AMOR FATI – ЖИЗНЬ В СОГЛАСИИ С СУДЬБОЙ

 

Гениальный роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», как известно, заключает в себе две сюжетные линии, развивающиеся параллельно, но в финале повествования – сцене освобождения Мастером Пилата – сливающиеся в одну. Казалось бы, финал романа, в котором сначала Мастер, обращаясь к Пилату, восклицает: «Свободен! Свободен! Он ждёт тебя!», а потом и сам Мастер кем-то отпускается на свободу, получая в награду и творческий покой, и вечно любимую женщину, есть настоящий гимн свободе, её восторженный апофеоз [1, с. 375-377]. И Мастер, и Пилат словно сбрасывают тяжеленные оковы, освобождаются от тягчайшего бремени, которым может быть только необходимость, а последняя, как известно, издревле отождествлялась с роком, фатумом – ипостасями неумолимой и безжалостной судьбы.

Однако, если мы вернёмся к началу романа, то обнаружим, что обе сюжетные линии зачинаются двумя диалогами – Берлиоза с Воландом и Иешуа с Пилатом, – в которых тема судьбы присутствует в качестве ведущей. При этом симпатии автора явственно принадлежат тем героям, которые настаивают на абсолютном фатализме: «Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится», – настаивает Воланд, по существу изгоняя из мира малейшую случайность [1, с. 19]; «Не думаешь ли ты, что ты её подвесил, игемон? Если это так, ты очень ошибаешься», – едва ли не смеётся Иешуа над наивной верой Пилата в способность принимать мало-мальски самостоятельные решения, чего бы они ни касались[1, с. 30].

Гибель Берлиоза и тщетные усилия Пилата спасти от смерти Иешуа являются практическим подтверждением, своеобразной верификацией веры Иешуа и Воланда в неизбежность судьбы. Но как же тогда быть с освобождением Мастера и Пилата в финале романа? Видел ли Булгаков тут противоречие, понимал ли, какие глубоко вечные философские проблемы осмелился затронуть, во что верил сам писатель, был ли он, как и Воланд с Иешуа, абсолютным фаталистом, или допускал хотя бы некоторую свободу человека?

По-видимому, чтобы найти адекватный ответ на отмеченные вопросы, следует взглянуть на проблему более широко, в частности, в контексте развития представлений о судьбе и свободе в истории мировой культуры. А здесь явственно прослеживается тенденция, которую можно обозначить двумя словами «рост свободы». Если человек древности постоянно ощущал свою несвободу, зависимость от чуждых и неподвластных природных и социальных сил, воочию видел своё бессилие и уязвимость перед лицом самых разных внешних факторов, будь то внезапный набег неприятеля или эпидемия неведомой болезни, то люди нашего времени с каждым годом обретают всё новые и новые степени свободы, что, конечно, не отменяет понимания и множества зависимостей. Тем не менее, в современных условиях позиция абсолютного фатализма всё менее кажется убедительной, всё больше растет понимание того, что наша жизнь есть синтез свободы и судьбы, их взаимодействие, в котором что-то зависит от нас, а что-то – от того, что нам неподвластно[1].

Таким образом, можно предположить, что в романе Булгакова нашло отражение это глобально-историческое изменение, и сам роман – это, в сущности, история цивилизации в миниатюре, художественно-образная иллюстрация процесса роста свободы – от абсолютного фатализма начала романа до гимна свободе в его конце.

Аналогичный процесс роста свободы мы легко обнаружим и в жизни отдельного человека. Новорожденный всецело зависим от взрослых, его свобода выбора предельно минимальна (кричать или не кричать, согласиться принять пищу или отказаться от неё и т.п.). Но с каждым днём вместе с развитием сознания происходит и увеличение пространства свободы, пока, наконец, ребёнок не превратится во взрослого – подлинного субъекта, творца своей жизни.

Однако надо помнить, что творчество это далеко не безгранично, что никто не отменял рамки необходимости. Нередко сегодня можно услышать такие слова: «Судьбу делаем мы сами!», «Всё зависит от вас самих», «Ваше будущее только в ваших руках!» и т.п. Сторонникам таких волюнтаристских лозунгов хочется напомнить прописные очевидные истины о том, что мы не выбираем ни время, в которое родились, ни родителей, ни гены, которые получили от них, ни страну рождения и многое другое, что мы не властны над законами природы и социальными нормами, что нашу свободу также ограничивают усвоенные в детстве подсознательные барьеры, стереотипы и комплексы, что наше мировидение во много обусловлено родным языком, что наше поведение зависит от таких неконтролируемых факторов, как погода, гормоны, инстинкты и пр.

