Судьба Тиберия

 

 

«Если мы бросим Тиберия, то кое-что утратим — наш человеческий облик».

Джек Уоллес

 

Новая война + 2 года и 7 месяцев

 

Спустя почти три года после часа ноль Армия Серой Лошади подошла к врагу на расстояние удара — мы добрались до Полей сбора разведданных «Рагнарек». Там нас ждали испытания, с которыми нам еще не приходилось сталкиваться. Можно сказать, что мы оказались совершенно не готовы к тому, что нас там ждало.

Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217

 

— Тиберий, огромный африканец, лежит на спине, тяжело дышит, по его телу идут судороги, во все стороны летят окровавленные комки снега, от разгоряченного тела поднимается пар. Он самый большой и самый смелый солдат в нашем отряде, но все это не имеет значения, когда из снежной круговерти возникает кошмар и начинает поедать Тиберия живьем.

— О боже! — рычит Тиберий. — Боже мой!

Десять секунд назад раздался резкий треск, и Тиберий упал, а остальные сразу же попрятались за холмом. Где-то, скрытый бураном, засел снайпер, и теперь из-за него Тиберий лежит на ничейной земле и истошно вопит.

Джек застегивает ремешок на каске.

— Сержант? — спрашивает Карл, наш инженер.

Джек молча потирает руки и начинает взбираться по холму. Я хватаю брата за руку.

— Куда ты, Джек?

— Спасать Тиберия.

Я качаю головой.

— Ты же знаешь, что там ловушка. Такой у них метод — они играют на наших чувствах. У нас только один выход.

Джек молчит. Тиберий за холмом орет так, словно его засунули в мясорубку ногами вперед — и возможно, это не так уж далеко от истины.

— Придется его бросить, — шепчу я. — Мы должны идти дальше.

Джек отталкивает мою руку. Он не верит своим ушам — и я, в общем, тоже. Война меняет людей.

Все дело в том, что я — единственный в отряде, кто может сказать Джеку правду.

Внезапно Тиберий умолкает.

Джек смотрит на холм, затем на меня.

— Да пошел ты, братишка. С каких пор ты стал думать, как они? Я собираюсь помочь Тиберию. Это по-человечески.

— То, что я их понимаю, еще не значит, что я на них похож, — отвечаю я, но не очень убедительно.

Однако в глубине души мне ясно, что я действительно стал таким же, как роботы. Мое существование превратилось в цепочку решений, от которых зависит жизнь и смерть. Оптимальные решения приводят к новым решениям, не оптимальные — к кошмару, который сейчас разыгрывается за холмом. Чувства лишь вставляют палки в колеса. Внутри я превратился в боевую машину. Пусть моя плоть слаба, но мой разум светлый, острый и твердый, словно лед.

А Джек все еще ведет себя так, словно мы живем в мире людей, словно его сердце — не просто насос для перекачивания крови. Такой настрой приводит к смерти, здесь ему места нет — по крайней мере если мы хотим уничтожить Архоса.

— Я тяжело ранен, — стонет Тиберий. — Помогите! О боже… Помогите.

Остальные чуть в стороне, нетерпеливо следят за нашим спором; они готовы по команде бежать дальше и продолжить выполнение задания.

Джек делает последнюю попытку объяснить:

— Да, это риск, но если мы бросим Тиберия, то кое-что утратим — наш человеческий облик.

Вот оно, отличие между Джеком и мной.

— К черту человеческий облик! — кричу я. — Я хочу жить! Ты что, не понимаешь? Они же убьют тебя, Джеки!

Стон Тиберия парит в воздухе, словно призрак. Голос у него странный — низкий и хриплый.

— Джеки… Помоги мне, Джеки! Выходи, потанцуем.

— Что за черт? Никто не зовет тебя Джеки!

На секунду я задумываюсь: а не подслушивают ли нас роботы? Джек пожимает плечами.

— Если мы его бросим, значит, они победили.

— Нет. Они побеждают с каждой секундой, пока мы точим здесь лясы. Робы-то на месте не сидят. Они будут здесь с минуты на минуту.

— Подтверждаю, — говорит Черра, подходя к нам. — Тиберия ранили минуту и сорок пять секунд назад. Предполагаемое время прибытия — через четыре минуты. Нужно сваливать отсюда ко всем чертям.

Швырнув на землю каску, Джек разворачивается к Черре и остальным.

— Вы этого хотите? Бросить Тиберия? Сбежать, словно жалкие трусы?

