Зеркало души.

Гуляя во дворах и по переулкам, Себастьян поймал себя на том, что он вот уже почти двое суток подряд занят своей мыслью. Она поглотила его настолько, что он даже перестал замечать все, что его окружает. Краски будто за мгновение померкли, угас весь мир.

Он уже все доказал себе. Стоит перед скалой непонимания и не может ни обойти, не перелезть ее.
Только вот почему так больно внутри? Больно не от ранений, больно не от синяков, которые уже уверенно занимают почти всю площадь тела. Больно где-то в районе сердца, будто скручиваются веревки сосудов и вен. Неприятно и гадко.

Как он и обещал сам себе, в среду он не пришел. Явился только в четверг, как обычно поникший и злой. Его не замечают и огромное спасибо всем этим дрянным людишкам за это. Как раз то, что нужно.

Он умеет быть незаметным, когда ему это нужно. Капюшон закрывает голову и лицо, со стороны он похож на какую-то чересчур мрачную и загадочную личность, хотя именно так и есть. Он не играет образ, таков он настоящий.

Столовая. Он никогда сюда не ходит, но на этот раз решил сходить. Наверно, это даже первый его визит в это место за все время учебы в школе. Забился в какой-то угол, и лишь из-под тени капюшона видно, как блестят болотного цвета глаза. Выискивают его в толпе. Он снова хочет устроить себе проверку, но совершенно не готов к ее результатам.

Видит и мгновенно ухмыляется. Идет, мелкая черная сука. На щеках две красные полосы – последствия того мордобоя наедине. Черные глазки стреляют взглядом по всему периметру помещения. Банды по бокам нет, он один.

И в эту секунду Моран ловит себя на очень странной мысли. Он... горд за то, что эти две ссадины на его коже оставил именно он? Необычное ощущение.
Человек, у которого никогда и ничего толком-то и не было... Ни личных вещей, ни какого-либо ценного имущества, с которым жаль расставаться... Что это за чувство такое?
Ощущение собственника. Он словно пометил его, как псы метят принадлежащую им территорию. Показал этими двумя царапинами, что он обладает плотской властью над этим человеком. Немыслимая гордость. Внутри разливается тепло, коньяком по артериям. Наполняется хитринкой взгляд из темноты.
Себастьяну в новинку испытывать такое. Хочется быть владельцем этой твари. Хочется помечать ее снова и снова, хочется... чтобы она принадлежала только тебе?

Сглатывает и следит за его движениями. Он не понимает природу этих чувств, не понимает, почему испытывает такое желание. Ему просто хочется заявить миру – это мое. Как злое, жадное и ревнивое животное ни с кем не делится своей добычей. Своей жертвой. СВОЕЙ!

Дикость. С ним никогда не происходило даже отдаленно напоминающее подобное. Он никогда ничего не боялся. До этого.

Джим проходит с подносом мимо. Его взор натыкается на черную фигуру в углу. Он знает, кто это, и он знает, почему он прячется. А вот Себастьян не знает, считает лишь, что таким образом не хочет привлекать к себе внимание. Отчасти он прав, но есть и другая сторона медали, неведомая ему.
Пока что.

Красивое лицо обрамляется ухмылкой. Высокомерно поднимается голова Мориарти, взгляд из-под прикрытых век. Заносчивый вид, он похож на короля, знающего все ходы, все пути.
Прожигающая отрава на радужке его черных глаз. Зрачки пронизывают, вены рвутся, вскрывается кожа. Без наркоза.

Себастьян ежится от этого взгляда. Он чувствует, как волна мурашек проходит по спине. Неприятных, каких-то болезненных. И, на его удивление, сердце начинает стучать быстрее. Пара секунд глаза в глаза и с ним происходит приступ тахикардии.

Холод и жар. Сардонический контраст.

Накаляется грудная клетка, и от этих ощущений становится действительно страшно. Он никогда еще не испытывал такого.
«Вот уж не ожидал, что стану бояться самого себя» - невольно проскальзывает мысль. Тысячи маленьких игл впивается в нутро, кто-то не жалеет количества шприцов. Инъекции, отравляющие сердце, ежесекундно. Квота, небольшая мелочь, рушащая в момент всю картину прежнего мира.
Он не отвлекается. Внимательно и пристально смотрит, как Джим ест в компании каких-то бугаев. Все они – его знакомые, его друзья. Он знает все шайки, орудующие в этом гниющем месте. Он варится с ними в одной каше. Тогда почему же дерется один?

Спустя четверть часа Мориарти снова поворачивает голову, и прежняя ухмылка превращается в колкую улыбку. Издевательскую, злую. Он видит, что Моран не сводит с него глаз. И это ему... льстит?

Когда он снова обратил на него внимание, у Себастьяна перевернулись все полки внутри. Посыпалось к чертовой матери все на пол, с огромным грохотом и шумом. Сжимаются зубы, напрягаются скулы. Если бы Моран видел себя со стороны, он бы удивился, как можно сидеть с таким непроницаемым выражением лица, и при всем при этом иметь четкий румянец на щеках. Совершенно ему несвойственный.

Звенит звонок, и когда Мориарти во второй раз обернулся, угол уже пустовал. Лишь черный шлейф остался, незримый дух присутствия. Дотронься до воздуха и обожжешься, покроется ладонь уродливыми язвами.

