Совсем необязательно считать, что с наукой может быть связана лишь материалистическая философия. Ни исторически, ни логически этот тезис недоказуем». 1 страница

Ну почему же недоказуем? Это как раз самый что ни на есть факт. Пускай господин Кураев приведет хоть один пример, когда какой-либо ученый сделал какое-либо НАУЧНОЕ открытие, создал какую-либо НАУЧНУЮ теорию, идя по пути субъективного идеализма. Таких примеров нет, а потому автор прибегает к самой бесстыдной софистике. Дескать, многие ученые были верующими и при этом делали научные открытия. Вполне возможно, что были или, по крайней мере, заявляли о том, что верят в бога. По вине религиозных мракобесов вести себя иначе в определенные времена было просто опасно для жизни. Однако если говорить о «верующих ученых», которые сделали действительно научные открытия, то можно с уверенностью сказать, что все такие открытия по сути своей являлись открытием независимых от сознания человека ОБЪЕКТИВНЫХ законов развития материи. А это как раз и есть материалистическая постановка вопроса.

Через несколько страниц автор видоизменяет данный аргумент. Он уточняет, что «мотивация, приведшая ученых к исследованию, была именно религиозной». Но, позвольте, какое отношение имеет мотивация к добытому научному знанию? Если религиозные чувства, к примеру, медика побуждают его усердно работать над получением препарата, который позволит большему количеству больных выздороветь, то изобретенный препарат есть результат вполне конкретных научных исследований и знаний этого медика. Причем знаний, полученных именно из практики, из взаимодействия с объективной реальностью, из опыта, а не взявшихся от провидения. То есть религиозная мотивация в данном случае – это всего лишь психологический механизм, который использовался данным исследователем для интенсификации своей научной деятельности. Данный механизм универсальным не является, поскольку далеко не все и даже не большая часть величайших открытий были сделаны при помощи религиозной мотивации.

Так что очевидно, что правы оппоненты Кураева (академики), которые пишут:

«Вообще-то все достижения современной мировой науки базируются на материалистическом видении мира. Ничего иного в современной науке просто нет».

Действительно, нет ни одного примера, чтобы достоверное научное знание было бы добыто при помощи субъективно-идеалистических теорий. Кураев сам таких примеров не знает, а потому прибегает к откровенной софистике вроде той, что разобрана чуть выше, ссылок на изречения философов-идеалистов и теорию Эйнштейна о расширении Вселенной (которая до сих пор на практике не подтверждена). Другое дело, что и академики во втором предложении выразились не совсем корректно, поскольку в современной науке, кроме научных материалистических теорий, существует масса лженаучных идеалистических теорий. Между этими направлениями идет постоянная борьба, являющаяся отражением борьбы классов. Наилучшим образом такая борьба (если говорить о естественных науках) прослеживается на примере наук, которые лежат на стыке естественных и гуманитарных (психология), или теоретической физики.

 

Буржуазные гуманитарные лженауки

 

Понимая, что «лезть в дебри» естественных наук опасно, поскольку все данные таких наук свидетельствуют лишь в пользу материализма и именно естественные науки объяснили сущность явлений, ранее считавшихся «божественными», Кураев пытается атаковать материализм с другой стороны. Он обращается к гуманитарным наукам. А в эту сферу буржуазия нанесла целую кучу идеалистического хлама, ничего общего с наукой не имеющего. Именно с ее (буржуазии) легкой руки появились такие «науки» как политология, конфликтология, теология, культурология и прочие описательные дисциплины, не ставящие своей целью добычу научного знания и открытие объективных законов, а занимающиеся описанием и сопоставлением лженаучных гипотез.

Итак, Кураев пишет:

«У гуманитарных наук есть свои методы. И этими методами могут исследоваться даже сны и фантазии, параноидальные порождения и стихи, музыка и мифы. Научность исследования определяется не его тематическим полем, а методом».