Мы все умолкаем на добрые десять секунд. Я почти чувствую тонны металла, которые несутся к нам сквозь буран. Вижу, как «богомолы», наклонив покрытые изморозью визоры, вспахивают когтями вечную мерзлоту, чтобы побыстрее добраться до нас.

— Выжить, чтобы победить, — шепчу я брату.

Остальные кивают.

— Да пошло оно!.. — бормочет Джек. — Может, вы и роботы, но я — нет. Мой товарищ зовет меня. Делайте что хотите, а я иду за Тиберием.

Без долгих рассуждений Джек начинает лезть вверх по холму. Остальные члены отряда смотрят на меня, поэтому я начинаю действовать.

— Черра, Лео, распакуйте экзоскелет для ног — передвигаться самостоятельно Тиберий не сможет. Карл, лезь на холм и смотри в оба. Окликай все, что видишь, но не высовывайся. Как только они перевалят через вершину, мы уходим.

— Джек! — кричу я, подбирая его каску. Брат оборачивается на полпути. Я кидаю ему каску, и он ловко ловит ее. — Не дай себя убить!

Джек ухмыляется во все тридцать два зуба, совсем как в детстве. Сколько раз я видел эту дурацкую ухмылку: когда он прыгал с гаража в бассейн-«лягушатник», когда устраивал гонки по проселкам, когда покупал скверное пиво по фальшивому водительскому удостоверению. Такая улыбка всегда меня успокаивала — она означала, что у моего старшего брата все под контролем.

А сейчас она меня пугает. Палки в колесах.

Джек наконец исчезает за холмом. Я догоняю Карла, и, выглядывая из-за сугроба, мы следим за тем, как мой брат ползет к Тиберию. Земля мокрая и грязная; мы взрыли ее сапогами, когда бежали, чтобы укрыться за холмом. Джек ползет механически, выставляя то левый, то правый локоть, отталкиваясь от заснеженной земли сапогами.

И глазом не успеешь моргнуть, а он уже на месте.

— Статус? — спрашиваю я у Карла. Опустив визор и склонив голову набок, инженер тщательно ориентирует антенну. Он, похожий на футуристическую Хелен Келлер, сейчас видит мир так же, как и роботы. Жизнь моего брата зависит от него.

— Номинальный. Ничего не видно, — отвечает Карл.

— Может, они за горизонтом.

— Стой. Что-то идет.

— Ложись! — ору я, и Джек падает на землю, однако продолжает обвязывать веревкой ногу Тиберия.

Я уверен, что мы только что попали в какую-то ужасную ловушку. В нескольких метрах от нас взмывает гейзер из камней и снега, затем сквозь кружащийся снег доносится треск, и, так как скорость у звука черепашья, я понимаю, что все практически кончено.

Почему, почему я позволил брату уйти?

С треском, словно хлопушка, появляется желтый шар и, взмыв в воздух метров на пять, полсекунды вращается, освещая все вокруг тусклым красным светом, а затем падает на землю. На мгновение каждая танцующая в воздухе снежинка замирает, подсвеченная красным. Мы словно на дискотеке.

— Глаза! — кричит Карл. — Они нас видят!

Я выдыхаю. Джек жив. Он привязал веревку к ноге Тиберия и теперь тащит его к нам. От усилий его лицо искажено гримасой. Тиберий не двигается. На обледеневшей равнине тихо, если не считать рычания Джека и воя ветра, и я нутром чую, что мой брат попал в перекрестье прицела. Та часть мозга, которая предупреждает меня об опасности, уже сошла с ума.

— Быстрее! — кричу я Джеку. Он уже на полдороге, но, возможно, это не имеет значения — в зависимости от того, что приближается к нам из бурана. — Приготовиться к бою! Робы идут! — кричу я товарищам по оружию.

Как будто они и не знают.

— Цели идут с юга, — говорит Карл. — «Перфораторы». — Подняв визор, тощий южанин несется вниз с холма, тяжело дыша. Он присоединяется к остальным, которые уже достали оружие и теперь ищут укрытия.

И тут снова раздается треск. Вокруг Джека взлетают фонтанчики льда и грязи; вечная мерзлота покрывается кратерами. Брат не ранен, и он, спотыкаясь, продолжает идти дальше. Его большие голубые глаза встречаются с моими. Вокруг него в снег уже зарылся выводок «перфораторов».

Мы оба знаем, что это смертный приговор.