И хотя современный человек может сменить и страну проживания, и профессию, и даже пол, может также откорректировать свою внешность, не говоря про развитие способностей, приобретение новых умений и навыков, тем не менее, свобода его не только остается сильно ограниченной, но нередко оказывается и иллюзорной: думая, что воплощают собственные потребности и интересы, люди, оказавшись жертвами рекламы и пропаганды, нередко вредят себе и своим близким, на деле реализуя интересы чуждых им субъектов, будь то чиновники или транснациональные корпорации.

Современное постиндустриальное общество также ставит человека перед необходимостью постоянно делать те или иные выборы, которых становится всё больше, при этом количество возможных альтернатив – вариантов выбора – также растёт в геометрической прогрессии – идёт ли речь о выборе спутника жизни или модели и марки автомобиля, не говоря уже про выбор одежды, просматриваемой телепередачи, продуктов из супермаркета и пр. При этом рациональный выбор нередко оказывается невозможным: либо потому, что выбирать надо в условиях дефицита времени, когда нет возможности всё обдумать и взвесить, либо потому, что всей полнотой информации о возможных альтернативах человек почти никогда не располагает, либо по иным причинам, связанным с влиянием подсознания, стереотипов и предрассудков, эмоций и чувств, давлением других людей и пр.

Наконец, в нашу жизнь постоянно врываются неожиданности – как приятные, так и не очень, например, всевозможные кризисы, природные и техногенные катаклизмы – от землетрясений и авиакатастроф до банальных ДТП и поломок лифта в подъезде. Как тут не вспомнить слова Воланда о том, что человек «не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день»!

Что же делать человеку начала XXI-го века, чтобы прожить свою, а не чужую жизнь, чтобы не стать игрушкой в руках слепых сил – природных, социальных, подсознательных и др., а, напротив, быть подлинным субъектом своей жизни, её полноправным творцом? Как обрести себя и достичь счастья и гармонии с собой и миром, когда этот мир подталкивает нас то в одну, то в другую сторону, когда нашу свободу норовят украсть манипуляторы всех мастей? Как выбрать то, что надо именно нам, когда число альтернатив стремится к бесконечности, когда не знаешь, что приуготовит для тебя завтрашний день?

Конечно, каждый человек отвечает на эти вопросы по-своему и, наверное, имеет полное на это право. Для себя же я выбор уже давно сделал и укладывается он в два слова «Amor fati», т.е. «возлюби свою судьбу».

Что же означает «любить свою судьбу»?

Если говорить предельно коротко, это значит:

· верить в то, что судьба – это благая сила, наша союзница и подруга, помогающая делать правильные выборы тогда, когда рациональный выбор затруднен или оказывается вовсе невозможным;

· доверять своей судьбе – слышать шёпот Вселенной, вовремя замечать и правильно интерпретировать те указания, которые посылает нам мир, будь то судьбоносные знаки, сновидения, явления синхронии, случайные встречи и пр.

· иметь мужество жить в согласии с судьбой – следовать её предписаниям, преодолевая собственные страхи и сомнения, не боясь идти наперекор мнению авторитетов или большинства.

Несмотря на внешнюю простоту указанных «формул», пришёл я к ним далеко не сразу, для этого потребовались многие годы – годы проб и ошибок, надежд и разочарований, размышлений и переживаний, преодоления и поисков себя. Но обо всём по порядку.

Я родился и вырос в обычной советской семье. Отец – офицер военно-воздушных сил, военный штурман 1-го класса, кандидат военных наук, доцент, полковник авиации, двадцать лет жизни отдавший преподаванию специальных дисциплин в Военно-воздушной академии им. Ю. А. Гагарина. Мать всю жизнь работала в торговле, пройдя путь от продавца до заместителя начальника Щёлковского торга по кадрам. Однако её карьера внезапно оборвалась в тот момент, когда она решила вступить в борьбу с торговой мафией – отказалась принять на должность директора магазина имевшего судимость за кражу «кореша» начальника торга. Эта борьба стоила карьеры и моему отцу, которого так и не отправили на учёбу в Академию Генерального штаба. Зато не только у родителей, но и у меня тоже исчезли иллюзии по поводу того, что мир, в котором мы живем, добр и справедлив.

