ТОМ 2. О диете. Три книги «О диете» и книга «О сновидениях» которая раньше издавалась отдельно, но была присоединена к ним Литтре как четвертая книга

Три книги «О диете» и книга «О сновидениях» которая раньше издавалась отдельно, но была присоединена к ним Литтре как четвертая книга, образуют одно целое и, несомненно, принадлежат одному автору. Имя этого автора остается неизвестным. Гален передает, что книги «О диете» в целом и по частям приписывались многим врачам, начиная с Гиппократа. Филистиону, Эврифонту, Аристону, Филету, Ферекиду, Фаону. Авторство Гиппократа можно с уверенностью отрицать: такими натурфилософскими спекуляциями, какими переполнена первая книга, Гиппократ никогда не занимался и даже восставал против них. Но также несомненно, что автор был врач из школы Гиппократа; это сказывается во многом—в обращении особого внимания на времена года, в прописывании чемерицы и т. д. Из других имен нам кое-что известно о Филистионе, друге Платона, и Эврифонте Книдском, старшем современнике Гиппократа, и этого немногого достаточно, чтобы исключить их авторство. Остальные врачи известны только по имени; может быть, кто-нибудь из них и был действительным автором книги <ј диете». В числе возможных авторов называли также Геродика из Селимбрии, очевидно, потому, что в книгах <<О диете» гимнастическим упражнениям отводится очень большая роль'в лечении (слово «диота» обозначало у греков режим вообще, а не только пищевой). Можно с полным правом утверждать, что автор, будучи гиппократиком, был в то же время последователем Геродика; нигде в сборнике Гиппократа не говорится так много й так подробно о лечебной физкультуре. Может быть, это стоит в связи со специальностью автора: читая третью книгу, выносишь впечатление, что он был где-нибудь врачом при гимназии или палестре, где граждане занимались физическими упражнениями и тренировались для участия в состязаниях. Советы его как раз подходят для лиц последней категории. Автор, кроме того, был человеком очень образованным и начитанным, усвоившим себе натурфилософские учения V века и применившим их для объяснения процессов развития, роста и питания. Большое влияние оказал на него Гераклит, от которого он заимствовал j3^ качедддд. основного элемента огонь. Пищевой диэтстике отнедопа почти вся вторая книга; дан полный список растений и животных, употреблявшихся в пищу, с указанием их ^свойств. Четвертая книга представляет собой подробный сонник.

Книги <ј диете» читали во все времена; Лейбниц заимствовал отсюда идею бессмертия живых веществ, но особое внимание филоло1 гов и философов привлекла к себе в XIX веке первая книга «Диеты», после того как Бернеис (Bernays) указал, что главы 3—24 могут служить источником для философии Гераклита. Вопросом этим впоследствии занимались многие видные философы—Целлер, Тейх-мюллер, Байватер, Гомперц и др., и в сборниках фрагментов рядом с фрагментами Гераклита стали помещать главы из псевдогиппокра-товской «Диеты» с указанием мест, принадлежащих самому Гераклиту. Но наряду с этим выяснилось, что, кроме Гераклита, автор использовал и Анаксагора, и Эмпедокла. Ряд филологических работ заканчивается обширным исследованием Фредриха [С. Fredrich, Hippokratische Untersuchungen, Die vier Bticher (р. дйбЯфзт), стр. 81— 230 в Philologische Untersuchungen herausg. von Kiessling u. Wil-lamowitz-Moellendorff, Berlin,'1899], который подверг все книги детальному филологическому анализу. Сущность его сводится к отысканию для различных мест текста сходных или параллельных мест у других авторов и установлению на этом основании факта заимствования. В результате он дает текст глав 3—25 первой книги «Диеты» тремя шрифтами. Крупным шрифтом выделены места, списанные прямо из не дошедшего до нас произведения Гераклита. Из 345 строк всего текста таких насчитывается 123 (у Байватера было больше). Места, где сказывается близость автора к Анаксагору и Эмпедоклу, Фредрих приписывает какому-то неизвестному <'физику» (может быть, Архелаю) и выделяет на его долю другим шрифтом 132 строки. Почему автор сам не мог читать и перерабатывать Анаксагора и Эмпедокла, а понадобился посредник в виде гипотетического «физика», понять трудно. В итоге на долю автора остается 90 строк—«мосты, которые компилятор должен был перебросить от одной цитаты к другой», и с тех пор автор до конца фигурирует под именем «компилятора». Тот же прием анализа Фредрих применяет и к другим книгам, предполагая заимствования у всех предшествовавших и современных авторов, писавших о том же предмете. В отношении диеты таким является Диоклес, хотя доказать заимствование чрезвычайно трудно, так как нам неизвестно, что именно писал Диоклес; далее, книга «О диэто для здоровых» Полиба из Сборника Гиппократа. Для гимнастики образцом служил Геро-дик, от которого не осталось ни одной строчки, и т. д. Что касается основной идеи компилятора, его «открытия» (о котором речь будет ниже), то на Фредриха как филолога оно не производит никакого впечатления. В итоге добросовестное и научное исследование Фредриха далеко не содействует правильному пониманию книги и автора.

