Обновляться и самоочищаться!

Докладчики и ораторы обычно говорят так: теперь мы всю нашу работу должны перестраивать по-новому и с низа до верху, и что критика и самокритика нашу жизнь должны пронизывать насквозь — так же с низа до верху. Это тоже правильно.

Но я думаю, в наших писательских провинциально-автономных условиях вернее будет делать наоборот: обновляться и самоочищаться, критиковать и самокритиковаться начиная с верхов и до низу,или же, на самый худой конец, одновременно и с верха, и с низу. Иначе нам и нашей критике грозит чрезвычайная опасность никогда до верхов не добраться, а нашей писательской атмосфере оставаться, как и до сих пор, затхлым и застойным.

Да, на днях был II Пленум Башкирского обкома КПСС и там с пламенной критической речью, но с известным нам уже давно заштампованным содержанием, выступил многоуважаемый наш председатель Асгат Мирзагитов. Да, с известным, дежурным содержанием, ибо она является уже давным-давно, примерно 10 лет тому назад, отработанная и отчеканенная речь-клише, которая из уст руководителя писателей повторяется однообразно и монотонно из года в год — даже шквал XXVII съезда партии не смог ее контекст изменить и обновить. То есть, в основном вот что там говорится:

1. Много пишем, но плохо пишем, частенько плохие спектакли ставим.

2. Некоторые литераторы болеют гигантоманией, то есть жиденький сюжет в толстые тома превращают.

3. А что смотрит критика, почему не ставит она преграду на пути серости и посредственности?!

Ценность такого пригодного для всех времен и народов универсального текста состоит в том, что позволяет он любому оратору, не вторгаясь в гущу жизни и не называя фамилий, с трибуны произносить громкую речь, рьяно критиковать всех скопом и от имени всех самокритиковаться, а лично самому, грешному, оставаться под кустом. И заодно своих милых «домочадцев» уберечь.

Скрытый смысл подобных речей и докладов один: за размножение литературной посредственности сама посредственность виновата и против посредственности сама посредственность должна бороться. Если пойдем так и дальше, никогда мы не найдем виноватых, ибо всегда концы будут выброшены в воду, а серость и дальше будет беспрепятственно размножаться и ликовать. Так что, как бы ни было опасно и рискованно, концы нужно из воды вытаскивать.

Ладно, пусть будет так: за обрушившийся из печатных страниц бурный поток посредственности и вторичности первые ответчики мы — рядовые солдаты литературы. А наши командиры? Все они святые что ли? Или они, как древние китайские императоры, обитают в «запретном городе», куда не должна залететь ни только критика, но даже мысль о ней? А может быть, ни только наши командующие, а и каждый из нас, рядовых, начал тоже возомнить себя обитателем подобного «запретного города»?.. Если так, то давайте разрушим эту затхлую крепость, товарищи, как когда-то разрушили французы Бастилию!

А для начала конкретно назову я опять-таки многоуважаемого нашего драматурга Мирзагитова. Так вот, его же словами говоря, почему он так много пишет и, не будем уж употреблять слово «плохо», не совсем уж хорошо пишет? Если бы хоть одна его пьеса стала событием литературы, как, скажем, «В ночь лунного затмения» Мустая Карима или, пусть с некоторыми недостатками, «Красная паша» Нажиба Асанбаева, «Тринадцатый председатель» Азата Абдуллина, то, боже упаси, по-остерегся бы я от выражений «много» и «не совсем уж хорошо». А ведь этот автор тоже, бывало, очень уж поспешно проталкивал свои сочинения и на сцену, и в печать, и тоже выпустил толстый-претолстый «кирпичный» (по его же выражению) том. Не это ли рьяно преследуемая им «гигантомания»? Что остается после этого «джигиту» Газиму Шафикову и другим? Тяпь-ляпь и прямо в академический театр, притом в башкирский, хотя он, Шафиков, не на башкирском пишет и является, на их счастье, русским писателем. Вот парадокс: сочинение этого пресловутого русского писателя из-за его низкого качества русский театр отвергает, а наш академический ставит. Газеты же их, таких пьес, восхваляют на уровне пьес самого Мирзагитова. Но интересный спектакль по пьесе «Ненаглядная» Мукарамы Садыковой тоже ставится в один ряд со слабыми — происходит девальвация ценностей.