Моран снова спрятался в подсобке. Не трясутся руки, трясется грудь. Какая-то странная судорога. Грань непонимания уже пройдена, началась территория ненависти к самому себе. Финиш, свистит свисток судьи.
Он не осознает, что он чувствует. Он вообще не может понять, как может ощущать подобное. Слова, предложения - лавиной, сыплются на голову буквы, впиваются острыми корешками в голову. Делать, а лишь потом искать причины и обоснование своим действиям. На Себастьяна совсем не похоже. Он теряется, и уж никогда бы не подумал, что быть запертым в одном коробке с самим собой будет настолько мучительно.

Дым снова вздымается вверх. Ударяется об потолок с побитой шпаклевкой, рассыпается на тысячи мелких частиц, оставляя табачный аромат. В полумраке помещения раздраженный взгляд утыкается в стену.

Самобичевание, партия первая.
Пьеса начинается.

***

Эта улыбка мерещится ему в каждом закоулке. В каждом угле, в каждой стене каждого дома. Не по себе. Гармония нарушена, нет стабильности состояния. В виски бьются вопросы, и все бессмысленные. Те, на которые он не знает, как ответить.
Он уже привык заворачивать за угол школы и видеть его. И на этот раз он испытал ощущение дежавю.

Когда Моран увидел Джима, сидящего на мусорном баке и натачивающего нож, его даже как-то дернуло в сторону. Ведь он же знал, что тот будет сидеть здесь, и сейчас он тоже не понял своей реакции. Этот комок под названием «не понимаю, почему я так отреагировал/так сделал/так почувствовал» начал разрастаться до огромных размеров. И он грозит порвать аорту раньше, чем успеешь хотя бы что-то предпринять.
Пульс снова заколотил в груди, какого только черта сердце себя так ведет, когда он видит его...

- Привет – в его голосе нет опасности. Лишь какой-то насмешливо-сарказный тон.

Себастьян ничего не ответил, просто поспешил пройти по переулку прямо и не быть ввязанным в драку на этот раз. Испарится побыстрее, и не тратить силы понапрасну. Все равно ни к чему это не ведет, только к еще большему убеждению того, что он даже побить-то толком его не может нормально.

- Думал, будешь пялиться на меня в столовой и я ничего не замечу? – Джим снова улыбается. Коварная улыбка, не предвещающая ничего хорошего.

Моран застыл на месте. Гудит где-то вдалеке полицейская мигалка, слышен смех проходящих неподалеку девушек. Живет мир, а для него мир сейчас застыл ледяной статуей. Морозь по коже, глубокий вдох...

- Я не пялился.

Мориарти резко засмеялся. А вот Себастьяну совсем не до смеха. Можно ведь все скинуть на случайное столкновение глазами и не более. Он ведь сидел поодаль, и если не следить, то так и не поймешь, что он смотрит на тебя.

- Ну да, а то я слепой – «И не почувствовал». Джим сплюнул в сторону и покрутил нож в руках. Красивая вещь, дорогая, сразу видно. Рядом не стояла с той, которая лежит в кармане у Морана.
Мориарти встал и обошел застывшую фигуру. Встал рядом и скрестил руки на груди. «Маленькая надменная сволочь».

- Скоро выйдут мои ребята, и мы решим, что с тобой делать, каланча.

Себастьян усмехнулся. Вырвалось само собой, от Джима очень забавно выслушивать подобные оскорбления в свой адрес. Почему – неясно. Этого человека боится вся школа, а он нет, и это его подначивает.

Мориарти склонил голову на бок. Взгляд не злой, но и далеко не добрый. Какой-то до ужаса ледяной и прожигающий. Поводов унижать других Джиму не нужно.

- Жалкое, ничтожное создание. Посмотри на себя, ты похож на ободранный кусок дерьма. Смотришь на тебя, и блевать охота. Грязный, как свинья... Убожество...

А вот это уже звучало менее весело. Даже совсем не весело. Себастьян посерьезнел и напряг кулак. Сейчас или никогда. Поставить точку и убедиться в том, что все догадки - правда, или дать еще хоть какую-то надежду самому себе. К черту все попытки, эта будет финальной.
Кулак впечатывается в лицо Джима. Удар чертовски слабый для ответа на подобные оскорбления, хотя Моран натужил все мышцы руки для этого. Будто все его напряжение в последнюю секунду, перед непосредственным контактом с кожей этой змеи, куда-то исчезает. В момент улетучивается. Бесследно испаряется.

Джим накрыл ладонью горящую щеку и засмеялся своим противным сопрано.

- Даже бьешь как девчонка... Слабак.

Знал бы он, насколько Себастьяна самого это не радует. Щеки снова налились румянцем. Едким, перемешка стыда и злости. Боль по всему существу. Нет ничего более ужасного, чем ощущать себя таким бессильным. Таким слабым и жалким, особенно когда знаешь, что это на самом деле не так. И Моран ускоряет ход. Исчезает рослый силуэт за очередным поворотом. Он повержен правдой. Он ненавидит эту правду.

Пристыжено дикое животное, готово выть от собственной хилости. Ему хочется прибить Джима к стенке, впечатать его в нее, убить его к чертовой матери, расчленить, но он не может. Снова сотня вопросов, и ни одного ответа.

Почему он сделал исключение именно ему? Почему руки такие слабые именно с ним? Почему он не отводил взгляда? Почему было то странное желание? Почему сердце так сильно бьется?

Обида? Разочарование? Злость?

 

Любовь?...