Несвященные реликвии. Необычные музеи, куда обязательно нужно сходитьНа самом деле меня больше интересуют коллекционеры, а не коллекции. Скажем, Френк Кидд, человек, у которого в детстве игрушек почти и не было, зато теперь он владеет одной из самых больших коллекций игрушек в мире, или Стивен Оппенхейм, работавший в 1960-х годах декоратором-осветителем на рок-концертах и оформлявший сцену антикварными лампами, которые теперь продает всем желающим. Я хочу рассказать здесь про девять местных музеев и про некоторых их «хранителей».
У каждого человека, который добился успеха в жизни, есть своя тайная страсть. Я бы даже сказал – одержимость. У Джеймса Деприста, дирижера Орегонского симфонического оркестра, это конструкторы LEGO. У бывшего губернатора Орегона Вика Атье – экспонаты с выставки 1905 года, посвященной экспедиции Льюиса и Кларка. А тайная страсть Френка Кидда – бывшего капитана ВВС, «настоящего капитана Кидда», а ныне владельца «Parts Distributing, Inc.», – выставлена на всеобщее обозрение за простой серой дверью в доме № 1301 на Гранд-авеню (ЮВ). – Я не играл в гольф, – говорит Френк. – Я не пил. Жене не нравилось, когда я волочился за женщинами, – так что мне надо было хоть чем-то заняться. В 1965 году он купил свою первую игрушку, модель нефтевоза компании Richfield образца 1920-х годов. Она до сих пор выставлена в музее – вместе с чугунными копилками, плюшевыми медведями, велосипедными эмблемами и т.д, и т.п. Собрание Кидда считается самой большой в мире частной коллекцией игрушек, выставленной на всеобщее обозрение. Одни только копилки – это уже что-то с чем-то. Полки, полки и полки, несколько тысяч копилок, включая две тысячи экспонатов из знаменитой коллекции Mosler Lock, приобретенные на аукционе в 1982 году. Плюс несколько штук из коллекции Уолтера Крайслера. Каждая копилка отражает какой-то определенный момент истории. Похоже, что все исторические тенденции и события – сражения, коронации, коммерческие начинания, предрассудки – непременно должны отмечаться выпущенной «по случаю» чугунной копилкой. Некоторые из этих копилок весят пятнадцать фунтов. – Я никогда не гоняюсь за какими-то особенными игрушками или копилками, – говорит Френк. – Они сами валятся мне на голову. Похоже, это мой рок. Копилки «Падди и поросенок» (Paddy and the Pig) изображают ирландца, держащего на руках поросенка. Когда опускаешь в копилку денежку, поросенок дергает лапой и отпинывает монетку в рот Падди. В коллекции есть и «Веселые негры» (Jolly Nigger) в «родных» деревянных коробках. Копилка «Освобожденный негр» (Freedman), выпущенная сразу после Гражданской войны, изображает чернокожего человека, который берет ваши деньги, качает головой и показывает вам нос. В наше время такая копилка стоит порядка 360 000$. В собрании Кидда есть копилки 1840-х годов, а также 1860-х и 1870-х. На некоторых так и остались висеть ярлычки с ценой с аукционов Кристи и Сотби. – Что касается механических копилок, то у меня самая лучшая в мире коллекция, открытая для публики, – говорит Френк, – по всеобщему мнению меня самого. Коллекция Кидда началась с гаражных распродаж и блошиных рынков. – Сейчас везде и во всем страшная конкуренция, так что я уже ничего не покупаю, – говорит он. Но зато он проводит почти 137 дней в году, разъезжая по миру и посещая различные выставки, съезды и конференции. Глядя на длинные полки, заставленные копилками, Френк говорит: – Некоторые из этих копилок сохранились в единственном экземпляре. Они стоят больше, чем все золотые монеты, которые можно в них упихать. И не пропустите маленькую немецкую статуэтку, которая изображает женщину, присевшую над биде. Ее механизм работает от тепла вашего тела – поистине гениальное изобретение. Все самое лучшее из коллекции Френка выставлено в большой комнате над его офисом на восточном конце Гранд-авеню, в доме № 1300, под вывеской PARTS DISTRIBUTING, INC. Но это -лишь малая часть собрания. У Френка просто нет места, чтобы выставить все, что есть, – буквально горы игрушек, как компенсация за недостаток игрушек в детстве. Френк несколько лет добивался от городских властей разрешения на строительство своего музея и все же добился, чего хотел. Музей работает с понедельника по пятницу, с 8:00 до 17:30.
