солнце?» - спрашивал Эрвин, всё ещё ревновавший её к вечному источнику света. «Да, - отвечала Лелия. - Я люблю тебя». Днём же, когда Эрвин крепко спал, она, бессонная, вертелась в своём гробу. Она не знала Солнце, но знала, что мертва, давно мертва… Она выла в тоске и сдирала в кровь пальцы, царапая изнутри свой новенький красивый гроб. Долго так продолжалось: годы, десятилетия, века… Но, говорят, однажды крышка гроба Лелии истончилась настолько, что начала пропускать лучи Солнца. Заметив ожоги на её чудесной бледной коже, Эрвин уложил её спать в свой гроб, а сам лёг в её постель. Тогда он заметил ужасные зарубки. «Отпусти меня», - прочитал он в неровных, тёмных от пропитавшей их крови полосках… Тогда он постиг ужас своего деяния: его Лелия мертва, давно мертва! Перед ним лишь кукла, сплетённая из нитей его воспоминаний, призрак, который он сотворил своим проклятием! Нет, меньше, чем призрак: тень настоящей Лелии! Нет… меньше, чем тень: сон-обманщик… Следующей ночью он призвал к себе свою рабыню и спросил: - Здесь ли ты? С кем я говорю? - Её нет здесь. Одно твоё проклятие, - ответствовал призрак Лелии. Но Эрвин подошёл к ней, обнял, покрыл поцелуями её лицо и руки… Она была холодна и безжизненна, как все carere morte, но радостно отвечала на его ласки, как все, кто любит и любим. И он увидел на её лице отражение собственной улыбки… - Я всё ещё люблю память о тебе, - тогда сказал Эрвин. - Но я помню!.. – крикнул он, указывая на её гроб, – вспоминаю во сне, когда заботы отступают, как ты любила Солнце! Иди. Я отпускаю тебя. Тогда Лелия улыбнулась. Другой, не его улыбкой. То была знакомая всем carere morte усмешка Бездны: - Только прикажите, куда идти, Господин… - Выйди и встреть гостя, высочайшего из всех, кто когда-либо посетит этот дом: Солнце, - еле выговорил Эрвин. Лелия послушалась. Она выполнила его приказ с похвальной точностью, и её пыль кружилась в воздухе, поблёскивала искорками, встречаясь с лучами Солнца, до самого вечера. Но Эрвин пережил Лелию всего на одну ночь. Этой последней ночью он сжёг её страшный гроб, сжёг весь свой дом… Но бессильный сжечь свою память и свою вину, встретил следующий рассвет там же, где и его любимая. Вот, это история первого из хозяев, - закончил Алан. - Потом, другие, нашли определённую выгоду в этих странных отношениях Бессмертных: «хозяин - раб». - Грустная сказка, - заметила Мира. Рука Алана вдруг скользнула в самое пламя… - Ты что?! – испугалась сестра. - Не больно, – спокойно сказал вампир. - Иди сюда, ко мне. И Мира вложила свою ладонь в его. Действительно, вовсе не больно… Пламя потрескивало, лаская кожу. - Довольно, пожалуй, - решил Алан через минуту. Он долго, со странным, каким-то рассеянным изумлением рассматривал свою ладонь, пальцы: без следов ожога. - Скучно. Завтра развлечёмся… В Сатуре…
Они всегда были сыты: охота чаще всего бывала успешной. Успех этот не был следствием вдумчивого осторожного расчёта. Наоборот, они были отчаянно смелы и абсолютно бесстрашны, и им везло. Их везению завидовали многие. Сегодня на ночную прогулку с компанией отправилась даже тихая, пугливая, добрая Донна Бруэт. Идеи куда направиться в Сатуре выдвигались спонтанно, на ходу. - Рябиновая улица? – предложил Сайрус. Алан расхохотался, а Эрик Бруэт крикнул: - Ага! А тела убитых мы красиво развесим на Ратуше! Ты с ума сошёл, Сайрус? В центре Сатура? Во время первого за историю Доны визита испанской королевы?! Тебе мало того внимания Ордена, которое мы имеем?! Хочешь, чтобы они устроили настоящую облаву? - Может, казино на Золотой набережной? – предположила Белла. - Здесь недалеко. - Да, казино! – легко согласился Алан. А Мира, которую впечатлила идея Сайруса в редакции Бруэта, чуть приуныла. - Казино! – Сайрус был недоволен. - Опять часами ждать неудачников, вынужденных возвращаться домой пешком… - Нет-нет, нам повезёт, - Алан уже воодушевился идеей казино, - сегодня нас ждёт грандиозная охота! Я чую… - Мы поздно встали