Давайте разберемся. Методы, равно как и мировоззрения, делятся на научные и ненаучные. Применение первых дает своим результатом достоверное научное знание, позволяет открыть объективные законы развития предмета исследования. Так, если господин Кураев говорит о снах и фантазиях, являющихся продуктом человеческого сознания, которое формируется как отображение объективной реальности, то добросовестный ученый, занявшийся изучением данной сферы, прежде всего, должен выяснить сущность явления. Проще говоря, ему следует ответить на вопрос, какие именно процессы в человеческом сознании вызывают появление фантазий и снов, что происходит в организме человека при появлении этих явлений, какие области мозга за них отвечают, какие биохимические процессы там происходят и пр. Он сопоставляет данные, проверяет их экспериментально и после этого дает ответ на вопрос, что есть фантазия, а что есть сон, то есть открывает объективные законы развития этих явлений. То же и с параноидальными порождениями.

Что же касается стихов, музыки и мифов, то тут добросовестный ученый, прежде всего, выясняет, что есть культура, как она формируется, отображением каких общественных процессов является, а также тем, что лежит в основе этих общественных процессов. То есть, прежде всего, такой ученый должен освоить обществоведение. Соответственно, подлинно научным является, к примеру, исследование творчества Пушкина как отображения определенных общественных процессов, происходивших в первой трети 19 века. В свою очередь восторженное описание пушкинского слога ничего общего с наукой не имеет.

Так что автор абсолютно прав в том, что научность исследования определяется методом. Если метод является научным, то его применение дает достоверное научное знание и можно говорить о научности исследования. Ненаучный метод не может дать такое знание. Только у господина Кураева откровенно идеалистическое понимание научности. Отстаивая «научность» теологии, он пишет:

«Все методы современной теологии не имеют отличий от тех методов, что используются в других гуманитарных науках. Собственно, гуманитарные науки — от археологии до психологии — не занимаются ничем иным, как устанавливают смысл текстов, учат людей понимать друг друга. Установление авторства текста, обстоятельств и причин его возникновения, способы его фиксации, транслирования, особенности восприятия разными кругами читателей, реконструкция его внутренней логики и смысла (в том числе через обнаружение «зон очевидностей», идеологем и стереотипов, некритично воспринимаемых самим автором из взрастившей его культуры и субкультуры)».

Стоит отметить, что Кураев говорит здесь просто о методах, а не о научных методах. А дальнейшая словесная эквилибристика просто замечательна! Науки «от археологии до психологии» занимаются добычей НАУЧНОГО ЗНАНИЯ, и только тогда он имеют право называться науками. Говорить здесь об абстрактном «смысле» имеет смысл только в том случае, если задача состоит не в выяснении сущности явления, то есть не в получении научного знания, а в сокрытии объективной истины. Что же касается обучения людей понимать друга, то это никак нельзя назвать целью науки. Это всего лишь инструмент. Так, только при условии овладения определенной научной терминологией, понятийным аппаратом человек способен эффективно добывать научное знание в той или иной сфере. Само же по себе понимание другого человека никаким образом не способствует добыче научного знания. Понимание, к примеру, образа мысли человека, сочинившего антинаучную теорию, никаким образом получению научного знания не способствует.

Столь же запутанно все и дальше. Так, если установление авторства текста можно назвать делом вполне научным, поскольку результатом добросовестного исследования здесь будет достоверное научное знание, то с «обстоятельствами и причинами» его возникновения дело обстоит гораздо сложнее. Тут на одно научное исследование придется десяток псевдонаучных изысканий, касающихся того, какой рукой автор писал текст, и какая при этом была погода. Естественно, что данные изыскания к научности не имеют никакого отношения, поскольку, как было сказано выше, культурные явления отображают вполне конкретные общественные процессы.

 

Никакого отношения к научному подходу не имеет и исследование «особенностей восприятия разными кругами читателей». В буржуазной «гуманитарной науке» (к примеру, в буржуазном литературоведении) исследование данного вопроса заканчивается признанием того факта, что, к примеру, одни «круги» восприняли то или иное произведение положительно, а другие отрицательно. Ни о каком серьезном исследовании классовой структуры общества, морали тех или иных классов, выяснении того, объективным интересов какого класса служит то или иное произведение, речи не идет.