Не пропустите Музей пылесосов – это всего в двух-трех кварталах к северу от Музея игрушек Кидда, на Гранд-авеню (СВ), 107. Подходящее место, чтобы убить время в дождливый день. Только, пожалуйста, блин, вытирайте ноги.
Хотите посмотреть на нож, которым ударили Веру Майлз в «Психозе»? Или нож, которым перерезали горло Дью Бэрримор в «Крике», с прикрепленным к нему специальным «мешочком с кровью»? Тогда отправляйтесь в музей Майка Кларка «Киношное безумство», что на Бельмонт-стрит (ЮВ), 4320. Телефон: 503-234-4363. Для брезгливых и нервных: там есть еще «оранжевое с авокадо» платье Джули Эндрюс из «Звуков музыки». Зеленый костюм Майка Майерса из «Остина Пауэрса». Голубое шифоновое мини-платье Натали Вуд из «Вестсайдской истории». Кружевная дамская шляпка Тони Кертиса из «В джазе только девушки». Плюс к тому – резиновый «Магвамп» из «Голого завтрака» 1992 года. И еще много чего интересного.
Располагается на втором этаже Портленд-билдинг на углу Пятой авеню (ЮЗ) и Мейн-стрит. Подняться можно по лестнице или на лифте. На выставке представлены фотографии статуи Портландии: как она прибыла в порт на барже 6 октября 1985 года и как ее везли по улицам города в открытом грузовике. Также имеется большой стеклопластиковый слепок лица статуи, которую Раймонд Каски «срисовал» со своей жены Шерри. Портландия – размером с одну треть статуи Свободы – была вычеканена из листовой меди. Любимая шутка местных приколистов – подвесить чертенка на ниточке на ее огромный указательный палец. Там же находится выставка художественных работ под названием «Портлендская визуальная летопись», где представлены произведения на тему городской жизни: фотографии, картины, рисунки, гравюры. Выставка открылась еще в 1930-х годах. А в 1984 году там установили панорамный вращающийся стенд.
Если вам хочется посмотреть на другие работы в рамках проекта «Портлендской визуальной летописи», Джейн Биб, владелица галереи PDX, советует посетить галерею BICC в здании медицинского университета при Орегонском научном центре здоровья. Там находится еще одно панорамное шоу из «Летописи». Джейн называет еще несколько галерей, где есть много чего интересного, но нет больших толп. В первый четверг каждого месяца все галереи, расположенные в центре города, открывают новую экспозицию, в связи с чем работают допоздна. Событие так популярно, что Джейн в этот день вообще не открывает свою галерею – из-за наплыва народа. Помимо галерей в Жемчужном загоне, Джейн рекомендует еще галерею Художественной гимназии в колледже Мэрилхест, галерею Кули в колледже Рида и галерею Арчер в колледже Кларка в Ванкувере, штат Вашингтон. Джейн говорит: – Наша портлендская «кузница» изящных искусств славится на всю страну. – Она объясняет, что жизнь здесь дешевая, и поэтому художники едут сюда из других городов. Так что у нас тут явный переизбыток талантов и творческих личностей. К несчастью, портлендские галерейщики, которых здесь не так много по сравнению с творцами, обладают устойчивой сопротивляемостью к повышению цен. В общем, портлендский рынок искусства – это рынок для покупателей. Изобилие высококачественных продуктов по смехотворно низким ценам. Если вы уверены, что вам хватит наглости вломиться без приглашения на эксклюзивное мероприятие, можно попробовать прорваться на «Первую среду», когда, по словам Джейн, галереи и делают деньги по-настоящему. «Первые среды» проходят накануне «первых четвергов» – обычно только для «своих» и только по приглашениям, – но кордоны на входе стоят далеко не всегда. На самом деле ничего сверхсекретного там не происходит, просто владельцы боятся, что у них отберут специальное разрешение на продажу спиртных напитков, если на презентацию набьется слишком много людей «с улицы». Но как говорит Джейн: – Если ты придешь, тебя, может быть, и не выгонят.