Я не думаю, а реагирую. Мои действия не связаны с чувствами или логикой. Я поступаю не как человек и не как робот — я просто действую. В такие мгновения абсолютного кризиса решение принимает наша истинная сущность, отвергая весь опыт и мысли. Принимая подобные решения, человек лучше всего узнает о том, что такое судьба.

Я прыгаю с холма на помощь брату — одной рукой хватаю обледеневшую веревку, а другой достаю из кобуры пистолет.

«Перфораторы» — куски металла размером с кулак — уже выбираются из кратеров на поверхность и «расцветают» позади нас, вбивая в землю ноги-якоря и прицеливаясь нам в спину. Мы уже почти добрались до холма, когда первый «перфоратор» взлетает и втыкается в левую икру Джека. Я слышу ужасный, хриплый вопль брата и понимаю, что все кончено.

Не глядя, я стреляю куда-то себе за спину, и по дурацкой случайности мне удается попасть в одного «перфоратора» и запустить цепную реакцию. Если корпус «перфоратора» поврежден, робот взрывается. В мою броню и заднюю часть каски врезается ледяная шрапнель, и я чувствую, как по бедрам и шее растекается влажное тепло. Мы с Джеком тащим безжизненное тело Тиберия за сугроб, в безопасное место.

Застонав, Джек падает, сжимая икру. Внутри него «перфоратор» перемалывает мускулы ноги, пытаясь найти кровеносную систему. Хоботок, похожий на дрель, поможет роботу добраться до бедренной артерии, а по ней — до сердца. В среднем данный процесс занимает сорок пять секунд.

Схватив Джека за плечи, я резко швыряю его с холма.

— Икра! Левая икра! — кричу я своим.

Как только мой брат пыльным мешком падает к подножию холма, Лео расплющивает его левую ногу, наступив стальным сапогом экзоскелета точно над коленом. Треск, который издает ломающаяся бедренная кость, слышен даже с вершины холма. Лео прижимает ногу Джека к земле, а Черра принимается пилить ее зазубренным штыком, в надежде удалить вместе с ней и «перфоратор».

У Джека уже нет сил кричать. На шее выступили жилы, а лицо, побелевшее от потери крови, выражает страдание, гнев и неверие. Сейчас мой брат испытывает такую боль, что человеческое лицо не приспособлено к тому, чтобы выразить ее.

Через секунду я падаю на колени рядом с Джеком. Тело зудит от тысячи мелких ран, но мне ясно, что в целом я в порядке. Попадание «перфоратора» похоже на прокол колеса; его ни с чем не спутаешь.

А вот Джек пострадал.

— Ах ты, тупой осел, — говорю я ему. Он ухмыляется. Где-то за пределами поля зрения Черра и Лео делают что-то ужасное. Краем глаза я вижу руку Черры; целеустремленно летающую взад-вперед, словно доску пилит.

— Извини, Мак, — говорит Джек. На его губах выступила кровь: плохой знак.

— Нет-нет, братишка. «Перфоратор»…

— Слишком поздно. Теперь главный ты. Я так и знал. Теперь ты главный. Береги мой штык, понял? Никаких ломбардов?

— Никаких ломбардов, — шепчу я. — Не шевелись, Джек.

У меня сдавливает горло, и мне тяжело дышать. Что-то щекочет щеку; я провожу по ней ладонью — мокро. Почему, я не понимаю.

— Как ему помочь? — спрашиваю я у Черры.

Подняв окровавленный штык, к которому прилипли кусочки костей и мяса, она качает головой. Лео, стоящий надо мной, печально вздыхает, выпуская клубы пара. Остальные ждут. Все мы понимаем, что скоро из поземки на нас бросятся чудовища.

Джек хватает меня за руку.

— Кормак, ты спасешь нас.

— Ладно, Джек, ладно.

Брат умирает у меня на руках, и я стараюсь запомнить его лицо, так как это очень важно, и в то же время не перестаю думать о том, что сейчас к нам ползут «перфораторы».

Джек крепко зажмуривается, затем открывает глаза. Его тело сотрясается от гулкого взрыва: «перфоратор» добрался до сердца и сдетонировал. Тело Джека подпрыгивает в сильнейшей конвульсии, глаза брата заливает темная кровь. Заряд не сумел вырваться из брони, и теперь она — единственное, что не дает телу развалиться. Но лицо Джека… Сейчас он тот же парнишка, с которым я рос. Я убираю волосы со лба Джека и закрываю ему глаза.

