Глава 1. Давным-давно в далекой Галактике

Перевод: Ян Юа, М.: Изд-во ЭКСМО, 2002

ISBN 5-04-000105-8

Давным-давно в далекой Галактике

ЗВЕЗДНЫЕ ВОЙНЫ

Эпизод II

ВОЙНА КЛОНОВ

В Галактическом Сенате беспорядки.

Несколько тысяч звездных систем объявили о

Своем намерении выйти из состава Республики.

Это движение сепаратистов возглавил

таинственный Граф Дуку. Рыцарям Ордена дже-

Даев, число которых ограничено, стало трудно

Сохранять равновесие и мир в Галактике.

Сенатор Амидала, бывшая королева Набу,

возвращается в Галактический Сенат на голосо-

вание по важнейшему вопросу о создании рес-

публиканской армии в помощь немногочислен-

ным джедаям…

«Возможно, в их вареве ртуть...»

Пролог

 

Его разум поглощал сцены, которые про­носились перед ним так же, как умирающий от жажды в пустыне поглощает неожиданно найденную воду. И они, действительно, были похожи на воду... такие про­хладные, спокойные... и обычные.

Сцены из жизни, о которой он всегда мечтал. Его семья, его близкие и друзья... он знал, что они все здесь, хотя узнавал только маму.

Так должно было быть. Тепло и любовь, смех и покой. Ему всегда хотелось, чтобы было так. Он мечтал, чтобы так было. Молился, чтобы так стало. Светлые, добрые улыбки. Смешные беседы (хотя ему никак не удавалось расслышать хотя бы сло­во). Дружеские похлопывания по плечу.

Он попытался присмотреться внимательнее. Может быть, на этот раз он узнает их лица? Мо­жет быть, на этот раз среди друзей будет еще один?

Он видел, как улыбается ему мама, она больше не была рабыней. Ее ждала веселая и радостная жизнь.

Мама шла к нему, лицо ее сияло от гордости за него. Она улыбнулась...

...чуть шире.

На мгновение он подумал, что воспринимает все слишком сильно, но улыбка исказилась...

...трансформировалась...

Он вдруг испугался.

Движения фигур стали медленными и затруд­ненными, налились тяжестью.

Нет, не тяжестью, обжигающим теплом. В лицо ударило пламя, он задохнулся от жара.

Сквозь зыбкую пелену горячего воздуха липа казались странными, перекошенными, как от боли.

Он хотел окликнуть маму, спросить, чем может помочь... и с ужасом обнаружил, что не в силах из­дать ни единого звука. Он не мог даже дышать, обо­жженные легкие слиплись в горячий комок боли.

Фигуры застыли, стали прозрачными, как стекло.

Из глаз матери крупными каплями, словно сле­зы, потекла кровь.

Он протянул руки, но от его прикосновения стекло треснуло. Он слышал, как с тихим звоном опадают на пол мелкие прозрачные чешуйки.

Он закричал: «Не надо!» И от звука его голоса все рассыпалось в мелкое блестящее крошево...

Он обнаружил, что лежит в изнеможении на койке: дыхание сбито, и, похоже, восстановить его удастся не скоро, глаза широко раскрыты, лоб мокрый от холодного пота.

Сон. Всего лишь сон.

Пришлось повторить себе эти слова несколько раз, как заклинание. Это — всего лишь сон.

Или нет?

В конце концов, он же умел видеть то, что еще только произойдет.

Из рубки донесся знакомый голос. Учитель звал его.

Надо было стряхнуть с себя дремоту, сконцен­трироваться на происходящем и пойти к учителю. Ага, легче сказать, чем сделать...

Потому что он опять видел маму — как ее тело рассыпается осколками...

Может, рассказать все учителю? Но поможет ли он? Сумеет ли? Мысль растворилась. Нет, это все личные глупости — учителю не до того. Во-первых, скажет он, твое обучение не закончено, падаван. Во-вторых — нам нужно уладить погра­ничный конфликт, ведь для этого мы и улетели с Корусканта. Расслабься, перестань городить чушь, сфокусируйся на насущных делах...

Нет бы просто сказать: «Наблюдай за мной и запоминай, что увидишь. И всегда помни: реаль­ность определяется только твоим восприятием. Держись возле меня, и все будет хорошо».

Как хотелось услышать именно эти слова. Нет, конечно, не только эти. Еще он хотел бы узнать...

А еще он хотел бы поскорее вернуться на Корускант. Ему так нужно поговорить с тем, кто не будет отмахиваться от него и говорить: «Не сейчас».