Магазин компании «Hippo Hardware & Trading» называют «Музеем подержанных сокровищ» с легкой руки Ральфа Якобсона, который долгие годы держал магазин старой мебели и фурнитуры на Гранд-авеню (ЮВ). Именно Ральф научил совладельцев «Бегемотика Гиппо» Стивена Оппенхейма и Стива Миллера, как выбирать стоящие товары на распродажах и аукционах и различать настоящую бронзу и медь и никудышные изделия из медно-свинцового сплава – даже под слоем краски и ржавчины. – Тут действительно все дело в том, чтобы подержать вещь в руках, почувствовать ее на ощупь, – говорит Оппенхейм. Символ торгового дома – танцующий бегемотик – «срисован» с парикмахерши Патти де Анджело, которая любит кататься на роликах на площадке в «Дубраве» (Oakes Park). Бегемотик со вскинутой рукой и ногой – это вылитая Патти, когда она несется «в свободном полете», сметая все на своем пути. Все колонны у здания магазина на Берн-сайд-стрит (В) разрисованы бегемотиками. Это работа уличного художника Энди Олива, который до сих пор живет под мостом эстакады на въезде на федеральную автомагистраль 84 неподалеку от Шестнадцатой авеню (СВ). Колонны с танцующими беге мотиками – это единственная часть здания, не тронутая граффити. – Нас защищает проклятие Бегемота, – говорит Оппенхейм. – Бегемотиков рисовал уличный художник, так что теперь, если кто их испортит, об этом сразу узнают на улице. Магазин «Hippo Hardware» открылся в 1977 году и сразу же превратился в «приют-распределитель» реликвий портлендской истории. Здесь вы найдете осветительную арматуру и фрагменты архитектурных деталей из отеля «Портленд» (1890-1951), отеля «Бенсон», Центральной библиотеки и мэрии – и даже «пряничную арку» из отеля «Hoyt». В свое время «Hippo Hardware» снабжал реквизитом и местную киностудию. – Когда Мадонна в первый раз появилась на экране голой, это было под нашими осветительными приборами, – говорит Оппенхейм, имея в виду эпизод с иглоукалыванием из фильма «Тело как улика» (Body of Evidence). В «Войне роз» (The War of the roses), когда Кэтлин Тернер кусает Майкла Дугласа за яйца, он потом сидит на черном биде, которое «Hippo» купили и перепродали. – Если у кого-то в Портленде есть черное биде, – говорит Оппенхейм, – так это то самое. Других черных биде в этом городе не проплывало. Дети любят считать бегемотиков, «обитающих» в магазине. Здесь их больше трехсот: игрушки, куколки, статуэтки. Оппенхейм говорит, что самый лучший их бегемот – это огромный розовый плюшевый зверь, которого подкинула в магазин одна очень прилично одетая дама с криком: – Я убила весь день на дворовые распродажи. Это лучшее, что я нашла. Вот, это вам! – после чего унеслась прочь на своем «кадиллаке». Оппенхейм рассказывает о старом здании магазина, где «Hippo Hardware» располагался до 1991 года. На Двенадцатой авеню (ЮВ), в криминальном районе, где случилось как минимум три убийства и обитали бесноватые полтергейсты. Однажды Оппенхейм увидел какого-то старика, который спускался по лестнице, видимо, из квартиры на втором этаже. Он был весь возбужденный и красный, его била дрожь. Он рассказал мне, что раньше работал в портлендской полиции. И вот буквально в первый день на службе ему пришлось ехать на вызов. Это было в 1940-х годах. Муж и жена из квартиры, что в южном конце коридора на втором этаже, крупно поссорились, и жена зарубила мужа топором. Она уложила его тело в ванну – такую старинную ванну на «львиных лапах»,-расчленила его и срезала мясо с костей. Потом позвонила своей сестре, стриптизерше, выступавшей с живым удавом, и сказала, что у нее неожиданно образовалось много-много мяса, так что змее хватит корма на целый год. Сестра-стриптизерша объяснила, что удавы едят только живую добычу, а потом позвонила в полицию. Старик, которому теперь было уже далеко за семьдесят, рассказал Оппенхейму, как он приехал на место преступления, и кровь была даже на лестнице. Вся площадка на втором этаже была залита кровью, а в ванне лежал искромсанный скелет – такого век не забудешь. В тот день, когда Оппенхейм встретил на лестнице дрожащего и обильно потеющего старика, бывший полицейский пришел еще раз посмотреть на место этого давнего преступления. Впервые за сорок лет. – Эта ванна, – говорит Оппенхейм, – она до сих пор там стоит. И еще один случай: как-то вечером, когда продавец был в магазине один, одна из люстр, выставленных на продажу, вдруг начала раскачиваться. Потом – еще одна и еще. В конце концов уже все люстры, подвешенные под потолком, стали качаться. Непонятно, с чего. Сквозняка в магазине не было – люстры просто качались сами по себе. Продавец испугался и убежал. В 1991 году магазин переехал в другое здание, на Бернсайд-стрит (В), 1040, причем переезд осуществлялся посредством «тактики муравьев-листорезов» с использованием магазинных тележек. И все же мой вам совет: вы там осторожнее. Несмотря на охранные чары «проклятия Бегемота», покупатели не раз говорили, что и в новом здании тоже водятся привидения.