То же самое относится и к «реконструкции внутренней логики и смысла». Естественно, в любом тексте, даже в религиозном, есть своя внутренняя логика и определенный смысл. Только добросовестное научное исследование данных текстов опять-таки заключается не в «реконструкции», а в добыче достоверного научного знания, касательно того, в чем сущность религии и как религиозные догматы использовались для реализации объективных интересов эксплуататорских классов.

Здесь как раз четко видно различие между научным материалистическим направлением и ненаучным, идеалистическим. Первое предполагает выяснение независимой от сознания сущности явления. Второе занимается исключительно человеческим восприятием явления, полагая сущность явления зависимой от человеческого сознания. Человеческое сознание, причем рассматриваемое не как определенный «механизм», формирующийся и развивающийся по определенным объективным законам и отображающий объективную реальность, а как непонятно откуда взявшееся «самоощущение» человека, является предметом исследования «ученых» идеалистов.

Показательно здесь, как автор аргументирует «научность» диссертации по теологии на тему «Иоанн Златоуст о частной собственности и стяжательстве».

«Задача диссертанта — в огромном море текстов, связанных с именем Златоуста, отличить подлинные тексты от спорных и от несомненно псевдографических. В подлинных текстах собрать суждения Златоуста на тему частной и личной собственности. Показать социальную, этическую, аскетико-религиозную, эсхатологическую аргументацию, привлекаемую Златоустом для обличения стяжательства. Проследить, есть ли во времени эволюция взглядов автора на эти вопросы, есть ли колебания и нюансировка в его позиции, и если есть, то какими обстоятельствами они были вызваны. Показать и объяснить границы златоустовского критицизма. Поставить златоустовские суждения в контекст предшествующей и последующей традиции церковного учительства на эту тему (от Евангелия и «раннехристианского коммунизма» до «теологии освобождения» и современных социальных концепций Русской Православной и Римо-католической Церквей). Показать, как и почему в те или иные периоды своей истории церковные иерархи и проповедники забывали или, напротив, актуализировали эту грань златоустовского наследия».

 

Из одного только названия данной «диссертации» видно, что к научности она имеет очень отдаленное отношение. Частная собственность есть понятие вполне конкретное, поэтому для выяснения сущности частной собственности абсолютно не важно, что о ней думал Златоуст. Слово «стяжательство», наоборот, термином не является, поскольку предельно абстрактно. Это, по сути, пропагандистский термин, идеологема, использовавшаяся в борьбе одних религиозных направлений с другими. О научности можно было бы говорить, если бы автор диссертации исследовал процесс обретения церковью частной собственности, выявил причины данного процесса, рассматривал бы данный процесс в тесной связи и зависимости от изменений в социально-экономическом базисе. Тогда можно было бы говорить о действительно научном труде по истории. Или автор мог бы сосредоточиться на установлении авторства тех ил иных религиозных трудов и выяснить, какие из них принадлежали перу Златоуста, а какие нет. Здесь можно бы было говорить о труде по филологии.

А что нам предлагает Кураев? «Собрать суждения о частной собственности», «показать аргументацию», «проследить эволюцию взглядов», «объяснить границы златоустовского критицизма»… Соответственно, успешная защита данной «диссертации» предполагает, что автор «собрал…», «показал…», «проследил…» и «объяснил…» соответствующие пункты. Только какое отношение это имеет к достоверному научному знанию, к выяснению объективной истины. Анализируется исключительно ВОСПРИЯТИЕ объективной реальности Златоустом, сама же объективная реальность остается за скобками. К примеру, если речь идет об «аргументации», то от автора достаточно проанализировать, каким образом она строилась, а не то, в пользу или против чего эта аргументация использовалась. Аргументация - сама по себе, сущность явлений – сама по себе и не рассматривается вовсе.