В детстве моём было немало событий, но больше всего на выбор дальнейшей судьбы повлияла встреча с Московским университетом. Думаю, мне тогда было лет шесть, мы с родителями и их друзьями поехали смотреть салют на Ленинские горы, но, как ни странно, салют я не запомнил, а вот громада главного здания МГУ им. М. В. Ломоносова настолько поразила, что достаточно быстро превратилась в мечту. И когда пришло время делать выбор места получения высшего образования, то речь шла не о выборе вуза, а о том, на каком факультете МГУ мне будет интересно учиться. Выбирал я долго – года два – пока учился в 8-9 классах, и методом исключения выбрал философский, решив, что это единственный факультет, учёба на котором мне не наскучит. Правда, мне с первых школьных лет более всего была интересна история, но исторический факультет меня оттолкнул тем, что «обещал» доброй половине выпускников работу в средней школе, а стезя школьного учителя тогда меня несколько пугала.

Несмотря на упорную подготовку, учёбу на заочных подготовительных курсах, первая попытка поступления на философский факультет оказалась неудачной: три «четверки» – по обществоведению, истории и сочинению – оказались не теми оценками, с которыми можно было на что-то рассчитывать. Пришлось готовиться ещё год, попутно учась в профтехучилище на токаря и практикуясь в изготовлении разнообразных деталей на предприятии НПО «Энергия» – флагмане советского ракетостроения.

Наконец, в июле 1988-го года мечта осуществилась! Думаю, что тот день – день последнего вступительного экзамена – стал первым днём абсолютного счастья в моей жизни! Словно на крыльях я пролетел по лестнице с одиннадцатого этажа до выхода из 1-го гуманитарного корпуса МГУ, словно в сладком сне – сначала в метро, а потом в электричке – доехал до родного дома, чтобы подходя к подъезду продемонстрировать родителям, выглядывающим из окна, распростёртую пятерню – знак высшего балла!

Наверное, тогда мне казалось, что всё самое тяжелое в жизни уже позади, что впереди – только радость и свет, что таких дней счастья будет всё больше и больше. Очертания будущего вырисовывались ясно и чётко – через пять лет получу диплом, затем отец пристроит меня в родную монинскую академию на кафедру общественных наук, далее – женитьба, семья, кандидатская, докторская, почёт и уважение, любящие и любимые ученики… Только в самом страшном сне тогда, в июле 1988-го, могли привидеться и распад СССР, и лихие 90-е, а вместе с ними – безработица, инфляция, разгул преступности, нищая жизнь бюджетников.

И вот пролетели пять лет учёбы в МГУ, на руках – красный диплом лучшего вуза страны – страны, которой вот уже полтора года как нет! Нет страны – нет и распределения, полная свобода! И даже в аспирантуру по родной кафедре онтологии и теории познания нет конкурса! Правда, на аспирантскую стипендию не то что прожить, но просто прокормиться невозможно даже одному, даже сократив все потребности до минимума! Поэтому пришлось учебу в аспирантуре совмещать с «трудовыми буднями»: бывший сокурсник и начинающий бизнесмен предложил поторговать чаем и обувью на просторах Урала и Повольжья…

Трёх месяцев такого коммивояжёрства вполне хватило, чтобы понять – это не моё! А тут ещё «выскочила из переулка» Любовь, и захотелось семьи, уюта, стабильной и интересной работы… Однако довольно скоро выяснилось, что красный диплом лучшего вуза страны вовсе не гарантирует трудоустройства по специальности. Нет, какие-то варианты были. В частности, научный руководитель, профессор Виктор Васильевич Ильин, предлагал пойти в МГТУ им. Баумана ассистентом на кафедру политологии, но политология была для меня чужой и непонятной наукой. Затем он же предложил преподавать философию в музыкальном училище при Московской консерватории, но зарплата там была лишь чуточку больше, чем моя аспирантская стипендия.

И вот возникла закономерная мысль – не сказать ли любимой философии «До свидания!», если сама философия в лице работы не хочет идти мне навстречу?!

Тогда, в августе-сентябре 1994 года, я оказался перед экзистенциальным выбором – или уйти с головой в мир коммерции, или остаться в лоне философии. Положившись на мудрость судьбы, я продолжал искать работу сразу в двух направлениях – в торговле и в сфере образования, – решив, что будет так, как будет… И вот, кажется, нашел перспективную фирму, торгующую канцтоварами, прошёл собеседование и через три дня уже должен был приступить к работе под руководством персонального наставника.

