Санкция обязательства

1. «... Право есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права»[38]. Эти слова Ленина о важном значении элемента принуждения в праве полностью применимы, в частности и в особенности, к праву обязательственному.

Содержание обязательства заключается в праве кредитора требовать совершения или несовершения определенных действий (и в соответствующей обязанности должника), а действие не отделимо от лица, которое должно его совершить; от воли этого лица зависит, будет ли действие совершено или нет, причем далеко не всегда можно добиться объекта обязательства помимо воли должника.

Ввиду этого важное значение приобретает вопрос, как, какими средствами добиться того, чтобы действие, составляющее предмет обязательства, было совершено и кредитор достиг бы цели, для которой обязательство установлено.

Основным средством для достижения этой цели является возможность судебной защиты, принудительного воздействия на должника. Как закон (объективное право) «есть ничто без аппарата, способного принуждать к соблюдению норм права», так и обязательство в смысле субъективного права требования не достигало бы своей цели, если бы не было средств принудительного воздействия на должника.

Понятие обязательства было бы безжизненным, если бы не наступало никаких последствий в случае неисполнения обязательства, если бы не существовало ответственности за неисполнение обязательства. Последствие, которые наступают в случае неисполнения обязательства, можно назвать его санкцией. Санкция придает обязательству реальное значение, возможность для кредитора добиться известного практического результата. Для обязательства характерно состояние связанности одного лица в отношении другого. Связанность должника и имеет тот смысл, что на нем лежит ответственность за долг кредитору.

Если должник не исполняет обязательства добровольно, в распоряжение кредитора предоставляются средства принуждения: иск об исполнении, а затем обращение взыскания на имущество должника. Основным средством осуществить ответственность должника и добиться, чтобы санкция получила реальное, практическое значение, служит предоставляемый кредитору иск, с помощью которого кредитор и получает возможность добиваться удовлетворения помимо воли и даже против воли должника.

2. В связи с этим возникает, однако, вопрос: является ли иск кредитора необходимым атрибутом всякого вообще обязательства, или, другими словами, является ли исковая защита единственным видом санкции обязательства, или же возможны в советском праве также обязательства юридические, но неисковые.

Вопрос о неисковых обязательствах имеет значение для советского права ввиду того, что Гражданский кодекс содержит в ст. ст. 47 и 401 следующие постановления: «В случае исполнения обязательства должником по истечении давности он не вправе требовать обратно уплаченного, хотя бы в момент уплаты он и не знал об истечении давности» (ст. 47 ГК,).

«Не вправе требовать возврата уплаченного исполнивший обязательство, хотя бы лишенное исковой силы, но не являющееся недействительным в силу закона» (ст. 401 ГК).

Из этих двух статей Гражданского кодекса можно вывести следующие два положения: 1) что мыслимо обязательство, не являющееся недействительным в силу закона, но лишенное исковой силы, т. е. лишение обязательства исковой силы еще не предрешает его недействительности; обязательство может быть неисковым и в то же время действительным, и 2) что платеж по такому неисковому обязательству имеет юридическое значение; обратное истребование уплаченного по такому обязательству не допускается.

3. Несмотря на ясность и смысла и редакции приведенных ст. ст. 47 и 401 ГК, в советской цивилистической науке выражено мнение (проф. Агарковым[39]), что исковая защита является безусловно необходимым признаком обязательства и что, следовательно, обязательства неисковые не являются юридическими обязательствами.

Аргументация проф. Агаркова сводится к следующему. Если обязательством называть то правоотношение, о котором идет речь в ст. 107, то нельзя признать обязательством правоотношение, о котором говорится в ст. 401, так как в этом случае ни одна сторона не может ничего требовать от другой стороны. Обязательство, как оно определено в ст. 107, снабжено санкциями; обязательство по ст. 401 никакими санкциями не наделено. Невозможность истребовать обратно уплаченное не есть санкция по обязательству. Ибо санкция, говорит М. М. Агарков, придается существующему, не погашенному обязательству, на случай его неисполнения. Между тем, по ст. 401 последствия обязательства наступают лишь после того, как добровольно произведено исполнение, т. е. тогда, когда обязательство погашено и нет надобности в санкции. Если, рассуждает М. М. Агарков, ст. 401 содержит санкцию, то это — не санкция обязательственного отношения, а санкция такого отношения между сторонами, которое отрицает наличие обязательственного отношения. Уплативший в силу ст. 401 не имеет обязательственного требования к получателю платежа.