Подобные диссертации – абсолютно обычное явление во ВСЕЙ буржуазной гуманитарной науке, а не только в теологии. Субъективный идеализм в современной буржуазной гуманитарной науке, в отличие от естествознания (где он входит в очевидное противоречие с эмпирическими данными), является господствующим философским направлением, что вылилось в появление огромного числа откровенных лженаук и развитие антинаучных, идеалистических направлений в науках.

Абсолютно понятно, почему поп Кураев столь яростно защищает идеалистическое философское направление и пытается показать «научность» откровенно ненаучных исследовательских методов. У человека, обучающегося подобной антинаучной чепухе в вузах, защищающего подобные дипломы и диссертации, как правило, отсутствует иммунитет к религиозному дурману. А следовательно, у РПЦ есть все перспективы получить в свои ряды очередную «дойную корову». Однако и сам Кураев, в свою очередь, есть всего лишь инструмент в руках класса буржуазии, которая использует религию и попов для реализации своих объективных интересов. И тут пропаганда субъективного идеализма весьма кстати. С его помощью можно отрицать классовую борьбу, пропагандировать «национальное единство» и патриотизм, объявлять несуществующими объективные законы развития общества и пр.

Представляют определенный интерес и рассуждения Кураева о такой лженауке как «культурология». Лженаукой данное направление буржуазной мысли можно назвать уже потому, что в ее рамках предполагается изучение культуры как некого обособленного от общественного развития явления, то есть отдельно от обществоведения. Буржуазная культурология ставит своей целью описание «социокультурного опыта», а не выявление системы объективных законов развития культурной сферы жизни общества. Как аргумент в пользу научности культурологии Кураев использует тот факт, что данное направление зародилось еще в советской научной школе. Поясним, что в рамках советской научной школы данное направление появилось и легализовалось на рубеже 1960-70-х гг. А этот период научно-теоретической деградации советской марксистско-ленинской (диалектико-материалистической) научной школы, которая, в свою очередь привела к оживлению буржуазных, идеалистических концепций вроде «культурологической». Да, именно в позднесоветские времена такие «научные школы» легализовались как якобы научные. Очень точно здесь выразился автор:

«Культуролог же добивается не согласия и принятия, но информированности и понимания».

Именно! Культурология занимается не выяснением объективной истины касательно тех или иных культурных направлений и донесением этой объективной истины до широких масс, а общими рассуждениями насчет того, что у каждой культуры есть своя «внутренняя логика», которую надо всего лишь «понять». И где тут научность? Понять логику и выявить объективную истину, то есть получить достоверное научное знание, - это две большие разницы. Вполне можно понять внутреннюю логику любой религии, но для выявления СУЩНОСТИ религии этого отнюдь недостаточно.

Далее о культурологии автор пишет еще более откровенно:

«Культурологическое преподавание — это реконструкция мира, о котором свидетельствует тот или иной текст. Причем текст имеется в виду не только литературный, но и живописный и музыкальный и событийный… На этих уроках речь шла бы не только о сюжетах икон. Понять культуру какой-то эпохи — значит понять логику людей, живущих в ней. Почему этот человек (или персонаж) поступил так? Какой он должен был видеть ситуацию, чтобы реагировать именно таким образом? В каком из миров такой поступок понятен и логичен?»

Опять двадцать пять! Причем тут наука-то? Наука не занимается воспроизводством образов и ощущений. Эту задачу выполняют художественные произведения, но они на научность и не претендуют. Их задача позволить человеку испытать ощущения, характерные для людей той или иной эпохи. «Почему этот персонаж поступил так?» - это задача, которую решают писатели, а не ученые. Современные буржуазные культурологи как раз и пытаются представить развитие культуры человечества как большое художественное произведение, при изучении которого главное – это ощущения героев, а не конкретные материальные условия их существования, заставившие их действовать именно так, а не иначе.

