ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЕТ
Кто-то высмотрел плод, что неспел, — Потрусили за ствол – он упал… Вот вам песня о том, кто не спел И что голос имел – не узнал.
Может, были с судьбой нелады И со случаем плохи дела, А тугая струна на лады С незаметным изъяном легла.
Он начал робко с ноты до, Но не допел ее, не до…
Не дозвучал его аккорд И никого не вдохновил. Собака лаяла, а кот — Мышей ловил.
Смешно, не правда ли, смешно! А он шутил – недошутил, Недораспробовал вино, И даже недопригубил.
Он пока лишь затеивал спор, Неуверенно и не спеша, — Словно капельки пота из пор, Из-под кожи сочилась душа.
Только начал дуэль на ковре — Еле-еле, едва приступил, Лишь чуть-чуть осмотрелся в игре, И судья еще счет не открыл.
Он знать хотел всё от и до, Но не добрался он, не до…
Ни до догадки, ни до дна, Не докопался до глубин… И ту, которая одна, — Недолюбил.
Смешно, не правда ли, смешно! А он спешил – недоспешил, — Осталось недорешено Все то, что он недорешил.
Ни единою буквой не лгу — Он был чистого слога слуга, И писал ей стихи на снегу… К сожалению, тают снега!
Но тогда еще был снегопад, И свобода писать на снегу, — И большие снежинки и град Он губами хватал на бегу.
Но к ней в серебряном ландо Он не добрался и не до…
Не добежал бегун, беглец, Не долетел, не доскакал, А звездный знак его – Телец — Холодный Млечный Путь лакал.
Смешно, не правда ли, смешно, Когда секунд недостает, — Недостающее звено, И недолет, и недолет!
Смешно, не правда ли? Ну вот, — И вам смешно, и даже мне — Конь на скаку и птица влет, — По чьей вине?…
1973
* * *
В день, когда мы, поддержкой земли заручась, По высокой воде, по соленой, своей, Выйдем точно в назначенный час, — Море станет укачивать нас, Словно мать непутевых детей.
Волны будут работать – и в поте лица Корабельные наши борта иссекут, Терпеливо машины начнут месяца Составлять из ритмичных секунд.
А кругом – только водная гладь, – благодать! И на долгие мили кругом – ни души!.. Оттого морякам тяжело привыкать Засыпать после качки в домашней тиши.
Наши будни – без праздников, без выходных, — В море нам и без отдыха хватит помех. Мы подруг забываем своих: Им – до нас, нам подчас не до них, — Да простят они нам этот грех!
Нет, неправда! Вздыхаем о них у кормы И во сне имена повторяем тайком. Здесь совсем не за юбкой гоняемся мы, Не за счастьем, а за косяком.
А кругом – только водная гладь, – благодать! Ни заборов, ни стен – хоть паши, хоть пляши!.. Оттого морякам тяжело привыкать Засыпать после качки в уютной тиши.
Говорят, что плывем мы за длинным рублем, — Кстати, длинных рублей просто так не добыть, — Но мы в море – за морем плывем, И еще – за единственным днем, О котором потом не забыть.
А когда из другой, непохожей весны Мы к родному причалу придем прямиком, — Растворятся морские ворота страны Перед каждым своим моряком.
В море – водная гладь, да еще – благодать, И вестей – никаких, сколько нам ни пиши… Оттого морякам тяжело привыкать Засыпать после качки в уютной тиши.
И опять уплываем, с землей обручась — С этой самою верной невестой своей, — Чтоб вернуться в назначенный час, Как бы там ни баюкало нас Море – мать непутевых детей.
Вот маяк нам забыл подморгнуть с высоты, Только пялит глаза – ошалел, обалдел: Он увидел, что судно встает на винты, Обороты врубив на предел.
А на пирсе стоять – все равно благодать, — И качаться на суше, и петь от души. Нам, вернувшимся, не привыкать привыкать После громких штормов к долгожданной тиши!
1973
* * *
Всему на свете выходят сроки, А соль морская – въедлива как черт, — Два мрачных судна стояли в доке, Стояли рядом – просто к борту борт.
Та, что поменьше, вбок кривила трубы И пожимала баком и кормой: «Какого типа этот тип? Какой он грубый! Корявый, ржавый, – просто никакой!»
В упор не видели друг друга оба судна И ненавидели друг друга обоюдно.
Он в аварийном был состоянье, Но и она – не новая отнюдь, — Так что увидишь на расстоянье — С испуга можно взять и затонуть.
Тот, что побольше, мерз от отвращенья, Хоть был железный малый, с крепким дном, — Все двадцать тысяч водоизмещенья От возмущенья содрогались в нем!