Надо переговорить с канцлером Палпатином, получить одобрение и совет. Все эти десять лет канцлер внимательно следит за его ус­пехами, как и обещал. И распорядился, чтобы в любое время пропускали к нему его юного дру­га. Так и сказал: моего друга. А еще он сказал, что когда-нибудь его юный друг станет сильнее любого джедая.

Вот он, ответ. Только самый сильный сумеет сохранить хрупкие фигуры в целости. Наверное.

— Эй! — опять услышал он голос учителя. — Анакин, иди сюда!

 

Глава 1

 

От всего остального мира двор водосбор­ной фермы был отделен не только изго­родью, по которой пропущен электри­ческий ток, но и невысоким песчаным валом, на котором и установлена преграда для не­званых ночных гостей. Здесь, поставив ногу на гре­бень насыпи, стояла женщина. Усталое лицо, на котором ранние морщины постепенно стирали красоту, было запрокинуто к черному небу и яр­ким россыпям звезд. В густых волосах женщины давно уже серебра было больше, чем тьмы, хотя, если судить по фигуре и движениям, ей было едва за сорок.

Песок медленно отдавал дневной жар, но тем­пература скоро начнет падать. Вдалеке тоскливо прокричал ночной зверь; его плач болезненным эхом отозвался в груди женщины. Если бы она была местным жителем, наверное, она смогла бы определить, кому принадлежит голос.

Женщина ежилась, но не спешила уходить в дом.

Сегодня ночью...

Сегодняшней особенной ночью...

Ее милому мальчику, ее Ани, исполнялось двад­цать лет. Она считала каждый год, хотя вот уже — подумать только! — десять лет не видела сына. Должно быть, он изменился. Наверное, при встрече она его не узнает. Женщина всю жизнь прожила в небольшом городке на скучной планете и даже представить не могла, какие чудеса находил ее сын среди звезд на планетах, совсем не похожих на серый, тусклый, засыпанный сухим песком Татуин. Но все равно радовалась за мальчика.

Она улыбнулась, даже не предполагая, каким красивым в это мгновение стало ее лицо. Давно, десять лет назад, Ани ухитрялся довести до белого каления всех окружающих, начиная от нее и сосе­дей и заканчивая клиентами и хозяином, барахольщиком-тойдарианцем Уотто. И только тем, что в самый ответственный момент начинал раз­глядывать небеса, напрочь забывая обо всем. А сей­час она сама смотрит в небо, не зная, что хочет там увидеть. Несмотря на плохую еду, плохое об­ращение, несмотря на вечные жалобы и нотации Уотто, она вспоминает те дни с радостью: они были вместе. Она и ее Ани.

— Заходи-ка в дом, мам, — раздался за ее спи­ной негромкий голос.

Женщина вздрогнула, под ногой осыпался су­хой песок. Но оглянулась она с улыбкой. Ей хоте­лось посмотреть, как к ней через двор идет ее па­сынок. Сильный и широкоплечий мальчик при­мерно одних с Ани лет. Порой ей казалось, что они очень похожи, хотя волосы Оуэна были тем­ные, жесткие и торчали, точно иголки, в разные стороны, а на скуластом простодушном липе от­ражались все мысли и чувства.

Женщина подождала, когда мальчик подойдет к ней, протянула руку и взъерошила ему волосы. Оуэн быстро и смущенно чмокнул ее в щеку.

— Ну что, сегодня ночью корабли не летают?

В вопросе не было и намека на издевку, он был задан самым добродушным тоном. Оуэн знал, по­чему мачеха вышла сегодня из дома, как всегда выходила в тихие звездные ночи.

Женщина с улыбкой погладила юношу по щеке. Она любила его, как собственного сына, и он тоже был добр к ней. И он понимал, почему у нее тя­жело на сердце. Оуэн принял ее боль без ревности и осуждения. И всегда оказывался рядом, когда требовалась даже малая, но поддержка.

— Нет, сегодня они не летают, — сказала женщина и вновь запрокинула лицо к звездному небу. — Должно быть, Анакин занят. Спасает Га­лактику от пиратов или каких-то других злодеев. Знаешь, ведь ему постоянно приходится зани­маться этим. — Женщина улыбнулась.

— Ну, значит, сегодня мы будем спать спокой­но, — отозвался Оуэн.