Сейчас я уже и не вспомню, по каким делам я поехал в родной университет в тот погожий день в двадцатых числах сентября. Может быть, и дел то никаких значимых не было. Иду по коридору и вижу знакомое лицо – навстречу идёт мой сокурсник Антон Моисеев. Нет, мы не учились с ним в одной группе, больше того, он учился на отделении политологии, которое позднее превратится в факультет политологии. Однако мы не были чужими людьми, ибо за два года до этого в течение двух недель служили в одном отделении. Было это на военных сборах на базе Московского высшего общевойскового командного училища в Ногинском районе Подмосковья. Тогда я и мои товарищи – Валера Крипа и Дима Багдасаров – окружили нашего командира Антона почти семейной заботой, не только его слушались, но и постоянно его подкармливали, пользуясь тем, что привезли с собой достаточно еды, памятуя о том, что солдатская пайка не слишком сытна и вкусна.

– Привет, Саша! – трубно прошумел Антон.

– Здравствуй, Антон! Рад тебя видеть! – ответил я с искренней улыбкой.

После первых слов о том, о сём достаточно скоро выяснилось, что Антон служит в одном из московских милицейских вузов, уже получил лейтенантские погоны, а я поведал о своих проблемах с поиском работы…

– Слушай, Саша, а ведь в пожарной школе есть две вакансии на кафедре философии! – неожиданно, будто что-то вспомнив, выпалил Антон.

– Да? Это интересно. Спасибо за информацию, – поблагодарил я товарища.

Поблагодарил, однако не придал особого значения. Что такое эта пожарная школа? Где она находится, кого там готовят?

Приехав домой, я, тем не менее, поделился новостью с родной сестрой, а она возьми, да скажи: «А я знаю, где эта школа – рядом с ВДНХ! Я там в прошлом году была на присяге у своего ученика!» (тут следует отметить, что моя сестра в то время работала учителем русского языка и литературы в одной из средних школ Павловского Посада).

– Рядом с ВДНХ? – переспросил я. – Так ведь это по нашей ветке!

И вот уже на следующее утро я – на КПП Высшей инженерной пожарно-технической школы МВД России. Набравшись смелости, звоню по телефону начальнику кафедры философии подполковнику Владимиру Николаевичу Липскому, и уже через пять минут сижу в его кабинете, робко стараясь убедить его в том, что я именно тот, кто ему и кафедре нужен…

И тут не обошлось без синхронии[2]. Оказалось, что возглавлявший кафедру в течение 12 лет профессор Юрий Яковлевич Злотников, не один год прослужил в Военно-воздушной инженерной академии им. Жуковского, т.е. как и мой отец, значительный отрезок жизни посвятил подготовке кадров для отечественных военно-воздушных сил.

Через неделю я прочитал свою первую пробную лекцию, после чего на заседании кафедры философии единогласно было принято положительное решение о моем приёме в члены коллектива.

С того дня прошло уже более 20 лет, но и сегодня живы в душе те волнительные события, та самая первая лекция по философии Средневековья и Возрождения, тот теплый отеческий приём, оказанный будущими коллегами и сослуживцами.

Впереди было ещё многое – и многое впервые – и первое офицерское звание лейтенанта, и первый экзамен в роли преподавателя, и первый суточный наряд, и первый строевой смотр… Были и тяжелые моменты, даже не моменты, а времена, когда месяцами не платили скромную зарплату, когда закрадывалась крамольная мысль: «А не бросить ли эту трудную, интересную, но мало оплачиваемую работу?»

Тогда, после дефолта августа 1998 года, многие сотрудники института (в 1996-м году ВИПТШ была преобразована в МИПБ – Московский институт пожарной безопасности) оказались на грани нищеты. В начале 1999-го моя зарплата составляла около 2000 рублей, т.е. около 90 американских долларов. А ведь надо содержать семью – в январе 1997-го она пополнилась – родилась дочь Анастасия. Неудивительно, что многие мои ровесники, служившие на других кафедрах, в то время покинули институт. В результате образовалась настоящая кадровая промоина, полынья, полностью не затянувшаяся и поныне.

Наверное, если бы не поддержка коллектива, если бы не та почти семейная атмосфера, которая сложилась на кафедре ещё до моего прихода, перенести тяготы конца 90-х – начала 2000-х было бы не просто намного труднее, а попросту невозможно. Но от опрометчивого шага удерживало и другое обстоятельство – вера в то, что тогда, в сентябре 1994-го, мудрая судьба, послав мне случайную встречу с бывшим сокурсником в коридоре 1-го ГУМа МГУ им. М. В. Ломоносова[3], выбрала для меня именно ту стезю, по которой мне надлежит идти, что другие альтернативы были не «моими», т.е. неправильными, тупиковыми, чужими и чуждыми.

