Технологии и производительности в сельском хозяйстве

135 Простым объяснением прекращения демографического роста в XVII в. является невозможность обеспечить продовольствием воз­росшее по численности население. Факторы, лежащие в основе этого явления, имеют более сложную природу, связанную с отсут­ствием существенного развития сельскохозяйственной технологии, что привело к застою или, возможно, даже снижению среднего уровня производительности в сельском хозяйстве. Однако какие-либо обобщения относительно европейского сельского хозяйства в целом сформулировать трудно, прежде всего ввиду значительных региональных различий. Даже само утверждение о застое или снижении производительности нельзя принять без оговорок, осо­бенно в случае Нидерландов. Тем не менее, некоторые обобще­ния, верные для большинства регионов Европы, все-таки можно сделать.

135 Во-первых, для Европы в целом и для каждого крупного ее региона сельское хозяйство являлось главной отраслью эконо­мической деятельности; в нем было занято от двух третей — или даже более — экономически активного населения (в Нидерлан-136-дах) до 90 — 95% в Восточной и Северной Европе.

136 Во-вторых, самым важным фактором производства оставался ручной труд.

136 Земля, качество посевного материала и влажность климата, разу­меется, играли важную роль; использование рабочего скота было повсеместным, причем часто оно было абсолютно необходимо; удобрение почв было крайне желательным. Однако наиболее зна­чимым производственным ресурсом был человеческий труд. Ос­новными элементами физического капитала в сельском хозяйстве были плуги различных модификаций, соответствовавших типу почвы и способу обработки земли, серпы и цепы для молотьбы, но все они требовали применения большого количества человечес­кого труда.

Наконец, можно сделать еще одно обобщение, которое носит не столь очевидный характер и относится далеко не ко всем реги­онам. Для Европы в целом средняя производительность в сель­ском хозяйстве в XVI в. была, по-видимому, не выше, чем в XIII в., а в XVII в. она даже несколько снизилась. По крайней мере, так можно предположить, исходя из данных об урожайнос­ти зерновых. К сожалению, у нас нет достоверных сведений о производительности в расчете на единицу земельной площади или единицу труда (за исключением некоторых районов Италии, где производительность на единицу земельной площади, вероятно, не­сколько выросла, но произошло это, по всей видимости, за счет роста производительности труда). Урожайность главных зерно­вых была не более сам-4 — сам-5 для всей Европы в целом, ва­рьируясь от сам-2 —' сам-3 в отдельных районах Восточной Евро­пы до сам-10 и выше в наиболее развитых районах Нидерландов и, возможно, некоторых других. Даже эти низкие показатели уро­жайности, скорее всего, упали в XVII в. в большинстве регионов. (На сегодняшний день использование передовых технологий сель­скохозяйственного производства обеспечивает урожайность сам-40 — сам-50.) Живой вес скота в целом составлял не более одной трети или половины от веса современных животных, хотя он был не­сколько выше в наиболее развитых регионах. Надои молока были сравнимы с современными.

Показатели урожайности далеко не идеальны с точки зрения оценки производительности сельского хозяйства. Урожайность в расчете на акр земли может возрасти, например, в результате уве­личения расхода семян при посеве, а производительность единицы труда может повыситься вследствие использования меньшего труда при неизменном количестве семян. Однако представляется невероятным, чтобы эти показатели увеличились сколько-нибудь значительно; более того, они могли претерпеть снижение в конце XVI в. или в первой половине XVII в.

Хотя прямые эмпирические свидетельства о падении произво­дительности как земли, так и труда в лучшем случае спорны, есть много теоретических причин предполагать, что это действительно было так.

136 Во-первых, вместо сокращения количества труда в рас-137-те на бушель семян или на акр земли фактически наблюдалось увеличение, связанное с ростом численности населения. Хотя это могло привести к умеренному росту валового выпуска, это могло означать и более низкий средний выпуск в расчете на чело­веко-год труда (т.е. более низкую производительность труда). Во-вторых, имеются свидетельства о расширении площади использу­емых земель в результате распашки пустошей и пастбищ. В слу­чае с пустошами, обычно менее плодородными, чем ранее обраба­тывавшиеся земли, естественно ожидать более низкого уровня урожайности, а значит, и падения производительности земли. На­против, в некоторых случаях урожайность распаханных пастбищ могла быть несколько выше, поскольку навоз животных мог по­высить плодородие почвы. Но сокращение пастбищ привело к другим, менее благоприятным последствиям, а именно, к сокраще­нию поголовья скота, особенно крупного рогатого. Есть как пря­мые, так и косвенные свидетельства падения потребления мяса в XVI в., имевшего неблагоприятные последствия для питания и здоровья населения. Более того, сокращение поголовья скота под­разумевало сокращение объема удобрений для уже освоенных зе­мель. Таком образом, возник своего рода порочный круг.