Общее между отношением по ст. 107 и отношением по ст. 401 сводится лишь к тому, что имущество, переданное во исполнение по обязательству, не может быть истребовано обратно, что в этих случаях нет неосновательного обогащения. Никакого другого действия «обязательств, лишенных исковой силы» в советском законодательстве не предусмотрено: такое обязательство не может быть предъявлено к зачету, не может быть обеспечено залогом, так как оно не является «действительным требованием» в смысле ст. 88 ГК.; обязательство, лишенное исковой силы, не может быть обеспечено поручительством (так как и поручительством можно обеспечить только действительное требование, ст. 237 ГК). По ст. 245 ГК поручитель вправе защищаться против требования кредитора всеми возражениями, которые мог бы предъявить сам должник; поручитель не теряет права на эти возражения, хотя бы сам должник от них отказался или признал свое обязательство. Таким образом, если по обязательству истек срок давности и оно потеряло исковую силу (по терминологии ст. 401), то поручитель все же мог бы сослаться на давность. И без ссылки поручителя суд должен был бы отказать в иске, так как советский суд сам, по собственной инициативе, должен применять постановления о давности. Обязательство, лишенное исковой силы, нельзя обеспечить неустойкой.

Основное проявление юридической силы неискового обязательства, а именно, возможность погашения посредством платежа с юридической силой, иначе говоря, недопустимость истребования обратно (как неосновательного обогащения), уплаченного по обязательству, не порождающему иска, М. М. Агарков объясняет иначе. Он полагает, что юридическая сила платежа или исполнения по неисковому обязательству еще не дает основания усматривать в этих случаях обязательство.

Сближение ст. ст. 401 и 107 заключается, якобы, не в том, что оба случая должны быть отнесены к обязательствам, а только в том, что в обоих случаях имеется достаточное основание для перехода имущества от одного лица к другому. Поэтому обязательство, по которому кредитору не предоставляется право иска, М. М. Агарков исключает из круга обязательств. Наличие достаточного основания перехода имущества, замечает М. М. Агарков, само по себе нисколько не доказывает, что имущество переходит именно по обязательству: наследование, например, также является достаточным основанием для перехода имущества, однако наследование не есть обязательство. Обязательство, не снабженное исковой защитой, с этой точки зрения есть лишь одно из признанных законом оснований перехода имущества от одного лица к другому. Такие случаи, кроме указанного в ст. 47 ГК, возможны на почве статьи 130 Конституции СССР (об обязанности уважать правила социалистического общежития); например, содержание одним лицом другого, когда закон не устанавливает между данными лицами алиментного обязательства: переход имущества в этом случае обоснован правилами социалистического общежития, и истребовать уплаченное обратно нельзя. Нельзя признать изложенную точку зрения правильной. Все эти соображения недостаточны для объяснения ст. ст. 47 и 401 ГК РСФСР. Ссылка на такие примеры, как наследование (которое является достаточным основанием перехода имущества от одного лица к другому, не являясь, однако, обязательством), не попадает в цель. Когда мы имеем обязательство, по которому пропущен срок исковой давности, мы все-таки имеем перед собой обязательство. Так его называет закон (ст. 47 ГК): в случае исполнения обязательства должником по истечении давности он не вправе требовать обратно уплаченного, хотя бы в момент уплаты он и не знал об истечении давности. Содержание статьи не оставляет места ни для каких сомнений: по истечении давностного срока обязательство не пользуется исковой защитой, но добровольный платеж, добровольное исполнение является настоящим исполнением, и возврата уплаченного требовать нельзя (та же мысль в более общей форме выражена и в ст. 401 ГК).

Проф. Агарков пытается объяснить это правило так: обязательство прекратилось, но основание для перехода имущества от бывшего должника к бывшему кредитору осталось. Однако этим не дается ответа на вопрос: почему же осталось основание для такого перехода имущества? На этот вопрос не может быть иного ответа, кроме того, что обязательство в рассматриваемом случае не совсем прекратилось; оно лишилось исковой защиты, но некоторую юридическую силу и некоторую защиту сохранило.