Женщина засмеялась. Хорошо, когда мальчи­ки умеют ценить и поддерживать шутку. Но в глубине души она твердо знала, что Анакин все­гда был особенным. Ее сын никогда не уклады­вался в нормы — даже для джедая. Он всегда был выше... не физически. Нет. В памяти он ос­тавался улыбающимся маленьким мальчиком с волосами цвета песка и глазами, из которых толь­ко сон мог прогнать любопытство. Но он всегда умел делать странные вещи, и делал их так хоро­шо, что мать пугалась. В конце концов, не каждо­му в девять лет дано победить лучших гонщиков на страшной трассе, где выживают далеко не все...

Рыцарь, который увел Анакина с собой, сказал, что ее мальчик умеет «видеть» то, чего еще не слу­чилось.

— Мне пришлось отпустить его, — еле слыш­но проговорила женщина. — Как я могла удер­жать его, если жизнь здесь означала рабство?

— Я знаю, — успокоил ее Оуэн.

— Даже если бы мы не были рабами, я все равно не сумела бы удержать его, — женщина оглянулась на пасынка, между ее бровями пролег­ла глубокая складка. — Ани так много должен отдать Галактике. Его нельзя было запирать на Татуине. Он принадлежит звездам, он должен летать среди них и спасать планеты. Он появился на свет, чтобы быть джедаем.

— Вот поэтому я и буду спокойно спать, — повторил со смешком Оуэн.

Женщина удивленно взглянула на пасынка; тот ухмылялся во весь рот.

— Ах ты, негодник! Ты меня дразнишь! — она дала ему легкий подзатыльник.

Оуэн, не обижаясь, пожал плечами. Лицо женщины вновь стало серьезным.

— Он хотел улететь, — сказала она прежним тоном.

Пасынок уже слышал эти слова, а сама себе она повторяла их каждую ночь уже десять лет подряд.

— Он мечтал летать среди звезд, побывать на каждой планете, все увидеть и посмотреть. Он родился рабом, но... так жить он не мог! Нет! Толь­ко не мой Ани.

Женщина помолчала.

— Только не мой Ани, — твердо повторила она. Она смотрела в ночную тьму, словно ждала, что сын ей ответит. Из пустыни с барханов приле­тел холодный ветер.

— Ты все сделала правильно, мама. Будь я на месте Анакина, я был бы только благодарен. Я бы все понял. Разве можно любить кого-то больше, чем любишь ты, мам?

Женщина благодарно провела кончиками паль­цев по сухой, шероховатой щеке пасынка. Она даже сумела улыбнуться ему.

— Пойдем в дом, мам, — Оуэн взял ее за ру­ку. — Здесь становится небезопасно.

Женщина не стала спорить, позволила увести себя. Но посреди двора вдруг остановилась. Оуэн оглянулся. Взгляд мачехи стал беспокойным.

— Там опасно, — сказала она, вновь обшари­вая взглядом темное небо. — А если он ранен? Или убит?

— Лучше умереть в погоне за своими мечтами, чем всю жизнь прожить без надежды, — роман­тически-рассудительно произнес Оуэн.

Улыбка вернулась на лицо женщины, вновь сделав ее красивой. В прагматизме Оуэн Ларс мог поспорить даже с собственным отцом. А при слу­чае даже победить. Оуэн не на долю кредитки не верил в собственные слова, он говорил так только ради нее. И женщина оценила «жертву» пасынка.

Больше она не останавливалась. Ее ждал скром­ный дом Клигга Ларса, ее мужа, отца Оуэна. Но на каждом шагу она твердила, что сделала для сына единственную верную вещь. Они были рабами, и если бы тот рыцарь не предложил Ани свободу, рабами они и остались бы до конца своей жизни. Как мог Анакин жить на Татуине, если рыцарь-джедай пообещал ему исполнение всех его снов?

Разумеется, в то время она и понятия не име­ла, что в один прекрасный день повстречает на рынке в Мос Айсли фермера Клигга Ларса и что Клигг полюбит настолько, что выкупит ее у Уотто, освободит, а затем — уже свободной женщине — предложит стать хозяйкой своего дома. Разреши­ла бы она Анакину улететь, если бы знала об этом?

Была бы ее жизнь сейчас лучше, если бы Ана­кин был вместе с ней?

Женщина грустно улыбалась своим мыслям. Нет, ответила она сама себе. Даже если бы знаю­щий будущее Анакин рассказал ей о грядущих переменах, она все равно отпустила бы его в доро­гу. Не ради себя. Ради Анакина. Его место не здесь.

Тропа ее жизни плела хитроумный узор... Нет, она все сделала правильно.

Вот только пустота, десять лет назад поселив­шаяся в ее сердце, не спешит исчезать.