Но вот завершилось лихолетье девяностых, прошли первые годы нового тысячелетия. Страна мужала и крепла, набиралась сил, а вместе со страной мужал и набирался жизненного и научно-педагогического опыта и я. В июне 2000 года успешно защитил кандидатскую диссертацию по теме «Гносеологический анализ гуманитарной парадигмы в психологии», в 2001-м стал старшим преподавателем, в 2005-м получил должность доцента, а в 2006-м и одноимённое учёное звание. Также менялось количество и размеры звёзд на моих погонах: 1999-й – капитан, 2002-й – майор, 2006-й – подполковник. Осваивал новые дисциплины (Концепции современного естествознания, социология, политология, культурология), учился работать на компьютере, писал статьи, делал методички, рабочие программы, кафедральные сборники… Одним словом, за 12 лет – с 1994-го по 2006-й – из подающего надежды аспиранта превратился в квалифицированного и достаточно опытного молодого педагога и учёного.

Конечно, это случилось не само собой, а путём вдумчивого и кропотливого труда, благодаря отеческо-материнской помощи и заботе старших коллег. И тут – новое искушение судьбы! В Монинской военно-воздушной академии – той самой, где более 20 лет служил и преподавал мой отец, – открылась вакансия на кафедре общественных наук. Как соблазнительно получить работу рядом с домом – в пяти минутах ходьбы! К тому же, будучи сыном авиационного штурмана, прожив всю жизнь в городке, где каждая улица, каждый дом напоминает о героях-авиаторах, я, как и все мои одноклассники и соседи-ровесники, мечтал о небе, о службе в ВВС! Правда, поначалу переход в Монинскую академию грозил превращением из подполковника в лейтенанты, но через несколько месяцев и эта проблема была вроде бы решена – обещали должность доцента и звание подполковника.

Стоит напомнить, что тогда почти все мои занятия были локализованы на Загородной учебной базе «Нагорное», а путь туда от дома был неблизкий и изматывающий – с двумя пересадками (с электрички на электричка, с электрички на автобус) – и занимал обычно 2,5-3 часа в одну сторону, а иногда и больше. И в летний зной, когда в апогее июля приходилось принимать экзамены у курсантов, и зимнюю стужу, когда большую часть суток темно, под осенними дождями и в весеннюю распутицу, начиная с сентября 2001-го, я «путешествовал» на базу, то перебегая как резвый скакун с одной платформы на другую, то по полчаса ожидая подходящей электрички или автобуса. И вот, казалось бы, судьба даёт шанс покончить с этими трудностями раз и навсегда! Разве можно не променять такие изматывающие «путешествия» на пятиминутную прогулку от дома до места службы? Сколько тогда освободится времени и, главное, сил для занятий наукой, творчеством, для семьи, для близких?! Можно будет каждый день провожать и встречать из школы дочку, обедать вместе с ней, больше и качественнее помогать ей с уроками, да мало ли каких ещё преимуществ можно извлечь из простого факта нахождения работы в шаговой доступности от родного дома!

Думаю, и на кафедре меня бы поняли и не стали осуждать, несмотря на то, что в то время жаждущих послужить делу приобщения будущих огнеборцев к миру философии было немного. А те, что проявляли поначалу такое желание, почему-то не могли на кафедре остаться – то уходили сами, то увольнялись за нарушения дисциплины, в общем, не приживались. Чего стоит достаточно длинный список фамилий таких «неприжившихся» в начале 2000-х: Алексеев, Григорьев, Максимов, Егоров, Труняев. А ведь были ещё и те, чьих имён уже и не упомню, кто исчезал после первого же «экскурсионного» выезда на ЗУБ «Нагорное». Как тут не поверить, что кафедра – это не просто «малая социальная группа», не просто «трудовой коллектив», а живой организм, чутко различающий родные и чужие «клетки»!

Сейчас, спустя почти десять лет с того момента, мне трудно сказать точно, что же именно удержало от рокового «побега». Скорей всего причин было несколько – и нежелание расставаться с коллегами, ставшими родными, и неуверенность в том, что новый коллектив меня примет, и чувство долга перед теми, кто помогал совершенствоваться в ремесле педагога и учёного. Но кроме этих понятных и рационально выявляемых оснований были и другие – более эмоциональные и даже мистические. Монинская академия не нашла для меня места, когда я не был еще ни кандидатом, ни доцентом, не имел ни дня педагогического стажа, а теперь хочет «просто так» получить готового специалиста с ученой степенью, званием, опытом работы. Тогда как пожарная школа, точнее, коллектив кафедры философии ВИПТШ, в меня тогда поверил и дал шанс, в котором другие отказывали. Как же теперь отплатить ему за это уходом, напоминающим предательство?