Назовем теперь прозу второго нашего командира — Булата Рафикова. Он тоже на «вал» выдает порядочно и весомо: рассказы, повести, романы... Однако после каждого его произведения хочется крикнуть: «Остановись, браток, на минутку и подумай: руководителю писателей негоже так вытворять! Внемли же своим собственным начальничьим словам, которые нам в речах и докладах говоришь — качество выдавай! А ты так часто и много пишешь и посредственно пишешь!»

Да, после своей хорошей первой повести «Тауҙарҙа ҡар иртә ята» Рафиков явно спешит. Ибо его высокое кресло позволяет ему сырую еще рукопись быстренько в печать протолкнуть. И друзья помогают. Схема такого широко распространившегося «тесного сотрудничества» выглядит примерно так. Например, его так называемую фантастическую повесть «Лоулла» его же застольный друг и земляк Динис Буляков, как главный редактор, печатает в «своем» журнале «Пионер», а он, Рафиков, как один из руководителей союза и член редколлегии журнала «Агидель», полупарнографическую и вторичную повесть Булякова «Йондоҙло юл» помогает протолкнуть в журнал «Агидель» (1983, №2). Вот свежий пример. 27 января в этом же зале состоялось наше с вами партсобрание с повесткой дня «Творческий отчет лауреата премии имени Салавата Юлаева писателя Галия Ибрагимова». В постановление собрания, как ни странно, был включен пункт, где восхваляется вовсе не произведение виновника данного собрания, а «новый исторический роман Булата Рафикова»... увы, тогда еще не только не опубликованный, но даже и не обсужденный на секции прозы. Думается, заранее было предопределено и место в журнале для публикации... Не является ли это, как видно, своего рода «ускорением», но в другую сторону. Вот вам партийная этика... Как говорится, своя рубашка ближе к телу... Подобный дурной пример руководителя, как правило, распространяется подобно цепной реакции.

В итоге в лице некоторых редакторов и их заместителей периодики, книжного издательства, председателей бюро творческих секций и членов редколлегий имеем мы негласный круг людей, спаянных между собою по принципу «ты — мне, я — тебе», которые по-очередно проталкивают рукописей друг-друга по всем редакциям и инстанциям, вследствии чего безостановочно льется и льется литературный серый поток и который, к сожалению, нередко нашей критикой восхваляется.

Теперь у нас большой отряд потенциальных критиков — кандидатов и докторов филологических наук, которые в свое время именно как критики были приняты в Союз писателей, в карманах носят писательский билет, выданные им как критикам, и как критики пользуются они всеми правами членов союза, однако давно уже никогда и никого не критикуют.Таким образом они путем самоустранения превратились в балласт — фальшивых критиков. Почему? Потому что почти все они, в отличие от Виссариона Белинского, возомнили себя солидными прозаиками и пишут, пишут... самые посредственные повести и романы... Поэтому и не могут они критиковать посредственность, а «выше средних» же поднимают в гении... Но самое печальное в том, что правление Союза писателей в таком грешном деле этим самоустранявшимся фальшивым критикам пошло прямо навстречу, сунул им руку помощи. Иначе как можно объяснить тот факт, что и председателем, и секретарем бюро секции критиков Союза писателей рекомендованы и избраны товарищи, которые вовсе не являются членами союза? И это в такое время, когда партия требует, чтобы мы больше внимания уделяли критике... Вспомните, бывало ли когда-нибудь, чтобы секциями прозы, драматургии или поэзии руководили не писатели?! Товарищи Кунафин и Буляков, безусловно, сильные, достойные товарищи, но вот вопрос: каким образом правление будет с них требовать? Может быть, пора их принять в союз? Конечно, с большим оговором, чтобы и они, как и их предшественники, не переметнулись в стан тех пресловутых фальшивых. Йыһат Солтанов. 27.03.1986.