Для того, чтобы полнее оценить масштаб проблемы, необходи­мо принять во внимание ряд региональных различий, которые ин­тересны не только сами по себе, но и ввиду их значения для бу­дущего развития.

На северной и западной периферии Европы — в Финляндии, в большей части Швеции (за исключением самого южного райо­на — Скании), Норвегии, Шотландии, Уэльсе, Корнуолле и большей части Ирландии — преобладало натуральное сельское хозяйство. Земли были редкозаселены, особенно в северных реги­онах, где находились огромные массивы девственных лесов. Там все еще применялась примитивная подсечно-огневая технология, хотя в более населенных регионах использовался несколько менее затратный метод, предусматривающий оставление земли под паром. Важную роль играло примитивное скотоводство, особенно в гористой местности. Главными зерновыми культурами были рожь, ячмень и овес (пшеница не вызревала в холодном, сыром климате с коротким летом); лен и конопля выращивались для последующей выделки полотна, из которого изготавливалась гру­бая домотканая одежда. Из-за относительного изобилия земли структура землевладения была подвижной, причем большая часть земли находилась в руках семей лидеров родовых кланов или се­ньоров. Социальная организация была иерархической, но без лич­ной зависимости крестьян.

137 В Европе к востоку от Эльбы и севернее Дуная (включая ев­ропейскую Россию), напротив, личная зависимость или крепост­ное право являлись характерной особенностью общественных свя­зей уже в начале рассматриваемого периода, а впоследствии их роль возрастала более или менее непрерывно, поскольку могуще-138-ственные феодалы постоянно — и весьма успешно — покушались на земли и свободу немногих остававшихся свободными крестьян, прибегая при этом как к законным, так и к незаконным средст­вам.

138 Это был регион Gutsherrschaft, т.е. системы прямой эксплу­атации больших имений в пользу местных феодалов. Статус крес­тьян, и без того низкий в XV в., в России и в части Польши при­близился к почти рабскому. Они были обязаны до 5 или б дней в неделю работать на земле феодала и в некоторых случаях покупа­лись или продавались отдельно от земли. Сельскохозяйственная технология была сравнительно примитивной и опиралась на двух-или трехпольную систему. Урожайность была низкой даже по меркам того времени, составляя в среднем не более сам-3. На зем­лях, прилегающих к Балтийскому морю или к судоходным рекам, впадающим в него, производство на экспорт для рынков Западной Европы было потенциальным стимулом для специализации на производстве зерна (в основном пшеницы) или других культур, пользовавшихся спросом. В остальных регионах (т.е. в большей части Восточной Европы) производство было направлено преиму­щественно на удовлетворение локальных потребностей.

Средиземноморский регион, несмотря на относительно одно­родный климат и схожие почвы, отличался таким разнообразием условий, что обобщения для него сформулировать невозможно. Только в Италии землевладение варьировалось от мелких, но про­грессивных ферм, принадлежавших крестьянам и независимым фермерам-арендаторам Пьемонта и северных районов, до огром­ных имений, обрабатываемых бедными издольщиками и наемны­ми рабочими, на Сицилии и на юге полуострова. Промежуточное положение между двумя этими крайностями занимали различные виды землевладения с преобладанием издольщины (mezzadrid). Италия имела самое диверсифицированное сельское хозяйство в Европе. Зерновые, хотя и играли важную роль, были распростра­нены здесь относительно меньше, чем в других регионах. Рис, ко­торый отличался более высокой урожайностью, чем другие злаки, выращивался в долине реки По и вдоль Адриатического побере­жья. Виноград и оливки, культивируемые по всему средиземно­морскому бассейну, также занимали видное место в сельскохозяй­ственном производстве Италии, где также выращивались фрукты (включая цитрусовые на юге), овощи, кормовые и промышленные культуры, например, растения, из которых изготавливали краси­тели для текстильной промышленности. Однако, несмотря на зна­чительную диверсификацию, развитие итальянского сельского хо­зяйства не поспевало за ростом численности населения. Чрезмер­но интенсивное возделывание сельскохозяйственных культур и выпас скота приводили к истощению почв, результатом чего стали вырубка лесов и эрозия почвы.