Общий план всех четырех книг «Диеты» таков. В введении автор перечисляет, что необходимо знать для составления хорошего трактата о диете. Сюда относится прежде всего знание природы человека, т. е. элементов, из которых он состоит, и их значения в теле, затем пищевых веществ, их действия и способов уменьшать и увеличивать их силу. Но этого недостаточно,—надо знать свойства телесных упражнений, действие которых противоположно питанию, так как они растрачивают то, что накопляет питание. Для здоровья необходимо равновесие того и другого, отсутствие которого приводит к болезни. Это общеизвестно,, но точную меру тех и.других, необходимое для здоровья соответствие никто не определил. Автор, насколько возможно, это сделал, и в этом состоит его собственное «открытие». Он нашел диагностические признаки начинающегося отклонения от нормы, на основании которых можно ставить прогноз и действовать в том или другом направлении. Эту программу автор выполняет последовательно и методически до конца. Первая книга посвящена природе человека.Не будучи специалистом в этом вопросе, он, конечно, пользуется распространенными в его время учениями. натурфилософов, из которых особое впечатление произвел на него Гераклит. Он заимствует от него огонь, переход огня в воду («путь вверх и вниз») и полагает эти элементы в основу объяснений процесса развития и процессов, происходящих в развитом организме, которые можно обозначить как обмен веществ. От Гераклита же он заимствует тождество противоположностей и его туманный стиль «вещания», кое-что, может быть, и буквально, но чаще, мне кажется, просто имитируя. Эти места трудны для понимания и могут даже раздражать читателя, но в дальнейшем они исчезают, и язык автора становится все более простым и понятным, не чуждым

иногда и риторики.

С главы 25 начинается изложение основных эмбриологических вопросов: первых стадий развития зародыша, возникновения муж-; ского и женского пола, происхождения близнецов. Отсюда автор переходит к вопросу о полах, объясняет их различия, устанавливает основные конституциональные типы мужчин и женщин на основании преобладания в них огня и воды, сухости и влажности.. На том же основании он рассматривает возрастные особенности и очень подробно останавливается на психических свойствах (разумность и неразумие), предлагая для исправления психических недостатков соответственный режим.

Вторая книга начинается с описания различных местностей и ветров и их влияния на человека. Здесь чувствуется близость к сочинению Гиппократа «О воздухах, водах и местностях». Затем идет подробное перечисление всех пищевых продуктов1; которые употребляли греки того времени, как растительных (злаки, овощи, травы, плоды), так и животных, (мясо, птицы, рыбы), кончая напитками (мед, вино, уксус) с указанием их свойств. Далее излагается то, что относится к уходу за телом: ванны, натирания, искусственная рвота, сон и, наконец, очень подробно—все виды телесных упражнений. Эта книга, независимо от всего прочего, представляет большой интерес в культурно-историческом отношении.

В третьей книге автор переходит, наконец, к изложению своего «открытия». Он излагает режим, сначала для людей деловых, вынужденных, вследствие беспрестанных поездок, вести беспорядочный образ жизни (очевидно, торговцев), затем для тех, которые могут всецело заниматься своим здоровьем (в рабовладельческом обществе большинство граждан). Режим состоит в регулировании нищи, питья, прогулок и упражнений для каждого времени года сточным указанием сроков. Уклонения от режима ведут с течением времени к различным болезням обмена веществ, к накоплению известных продуктов в организме, которые автор объединяет под общим названием плеторы (переполнения). В частности, дается описание 15 расстройств, из которых 6 вызываются преобладанием пищи, 9—преобладанием упражнений. Указываются симптомы для диагностики в каждом случае и предписывается лечение. Схема лечения такова: сначала рвота, резкое уменьшение пищи и постепенное в ряде дней доведение до нормы.