Поскольку закон признает в рассматриваемых случаях платеж настоящим (т. е. не подлежащим возврату) платежом, поскольку закон не разрешает передумавшему впоследствии должнику истребовать обратно то, что он предоставил во исполнение обязательства, постольку закон приводит к неизбежному заключению, что такое обязательство, по которому право на иск отпало за истечением давности, не является с точки зрения советского права чем-то безразличным. Погасить в юридическом смысле (с юридическими последствиями) можно только действительно существующее обязательство; если бы в данном случае вообще не было обязательства, оно не могло бы служить основанием для платежа.

Таким образом, ст. ст. 47 и 401 ГК РСФСР прямо признается возможность такого обязательства по которому иска для осуществления санкции обязательства в распоряжении кредитора нет. Поэтому санкция в форме иска не является единственно возможной по советскому гражданскому праву. Возможна и более слабая форма санкции, в частности — признание юридической силы за произведенным по данному долгу исполнением.

Спрашивается, почему советское право допускает такие обязательственные отношения, которые не получают исковой защиты и, тем не менее, признаются в указанном выше смысле. Поскольку такие именно последствия связываются с обязательствами, по которым пропущен срок исковой давности, необходимо при ответе на поставленный вопрос исходить из того значения, которое имеет исковая давность, прежде всего — в области отношений между социалистическими организациями. Право на исковую защиту ограничивается определенным сроков исковой давности, в отношении всех вообще лиц для того, чтобы обеспечить устойчивость хозяйственного положения отдельных лиц, предупредить запоздалые споры, которые могут сопровождаться чрезмерными трудностями доказывания соответствующих фактов и т. д. Применительно же к социалистическим организациям на первый план выступает задача наилучшего и наиболее полного соблюдения начала хозрасчета, договорной дисциплины, приведения баланса социалистических организаций в наибольшее соответствие с действительным положением вещей (реальность баланса) и т. д. Под этим углом зрения необходимо, чтобы социалистические организации не откладывали осуществление имеющихся претензий на какое-то неопределенное будущее, а обращались за содействием в суд или в органы арбитража в пределах определенных, установленных в законе, сроков. Поэтому иски, предъявляемые по истечении этих сроков, не удовлетворяются. Однако установлением сроков исковой давности вовсе не имеется в виду освобождать обязанное лицо (физическое или юридическое) от лежащей на нем обязанности и этим как бы поощрять неисполнение обязанности, в расчете на возможность пропуска управомоченным лицом срока на предъявление иска. Поэтому, отказывая управомоченному лицу в активной защите его права исковым порядком, советский закон все же считается с самим (материальным) его правом и соответствующей обязанностью на другой стороне, и в случае добровольного исполнения этой обязанности по истечении срока давности—такое исполнение признается имеющим юридическую силу.

Поскольку обязательство снабжено хотя бы такого рода санкцией (более слабой, чем исковая защита), подобного рода отношение нельзя уже исключить из круга обязательств. Надо заметить, что для обозначения обязательства, по которому кредитору не предоставляется исковой защиты, употребляют иногда термин (заимствованный у буржуазных юристов) «натуральные обязательства». Этот термин «натуральные обязательства» должен быть отвергнут. Наименованием неисковых обязательств натуральными («естественными»), с одной стороны, проводится чисто идеалистическая концепция, будто обязательство проистекает здесь из самой природы, из «натуры», «естественным порядком», как бы вне всякой зависимости от государства, от закона. С другой стороны, противопоставление исковым обязательствам натуральных производит впечатление, будто исковые обязательства какие-то ненатуральные, противоестественные. В советском праве поэтому не следует употреблять термин «натуральные обязательства», а говорить об обязательствах, снабженных ослабленной (или неполной) санкцией, об обязательствах с неполной санкцией, или просто об обязательствах, не защищаемых иском (неисковых).

Конечный вывод может быть выражен так. Санкция является необходимым атрибутом обязательства; важнейшей формой санкции является исковая защита обязательства; однако исковая защита — важнейшая форма санкции, но не единственная; возможны и такие обязательства, санкция которых выражается лишь в том, что исполнение по такому обязательству имеет юридическую силу (исполнение не может быть истребовано обратно).