Моего брата больше нет.

— Тиберий умер, — говорит Карл.

— Какой сюрприз, — замечает Черра. — Он всю дорогу был мертв.

Она кладет мне на плечо руку в перчатке.

— Джек должен был послушать тебя.

Черра пытается подбодрить меня, беспокоится обо мне. Но чувства вины во мне сейчас нет — одна лишь пустота.

— Он не мог бросить Тиберия, — говорю я. — Такой уж он человек.

— Ну да.

Черра указывает на тело Тиберия — на его спине извивается клубок проводов и клешней, похожий на металлического скорпиона. Две ноги, покрытые колючками, погрузились в торс между ребрами, еще восемь ног, словно лапы насекомого, обхватили лицо. Тварь сжимается, выдавливая воздух из легких Тиберия, словно из мехов аккордеона.

— Н-н-х, — говорит труп.

Черт побери, неудивительно, что Тиберий вопил.

Все пятятся назад. Подняв штык Джека и утерев лицо, я оставляю брата в снегу. Затем, подпихнув тело Тиберия ногой, переворачиваю его на спину. За спиной полукругом встают мои товарищи.

Рот Тиберия широко раскрыт, словно он на приеме у дантиста, а глаза смотрят в пустоту. На лице написано комичное удивление. Я бы на его месте выглядел точно так же. У машины, которая вцепилась ему в спину, много лап, обхвативших его голову и шею. Похожие на клешни манипуляторы крепко держат челюсть; другие, поменьше, залезли в рот, и держат язык и зубы. Видны пломбы в коренных зубах. Рот блестит от крови и проводов.

Зажужжав, «скорпион» приходит в движение: ловкие лапы месят горло и челюсть Тиберия, скручиваются, раскручиваются. Ноги твари выдавливают воздух из легких, через связки и рот. Труп Тиберия превращается в нелепый паровой орган.

— Идите обратно, — говорит он. — Или умрете.

Слышно, как на снег что-то выплескивается, и в воздухе разносится острый запах рвоты.

— Кто ты? — дрожащим голосом спрашиваю я.

Труп Тиберия содрогается; «скорпион» заставляет его пробулькать следующие слова:

— Я Архос. Бог роботов.

Я замечаю, что за спиной у меня стоят мои товарищи. С каменными лицами мы переглядываемся и, как один, наводим оружие на кусок металла. Я изучаю оскаленное, мертвое лицо врага и чувствую, как братья по оружию наполняют меня силой.

— Приятно познакомиться, Архос, — наконец говорю я, и с каждой секундой мой голос становится все тверже. — Меня зовут Кормак Уоллес. Извини, но выполнить твою просьбу мы не можем; видишь ли, через пару дней мой отряд заглянет к тебе в гости — и тогда мы прекратим твое существование. Мы зальем пламя тебе в глотку, ты, мерзкий кусок дерьма. Мы сожжем тебя заживо — это я тебе обещаю.

Тварь раскачивается, странно похрюкивая.

— Что она говорит? — спрашивает Черра.

— Ничего, — отвечаю я. — Она смеется.

Кивнув ребятам, я обращаюсь к окровавленному, извивающемуся трупу:

— До встречи, Архос.

Мы расстреливаем тварь, стоящую перед нами. Куски мяса и металлические обломки растворяются в поземке. Вспышки освещают наши бесстрастные лица. Когда мы прекращаем стрелять, не остается ничего, кроме кровавого восклицательного знака на белоснежном фоне.

Мы молча собираем вещи и идем дальше.

 

Самые верные и непредвзятые решения человек принимает в минуты кризиса. Подчиниться подобному выбору означает подчиниться судьбе. То, что произошло сейчас, слишком ужасно, кошмар лишает нас возможности думать и чувствовать. Вот почему мы расстреливаем то, что осталось от нашего товарища. Вот почему мы оставляем изувеченное тело моего брата. В горниле боя, который произошел на заснеженном холме, отряд Умника был уничтожен и выкован заново, он превратился в нечто новое — спокойное и смертельно опасное.

Мы забрели в кошмар, а уходя, взяли его с собой. И теперь мы хотим поделиться им с нашим врагом.

 

В тот день я принял на себя командование отрядом Умника. После смерти Тиберия Абдуллы и Джека Уоллеса мы были готовы к любым жертвам ради победы над врагом. А самые ожесточенные бои и самые трудные решения ждали нас впереди.

Кормак Уоллес, ВИ: АСЛ, 217