Последняя книга <<О сновидениях» считалась прежде особым сочинением. Снам у всех народов, а у суеверных греков в особенности, приписывалось особое значение («вещие сны»). Их толковали в каждом доме, а для важных случаев обращались к специалистам— снотолкователям. Плутарх рассказывает, что внук Аристида Лизи-мах, будучи очень бедным, садился у храма Диониса и занимался разгадыванием снов по своей книге. Автор подходит к толкованию снов как врач и подлинный ученик Гиппократа: не отрицая существования божественных снов (иначе было невозможно), он объясняет сны процессами, происходящими в теле. Они имеют диагностическое значение, сны благоприятные указывают на здоровье, плохие— на плетору и другие болезни; они служат, таким образом, дополнением к диагностическим признакам третьей книги и требуют аналогичного лечения. В основу их перечисления был, вероятно, положен какой-нибудь рыночный сонник.

Книги «О диете» занимают выдающееся место в Сборнике Гиппократа, представляя собой большое вполне обработанное сочинение с началом и концом, каких в Сборнике немного. Наряду с Гиппократом и врачом-гинекологом, написавшим книги <<О семени и природе ребенка», четвертую книгу «Болезней» и книги <ј женских болезнях», составитель «Диеты» является третьим автором Сборника, имеющим определенную авторскую физиономию. Остальные произведения или отрывочны, или безличны. И основной замысел автора, на который как-то мало обращали внимания в погоне за следами Гераклита, состоит в синтезе двух основных уклонов греческой врачебной мысли—пищевой диететики (Гиппократ) и гимнастики (дорийцы Инн и Геродик) на основе соразмерности (симметрия и гармонии.Как он выполнен,—это другой вопрос, но в нем проявилась одна из основных черт, характерных для античного эллина.

Книга первая

Если бы среди писавших о диете, какой нужно следовать ради здоровья, кто-нибудь показался мне избравшим правильную дорогу, трактуя все то, что может охватить человеческий ум, мне достаточно было бы, пользуясь трудами других, распознать, что хорошо, и употреблять его сообразно тому, насколько каждое кажется полезным. Теперь же, хотя многие уже писали об этом, но никто не познал точно, как он должен был писать об этом; одни разбирали одну часть, другие — другую; всего же никто из предшественников не объял. Конечно, не следует порицать никого из них за то, что не смог сделать открытия; скорее нужно их всех хвалить за то, что они пытались сделать открытие. Поэтому я не готовлюсь опровергать то, что было плохо сказано, но я намерен присоединиться к тому, что было хорошо познано, ибо о вещах, хорошо сказанных предшественниками, я не могу правильно написать, если напишу иначе. Что же касается вещей, плохо сказанных, то если я их опровергну, показывая, что это не так, я ничего этим не достигну, но если я объясню, в 'чем каждая вещь мне кажется хорошей, я покажу то, что хотел показать. Я потому делаю это предисловие, что многие люди, если они слыхали предшествующее объяснение о предмете, не хотят более слышать о том же предмете позднейшего рассуждения, не зная, что дело одного и того же ума познать правильно сказанное и открыть еще не высказанное. Я, следовательно, как уже сказал, присоединяюсь к правильно сказанному; касаясь неправильного познания, я укажу, каково оно есть, а говоря о том, чего никто из предшественников не пытался еще изложить, покажу, что оно собой представляет.

