ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ 15 страница

Риск футболиста очень высок. Он постоянно находится в зоне опасности — удается ли игра, удается ли сезон, удастся ли жизнь. Собственно, все потом у него строится по этому же принципу. И многие трагические уходы с пьянством и подзаборным концом — это все из серии игр, из серии куража, но уже со знаком минус. «Да, все они живут, а я вот буду спиваться, и пусть они меня жалеют, помня, как я играл. Попью у них на глазах, пусть видят, как я переживаю, как опускаюсь.— с этого начинается момент рисовки спивающегося футболиста, но потом, когда он видит, что никому это не нужно, он еще больше вживается в это состояние. А далее уже ни ему до внешней среды, ни внешней среде до него нет дела. И все. Только сильные люди могут в конце концов выйти из этого штопора.

Однако, у многих футболистов характер, воспитанный на поле, в постоянной драчке, возне, с необходимостью мгновенно разрешить ситуацию, принимать решения, остается уже на всю жизнь. Знаю, что многие известные игроки московского «Динамо» стали в свое время высококлассными дипкурьерами — это довольно ответственная и опасная работа. Но большинство становится тренерами, таким образом до конца дней своих продолжая игру. И действительно — то, что было сформировано футболом, помогает в жизни. Причем это уже происходит спонтанно, потому что ты по-иному не можешь реагировать на удары и сюрпризы действительности. Ага, тебя наказали, а ты ему в оборотку, ага, он тебя обводит где-нибудь на пятачке кабинетной работы, а ты думаешь: «Да неужели я этого кабинетного червяка не обыграю на его поле? Нет проблем».

Никогда не забуду, как ко мне, автору уже двух книг и члену Союза писателей, пришли с обыском местные гэбэшники. Они перед этим перехватили меня в городе. Я шел по улице. Возле гостиницы «Украина» ко мне подкатила черная «Волга», и меня втолкнули на заднее сидение как раз между двух жлобов. «Александр Петрович, надо проехать и поговорить…» Привезли меня за город в райотдел милиции. Мне было отвратительно, и я не чувствовал за собой никакой вины. В милиции сидел какой-то хмырь невеселый и пара ментов в форме. «Нам нужно взглянуть на вашу квартиру, ходит слушок, что у вас там кое-что имеется…» У меня не было тогда таких замашек, как, например, потребовать ордер, а иначе, мол… Я четко знал, что если им надо посмотреть и в чем-то убедиться, они это сделают даже ночью, когда ты будешь спать и не заметишь этого. Знал, что у меня дома нет ничего, кроме мелочей, ибо всегда понимал, чем занимаюсь и что могут прийти. И вот тут, что называется, я поймал кураж. Мне захотелось поскорее раскрутить их, узнать, а что же они имеют против меня. Надо было брать инициативу в свои руки: взыграл футбольный азарт. Я сказал, мол, о’кей, только прошу, поскольку у меня мать старенькая, милиции быть не в форме, а то ей плохо станет. Они тут же быстро переоделись, и два мента с двумя гэбэшниками на двух машинах поехали ко мне домой. Я сказал матери, что пришли приятели по делу. Мать поставила на стол в моей комнате бутылку сухого вина, я закрыл дверь, врубил Челентано и лег на тахту. Мастерилы из «конторы» начали свое дело. Они перевернули все книги и рукописи. В итоге нашли сборник Марины Цветаевой лондонского издания и две мои рукописи еще не изданные. То, что нужно было, они принесли с собой. Этого я не ожидал и протокол об изъятии у меня «Доктора Живаго» не стал подписывать. Вот здесь я попросил показать ордер, они помахали перед глазами какой-то бумажкой, собрали все в кучу, сказали, что заставят меня подписать протокол в другом месте, и ушли.

Меня обуревали ярость, обида и возмущение. В секунду созрел план действий. Контратака! Я увидел в окно, что они пошли пешком, благо город маленький, унося папки с моими рукописями в своих паскудных ручонках. Я выскочил через второй выход во дворе и тут же поймал машину. Пригнувшись, проехал мимо них, шепнув шоферу: «Гони на Франко», — там находилось управление КГБ. Через три минуты я стоял у дежурного и просил, чтобы он срочно представил писателя службисту, который отвечает за идеологию. После коротких телефонных консультаций меня провели в довольно просторный кабинет. Там сидел человек (впрочем, не буду описывать его, они довольно типичны), на которого я обрушил поток возмущенных выкриков. Смысл был один: только что у меня незаконно произведен обыск, подброшен компромат, конфискованы мои рукописи и это дело рук представителей КГБ. Человек встал из-за стола и принялся орать на меня. Именно в этот момент в комнату вошли те двое, которые в присутствии двух ментов проводили обыск. Я сказал: «Ну вот и ребятки…» Человек за столом посмотрел на них очень нехорошо и началась, как теперь говорят, настоящая разборка. На истошном оре, на мате! Ну не любят они «вонючих», и слава Богу. Они любят тихих и покладистых. В общем, закончилось это тем, что я, тогда еще веривший, что обком может быть справедливым, припугнул их, что в понедельник буду там. Они усмехнулись моей наивности, и ответили, что побывают там в воскресенье.

История имела вполне футбольное окончание. Секретарь обкома по идеологии, страшный болельщик, когда узнал об этом, то, как мне передали, позвонил в контору и сказал им: «Когда играл, был человеком, а сейчас поэт, ебть… Оставьте его в покое, что он там может написать…» Временно меня отпустили и даже вернули рукописи, кроме, конечно, подброшенной книги Пастернака. Но потом были, разумеется, еще приколы, но это уже другие истории. Один из ментов позднее встретил меня на футболе, подошел и сказал: «Шурик, прости, приказали…» Я ему ответил: «Да шел бы ты…» И он не обиделся.