сегодня! - заметила Белла, поглядев на Большие часы Солнечной башни. - Почти четыре утра. Сейчас пробьёт… Так и было. Сопровождаемые боем часов, вампиры направились к казино «Магнум». Сайрус Дейн всё же покинул компанию, решив поохотиться в одиночку. Добравшись до казино, Беллу отправили разведать обстановку, и скоро она вернулась, очень довольная: - Здесь недалеко в саду парочка! – она облизнулась. - Сегодня мы будем сыты. Алан и Эрик отправились по её указке, а Белла, сделав круг почёта над садом, помчалась куда-то в сторону жилых кварталов. В засаде остались Мира и Донна. Они выбрали и подготовили место для их будущей общей трапезы: полянку в глубине сада, окружённую деревьями со всех сторон. Здесь был искусственный грот, насыпанный из камней, с чашей воды в нём и пара старых, облезлых скамеек – лучшее свидетельство того, что этот уголок сада давно забыт. - Здесь слишком открыто, - поёжилась Донна то ли от весеннего, ещё холодного ветра, то ли от страха. - Мы можем уйти за грот, - предложила Мира. - Ты боишься? - …Если сюда кто-нибудь зайдёт и увидит нас? – её голос дрожал. - Мы ведь только что проверили окрестности: никого. - А… если здесь охотники?! - Мы их не заметим, пока они этого не захотят - их больше, чем нас любит удача, - вздохнула вампирша. - Увы, люди – добыча для нас, но мы – добыча для слуг Ордена. Донна испуганно озиралась. - Да не бойся, - бросила Мира, взбираясь, из чистого любопытства, на грот, - мы с ними столько раз играли вместе! Прикинешься смертной… Ты - Низшая, может и сойдёшь за «жертву». Любой из нас тебя унесёт. - Утро скоро, - прошептала Донна. Это была её первая прогулка: Эрик берёг свою сестричку. - Родители видят десятый сон…
Первой с добычей вернулась Белла. Вампирша швырнула на землю бездыханное тельце мальчика лет восьми… - Когда ты успела? – изумилась Мира. - В квартале отсюда постучалась в окошко… Мне опрометчиво открыли! – Атропа расхохоталась. - Ты видела Эрика? – спросила Донна из-за спины Миры с ужасом поглядывая на жертву Беллы. - Они там, в саду, - кивком головы указала направление Белла. - Уже трапезничают… И вас ждут! - Опять они торопятся! – проворчала Мира. - Летим, Деянира.
Пару раз по дороге Мира останавливалась на деревьях, оглядывала сад. Сад пустовал. Вскоре их догнала и обогнала смеющаяся, не сытая одной жизнью Белла. Алан и Эрик нашлись на центральной аллее, буквально в двух шагах от казино! «Вот, бесстрашные! Повезло им, что сад пустует! Странно… Обычно здесь всегда можно встретить запоздалого прохожего». Что-то грозное было в последней мысли: сад пустует… странно пустует! Но Мира не стала её додумывать, она была слишком голодна. Вампирша выпустила Донну в шаге над землёй, сняла «маску»… - Девочки, вы вовремя! – крикнул им Эрик. Тут Белла оттолкнула его и впилась зубами в шею его жертвы – девушки. - У-у, прожорливое чудовище! – возмутился он, но сыто, благодушно. - Не убивай её, оставь Донне. - Ты уже выпил весь страх, - огорчилась Мира, подходя к брату. - Я оставил тебе его жизнь, - промолвил Алан, с привычной элегантностью поправляя воротничок. - Будь благодарна мне! Это самое… (…вкусное). Он не договорил. Вдруг упал лицом вниз, безвольно раскинув руки, как тряпичная кукла. Короткая арбалетная стрела торчала в его спине. Бешено быстро, Мира обернулась. Сеть летела в Эрика, но тот увернулся, преобразился, взлетел. Охотники здесь! Теперь вампирша замечала быстрые тени за деревьями, деревьям не принадлежащие… Следующая сеть полетела в неё, Мира кинулась в сторону, прочь от опасности… и от Алана, недвижно лежащего на земле, преобразилась, взлетела – одновременно с Беллой. Очередная стрела просвистела совсем рядом, но целились не в неё: серебряный наконечник пронзил Атропе голову, и она, мгновенно потеряв звериное обличье, замертво свалилась на землю. Резкие взмахи крыльев, обманные пируэты, повороты – так она прежде не танцевала! Страх опережал рассудок, она летела вверх, не