2. Я говорю, что тот, кто хочет составить хороший трактат о диете человека, должен сначала знать и распознать всю человеческую природу1, знать, из чего она составлена от начала; распознать, какие части в ней имеют господство. Действительно,• если он не узнает начального состава, он не сможет различать то, что производят эти первоначальные элементы; если он не познает того, что господствует в теле, он не будет в состоянии прописывать то, что полезно для человека. Пишущий должен, следовательно, иметь это знание; потом знание всех пищевых веществ и всех напитков, составляющих нашу диэту; знать, какую они имеют силу—как природную, так и приобретенную в силу необходимости и человеческого искусства. Надлежит знать, как уменьшить силу естественно сильных веществ, как, благодаря искусству, придать силу слабым веществам сообразно с обстоятельствами. Однако знание всего__человека—не- -достаточно еще для лечения, ввиду того что человек, который ест, не,.может быть здоровым, если он не делает также телесных упражнении. Пища и упражнения имеют протйВЩКшшные свойства, которые, однако, соединяясь, способствуют поддержанию здоровья; упражнения расходуют то, что находится в теле; пища и питье восстанавливают истраченное; очевидно, следовательно, нужно знать свойство упражнений как естественных, так и тех, которые делаются произвольно: какие из них располагают мышцы к возрастанию, какие — к исхуданию; и не только это, но также пропорциональность упражнений в сравнении с количеством пищи, природу человека, возраст и телосложения людей, времена года, перемену ветра, положение мест жительства и состояние года; нужно знать восхождение и захождение созвездий, чтобы уметь уберечься от изменений и чрезвычайных условий пищи, питья, ветров и всего мира—условий, от которых происходят болезни. Если все это познано, открытие еще не полно. Если бы, действительно, было возможно найти, кроме этого, для каждой индивидуальной натуры меру пищи и пропорцию упражнений без излишества в ту или другую сторону, то имелось бы точное средство поддержать здоровье. Итак, если все то, что было сказано выше, открыто, то этого последнего пункта невозможно достигнуть. Без сомнения, присутствуя и наблюдая, можно узнать человека, сбрасывающего с себя одежды и упражняющегося в гимназиях, настолько, чтобы сохранить его здоровье, уменьшая с одной стороны, прибавляя с другой; заглазно же нельзя с точностью предписать пищу и упражнения; до каких пор возможно итти в этом познании, мной уже сказано. Но если бы был даже совершенно маленький недостаток в том или другом, то в течение долгого времени тело неизбежно будет одолено излишком и впадет в болезнь. Конечно, со стороны других были попытки искания, но они ничего не сказали; я же нашел способ распознавать угрозу болезни, подготовляемой излишеством в том или другом направлении. В самом деле, болезни не происходят с людьми внезапно, но, собираясь мало-помалу, они проявляются в полной силе. Итак, что происходит с людьми прежде, чем в теле здоровье будет побеждено болезнью, мной открыто,, и каким образом следует^врсстановлять здоровье. С этим.добавлением к тому, что уже было написано, задача, которую я поставил себе, будет выполнена.

З2. Все животные и сам человек составлены из двух субстанций, противоположных по свойствам, но сходных по употреблению: из огня, говорю я, и воды. Эти два вещества вместе достаточны для самих себя и для всего прочего, но одно без другого недостаточно для самого себя, недостаточно и ни для чего другого. Вот свойство каждого: огонь может всегда все двигать, вода—всегда все питать. "Каждый частично преодолевает и бывает преодолеваем в своей наивысшей и наинизшей ступени, поскольку это возможно. Ни одно не может господствовать совершенно вследствие вот чего: когда огонь приходит к крайнему пределу воды, ему недостает пищи, и поэтому он возвращается к точке, которая должна ему доставить пищу; когда же вода достигает конца огня, ей недостает движения; она останавливается, следовательно, в этом' месте и, остановившись, лишается уже мощи и поглощается, чтобы питать огонь, который приходит. Поэтому ни то, ни другое не может полностью брать верх; если когда-нибудь одно из двух взяло бы верх, ни одна из вещей, существующих ныне, не была бы такой, как она есть в настоящий момент; но раз уже они таковы, они будут такими же вечно, и никогда не будет недостатка в обеих в одно и то же время. Итак, огонь и вода, как это мной сказано, достаточны для всех вещей, одинаково для высшей и для низшей ступени.

4. Свойства их следующие: у огня—теплота и сухость; у воды—холод н влага. Они заимствуют друг у друга: ~оТШйГу~воды—влагу (ибо в огне есть влага), вода же берет у огня сухость, ибо и в воде есть сухость. При таком положении дела они выделяют взаимно из себя многочисленные и разнообразные формы семян и животных, которые не похожи между собой ни видом, ни своими свойствами3. Так как эти элементы никогда не остаются в одном и том же состоянии, но беспрестанно изменяются в том или другом отношении, то и существа, которые из них выделяются, необходимо становятся сами по себе различными. Итак, ничто из вещей совершенно не уничто?кается и ничто не рождается4, чего бы не было раньше, но, смешиваясь и разделяясь, вещи меняются. Среди людей есть мнение, что одно, вырастая из Аида, рождается на свет, другое, уходя со света к Аиду, уменьшаясь, гибнет, ибо люди больше доверяют глазам, чем размышлению, а глаза недостаточны даже для того, чтобы судить о том, что они видят. Что касается меня, я ищу объяснения в разумном рассуждении. Жизнь—и здесь, и там, и если есть жизнь, смерть невозможна, разве только вместе со всем, потому что куда же она денется? И возникнуть несуществующее не может, ибо откуда же оно возьмется? Но все возрастает и уменьшается до наибольшей и наименьшей величины в пределах возможного. Когда я говорю «рождаться» и «умирать», я так выражаюсь для многих, но я понимаю под этими словами «смешиваться» и «разделяться»5! Дело обстоит так: рождаться и умирать—одно и то же, смешиваться и разделяться—одно и то же, расти и уменьшаться— одно и то же; рождаться и смешиваться-—одно и то же; погибать, уничтожаться, разделяться—одно и то же; каждое со всем, все с каждым—одно и то же и ничто со всем не одно и то же; ибо закон в этих вещах противоположен природе6.