С другой стороны, и Вселенная безмолвствовала, т.е. не посылала никаких указаний. «А раз так, то и менять ничего не надо!» – решил я тогда. Решил и оказался прав! Уже через 2-3 года набрали обороты «сердюковские» реформы в армии, закончившиеся развалом нескольких военных академий. Та же участь постигла и Монинскую военно-воздушную академию. Сначала её объединили с Военно-воздушной инженерной академией имени Жуковского, затем перестали набирать на учёбу слушателей, а в 2011-м перевели объединенную академию в Воронеж. Правда, при этом «забыли», что академия – это не просто имя, а, прежде всего, люди, а вот они в Воронеж большей частью не поехали – не поехал ни один доктор наук и подавляющее большинство кандидатов. Что это означает, думаю, объяснять не надо! А здания бывшей монинской академии сначала пришли в состояние запустения, затем землю передали в муниципальную собственность, а в апреле 2015 года три больших трёхэтажных корпуса «сталинской выдержки», но еще вполне крепкие и добротные, были снесены и вывезены в неизвестном направлении… Глава посёлка, генерал-лейтенант авиации И. Н. Найдёнов, кстати, бывший некогда заместителем начальника монинской академии, обещает на месте снесённых корпусов построить новые – для будущего Президентского кадетского корпуса, однако многие жители, включая и меня, почему-то не верят таким посулам. На фоне разбитых дорог, разваливающегося Дома офицеров, регулярных аварий в сфере ЖКХ, уничтожения монинского леса и др. «достижений» действующего главы посёлка такие утопические прожекты выглядят весьма далёкими от реальности, но поживём – увидим.

Но вернёмся к центральной теме нашего повествования – к теме судьбы. Как уже отмечалось выше, судьба сообщает нам свои веления тихо, шёпотом, говорит с нами на языке знаков и сновидений, а язык этот, увы, не всем близок и понятен, многие не способны за банальным с виду случайным событием увидеть потаенное глубинное и важное содержание. Однако бывают и такие знаки и сновидения, игнорировать которые невозможно. И здесь я хотел бы остановиться на одном таком сновидении.

Думаю, произошло это примерно тогда же – в середине первого десятилетия нового XXI-го века. Устав каждодневно наблюдать «язвы» окружающей действительности, я решил, что пора внести свой посильный вклад в улучшение жизни российского общества, для чего надлежит вступить в политическую партию и – быть может – даже сделать карьеру в области политики. За плечами у меня тогда был некоторый опыт политической деятельности – весной 1996-года я организовал собственную небольшую, но успешную избирательную кампанию – собирал подписи, проводил агитацию, расклеивая листовки и встречаясь с избирателями. А затем, после муниципальных выборов, в течение 4-х лет был депутатом Совета депутатов родного посёлка Монино.

Мой выбор пал на партию «Родина», которая тогда успешно конкурировала с КПРФ на левой стороне политического спектра. Через Интернет я собрал о партии нужную информацию, изучил её программу, устав, руководящий состав и пр., и запланировал на один из выходных дней поездку в офис Московского областного отделения с целью написать заявление о вступлении. И вдруг накануне ночью снится сон, содержание которого вкратце состоит в следующем. Я иду по родному посёлку, подхожу к дому родителей, захожу в подъезд, вызываю лифт, но когда двери лифта открываются, то откуда ни возьмись рядом появляется девушка, берёт меня под руку и молвит: «Тебе сюда не надо!» Я сопротивляюсь, говорю, что мне надо к родителям, но она настаивает на своём. Тут в подъезд входит молодой парень, и девушка предлагает: «Пусть сначала поедет он, а ты – вторым рейсом!» Я нехотя соглашаюсь и пропускаю парня в лифт. Двери закрываются, лифт с пассажиром устремляется вверх, но почти сразу же стены шахты смыкаются и раздавливают лифт, да и дом начинает рушиться и гореть, но мы с девушкой успеваем выбежать на улицу.

Необходимо отметить, что эта девушка в моих снах появляется регулярно, но достаточно редко – один раз в несколько лет. Она всегда находится рядом, обычно справа, я могу ощущать прикосновения её рук, волос, слышу её голос, знаю, что она молодая, стройная и хрупкая, немного ниже меня ростом, но при этом никогда не вижу её лица. Благодаря знакомству с творчеством Карла Густава Юнга я давно пришёл к выводу, что эта девушка – воплощение архетипа Анимы, которая, в свою очередь, является вестницей Самости – того глубинного и подсознательного ядра нашей души, которое лучше нас самих знает, кто мы и для чего пришли в этот мир.