Земли Испании столь же различны по качеству, как и в Ита­лии, с плодородными прибрежными регионами на востоке и юге, горными массивами на севере и в других районах, и с высоким

плато (meseta), которое простирается через всю центральную часть Иберийского полуострова и составляет характерную черту испанской географии. Испанское сельское хозяйство получило бо­гатое наследство от мусульманских завоевателей. Арабы и мавры, которые населяли Валенсию и Андалузию вплоть до христианской реконкисты, были великолепными садоводами и подняли на высо­кий уровень искусство ирригации. К сожалению, испанские мо­нархи, снедаемые религиозным фанатизмом, расточили это на­следство. В том же году, когда они завоевали Гранаду, а Колумб открыл Америку, они изгнали из королевства всех евреев, кото­рые были искусными земледельцами и ремесленниками. С падени­ем Гранады многие мусульмане оставили страну еще до того, как десять лет спустя им предоставили выбор между переходом в христианство и изгнанием. Те, кто перешел в христианство, стали называться морисками и составляли опору сельскохозяйственной экономики южной Испании еще на протяжении столетия — до того момента, пока и они не были изгнаны из страны в 1609 г. Христиане, занявшие их место, были неспособны поддерживать сложную ирригационную систему и другие элементы высокопрои­зводительного сельского хозяйства мавров. Отчасти это было свя­зано со структурой стимулов, а также со знаниями и способностя­ми населения. По всей Испании в XVI в. земли были объединены в огромные имения, которыми владела аристократия и церковь — крупнейший землевладелец. Однако сами землевладельцы не жили в своих имениях, а через управляющих или посредников передавали земли мелкими участками на условиях краткосрочной издольщины или аренды, что блокировало приток капиталов и подрывало стимулы, необходимые для поддержания созданной маврами системы сельского хозяйства. Многие крестьяне попали в долговую зависимость и превратились в пеонов, статус которых мало чем отличался от статуса сервов. Более того, с ростом цен, произошедшим в результате притока американского золота и се­ребра, многие земли как на плодородных равнинах, так и на за­сушливом плато стали использоваться для выращивания зерна. Но даже после этого его производство не удовлетворяло потреб­ности населения, и Испания стала во все большей степени зави­сеть от импорта пшеницы и других зерновых.

Еще одним значительным препятствием на пути развития ис­панского сельского хозяйства было противостояние между крес­тьянами и овцеводами. Шерсть испанских мериносов пользова­лась большим спросом в Нидерландах и других центрах текстиль­ной промышленности. Овцеводы перегоняли свои стада между горными летними пастбищами и зимними пастбищами в долинах (рис. 5.3). Отгонное овцеводство не было специфичным только Для Испании. Оно практиковалось во всех регионах Европы, где имелись горные районы, непригодные для пахотного земледелия, от южной Италии до Норвегии. Оно до сих пор практикуется на молочных фермах Швейцарии. Но испанская система была не­обычна как по длине переходов, так и по своей организации.

 

Перегоны овец, защищенные королевскими законами, охватывали всю территорию Испании от Кантабрийских гор на севере до рав­нин Андалузии и Эстремадуры на юге. Владельцы овец, объеди­ненные в гильдию или торговую ассоциацию под названием Места, составляли влиятельное лобби при дворе. С перегонов овец было легко взимать налоги в податных конторах, шерсть была в цене, принося денежные доходы (в отличие от большей части сельскохозяйственной продукции, выращиваемой крестьяна­ми), а ее экспорт также без труда мог быть подвергнут налогооб­ложению. Монархи, всегда испытывавшие потребность в дополни­тельных доходах, даровали Месте специальные привилегии, такие как право неограниченного выпаса на общинных землях (что на­носило ущерб земледелию), в обмен на повышение налогов. При­вилегии Месты, вместе с другими неоптимальными мерами госу­дарственной политики, например, попыткой установить макси­мальные цены на пшеницу в период высокой инфляции, извест­ной как революция цен, не способствовали улучшению сельскохо­зяйственной технологии при существовавшей системе землевладе­ния, которая сама по себе тормозила технологический прогресс. Производительность испанского сельского хозяйства была, воз­можно, самой низкой в Западной Европе. В XVII в. в результате сокращения численности населения многие фермы были полнос­тью заброшены.