5. Все божественные и человеческие вещи идут, чередуясь, вверх и вниз. День и ночь имеют максимум и минимум, как луна имеет максимум и минимум; огонь и вода имеют свое возрастание; солнце имеет свой наиболее долгий период и свой наиболее короткий период. Все есть одно и то же и не то же. Свет—от Зевса, мрак—от Аида, и от Аида—свет, и от Зевса—мрак, то—сюда, а это туда идет и перемещается во всякое время года и во всякой стране, делая дело это—того, а то—этого. И что делают— не знают; чего не делают,—кажется, знают; что видят— не распознают; и все-таки все совершается у них по божественной необходимости, как то, чего желают, так и то, чего не желают7. Когда то идет сюда, а это идет туда, они взаимно смешиваются, и каждое исполняет определение судьбы как в отношении большего, так и в отношении меньшего. Разрушение всего идет друг от друга: большего от меньшего и меньшего от большего, и большее увеличивается за счет меньшего, а меньшее—за счет большего.

6. Все остальное, и душа человеческая, и тело, как душа, имеют свой порядок. В человека проникают части частей все от всех, имея смесь огня и воды; одни—чтобы брать, другие—чтобы давать; и берущие части делают большее, части дающие—меньшее. Люди пилят дрова: один тянет, другой толкает, они делают одно и то же;.делая менее, они производят более. Так и человеческая природа: это толкает, то тянет; это дает, то принимает, дает этому, принимает от того; дает этому настолько больше и 'настолько же меньше берет у другого. Каждая вещь сохраняет свое место; что идет к меньшему, проходит на меньшее место; что идет к большему, смешиваясь, проходит в ряд более большого; чуждое, инородное выталкивается вне места другого. Каждая душа, имея больше и меньше, обходит кругом свои части, не имея нужды ни прибавлять, ни уменьшать частей, но нуждаясь вместе для увеличения и уменьшения существующих; она исполняет каждую обязанность в каждом месте, куда бы ни попала, и получает то, что введено. Действительно, вещи неоднородные не могут оставаться в несоответствующих местах; они бродят без знания, но, сходясь друг с другом, познают то, к чему присоединяются. Подходящее присоединяется к подходящему8, но неподходящее воюет, борется и отделяется. Вследствие этого душа человеческая развивается в человеке и ни в ком другом; то же и для остальных больших животных. Когда же бывает иначе, выталкивание производится с особенной силой.

79. Оставляя в стороне остальных животных, я буду говорить о человеке. В человека проникает душа, имеющая «месь огня и воды,—часть человеческого тела. Все ото— мужское и женское, многое и различное—питается; питается и увеличивается питанием, употребляемым человеком. Необходимо, чтобы части имели уже все входящие вещества, ибо если чего будет недоставать, часть с самого начала не получит никакого увеличения, придет ли мало Или много пищи, ибо она не будет иметь, от чего возрастать• но, имея все, каждая часть увеличивается на своем месте от питания сухой водой и влажным огнем, причём это с силой отталкивается вовнутрь, а то—кнаружи. Подобным образом плотники пилят бревна,—один тянет, другой толкает, делая одно и то же: кто толкает вниз, тянет того, который вверху, без чего пиление не пошло бы, но если они приложат сюда силу—испортят все дело. В таком же положении находится питание человека: одно тянет, другое толкает; введенное насильственно внутрь выскользает наружу. Но если усилие будет приложено не во-время, ничего не выйдет.