Доказательство и объяснение, логика и «моя логика», бог как продукт сознания

 

Следует остановиться и на размышлениях Кураева о доказательстве и объяснении, которые, почему-то рассматриваются им как разные понятия:

«Это разные интеллектуальные процедуры: доказать и объяснить. Доказать — значит понудить собеседника к согласию со мной. Объяснить — значит сделать для него понятной мою логику, мое видение проблемы. В религии есть много недоказуемого, но нет ничего бессмысленного. Для сознательного носителя религиозной традиции каждый жест, символ, каждая деталь его вероучения осмысленны».

Здесь тоже четко прослеживается разница между материалистическим и идеалистическим мировоззрением. Для материалиста главное – объективная истина. Соответственно доказательство или объяснение только тогда положительны, только тогда имеют смысл, когда приводят к выявлению этой объективной истины. Для идеалиста, наоборот, важен сам мыслительный процесс («моя логика»), безотносительно к тому, куда этот мыслительный процесс направлен, в верную или в неверную сторону.

Приведем в пример того же добросовестного ученого. Если такой ученый что-то доказал, то есть на основе научных данных открыл и сформулировал объективный закон в какой-то сфере досель неисследованной материи, то эти данные являются объективной истиной, если подтверждаются практикой. Соглашается с ней кто-то или нет – для объективной истины никакого значения не имеет. На то она и объективна, что существует независимо от сознания. Ученый ее уже открыл, доказал. Дело собеседника – либо согласиться, либо опровергнуть ее. Согласие тут не «со мной» (то есть не с ученым), а с его открытием. Безусловно, ученый может объяснить, как именно он доказал свою теорию. Но доказательство и объяснение в данном случае – синонимы. И никакой «моей логики» и «моего видения проблемы» тут нет. Чье это видение – не имеет значения. Если логика верна, то и сущность явления вскрывается верно, что может быть проверено практикой. Если логика неверна, исходит из ложных посылок, имеет в своей основе ложные, идеалистические теории, то и объективные законы она открыть не в силах. В таком случае «моя логика» признается неверной, равно как и «мое видение проблемы». Для науки он никакой ценности не представляют.

К примеру, если поп Кураев говорит о том, что существует бог и при помощи «своей логики» пытается это доказать, то важна не эта «своя логика», а верность доказательства. А поскольку иных доказательств «бытия божия», кроме схоластических, не существует, постольку автор пытается оставить себе лазейку. Дескать, важно не само доказательство и его результат, а сам факт наличия «моей логики». Именно поэтому он пишет про некий смысл, который, однако, существует не для всех (то есть, не объективен), а зависит от сознания «носителя религиозной традиции». Фактически, это косвенное признание того, что бог существует исключительно в голове каждого верующего, который сам себе его придумал и сам наделил неким «смыслом» определенные сакральные действия вроде молитв и обрядов. Ляпни он что-либо подобное лет 150 назад - был бы моментально отлучен от церкви за ересь. Нынешняя же РПЦ по вполне понятным причинам закрывает на это глаза. Ну и что, что Кураев пишет, что бог есть продукт сознания, он же при этом говорит, что сознание стоит на первом месте. Класс буржуазии, который является подлинным хозяином церкви, такая постановка вопроса вполне устраивает. Поперек горла ей только диалектический материализм.

Действительно, бог существует в сознании миллионов людей. Идеалисты говорят, что это и есть доказательство его существования. Материалисты же утверждают, что этот бог в сознании миллионов есть явление привнесенное туда религиозной пропагандой. При чем не важно из уст Кураева или православных на всю голову деревенских бабушек. Соответственно, говоря о религии, ученый-материалист, прежде всего, вскрывает сущность религии как общественного института. Выясняет, откуда взялось в сознании человека то, что в объективной реальности не существует. Логику религиозного человека он рассматривает не как самоценность, а как логику, внушаемую человеку определенными религиозными институтами. Внушаемую исподволь. Сначала, в школе, путем знакомства с библейскими байками (без пояснения, что это всего лишь мифы, при помощи которых древний человек пытался описывать огромный массив непознанной им материи), потом, в вузе, путем изучения разного рода насквозь идеалистических буржуазных «наук». Сформированное таким образом сознание, лишенное диалектико-материалистического стержня, уже способно, как говорят попы, «привести человека к богу». Хотя, по сути, не человек «пришел», а его привели.