Воистину неисповедимы пути Господни. Если вам вдруг захочется посмотреть на самую большую в мире волосяную опухоль – шар из кальция и спрессованных волос весом в 2,5 фунта, вырезанный в 1950-х годах из желудка свиньи весом 300 футов, – и на собрание чучел животных-уродцев, потратьте час на дорогу до музея при бенедиктинском аббатстве и семинарии Маунт-Эйнджел (Benedictine Mount Angel Abby ans Seminary). Езжайте на юг по федеральной автостраде 5 до съезда на Вудберн, и далее – по шоссе 99Е, следуя указателям на Маунт-Эйнджел.
В 1977 году Боб и Чарли Муры гуляли в окрестностях Дафура, штат Орегон. – И вот тут, в лощине, стояла старая постройка, – говорит Боб, – и я сказал жене: «Видишь, вон старая мельница». Это была заброшенная Дафурская мельница, которую построили в 1872-м. Она работала до конца 1930-х годов, используя все те же каменные жернова, что в 1870 году прибыли сюда морем, обогнув мыс Доброй Надежды. Сейчас эти старые жернова снова мелят муку. Без перерывов и выходных. Они вращаются со скоростью 125 оборотов в минуту и «съедают» за час 600 фунтов зерна – на Красной мельнице Боба, Интернейшнл-Вей (ЮВ), 5209. Телефон: 503-654-3215. Муры увлеклись мукомольным делом еще в середине 1950-х, на своей пятиакровой ферме в Реддинге, штат Калифорния. В 1972 году они занялись коммерческим помолом, после того, как Боб прочел книгу Джорджа Вудбери «Мельница Джона Гоффа». – Я пришел в библиотеку, – говорит Боб, – и книга просто лежала там на столе. Как будто мне на нее указал некий ангел. Когда я ее прочитал, я поверил в себя. Я сказал себе: я смогу, у меня все получится. Боб, с его квадратной седой бородой и очками, как будто перенесся к нам из 1800-х. Он говорит, и в его голосе по-прежнему слышатся нотки благоговейного изумления: – Нас поразило, что мы можем сами, своими руками, засыпать сюда зерно, и вот тут будет мука. Муры открыли свою портлендскую мельницу в 1978 году, а в 1988-м там случился пожар. Почти все оборудование сгорело, но несколько тонн приготовленного к помолу зерна просыпались, погребли под собой столетние жернова из Дафура и, таким образом, спасли их от огня. Жернова представляют собой круглые камни диаметром четыре фута, и верхний жернов весит две тысячи фунтов. Это кварц, добытый в сорока милях к востоку от Парижа, в карьере, открытом еще в 1300-х годах специально для добычи камней под мельничные жернова. Сейчас они установлены на новой мукомольной фабрике площадью 50 000 квадратных футов. При фабрике работает оптовый магазин. Партнер Муров, Деннис Гильям, называет Боба «наиглавнейшим в мире авторитетом в области мукомольного дела по старому способу, на мельнице с жерновами». Деннис говорит: – Есть люди, которые знают историю мельниц. Есть люди, которые коллекционируют мельничные жернова. Есть люди, которые мелют муку на старинных мельницах. А Боб Мур – это и то, и другое, и третье. Боб специально ездил в Шотландию изучать процесс помола овсяной муки. Они с Деннисом лично знакомы с такими гигантами и мастерами домашней выпечки, как, скажем, Бетти Крокер, первая «кулинарная леди» Америки. – Они нам завидуют, – говорит Деннис. – Они только и делают целыми днями, что продают простую муку, а мы тут мелем и амарант, и просо, и лен. Сейчас Боб и Деннис открыли еще одну мельницу и музей – с водяным колесом, с настоящими «историческими» крыльями и жерновами. Посетив этот музей, любой станет экспертом по мукомольному делу. И не то чтобы Боб очень сильно стремился в эксперты… – Мне просто хотелось иметь свою мельницу, чтобы было чем заняться на пенсии и где я могу отдыхать душой, пить кофе, общаться с клиентами, – говорит он. – Это как будто идешь в тумане и не видишь, что там, впереди, но идешь все равно, потому что тебе любопытно. Просто идешь, шаг за шагом.