думая. Наконец, остановилась. Эрик кружил недалеко от неё. «Почему он не улетает? - растерянно подумала Мира. - Донна! Мы же оставили Донну!» Охотники вышли из под свода деревьев. (Много, два отряда…) – Один склонился над Беллой: - In nominae Patris, et Filii, et Spiritus Sancti, - услышала Мира. Она слышала об этом ритуале, но видеть действо её не доводилось. Охотник вонзил серебряный кинжал Белле в сердце, сбрызнул тело святой водой. Последовавшая за этими каплями реакция была ужасной: тело сгорало изнутри, пожираемое пламенем собственного проклятия. Молния, но не с небес – из преисподней. Через мгновение от великолепной вампирши осталась кучка пепла. Побелевшая, с огромными, казавшимися чёрными, глазами, похожая на привидение, Донна медленно отступала по центральной дорожке, разведя руки, точно балансировала на канате. Она боялась повернуться к ним спиной, боялась стрелы в спину… Двое подхватили её под руки, и она не сопротивлялась. - Легче, она не похожа на carere morte! – прикрикнул кто-то из охотников. - Сейчас проверим, - улыбнулся один из тех, кто держал Донну и плеснул святую воду девушке на платье. Донна завизжала, раздирая мокрую, словно просевшую в тело ткань ногтями, и кожа на пальцах лопалась, сползала как перчатка… - Вампир, - резюмировал охотник. - Ты ошибся, Аспер. Эрик сделал движение, словно хотел броситься вниз, но те, кто стерёг взлетевших, немедленно отреагировали: вампир едва увернулся от сети. Сделав ещё один отчаянный круг, он умчался прочь. …А Мира продолжала бестолково метаться. (Алан!) – Он уже пришёл в себя. Двое схватили его и держали за руки. С ритуалом слуги Ордена на сей раз не спешили. Один из охотников всё спрашивал вампира о чём-то… Алан молчал. Его взгляд, улыбка были рассеянными, а брови сведены, точно он силился что-то вспомнить или… (…проснуться?) - Нет!!! – жалобный, совсем детский крик Донны Бруэт. - Эрик?!!! Нет, нет, нет!!! – И охотник, уже читавший молитву, остановился. Но другой хмуро указал на тело несчастной жертвы Беллы, ещё живой, около которой хлопотала какая-то охотница, и ритуал продолжился. - Нет! Нет! – отчаянно, не веря. Этот слабый крик не способен отогнать смерть, он теряется, затухает… в Пустоте. Вот серебряный кинжал пригвоздил Донну к дереву, и крик оборвался. Завидев в руке другого охотника кинжал, который был направлен Алану в сердце, вампирша взвыла и, забыв об осторожности, ринулась вниз. Тут же её накрыла сеть. Мира рухнула прямо под ноги охотнику, пленившему её. Сеть лишала её сил. Ещё немного, и чудовищное обличье исчезнет, и она станет совсем беззащитной. Мира сжалась, замерла, пытаясь удержать хоть эти жалкие остатки своей силы. - Безрассудно, - промолвил охотник над ней. - Похоже, это её «хозяин», - и обратился к тому, с кинжалом. - Заканчивай скорее ритуал. Мира встретилась взглядом с Аланом, увидела лишь пустоту в его глазах, и её начала охватывать паника. Слова молитвы звучали и для неё, каждое – острый нож. Она вздрагивала, как от ударов. «Не боятся! Думать! Думать!!!» - (Алан! Алан!!!) – Она тяжело глотала воздух. Гулко стучало впервые за три года проснувшееся сердце. …Он пытался вырваться, но безуспешно. Вот рванулся в последний раз, но, видимо поняв, что уйти от удара кинжалом не удастся, вдруг перестал сопротивляться, расслабленно закрыл глаза, чуть приподнял голову и… захохотал. Вот она, Пустота! Этот безумный смех куда больнее слов молитвы… Но скоро – очень скоро! – он оборвался, и новая незнакомая боль пронзила её сердце тонкой холодной иглой. Мира рванулась к брату отчаянно, уже безнадёжно: охотник плеснул святую воду в его лицо, оскаленный в улыбке безумца рот, и – о, чудо! – плохо закреплённая сеть спала… Освобождённая вампирша взмыла вверх под общий вопль: «Держи!», помчалась прочь. Мира задыхалась, не видя ни земли, ни неба. Это и её убили только что… Ей думалось, что она удирает от Пустоты… - Лети-лети! – кричал ей вслед кто-то из охотников. - В следующий раз… побеседуем!