Игры, в которые мы играли помимо футбола, были, разумеется, и спортивные. Больше всего футболисты любят играть в «дыр-дыр». Это очень образное название игры в футбол на ограниченной площадке с маленькими воротами. Количество играющих может быть один на один, два на два и так далее. На баскетбольной площадке, скажем, четыре на четыре, на хоккейной — семь на семь. Играли и на деньги. Клали, помню, по трешке под штангу, и победившая команда забирала деньги. Пропивать эти копеечки, однако, шли все вместе.

Играли мы и на серии пенальти. Договаривались с вратарем о ставках и били по очереди. Одно время Валентин Бубукин заразил нас и такой игрой. С линии штрафной, поставив мяч, нужно было в пустые ворота попасть десять раз, но так, чтобы мяч влетел в створ на высоте. Если низом — уже проиграл. Надо сказать, что мало кто умел это делать даже из классных игроков. Казалось бы, пустые ворота, а вот… Вероятно, все дело в психологии. Но любимой игрой футболистов, не знаю, как сейчас, а в наши времена был «квадрат». На углу поля между линией штрафной и лицевой это происходило. Четыре игрока становились па бокам и передвигались, а двое отбирали мяч. Игра шла в два касания. «Квадрат» мог продолжаться часами. Особенным классом считалось «засунуть» мяч одному из бегающих и нападавших между ног. Кстати, касание отбиравшего означало, что он, согласно очереди, покидает «квадрат» и становится на линию. А тот, кто «сгорел», вдет водить. Увлекались до умопомрачения. Тренеры потом даже стали запрещать такие тренировки, потому что игроки теряли свежесть.

«Квадрат», так или иначе, входит в систему тренировки футболиста. Но верхом мастерства, признанием исполнителя «игрочилой» между «квадратчиками» являлось то, что он мог и в игре, в самой острой ситуации «засунуть» мяч между ног противника. Механизм тут простой. Если ты идешь с мячом на защитника и замахиваешься, то он может инстинктивно поднять ногу. В этот момент ты засовываешь мяч ему под опорную, и он не успевает переступить с ноги на ногу, как мяч оказывается у него за спиной. Особенно здорово это получалось у Стрельца, Метревели, Численко, Бышовца, Маркарова. В основном у нападающих. Но если этим занимались последние защитники или «хавы», то возникала, конечно, опасность нешуточная, потому что за ними кроме вратаря не оставалось никого…

Был такой игрок Юра Иванов, он играл за спартачей и «Локомотив». Однажды в центре поля Юра в игре «засунул» дважды подряд мяч между ног соперника и захотел проделать этот трюк в третий раз. Мяч у него отобрали и на быстрой контратаке забили гол. После игры Иванова безжалостно отчистили из команды. У Юры был перебор, как в «очко».

Сознание игрока формируется в отрочестве. Между футбольными зарубами во дворе мы играли во все денежные игры: в «об стенка», в абдрашит. Может, кто помнит, как в южных городах почти на каждом углу сидели на корточках парни и молодые мужчины и бросали время от времени кости. Это были в прямом смысле кости — из хвоста барашка. Побеждал тот, у кого выпадала лучшая комбинация. Мужик в полуприседе долго тряс сведенными ладонями с костяшками внутри, затем бросал их на землю. Компания приникала к ним и считала. То была знаменитая в то время игра в Крыму — абдрашит. Мы тоже играли в нее, хотя это было забавой тогдашних крутых. Мы же больше играли в «расшибалочку» и в «об стенка». В первой на кон клались медные деньги и с расстояния, броском камня, кон разбивался. Затем надо было ударить камнем по монете — так, чтобы она перевернулась на другую сторону, и монетка становилась твоей. В «об стенка» нужно было ударом монетки обо что угодно, хоть об дерево, как можно ближе приблизиться к монетке соперника, а потом большим и указательным пальцами и натянуть расстояние между ними. В случае удачи монетка становилась твоей.

В таком нот игровом пространстве — дворового футбола и игры в деньги — проходило наше межурочное время. Мы и выросли такими — хитрыми, осторожными, рисковыми, смелыми, драчливыми, изворотливыми. И - играющими. Поколение нынешних пятидесятилетних «крутых» было сформировано послевоенными дворами. Поэтому-то их и начали отстреливать нынешние молодые «крутые»: ведь в поведении матерых еще были элементы благородства, своеобразной чести, желание решить проблемы миром, развести. Но из наших дворов кто куда уходил: одни — в большой футбол, другие — в большую тюрьму, в армию. Все, однако, уносили в себе этот сладкий порок — игру, каждый превращался в так или иначе постоянно играющего человека. Футбол же узаконивал твой статус игрока надолго, почти пожизненно. И что бы ни сделал потом, все вспоминали о тебе сразу: «А, этот футболист, помню, как он не забил (или забил) такой голешник!»

Однажды мы сидели часа за два до начала игры на трибуне минского «Динамо» с Валерой Головкиным и наблюдали, как тренируются две легкоатлетки. Они отрабатывали шестьдесят метров со старта. Мы смотрели, помалкивали и вдруг Валера сказал: «Ну что, Щурец, поставим по пятерочке? Ты на какую?» «Я на красную маечку». «Ну, а мне другая…» …Совсем недавно мы встретились с другим моим бывшим футбольным дружком. Стояли в подъезде и толковали уже не помню о чем, и вот он говорит: «Смотри, по стеклу ползут вниз две капли…» Мы рассмеялись, ударили по рукам и разошлись в разные стороны.