В других частях Западной Европы (во Франции к северу от Центрального массива, в Германии к западу от Эльбы, в Дании и Скании, в большей части Англии) преобладала система открытых полей, унаследованная от манориальной системы Средневековья. Исключения составляли холмистые и гористые районы (напри­мер, значительная часть территории Швейцарии) и большая часть западной Франции, где небольшие закрытые поля перемежались с открытыми. Специальное исключение должно быть также сделано для Нидерландов, о которых будет сказано ниже. Для описания этой системы землевладения иногда употребляется немецкий тер­мин Grundherrschaft. Территориальные сеньоры трансформирова­лись в простых лендлордов, получавших ренту в натуральной или денежной форме, в то время как отработки, объем которых сокра­тился уже в конце Средних веков, были окончательно ликвидиро­ваны, хотя в некоторых регионах феодалы сохраняли специаль­ные права и привилегии. Более широкое распространение получа­ла практика передачи прав на земельные участки, в результате чего выросло число мелких крестьян-собственников и независи­мых фермеров-арендаторов. Было подсчитано, что около двух третей английских крестьян имели твердые права владения зем­лей — фригольд, копигольд или права пожизненной аренды.

140 Хотя и имела место некоторая консолидация собственности в руках крупных землевладельцев — в XVI в. в Англии было ого­рожено около 10% земель, в основном под пастбища для овец, — все же крестьяне оказались в чистом выигрыше.

 

Рис. 5.3. Пути перегона овец в Испании.

 

141 Мелкие держатели и независимые арендаторы-фермеры были особенно многочисленными вблизи городов, где их продукция была жизненно важна для снабжения городского населения. По­всюду существовало два основных типа владений, но со многими вариациями и градациями. Долговременная аренда была распро­странена в Англии (где некоторые лизгольды были даже наслед­ственными), некоторых частях Германии и северной Франции.

141 Крестьяне платили фиксированную ренту натурой или, что было чаще, деньгами, имели свой собственный скот, инвентарь и семена и принимали независимые решения, кроме тех случаев, когда они были вынуждены подчиняться обычаям общины и коллективным

142 решениям, принимаемым относительно использования открытых полей с чересполосицей.

142 Другим типом владения была издольщи­на, называвшаяся во Франции метайяж {metayage), особенно рас­пространенная в бассейне Луары. В рамках этой системы земле­владелец являлся собственником всего (или части) скота и инвен­таря, нес часть риска и бремени принятия решений (а порой был единственным, кто принимал решения) и забирал себе часть уро­жая, обычно половину. (Он мог также взять на себя продажу на рынке доли крестьянина, что приводило к эксплуатации и зло­употреблениям.) Один из вариантов этой системы, называемый фермаж (fermage), применялся на севере центральной Франции и в некоторых других частях Европы: состоятельный фермер мог арендовать все поместье, или даже несколько поместий, за фикси­рованную плату, а затем сдавать землю в субаренду мелкими участками на короткий срок крестьянам или издольщикам. Благо­даря этому владельцы земли теряли все функциональные связи с сельским хозяйством, становясь получателями ренты. В руках способных фермеров эта система могла дать значительные резуль­таты в отношении улучшения технологии и увеличения урожай­ности. Но она допускала также непомерно высокую арендную плату и эксплуатацию крестьян.