…Ника смотрела на неё, точно видела привидение. Мира с грохотом захлопнула створки окна, холодно, злобно поинтересовалась: - Что такое, Никта? - Ты… живая? А Эрик сказал… - Где он? - Там, в комнате, - мотнула головой Ника. - Правда, что он говорит? Что… - Они убили Алана, Донну, Беллу, - ровно сказала Мира, проходя мимо подруги в комнату. - Я… так ничего и не поела, Ника… Есть ли у нас… хоть что-нибудь? И Эрик при виде её вскочил: - Мира?! Я видел, как тебя поймали сетью… - Плохо поймали, - спокойно заметила Мира и, упав в кресло, простонала. - Сейчас бы кошечку! Или хоть крыску! - Алана убили тоже? Как ты удрала от них? - Они вообразили, что я - его рабыня! – вампирша рассмеялась; смех этот более походил на рыдания, но, всё-таки, был именно смехом. - Они не стали тратить на меня слов: убив хозяина, убьёшь и рабыню! И сеть закрепили плохо, решив что я уже никуда не денусь… - Что ты так бросилась вниз?! Донна… она… - Её убили. Ты… почувствовал? Он только кивнул, бессильно сжимая и разжимая кулаки. - Я тоже… - прошептала Мира, взлохматив себе волосы. Сзади неслышно подошла Ника, обняла её за плечи: - Мира, иди спать… Эрик? - Я сказал тебе: не говори со мной! – крикнул он. – Потом! Всё – потом! «Да: всё потом! Он прав. Не говорить, не слушать, не думать сейчас, закрыть глаза… и спать». Мира молча поднялась, повела плечами, стряхивая руки подруги. В поистине гробовой тишине она прошла до двери их с Аланом комнаты и отворила её…
Это был удар, разрушивший её мир. И в мечтах, и в яви они были вместе, рука об руку: бессмертные боги, жестокие дети, смеющиеся в лицо всем земным страхам. Вместе они неудержимо скользили по гладкой-гладкой скользкой горке – в Бездну, Пустоту… но было не страшно, ведь рядом был он, её Бог. Она знала, всегда знала, однажды они заплатят за сотни отнятых жизней. Но полагала, заплатят вместе… А случилось так, что он упал, и их руки расцепились, и, обернувшись назад, Мира увидела лишь пыль, уносимую ветром. (И Пустоту…) Она осталась одна. Так внезапно кончилась её бессмертная юность! Нашлось место для первого прошлого в её вечности: три счастливейших года, ушедшие безвозвратно. Она совсем не спала в первую неделю. О, как ей было плохо! Внезапно оборвались сотни, тысячи нитей, протянутых меж ней и братом, любимым, и оборванные, болезненно ноющие концы этих нитей холодил ветер, что гуляет в Бездне. «Алан!» - любая мысль вела к нему, любая вещь, на которую падал её взгляд, любой звук, но все эти воспоминания-узнавания приводили её к Пустоте… К страшному слову «Никогда». Теперь эти «никогда» были везде. …Она ещё долго помнила его руки на своей коже. Мира, наверное, умерла бы в эту первую неделю, если б не Ника. Умерла не как рабыня, исчезнув, но как любимая – угаснув. Но Ника сидела с ней рядом в тёмной комнате ночи и дни, она, Низшая, находила ей пищу. И однажды, устав, обессилев, наконец, от бесконечных «никогда», Мира смогла уснуть. Пришедшие сны не принеси покоя. Мира и Алан вновь и вновь шли рука об руку. Знакомая картина: старая мудрая Карда, полный кровью Нэсс, тысячи кричащих, безликих… мёртвых, у которых они отняли жизни. А брат и сестра смеялись, узнавая и любя безумие в глазах друг друга… Вот он вновь и вновь падал, и их руки размыкались. Вновь и вновь Мира оставалась одна. Не одна. Вокруг были сотни, тысячи глаз. Вокруг были люди, смертные, и сияние их жизней ослепляло. Враги… Как они боялись её! Как они ненавидели её! Она читала на их одинаковых лицах одинаковые отвращение, презрение, пожелание смерти. Так что же они не убили и её вместе с ним? – Мира вновь и вновь шла на мечи этих взглядов, молила: убейте, убейте! Здесь за горами мёртвых тел пряталась Пустота. И вампирша не хотела оставаться с нею в одной вечности… и без своего спутника. Но сон обрывался. Она по-прежнему оставалась carere morte… (Алан, Алан! Ты, погубивший меня, зачем ты оставил меня?!)
