Глава девятнадцатая. Дни шли, солнце всходило и заходило, потом снова всходило и снова заходило
Дни шли, солнце всходило и заходило, потом снова всходило и снова заходило. Иногда отец являлся домой, а иногда не показывался. Уши у Эдварда стали жёваные, но его это нисколько не беспокоило. Свитер его распустился почти до последней нитки, но это его тоже не беспокоило. Его нещадно тискали и обнимали, но ему это нравилось. А по вечерам, когда Брайс брал в руки веточки, к которым были привязаны куски бечёвки, Эдвард танцевал и танцевал. Без устали. Прошёл месяц, потом два месяца, три… Саре‑Рут стало хуже. На пятый месяц она отказалась есть. А когда наступил шестой месяц, она начала кашлять кровью. Дыхание её стало неровным и неуверенным, как будто в промежутках между вдохами она забывала, как надо дышать. – Ну, солнышко, дыши, дыши же, – говорил Брайс, стоя рядом с ней. «Дыши, – повторял Эдвард из её объятий, как из глубины колодца. – Пожалуйста, пожалуйста, дыши». Брайс перестал ходить на работу. Он сидел дома целый день, держал Сару‑Рут на руках, укачивал её, пел ей песни. Одним ярким солнечным утром в сентябре Сара‑Рут совсем перестала дышать. – Нет, нет, этого не может быть! – твердил Брайс. – Ну, пожалуйста, солнышко, дыши, дыши ещё. Эдвард выпал из рук Сары‑Рут ещё накануне вечером, и она больше о нём не спрашивала. Лёжа на полу лицом вниз, закинув руки за голову, Эдвард слушал, как плачет Брайс. Потом он слушал, как в дом вернулся отец и стал кричать на Брайса. А потом отец заплакал, и Эдвард слушал, как он плачет. – Ты не имеешь права плакать! – кричал Брайс. – Ты не имеешь права плакать. Ты её даже не любил. Ты вообще не знаешь, что такое любовь. – Я любил её, – говорил отец. – Я любил её. «Я тоже её любил, – думал Эдвард. – Я любил её, а теперь её нет на свете. Странно это, очень странно. Как дальше жить в этом мире, если здесь не будет Сары‑Рут?» Отец и сын продолжали кричать друг на друга, а потом наступил ужасный момент, когда отец заявил, что Сара‑Рут принадлежит ему, что это его девочка, его ребёнок и он сам будет её хоронить. – Она не твоя! – кричал Брайс. – Ты не имеешь права. Она не твоя. Но отец был большой, сильный, и он победил. Он завернул Сару‑Рут в одеяло и унёс. В домике стало очень тихо. Эдвард слышал, как по комнате бродит Брайс и что‑то бормочет себе под нос. Наконец мальчик поднял Эдварда.
– Пойдём, Бубенчик, – сказал Брайс. – Нам теперь тут делать нечего. Мы поедем в Мемфис.
|