8. Каждое занимает одно и то же положение все время,

пока пища не принимается и пока место не будет более

достаточным для наибольшего растяжения; тогда оно

меняет место на большее—как женское, так и мужское,

одинаково понуждаемое силой и необходимостью. То, что

прежде наполнило указанную ему часть, отделяется

прежде и в то же время соединяется с другим, ибо каждая

вещь сначала отделяется и в то же время соединяется

с другим. Меняя место и находя истинную- гармонию,

которая имеет три аккорда—кварту, квинту и октаву10,

существо живет и развивается при помощи тех же веществ,

как и раньше; но если не произойдет гармонии, если низ

кие тоны не согласуются с высокими, если возникнет пер

вый аккорд или второй, или общий, а одного не достанет,

то весь тон будет напрасен, ибо не будет созвучия, но пере

ход совершится от большего к меньшему не в порядке,

ибо они не знают того, что делают.

9. Что касается мужского и женского, я изложу

в дальнейшей речи, почему они оба возникают. Но каков бы

ни был пол, приводимый случаем и находящий гармо

нию, он, будучи влажным, приводится в движение огнем;

двигаясь же, воспламеняется и извлекает пищу из пита

тельных веществ и воздуха, введенных в женщину; сна

чала это притяжение повсюду одинаков.о, пока тело рыхло,

но, вследствие движения и огня, оно сохнет и уплот

няется; уплотненное, оно сгущается кругом; огонь, заклю

ченный в нем, не может больше притянуть достаточной

пищи и не изгоняет воздуха вследствие плотности окру

жающей поверхности. Поэтому он поглощает находящуюся

внутри влагу. Таким образом, части, по природе плотные,

будучи компактны и сухи, не поглощаются огнем, как

пища, а укрепляются и уплотняются по мере того, как уходит влага, образуя то, что называют костями и нервами. Огонь из влаги, смешанной и приведенной в движение соответственно природе, устраивает порядок в теле вследствие следующей необходимости: через плотные и сухие части он не может иметь себе пути на долгое время, так как он не имеет пищи; но он может сделать это через части влажные и мягкие, ибо это ему служит пищей. В этих частях есть также сухость, не поглощенная огнем, и эти части скрепляются друг с другом. Внутренний огонь, запертый со всех сторон,—наиболее обилен и делает себе самый большой проход, ибо там находится наибольшее количество влаги,—это то, что называют животом. Он вышел оттуда, не имея пищи снаружи, и сделал проходы для воздуха, пути доставки и рассылки пищи, а огонь, заключенный в остальном теле и наиболее влажный, проложил для себя три прохода в тех местах, которые называются полыми венами. Посредине их остаток воды, будучи сжат, затвердел, и это называется мясом11.

10. Одним словом, огонь расположил все в теле по образу, свойственному ему самому, как отображение целого, малое против большого, большое против малого; очень большой живот, кладовая для сухого и влажного; давая всему и принимая от всего, имея свойства моря, кормилица живых существ, своих питомцев, губительная для того, что чуждо; вокруг сгущение холодной и влажной воды; проход холодного и горячего воздуха; отображение земли, изменяющей все, что в нее попадает. Потребляя и увеличивая, огонь произвел рассеяние тонкой воды и воздушного огня, видимого и невидимого, отделение сгущенного огня, где каждая внесенная вещь приходит к проявлению, следуя определенной судьбе. Там он создал тройное кругообращение огня, граничащее одно с другим снутри и снаружи: одно—около полостей для влаги, со свойствами луны, другое—около наружной поверхности возле окружающего затвердения, со свойствами звезд, среднее — идущее вовнутрь и кнаружи. Наиболее горячий и сильный огонь, все преодолевающий, направляющий все соответственно природе, недоступный зрению и осязанию, заключает душу, ум, мысль, возрастание, движение, увядание, перемены, сон, бодрствование; он непрестанно всем управляет—и этим, и тем,—никогда не отдыхая12.

II13. Но люди не умеют в явных вещах усматривать вещи скрытые,-ибо, употребляя искусства, соответственные человеческой природе, они этого не знают; ум богов научил их подражать божественным действиям, и, зная, что они делают, они не знают того, чему подражают. Все сходственно, будучи несходственным; все согласно, будучи несогласным,—говорящее и неговорящее, разумное и неразумное; образ каждой вещи противоположен, будучи согласен. Ибо закон и природа, которыми мы все действуем, не согласуются, согласуясь: ведь закон установили люди для себя, не зная, на чем установили, природу же всех вещей устроили боги. Что установили люди, то никогда не остается на одной и той же точке—правильной или неправильной, то же, что установлено богами, вечно пребывает правильным. Такова разница между тем, что правильно и что неправильно.