И так обидели друг друга оба судна, Что ненавидели друг друга обоюдно.
Прошли недели, – их подлатали, По ржавым швам шпаклевщики прошли, И ватерлинией вдоль талии Перевязали корабли.
И медь надраили, и краску наложили, Пар развели, в салонах свет зажгли, — И палубы и плечи распрямили К концу ремонта эти корабли.
И в гладкий борт узрели оба судна, Что так похорошели — обоюдно.
Тот, что побольше, той, что поменьше, Сказал, вздохнув: «Мы оба не прав˚! Я никогда не видел женщин И кораблей – прекраснее, чем вы!»
Та, что поменьше, в том же состоянье Шепнула, что и он неотразим: «Большое видится на расстоянье, — Но лучше, если все-таки – вблизи».
Кругом конструкции толпились, было людно, И оба судна объяснились — обоюдно!
Хотя какой-то портовый дока Их приписал не в тот же самый порт — Два корабля так и ушли из дока, Как и стояли, – вместе, к борту борт.
До горизонта шли в молчанье рядом, Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям. Махала ласково ремонтная бригада Двум не желающим расстаться кораблям.
Что с ними? Может быть, взбесились оба судна? А может, попросту влюбились — обоюдно.
1973
* * *
Был развеселый розовый восход. И плыл корабль навстречу передрягам, И юнга вышел в первый свой поход Под флибустьерским черепастым флагом.
Накренившись к воде, парусами шурша, Бриг двухмачтовый лег в развороте. А у юнги от счастья качалась душа, Как пеньковые ванты на гроте.
И душу нежную под грубой робой пряча, Суровый шкипер дал ему совет: «Будь джентльменом, если есть удача, А без удачи – джентльменов нет!»
И плавал бриг туда, куда хотел, Встречался – с кем судьба его сводила, Ломая кости веслам каравелл, Когда до абордажа доходило.
Был однажды богатой добычи дележ — И пираты бесились и выли… Юнга вдруг побледнел и схватился за нож, — Потому что его обделили.
Стояла девушка, не прячась и не плача, И юнга вспомнил шкиперский завет: Мы – джентльмены, если есть удача, А нет удачи – джентльменов нет!
И видел он, что капитан молчал, Не пробуя сдержать кровавой свары. И ран глубоких он не замечал — И наносил ответные удары.
Только ей показалось, что с юнгой – беда, А другого она не хотела, — Перекинулась за борт – и скрыла вода Золотистое смуглое тело.
И прямо в грудь себе, пиратов озадачив, Он разрядил горячий пистолет… Он был последний джентльмен удачи, — Конец удаче – джентльменов нет!
1973
* * *
Мы все живем как будто, но Не будоражат нас давно Ни паровозные свистки, Ни пароходные гудки. Иные – те, кому дано, — Стремятся вглубь – и видят дно, — Но – как навозные жуки И мелководные мальки…
А рядом случаи летают, словно пули, — Шальные, запоздалые, слепые на излете, — Одни под них подставиться рискнули — И сразу: кто – в могиле, кто – в почете.
А мы – так не заметили И просто увернулись, — Нарочно, по примете ли — На правую споткнулись.
Средь суеты и кутерьмы — Ах, как давно мы не прямы! — То гнемся бить поклоны впрок, А то – завязывать шнурок… Стремимся вдаль проникнуть мы, — Но даже светлые умы Всё размещают между строк — У них расчет на долгий срок…
Стремимся мы подняться ввысь — Ведь думы наши поднялись, — И там парят они, легки, Свободны, вечны, высоки. И так нам захотелось ввысь, Что мы вчера перепились — И горьким думам вопреки Мы ели сладкие куски…
Открытым взломом, без ключа, Навзрыд об ужасах крича, Мы вскрыть хотим подвал чумной, — Рискуя даже головой. И трезво, а не сгоряча Мы рубим прошлое сплеча, — Но бьем расслабленной рукой, Холодной, дряблой – никакой.
Приятно сбросить гору с плеч — И всё на божий суд извлечь, И руку выпростать, дрожа, И показать – в ней нет ножа, — Не опасаясь, что картечь И безоружных будет сечь. Но нас, железных, точит ржа — И психология ужа…
А рядом случаи летают, словно пули, — Шальные, запоздалые, слепые на излете, — Одни под них подставиться рискнули — И сразу: кто – в могиле, кто – в почете.
А мы – так не заметили И просто увернулись, — Нарочно, по примете ли — На правую споткнулись.
1974
|
