КРИТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И. КАНТА

В основу своей критической философии Иммануил Кант (1724 — 1804) — великий немецкий философ, родоначальник не­мецкой классической философии положил «критику чистого ра­зума», которой дал следующее определение: «Я разумею под этим не критику книг и систем, а критику способности разума вообще в отношении всех знаний, к которым он может стремить­ся независимо от всякого опыта, стало быть, решение вопроса о возможности или невозможности метафизики вообще и опре­деление как источников, так и объема и границ метафизики на основании принципов» (Кант И. Критика чистого разума: Предисл. к 1-му нем. изд. // Соч.: В 8 т. — М., 1994. — Т. 3. — С. 11 — 12). О выводах, к которым пришел И. Кант относительно путей, возможностей и средств получения всеобщего и необходимого научного знания, а также той регулятивной функции, которую разум играет в этом процессе, вы сможете узнать из работы И. Канта «Пролегомены ко всякой будущей метафизике, мо­гущей появиться как наука». В ней знаменитый мыслитель систематизировал и популяризировал содержание самого изве­стного из своих трудов — «Критика чистого разума».

[КРИТИКА ЧИСТОГО РАЗУМА]

Итак, чтобы метафизика [здесь: философия] могла как наука претендовать не только на обманчивую уверенность, но и на действительное понимание и убеж­дение, для этого критика самого разума должна предста­вить весь состав априорных понятий, разделение их по различным источникам: чувственности, рассудку и разуму; далее, представить исчерпывающую таблицу этих понятий и их расчленение со всем, что отсюда может быть выведе­но; затем главным образом возможность априорного син­тетического познания посредством дедукции этих понятий, принципы их применения и, наконец, их границы, и все это в полной системе. Таким образом, эта критика, и только она одна, содержит весь хорошо проверенный и досто­верный план, более того, даже все средства, необходимые для создания метафизики как науки; другими путями она невозможна...

Одно несомненно: кто раз отведал критики, тому на­всегда будет противен всякий догматический вздор, кото­рым он прежде должен был довольствоваться, не находя лучшего удовлетворения для потребностей своего разума. Критика относится к обычной школьной метафизике точно так, как химия к алхимии или астрономия к прорицающей будущее астрологии. Я ручаюсь, что всякий, кто продумал и понял основоположения критики...уже никогда больше не вернется к старой и софистической лженауке; скорее, он с радостью будет смотреть на такую метафизику, кото­рая отныне ему доступна, не нуждается ни в каких подго­товительных открытиях и первая может доставить разуму постоянное удовлетворение. В самом деле, метафизика имеет перед всеми возможными науками то преимущество, что она может быть завершена и приведена в неизменное состояние, так как ей не надо дальше изменяться и она не способна к какому-либо расширению посредством новых открытий; дело в том, что разум имеет здесь источник сво­его познания не в предметах и их созерцании (отсюда он не может извлечь больше знания), а в самом себе; и после того как разум полностью и ясно изложил против всякого ложного толкования основные законы своей способности, не остается ничего иного, что чистый разум мог бы позна­вать a priori или даже о чем бы он мог спрашивать, имея на то основание.

Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука // Кант И. Соч.: В 8 т. — М., 1994. — Т. 4. — С. 131 — 133.

[РЕГУЛЯТИВНАЯ ФУНКЦИЯ РАЗУМА]

Предметы, которые даются нам опытом, непонятны для нас во многих отношениях, и на многие вопросы, на ко­торые наводит нас закон природы, если их довести до оп­ределенной глубины (но всегда сообразно с подобными законами), нельзя дать ответ, как, например (на вопрос о том), почему вещества притягивают друг друга. Но когда мы совсем оставляем природу или же, прослеживая цепь ее связи, выходим за пределы всякого возможного опыта, стало быть, углубляемся в сферу чистых идей, — тогда мы не можем сказать, что предмет нам непонятен и что при­рода вещей предлагает нам неразрешимые задачи; ведь в этом случае мы имеем дело вовсе не с природой или во­обще с данными объектами, а только с понятиями, имею­щими свой источник исключительно в нашем разуме, и с чисто мысленными сущностями, относительно которых все задачи, вытекающие за их понятия, должны быть разреши­мы, так как разум может и должен во всяком случае давать себе полный отчет в своем собственном действовании. Так как психологические, космологические и теологические идеи [идеи души, мира, Бога] суть только чистые понятия разума, которые не могут быть даны ни в каком опыте, то вопросы о них, предлагаемые нам разумом, ста­вятся не предметами, а только максимами [общежитейские нравственные правила] разума ради его собствен­ного удовлетворения, и на все эти вопросы обязательно может быть дан надлежащий ответ, если показать, что они есть основоположения, служащие для того, чтобы довести применение нашего рассудка до полной ясности, завершен­ности и синтетического единства, а потому значимые толь­ко для опыта, но для опыта, взятого в целом. Хотя абсолют­ная совокупность опыта и невозможна, однако только идея совокупности познания по принципам может вообще до­ставить познанию особый вид единства, а именно единства системы, без которого наше познание есть лишь нечто фрагментарное и негодное для высшей цели (которая все­гда есть лишь система всех целей)...