142 Наиболее прогрессивным сельскохозяйственным районом Ев­ропы были Нидерланды, особенно северная их часть, ядром кото­рой была провинция Голландия. В конце XV в. голландское и фламандское сельское хозяйство было уже более производитель­ным, чем в среднем по Европе, благодаря высокому спросу со сто­роны близлежащих городов и рабочих текстильной промышлен­ности. Ввиду специфики заселения территорий население Голлан­дии уже в Средние века имело большую свободу, чем население бывших манориальных районов. В течение XVI —XVII вв. сель­ское хозяйство Голландии претерпело решительные изменения, что позволяет ей претендовать на звание первой «современной» сельскохозяйственной экономики. Модернизация сельского хозяй­ства была тесно связана с поразительным ростом голландского превосходства в торговой сфере. Два этих феномена не могли бы существовать друг без друга. Ключом к успеху трансформации голландского сельского хозяйства явилась специализация, которая сделалась возможной благодаря большому спросу со стороны про­цветающих и быстро растущих городов, а затем обеспечила, на­пример, возможность сбыта голландских сыров на рынках Испа­нии и Италии. Вместо того, чтобы производить как можно больше товаров (как сельскохозяйственных, так и промышленных), необ­ходимых для своего собственного потребления, как это делало большинство крестьян повсюду в Европе, голландские фермеры старались произвести как можно больше продукции на рынок, в свою очередь покупая на рынке многие потребительские товары, а также инвентарь.

142 В некоторых случаях фермеры полностью про­давали выращенную ими пшеницу, закупая для собственного по-143-требления более дешевую рожь.

143 Однако большая часть голланд^tk фермеров специализировалась на продукции с высокой до­бавленной стоимостью, особенно животноводческой и молочной. Разведение скота требовало выращивания (или покупки) больше­го количества кормов (сена, клевера, турнепса, бобовых и т.д.). Специализация на выращивании скота также означала получение большого количества удобрений. Однако интенсивная природа голландского сельского хозяйства требовала даже еще большего количества удобрений. Спрос на удобрения был настолько велик, что некоторые предприниматели находили выгодным специализироваться на сборе, например, городских отходов и голубиного помета, которые они продавали, транспортируя их по каналам или на телегах. Эта деятельность, кстати, способст­вовала чистоте улиц и более высокому уровню санитарии в гол­ландских городах.

Голландские фермеры специализировались не только на про­изводстве молочной и животноводческой продукции. Многие из них занимались садоводством, особенно в непосредственной бли­зости от городов. Некоторые выращивали ячмень и хмель для пи­воварения, другие специализировались на технических культурах, таких как конопля, вайда и марена. Даже цветы стали предметом коммерческой специализации. Луковицы тюльпанов так высоко ценились, что спекуляция на них породила «тюльпаноманию» в 1637 г. Но голландские фермеры не прекратили выращивание зер­новых. Городской патрициат был согласен платить сравнительно высокие цены за пшеничный хлеб. Тем не менее, благодаря эф­фективности голландского флота и агрессивности купцов низшие классы (включая многих фермеров) получили возможность поку­пать более дешевое зерно, в основном рожь, поставляемую из Балтийского региона. В середине XVII в. значительная доля гол­ландского потребления зерновых, возможно, 25% или даже более, обслуживалась импортом.

Прибыльность голландского сельского хозяйства подтвержда­ется продолжавшимися попытками расширить обрабатываемые площади за счет оттеснения моря, осушения озер и заболоченных территорий, а также распашки торфяных болот после извлечения торфа. Эта деятельность началась в Средние века, но значительно расширилась в XVI —XVII вв. и была особенно интенсивна в пе­риоды повышения цен на сельскохозяйственную продукцию. В нее были вовлечены не только фермеры. Осушение земель требо­вало больших капиталовложений, и городские купцы вместе с другими инвесторами создавали компании по улучшению земель, которые они потом продавали или сдавали в аренду фермерам.

143 Здесь возникает трудный вопрос. Почему голландская сель­скохозяйственная технология не получила широкого распростра­нения в XVI —XVII вв.? Некоторое ее распространение имело место. Турнепс стал выращиваться в Англии еще в 1565 г., как и другие кормовые культуры, например, клевер.

143 Осушение болот

144 восточной Англии началось в XVII в. во многом благодаря гол­ландскому примеру, голландским инженерам и технологии и даже голландскому капиталу. Некоторое распространение оно получило также на территориях северной Франции, прилегающих к южным Нидерландам. Однако в целом производительность несельскохо­зяйственных отраслей в остальных странах Европы была сравни­тельно невысокой, а развитие рынков не было достаточно значи­тельным для того, чтобы оправдать специализацию и интенсивное использование труда и капитала, которые были характерны для голландского сельского хозяйства.