Только такая постановка вопроса о религии может быть названа подлинно НАУЧНОЙ, вскрывающей сущность религии. То, что предлагает Кураев, есть, по сути, замаскированная под «науку» пропаганда идеалистического мировоззрения, от которого до религии рукой подать.

 

 

«Аргументы» в пользу религии, оккультизм и религия

 

Во второй части книги опубликована дискуссия Кураева с академиком Гинзбургом. И тут тоже стоит остановиться на некоторых моментах. Гинзбург – физик-материалист, добросовестный ученый, однако, чувствуется, что знаний по обществоведению и философии ему явно не хватает. А потому у Кураева появились лазейки для традиционного бесстыдного софизма. Так, к примеру, при обсуждении вопроса о смерти Гинзбург пишет:

«Я считаю, что опыт человечества показывает, что нет непорочного зачатия. Никакая женщина не зачинала неизвестно от кого. Нет вечной жизни, человек умирает, и куда все это девается – неизвестно. Это соответствует опыту».

И тут уже есть лазейка для идеалиста. Материалисты доподлинно знают, «куда это все девается». Исчезает вместе с материей, без которой сознание не существует. Кураев цепляется к слову «опыт» и обращается к опыту донаучному:

«Мировой опыт, начиная от кроманьонцев, говорит о том, что люди всегда имели какой-то опыт посмертного контакта и бытия».

И далее, в ответ на возражение оппонента, что таких научных данных нет, приводит «железный аргумент»:

«Если бы религия была бы абсолютно на нуле построена, ну не выживали бы религии в сложнейших условиях».

Какова «аргументация»! «Опыт посмертного контакта и бытия» запечатлен исключительно в разного рода священных писаниях, мифах, сказках. Уровень развития науки в то время не позволял дать научное объяснение таким явлениям как, к примеру, летаргический сон или кома. Единственным объяснением подобных явлений была «божья воля». То есть данный «опыт» был продуктом сознания людей. И поскольку указанные явления были объяснены сильно позже, то сознание людей давало неверную, не соответствующую объективной истине природу указанных явлений. По выражению самого Кураева, «опыт атеистического человечества насчитывает менее четырех столетий». Так вот за эти столетия было получено научное объяснение огромному количеству явлений, считавшихся ранее проявлением божественного начала. Тем не менее, «опыт посмертного контакта и бытия» даже не был зафиксирован, так что, собственно, нечему давать научное объяснение.

«Железный аргумент» же просто замечателен. Религия, естественно, построена не на нуле, а, прежде всего, на безграмотности масс. Веками правящие эксплуататорские классы при помощи религии эту безграмотность культивировали, сжигали на кострах ученых и просто инакомыслящих. Религии «выживали» долгие годы не только благодаря безграмотности, но и благодаря государственному репрессивному и пришедшему ему на смену пропагандистскому аппарату. Ликвидация государственной поддержки религии, повышение образованности масс, популяризация научного знания – все это ведет к резкому снижению уровня религиозности масс, что показал опыт строительства социализма в СССР. Своим выживанием в советских условиях религия обязана, прежде всего, победе оппортунизма в послесталинское время и деградации научной диалектико-материалистической школы.