…Но молила о смерти она только во снах. В яви, приди в их дом охотники, Мира умчалась бы прочь, быстрее ветра…
- Нам следует изменить наше представление об охотниках, - сказала она как-то друзьям. - Мы всегда бежим от них, поэтому нас легко побеждают. - Ты уже нападала однажды, обознавшись, - напомнил Сайрус, - спутала охотницу с добычей… Помнишь, чем тогда кончилось? - А Эрик сообщил: - Мне это безразлично. Я, вообще, собираюсь оставить столицу. Он переживал смерть Донны ещё тяжелее, чем Мира – гибель Алана. - Бесполезно сражаться против них, - продолжал Сайрус. Мира задела весьма болезненную для него тему. - Они уклонятся от любого выпада. Ударишь ножом, выстрелишь – промахнёшься или едва оцарапаешь. Они словно заговорённые для нас! Ты помнишь, как та охотница ушла от твоего удара? Какая простая смертная похвалится такой скоростью? - Помню-помню, - ворчливо ответила Мира Сайрусу, игнорируя пока Эрика. - Только скорость здесь ни при чём, просто рядом с ними мы слабеем. Но ты - помнишь, что сам тогда услышал от них? Их таинственная сила не безгранична. Они боятся нас, порой, не меньше, чем мы их! Они боятся сойти с ума… Значит, можно пробить брешь в их «защите»! И под ней они – обычные смертные. - Риск, Мира! – перебил Сайрус. - Ты подумай, какой это риск! Что ты рассуждаешь?! Да что мы знаем о них, врагах?! - Я достаточно знаю о себе, Сайрус, - ровно сказала Мира. - Я довольно много знаю о carere morte… И о той силе, что стоит за нами. Ты знаешь, о чём я… Он был безмолвен и недвижим, но вампирша уловила понимание - то же знание в его мёртвых бессмертных глазах. - Если бояться своей силы, Сайрус, если бежать от неё: да, однажды тебя настигнет «Карающая Десница Господня»! «Argento soleque», – кажется, так. А девиз с герба Старейшего из Бессмертных тебе известен? - Нет, - за Дейна ответила Ника. - «Ex unique leinem» - «по когтю льва», Сайрус, - она всё не отставала от него: важно было убедить сейчас его, вечного спорщика. - Мы убегаем от этих охотников, как добыча, как смертные от нас… Но мы не люди, почему мы не помним об этом?! Если мы полюбим свою Силу, если научимся ею пользоваться против них – мы победим! Видя, что Сайрус и Ника убеждены достаточно, Мира обратилась к Эрику: - Ты собираешься уехать из Доны? - Вообще – из страны… Не могу здесь… «…везде «никогда», - понимаю. Вслух она сказала: - Ты же знаешь, граница для нас закрыта. Подожди, не спорь! Беги хоть на запад, хоть на восток… Даже, если тебе удастся установить дружеские отношения с теми удачливыми собратьями, что прежде тебя ухитрились обосноваться там, сколько ты сможешь осторожничать, выверяя каждый свой шаг? Сколько ты сможешь голодать? Недолго продлится твоя вечность! Участятся случаи подозрительных убийств - и Орден вышлет за убийцей своих карателей. Нас находят и за границей, Эрик, и уничтожают! Друзья потерянно молчали, и Мира воодушевилась окончательно: - Сэлер говорит, они всегда стремятся убить нас ритуалом, хоть это и много сложнее, чем отрубить голову мечом. Чтобы не пришлось потом прибираться, чтобы от нас оставалась лишь пыль… Мечи они берут только на облавы, заранее подготовленные, а в обычных рейдах их оружие - сети, кинжалы, вода… Ритуал долог, можно устроить им ловушку. Сначала мы заставим их выдать себя: одному придётся их спровоцировать, пока другие будут следить из засады. Он отвлечёт их на себя, и, тогда, другие нападут. - Напасть на охотников первыми… Ты зовёшь нас бросить вызов Творцу? – тихо спросил Сайрус, и Мира рассмеялась: - Это зависит от твоей… точки зрения на вампиризм! Религиозный фанатизм более пристал охотникам, Сайрус... А вампиры – сами себе боги…
Да, именно так. Только во снах, всё реже и реже Мира умоляла убить то чудовище, которым она стала. Ведь это была мольба о спасении… которого не могло быть: «Отказавшаяся от смерти – не нуждающаяся в жизни. Моя вечность состоит из голода и неистребимого страха. Я – сосуд, полный Пустотой. Я знаю одну свою силу, я люблю одну свою силу, я верю в одну свою силу. Впереди «никогда», позади то же… Меня уже никто и ничто не спасёт».
…Она смирилась с Пустотой. Она полюбила своё одиночество. Она продолжала играть.
|