12. Я покажу, что явные для всех искусства подобны

процессам в человеке—явным и скрытым. Такова мантика

(искусство гадания): из явных вещей она хечет познать

вещи скрытые и из вещей скрытых—вещи явные; из настоя

щего—будущее, из мертвого—живое, из непонятного—

понимание; тот, кто знает,—всегда на правильном пути;

кто не знает, судит каждый раз по-разному. В атом—под

ражание природе и жизни человека: мужчина, приблизясь

к женщине, произвел ребенка; через очевидную вещь пони

мают вещь темную, что оно так будет. Невидимый ум чело

века, познающий видимое, изменяется из ребенка в чело

века; через настоящее познают будущее. Не несуществую

щее происходит от смерти, но живое; через мертвое познают

живое. Желудок лишен понимания, но через него мы пони

маем жажду и голод. Таковы свойства маитики и челове

ческой природы; для знающих—всегда правильно, для

незнающих—каждый раз по-разному.

13. Железные инструменты: искусными приемами

расплавляют железо, насилуя огонь воздухом, устраняя

имеющуюся пищу и разрежая металл; бьют, сдавливают,

и оно становится крепким вследствие питания, доставляе

мого другой водой. То же испытывает человек от. учителя

гимнастики; он лишается имеющейся пищи огнем, при

нуждаемый к этому воздухом; став рыхлым, он подвер

гается ударам, трению, очищению и становится сильным

через введение воды извне.

14. Сукновальщики делают то же самое; они мнут

ногами, бьют, тянут; нанося удары, они придают материи

больше крепости; срезая то, что выдается, и вплетая туда, они делают ее более красивой. Это же самое испытывает человек.

15. Сапожники режут целое на части и из частей

делают целое; режа и прокалывая, они поврежденное

делают крепким. То же самое испытывает и человек.

Из целого отделяются части, и из воссоединенных частей

создается целое. Путем прокола и разреза поврежденное

излечивается врачами, и в этом задача медицины: осво

бождать от того, что причиняет боль, и, уничтожая при

чину страдания, возвращать здоровье. Природа знает

это сама по себе; сидящего страдание заставляет под

няться, двигающегося—отдохнуть, и многое другое обще

у природы с медициной.

16. Плотники пилят: один толкает, другой тянет;

от двух спо.собов происходит одно и то же; они буравят:

один тянет, другой толкает; давя, они заставляют один

конец итти вверх, другой—вниз; уменьшая, они увели

чивают; увеличивая, они уменьшают; и тем они подражают

природе человека. Пневма с одной стороны тянет, с дру

гой—толкает; из двух способов происходит одно и то же;

из пищи одна часть отталкивается вниз, другая—идет

вверх. От одной разделенной души происходит несколько—

и более больших, и более малых, и• малейших.

17. Строители дома делают из различных вещей нечто

согласующееся, увлажняя то, что сухо, осушая то, что

влажно, разделяя целое, составляя то, что разделено;

если бы этого не было, цель не была бы достигнута. Это

значит подражать человеческой диете, увлажняя то, что

сухо, осушая то, что влажно, разделяя целое, составляя

то, что разделено; все это, будучи различно, согласуется

в человеческой природе.

18. Для музыки нужно сначала иметь инструмент,

в котором гармония покажет, чего она хочет; аккорды

из одного и того же не одно и то же, будучи образованы

из высоких и низких тонов, схожих по имени, не схожих

по звуку. Чем больше различия, тем больше созвучия;

чем меньше различия, тем меньше созвучия; если бы все

делалось одинаково, прекратилось бы удовольствие; наи

большие и наиболее разнообразные перемены доставляют

наибольшее удовольствие. Повара приготовляют людям

кушанья из различных подходящих веществ, смешивая

вэщества всякого рода; они делают из одинакового неодинаковое,—таковы пища и питье людей; если бы все было сделано одинаково, не было бы удовольствия и если бы все было положено вместе, не было бы правильно. В музыке удары производятся одни вверху, другие—внизу. Язык подражает музыке, различая сладость и кислоту из того, что 'на него попадает, а также согласное и несогласное; он ударяет звуки вверху и внизу; и неправильно делает, если ударяет верхние звуки внизу или низкие звуки вверху; если язык хорошо настроен, созвучие вызывает наслаждение, если же язык не настроен,—неудовольствие.