В третьей части книги Кураев снова возвращается к этому вопросу. Он выдвигает тезис «о беззащитности материалистического общества перед оккультно-сектантской пропагандой, как только в обществе снимаются запреты». Намекает он, по-видимому, на советский пример. Объяснений, чем КАЧЕСТВЕННО оккультизм и сектантство отличается от православия и других традиционных религий, господин Кураев не дает. В сущности, на самом деле, существенной разницы между ними нет. Сектантская пропаганда есть пропаганда определенных религиозных верований, отличных от официально одобренных правящим классом религий, однако, имеющих в своей основе все тот же идеализм. Отличия здесь только в методах пропаганды, в структуре организации и в форме пропагандируемых религиозных верований. И то, что верующие православные не ударялись, к примеру, в оккультизм свидетельствует не о более высоком уровне их умственного развития, а о фанатичной приверженности лишь определенному, «своему» религиозному направлению, которое ничем не лучше и ничем не хуже оккультизма. Никакой существенной разницы между человеком, практикующим «диагностику кармы» и человеком, обращающимся с молитвой к деревяшке, которой он присвоил некий сакральный смысл, не существует. Они оба являются идеалистами, то есть последователями ложного философского направления, целью которого является сокрытие объективной истины.

Второй момент. Беззащитным перед разного рода религиозной пропагандой советское общество оказалось в момент полнейшей деградации научной диалектико-материалистической школы. В рамках данной статьи мы не будем подробно разбирать причины этой деградации. Если коротко, то деградация эта – заслуга не религии, а стоявших у руля советского государства после 1953 года оппортунистов, поощрявших всемерное развитие в СССР товарно-денежных отношений, что планомерно вело к восстановлению капитализма. А философией любой, пусть даже самой зачаточной буржуазии, является субъективный идеализм.

Так что добычей оккультистов, астрологов, сектантов и, в первую очередь, их более респектабельных коллег в рясах, стало общество материалистическое и атеистическое лишь в докладах бестолковых партийных бонз. На самом же деле, ни о каком материалистическом иммунитете у широких масс против религиозного дурмана в позднесоветские годы не могло быть и речи. Сам Кураев привел пример, как в советскую научную школу под видом «культурологии» прополз откровенный субъективный идеализм. И этот пример не единичен. Интересно получается. Автор радуется по поводу того, что в советской научной школе вполне легально существовали идеалистические направления, а потом говорит об «атеистическом и материалистическом советском обществе». О каком «материалистическом иммунитете» можно говорить, когда детей в позднесоветских школах учили выпускники вузов, в которых идеализм цвел пышным цветом? От атеизма в позднем СССР осталось лишь формальное признание отсутствия бога и отсутствие откровенно религиозной пропаганды.

 

Есть ли вопросы, на которые религия может ответить, а наука нет?

 

Дальше интереснее. Кураев берется за вопрос о соотношении религии и науки.

«Наука лишь отвечает на вопрос «как» и в редких случаях – «почему». Этика, философия, миф, религия говорят о «зачем». Расписание поездов можно составить на научной основе. Но из расписания я не узнаю, куда ехать мне самому. Вот это и есть пример соотношения этики, религии и науки. Религия дает ценности: ради чего человек живет, каких целей добивается, куда идет, а наука говорит, каким путями можно добраться до намеченной станции».

Повторим. Наука занимается добычей научного знания, открытием объективных, не зависящих от нашего сознания законов развития материи. Она дает знание о том, как, по каким законам развивается та или иная материя. Философия – наука, занимающаяся изучением наиболее общих законов развития материи. Она как раз отвечает на вопрос КАК относится друг к другу сознание и бытие, сущность и явление, форма и содержание и т.п. Этика, как наука, занимается проблемами морали и нравственности, то есть выясняет сущность этих понятий, исследует изменения форм морали в зависимости от изменения способа производства и классовой структуры общества. То есть здесь тоже вопрос КАК. Миф – это всего лишь сказание, передающее представление древних людей о мире и отражающее ключевые события, происходившие в древности. К выяснению объективной истины касательно происходивших в то время процессов миф имеет очень опосредованное отношение, это всего лишь вспомогательный инструмент.

Религия – так это вовсе форма общественного сознания, основывающаяся на вере в сверхъестественные силы. Соответственно, ответ на вполне конкретный вопрос, зачем он совершает то или иное действие, религиозный человек ищет не при помощи анализа объективных реалий, а советуясь с им самим же выдуманными богами и их пособниками. Причем представление о воле этих богов и пособников получено из мифов и трактовок этих мифов вполне себе земными религиозными институтами.