Находится на Пятой авеню (СЗ), 211. Открыт со среды по субботу с 12:00 до 16:00. Экспозиция представляет собой бесконечную демонстрацию рекламных роликов за первые двадцать лет существования телевидения. Также представлены лучшие печатные плакаты и ролики с каждого Международного Каннского фестиваля рекламы. Телефон: 503-226-0000. См. такжеwww.admuseum.org. (открытка из 1991-го) Когда меня впервые избили на улице, Джина спросила, не было ли среди нападавших Дэвида. Не какого-то конкретного Дэвида, а просто кого-нибудь с таким именем. Во всех несчастьях она обвиняла «проклятие Дэвидов», как она это называла. Со своим последним ходячим проклятием из долгой цепочки Дэвидов она познакомилась по объявлению в газете. Они встретились, выпили кофе, и ей показалось, что он вполне милый -достаточно милый, чтобы через пару дней пригласить его в гости к себе домой. Джина жила на последнем этаже в Хедли-Хаус, что на углу Сальмон-стрит (ЮЗ) и Двадцатой авеню, а я жил в том же доме на втором этаже. Стены были такими тонкими, что каждый вечер я слышал как минимум три телевизора у трех разных соседей. Писательница Катерина Данн права, что в Портленде на каждом углу поджидает история. Меня избили на углу Адлер-стрит (ЮЗ) и Пятой авеню – там теперь бар «Red Star Grill». Дело было в пятницу вечером, я возвращался домой из спортзала. еще даже толком и не стемнело. Я завернул за угол, и ко мне подошли молодые люди. Они все были черные, все – в черных свитерах с капюшоном, и тот, который подошел самым первым, без единого слова врезал мне кулаком в челюсть, причем с такой силой, что я упал и ударился головой об асфальт. Кто-то из них закричал: – Двадцать пять очков. И после этого всякий раз, когда кто-то пинал меня в голову или в спину, другие кричали: «Десять очков». Или: «Двадцать очков», если удар был особенно сильным или приходился в лицо. Все продолжалось примерно столько, сколько горит красный свет на светофоре. Потом они убежали, а я поднялся и крикнул им вслед что-то неконвенционное. Тогда они побежали за мной, и мне пришлось убегать – на Бернсайд-стрит (3), где были люди и свет. В тот же вечер в квартире у Джины: она собралась приготовить ужин для своего последнего Дэвида. Он пришел, она усадила его на диван в гостиной и дала ему бокал вина, чтобы он не скучал, пока она заканчивает с готовкой. Кухня у нее в квартире примыкала к гостиной, так что оттуда можно было разговаривать с человеком, который сидит в большой комнате, но нельзя было увидеть, что он там делает. Когда я позвонил в полицию, чтобы заявить об избиении, мне сказали, что первым делом мне надо было обратиться в больницу. Об этом всегда надо помнить, когда гуляешь по темным портлендским улицам. Полицейский, с кем я разговаривал по телефону, назвал это все «вопиющей дикостью» и предложил выслать мне форму заявления, которую мне надо заполнить и отослать им обратно. Вместо того чтобы идти в больницу, я позвонил Джине – из телефонной будки в виде китайской пагоды на углу Четвертой авеню (СЗ) и Дэвис-стрит. В тот же вечер в квартире у Джины: она вернулась из кухни в гостиную очень быстро. Ее не было считанные минуты – как раз столько, чтобы гость успел выпить бокал вина. Она вплыла в комнату с дымящимся блюдом лазаньи. Вся такая красивая, в фартуке с рюшками. На руках – простеганные кухонные рукавички. Губы аккуратно накрашены, прическа закреплена лаком. Она сказала: – Ужин готов. Входная дверь была нараспашку, а последний Дэвид исчез без следа. Пустой бокал из-под вина стоял на журнальном столике. На диване лежал «Космополитен», открытый на статье про влагалища, сопровождавшейся очень подробными иллюстрациями. В коридоре стояла пожилая соседка, которая, видимо, вышла вынести мусор, но так и застыла с мешком в руках, глядя на Джину сквозь открытую дверь. А весь Джинин диван был обильно полит свежей спермой. Джина застыла на месте и просто стояла, вдыхая запах горячей лазаньи и Собственного лака для волос. Пожилая соседка спросила из коридора: – Джина, голубушка, у тебя все в порядке? И вот тогда зазвонил телефон. Я поэтому и не дошел до больницы. Я потом три недели не мог жевать. Вернее, мог, но только передними зубами. И есть приходилось крошечными кусочками, отщипывая понемножку, потому что весь рот был разбит в мясо. Но в тот вечер, в телефонной будке в виде китайской пагоды, когда Джина мне все рассказала и поделилась своей теорией о «проклятии Дэвидов»… со спермой последнего Дэвида, подсыхающей у нее на диване… да, я знал, что потом будет больно, но я просто не мог не смеяться.
|