Трансцендентальные идеи выражают, таким образом, подлинное назначение разума, а именно, как принципа си­стематического применения рассудка. Если же принима­ют это единство способа познания за единство познавае­мого объекта, если это единство, которое, собственно, есть чисто регулятивное, считают конститутивным и вообража­ют, будто посредством этих идей можно расширить свое знание далеко за пределы всякого возможного опыта... — то это не более как ошибка в оценке собственного назна­чения нашего разума и его основоположений, это диалек­тика, которая, с одной стороны, запутывает применение разума в опыте, а с другой — приводит разум к разладу с самим собой.

Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука // Соч.: В 8 т. — М., 1994. — Т. 3. — С. 112 — 113.

Обосновывая необходимость перейти от критики чистого разума к критике практического разума, от попыток определить, каким образом человек может знать Истину, к попыткам вы­яснить, почему человек должен поступать хорошо, а не плохо, И. Кант писал: «Две вещи наполняют душу всегда новым и бо­лее сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продол­жительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» (Кант И. Критика практичес­кого разума // Соч.: В 8 т. — М., 1994. — Т. 4. — С. 562).

Свои рассуждения о практическом разуме И. Кант начинает с утверждения, что все нравственные понятия имеют свое мес­то в разуме независимо от всякого обыденного человеческого опыта, а потому чистота их происхождения делает их достойны­ми служить нам высшими практическими принципами. Иначе говоря, «Чистый разум сам по себе есть практический разум и дает (людям) всеобщий закон, который мы называем нравствен­ным законом» (Кант И. Критика практического разума // Там же — С. 410).

Вместе с тем И. Кант был убежден, что существует «автоно­мия доброй воли» т. е. «такое свойство воли, благодаря которому она сама для себя закон» (независимо от каких бы то ни было свойств предметов воления) (Кант И. Основы метафизики нрав­ственности // Там же. — С. 219). По этой причине внутренние веления разума для воли — императивы — «...говорят, что де­лать нечто или не делать этого — хорошо, но они говорят это такой воле, которая не всегда делает нечто потому, что ей дают представление о том, что делать это хорошо» (Там же — С. 185). Именно по этой причине поступки человека и реалии человече­ской жизни не всегда совпадают представлениями самого чело­века и общества о том, что такое хорошо, а что такое плохо.

«Но практически хорошо то, что определяет волю по­средством представлений разума, — развивает свою мысль И. Кант, — стало быть, не из субъективных причин, а объектив­но, т. е. из оснований, значимых для всякого разумного суще­ства, как такового» (Там же. — С. 186). Таким общезначимым основанием человеческого поведения, ее «высшим практичес­ким принципом» и законом может быть только категорический императив, «который представлял бы какой-нибудь поступок как объективно необходимый сам по себе, без относительно к какой-либо цели....существенно хорошее в этом поступке состо­ит в убеждении, последствия же могут быть какие угодно...» (Там же — С. 187, 189). Категорический императив сам И. Кант фор­мулирует таким образом: «поступай так, чтобы ты всегда отно­сился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого также как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству» (Там же. — С. 205), или, проще говоря, «не делай другому того, чего не желаешь себе».

Из приведенных выше рассуждений И. Канта по поводу кри­тики практического разума можно сделать такой вывод: любой человек волен поступать так, как ему заблагорассудится, одна­ко нравственными и хорошими могут считаться только те поступ­ки, которые основываются на осознании им необходимости по­ступать в соответствии с категорическим императивом.