Стоит напомнить, что в истории философии открытие Самости принадлежит Сократу. Свою Самость Сократ называл «даймонием» или «демоном». Демон – это внутренний голос, который, во-первых, никогда не ошибается, во-вторых, ничего не предлагает, не требует, а только запрещает те или иные поступки, которые Сократ намеревался реализовать.

Вот и моя Анима также чаще всего никуда не ведёт, не зовёт, а только предостерегает, не пускает, при этом обычно не позволяет воспользоваться теми или иными транспортными средствами, будь то лифт, поезд или автобус. А последние, как известно, символизируют в сновидениях жизненный путь, являются олицетворением карьеры, судьбы, личностного роста. И увидев такой устрашающий сон, я, конечно же, сразу же, почти не думая, отказался от сомнительного намерения вступить в партию «Родина» и в целом решил, что раз Анима не ошибается, то и политикой мне заниматься не следует – это может плохо кончиться (конечно, для меня, а не для политики)!

А если не политика, тогда что? Ведь Анима ничего не предлагает, она лишь запрещает, предостерегает! Значит, предлагать, искать, пробовать должен я сам! И тогда, на свой страх и риск, я решил попробовать осуществить давнюю мечту – написать роман, реализовав лозунг Альбера Камю: «Хочешь быть философом – пиши романы!». Но поскольку тогда в семье был всего один компьютер, и его всё чаще и дольше занимала подрастающая дочь, то первым шагом к написанию романа стала покупка ноутбука. Уже здесь не обошлось без мистики.

Конец сентября 2006 года. Я брожу по «Горбушке», переходя от павильона к павильону, но всё тщетно – нужная мне модель («Acer Aspire 3610») стоит от 21 500 рублей и выше, а у меня с собой ровно 20 000 рублей. Проходит час, близок к завершению другой, и тут, уже на самом краю отчаяния, собираясь уходить ни с чем, я захожу в пустынный, но достаточно большой павильон, и – о, чудо! – нужная мне модель ноута стоит 18 990! Но радость тут же сменилась подозрением – отчего так дешёво, может ноутбук с браком, с какими-то скрытыми дефектами? Делюсь своими сомнениями с продавцом, а тот неожиданно заявляет:

– Мы вам ещё и скидку сделаем!

– Большую? – спешу уточнить я.

– Пять процентов, – тепло информирует продавец.

– То есть около тысячи рублей? – удивленно переспрашиваю я.

– Да, именно так! И ещё, если хотите, сумку для ноута за пол-цены!

Ну, перед таким искушением я не мог устоять! Купил и то, и это, да ещё и тысяча рублей осталась. Знал, что рискую, но верил в лучшее! И не ошибся – этот ноутбук до сих пор, спустя почти девять лет, работает у меня исправно, при этом ни разу я его не ремонтировал, только самостоятельно подклеивал крышку-монитор.

Первые недели работы над романом показали, что создавать художественный текст не менее сложно, чем научный, а в чём-то даже и сложнее. Мне казалось, что раз я вынашивал роман многие годы, то хотя бы первые главы дадутся легко! Но не тут-то было! Каждый абзац, каждое предложение давались с трудом, слов не хватало, и порой часами сидел перед монитором, не набрав ни единой строчки. Пришлось взяться за «учёбу»: с карандашом и записной книжкой штудировать классиков – Куприна, Бунина, Чехова, Цвейга, Фаулза и др., составлять словари синонимов, эпитетов, устаревших и иноязычных слов и оборотов, мифологических персонажей и пр.

Всё свободное время я отдавал роману, но к концу февраля 2007 года, т.е. почти через полгода, были написаны только первые главы – около 50 страниц! При этом становилось ясным, что все замыслы в один том не уложить, но было не понятно, как эти замыслы гармонично уложить в единое повествование, как связать их в цельный, связный и логичный текст! И снова я оказался на грани отчаяния – может, литературное творчество – это тоже не моё, не та стезя, по которой следует идти? Припомнил, что несколько лет назад я уже брался за роман, исписал целую толстую тетрадь, а потом – после внезапного ремонта в помещении кафедры – тетрадь бесследно исчезла. Тогда я решил, что потеря записей – это указание свыше, что писатель из меня не получится, потому и не стал восстанавливать утраченный текст или браться за новый. Может быть, это и в самом деле так, и мне лучше взяться, к примеру, за докторскую диссертацию?

И тут на помощь пришёл ребёнок – моя дочь! Но сейчас я уверен, что дочкой тогда управляли свыше некие таинственные и могущественные силы. В тот февральский вечер Настя неожиданно обратилась ко мне с вопросом:

– Папа, а что такое «И-Цзин»?

– Это древняя китайская гадательная книга – «Книга перемен», – лаконично объяснил я. – А откуда ты узнала?