19. Кожевники тянут, трут, чешут, моют; это похоже

на уход за малыми детьми. Плетущие плетут по окруж

ности: исходя от начала, они и кончают у начала. В том же

и круговорот тела: откуда начинается, там и кончается.

20. Обрабатывающие золото бьют его, моют, плавят

на легком огне (на сильном огне оно не крепнет) и, обра

ботав, употребляют его для всякой вещи. Человек молотит

хлеб, промывает, мелет; обработав огнем, он его употреб

ляет; зерно, обработанное на сильном огне, не крепнет

в теле, а только на слабом.

21. Скульпторы копируют тело без души; они не при

готовляют ничего, имеющего ум. Из ЕОДЫ и земли, осушая

то, что влажно, увлажняя то, что сухо, они уничтожают

то, что в излишке, прибавляют то, чего недостает, заста

вляя возрастать от самого маленького к самому большому.

Человек испытывает то же самое; он увеличивается

от самого маленького к самому большому, уничтожая

то, что в излишке, прибавляя то, чего недостает, увлажняя

то, что сухо, и осушая то, что влажно.

22. Горшечники вращают колесо, которое не уходит

ни вперед, ни назад и которое в то же время изображает

кругообращение вселенной; на этом самом колесе, вра

щающемся по окружности, делаются разнообразные вещи,

не похожие одна на другую, из одинаковых веществ и оди

наковыми инструментами. То же испытывают и люди,

а также другие животные; одним и тем же круговращением

они производят несхожее друг с другом при помощи оди

наковых веществ и одинаковых орудий, увлажняя сухое

и осушая влажное.

23. Грамматика представляет соединение фигур, знаки

человеческого голоса, свойство возобновлять в памяти

прошедшее, обозначать то, что предстоит сделать; знание

дается при помощи семи фигур14; все это производит человек—как знающий буквы, так и не знающий их. При помощи семи же фигур происходит человеческое ощущение: слух—для звуков, зрение—для видимых предметов, нос— для запаха, язык—для ощущений приятных или неприятных, рот—для речи, тело—для прикосновения холода и тепла, пути дыхания—внутрь и наружу; вот то, при помощи чего человек имеет познание.

24. Состязание, упражнение детей в гимнастике

таково: их научают законно преступать закон; справед

ливо быть несправедливым, обманывать, красть, похищать,

силой брать то, что есть самого прекрасного, как и самого

безобразного; кто не поступает так—плох; кто поступает

так—хорош; в этом обнаруживается неразумие многих;

смотрят на это и считают одного из-всех хорошим, а дру

гих—плохими; многие удивляются, немногие познают.

Приходя на рынок, люди проделывают то же: обманы

вают, продавая и покупая; восхищаются тем, кто обманул

больше всего. Выпивая и безумствуя, совершают то же

самое. Бегают, борются, дерутся, крадут, обманывают;

между всеми один предпочитается. Комедианты и обман

щики говорят перед знающими людьми одно, а думают

другое: они выходят и входят не одни и те же; один чело

век способен говорить одно и делать другое, не быть самим

собой, оставаясь им, и иметь то одно мнение, то другое.

Таким образом, все искусства общи с человеческой при

родой.

25. Человеческая душа, как я.уже сказал раньше,

имея смесь огня и воды и части человека, проникает

в каждое животное, которое дышит, следовательно,

в каждого человека, молодого и старого. Но она растет

не во всех одинаково; у молодых, у которых круговорот

быстр и тело растет, сжигаемая и утончающаяся душа

уничтожается для возрастания тела; у старых, у которых

движение медленно и тело холодно, она уничтожается

для уменьшения человека. Тела, которые находятся

в расцвете сил и в плодотворном возрасте, она может

питать и увеличивать. Люди могущественны: тот, кто может

питать больше всего людей,—мощен, но если не достает

тех, кого он питает, он слаб. То же самое относится в боль

шинстве случаев к каждому телу: то, которое может

питать наиболее душ, наиболее сильно; теряя эту способ

ность, тело становится слабее.

26. Что входит в другое тело, но не в женщину,

не имеет роста; что же входит в женщину, растет, встретив

подходящие условия. Все члены отделяются в одно

и то же время и растут, и ни один не возникает раньше

или позже другого; но те, которые по природе имеют

больший объем, показываются прежде, чем меньшие,

не будучи, однако, образованы раньше15. Не все офор

мляются в равное время, но одни—раньше, другие—позже,

смотря по тому, как каждый встречает огонь и питание:

одни в сорок дней имеют все видимым, другие—в два