– Из журнала, – и дочка протянула мне глянцевый женский журнал годичной давности, вытащенный ею из какой-то стопки под столешницей письменного стола.

Пока я разглядывал журнал, дочка предложила:

– Папа, давай погадаем!

– Что ж, давай, – охотно согласился я, уже предчувствуя приближение чего-то важного.

Достали три монетки, уселись на пол, настроились и приступили к действу. Сначала «ворожила» дочка, итогом стала гексаграмма, рекомендующая прислушиваться к мнению старших, показавшаяся мне весьма уместной. Ну, а затем настал мой черёд! Я сосредоточился и мысленно сформулировал свои вопросы: «Стоит ли мне писать роман? Что будет с моим романом?» Уже после трёх выбросов монет я стал понимать, что сейчас случится нечто неожиданное. Ну, а когда подбросил монетки последний раз, то понял – свершилось! Образовавшаяся гексаграмма не просто оказалась одной из самых благоприятных, но и носила номер 14, совпадающий с днём моего рождения! Гексаграмма называется «ДА Ю» («Обладание великим»), предвещает большой успех, кроме того она хороша весной и зимой, а также хороша в год, месяц, день или час Собаки [4, с. 107]. Поразительно и то, что почти сразу после гадания я узнал, что гадал в ночь на китайский Новый год, за полтора часа до его наступления, и уходящий 2006 год был именно годом Собаки, кстати, именно в году Собаки я и родился!

Становилось ясным, что на мои вопросы дан однозначно положительный ответ, а потому больше никаких сомнений быть не может – только вперёд – придумывать, сочинять, писать, несмотря на трудности, будь то проблемы с языком, неясность сюжета, дефицит свободного времени или что-то ещё!

Не прошло и двух лет, как черновой вариант романа был закончен! Это случилось 8 января 2009 года – этот день, как и день поступления в МГУ в конце июля 1988, как и день рождения дочери (31.01.1997), как и день защиты диссертации (08.06.2000), стал одним из редчайших дней абсолютного счастья в моей жизни! Три части, 99 глав, 750 страниц… Я вышел на морозный воздух и, несмотря на позднее время, почти час бродил по улицам, стараясь осмыслить содеянное. Впереди ещё была кропотливая работа по редактированию текста, растянувшаяся на несколько лет, однако главное было сделано, преодолено, завершено.

И хотя ни одно издательство не решилось издавать столь масштабный труд никому не известного автора, тем не менее, уже сотни людей прочитали мой «Водоём» (50 экземпляров я издал за свой счёт для родных, друзей и коллег, а также выложил электронную версию на нескольких Интернет-сайтах), и десятки прислали мне благодарственные, а кто-то и восхищённые отзывы. Значит, время и силы потрачены не напрасно, а выбранная стезя оказалась правильной, моей!

Да, наверное, я ожидал большего – большего успеха: верил, что права на мой роман купит крупное издательство – «АСТ» или «ЭКСМО», что со временем он станет бестселлером и – почему бы нет? – известный режиссер перенесёт сотканный мной витиеватый сюжет на большой экран. Тем более, что осенью 2008 года – незадолго до завершения романа – моя двухстраничная новелла «Плавные линии модерна, или гимн мини-юбке» – оказалась в числе отмеченных призами на всероссийском литературном конкурсе «Золотое перо Руси». Успех на конкурсе, пользуясь словами Паоло Коэлья, можно было бы назвать «благоприятным началом», а такое начало, если верить «Алхимику» – залог предстоящего большого успеха, свидетельство того, что «жизнь хочет, чтобы человек следовал Своей Стезёй» [3, с.49].

Однако успеха не последовало… Означает ли это, что судьба обманула, что стезя выбрана неправильно? Едва ли. Если вспомнить злоключения Сантьяго – главного героя «Алхимика», то после благоприятного начала его ждали и поражения, и испытания, и разочарования, с помощью которых Вселенная проверяла твердость его намерений в следовании собственному уникальному пути (например, встреча в Танжере с жуликом, который украл у него все деньги, в результате Сантьяго пришлось целый год работать в лавке торговца хрусталём, чтобы скопить денег на дорогу к пирамидам).

«Но так, – скажет скептик, – можно объяснить и оправдать что угодно! Если за добрым началом начинается полоса неудач, значит, судьба тебя испытывает! Если же за хорошим началом следует еще больший успех, то тогда судьба тебя вознаграждает!»

«Однако, – возразим мы, – как объяснить явления синхронии, не укладывающиеся в рамки теории вероятностей, когда словно нанизываются друг на дру