МОЙ ЛЮБИМЫЙ ПРЕДМЕТ

 

Мой любимый предмет - защита от духов. Любимый он потому, что его ведет Поклеп Поклепыч. Он внимательный и чуткий педагог, который принимает близко к сердцу переживания каждого ученика. А еще я люблю пары Безглазого Ужаса и его Историю Потусторонних Миров. Что очень интересно, особенно когда понимаешь, что все, о ком Ужас рассказывает, уже давно умерли. Вот только мне страшно не нравится привычка Безглазого Ужаса снимать во время уроков голову и заливать весь классе кровью. К тому же однажды он подбросил мне в сумку свои внутренности, и это было совсем не смешно.

А еще я обожаю нежитеведение, потому что его ведет Медузия Зевсовна. Она учит нас повадкам нежити и заклинаниям против нее. У Медузии Зевсовны в классе 20 учеников. Каждое утро 20 внимательных глаз смотрят на Медузию Зевсовну...

 

- Мы что, циклопы? Маловато как-то глаз! - удивилась Таня.

- Как маловато? Ничего не маловато! - обиделся Шурасик.

- Да ты сам посмотри!

- М-м-м... Действительно. Промахнулся слегка... Не придирайся к мелочам, Гроттерша! Писатели такой ерундой не занимаются, для этого есть редакторы! Или читай, или не читай! - обиделся Шурасик.

Решив больше не критиковать юное дарование, которое со злости могло и сглазить, Таня дочитала статью до конца - она завершалась неумеренным восхвалением джинна Абдуллы, который именовался королем всех джиннов и отцом гуманности, - и машинально перевернула страницу.

С оборота страница была чистой, зато на соседней каллиграфическими, со множеством завитков, буквами, мало похожими на обычный почерк Шурасика, значилось:

 

И придут они. И будет их четверо. Первый - яростный и гневный, с тремя лицами под золотой вуалью, приедет на черном коне и привезет с собой страх. Другой - справедливый, с серебряной головой и золотыми усами, будет на пылающей колеснице. Оружием же ему служат молот и топор. Третий, благосклонный, хранитель стад, властитель всех зверей, домашних и лесных. И будет с ним вол в пшеничном ярме. Четвертый же, страж, с телом птицы и суровым ликом. Никто не скроется от него.

Они придут за тем, что принадлежало им, и горе всем, если не найдут они чего ищут.

 

- А вот это ничего! Создает настроение. Даже как-то не по себе стало! - одобрила Таня.

- Правда? Где? - просиял Шурасик. Он заглянул Тане через плечо и внезапно точно примерз к стулу.

- Я этого не писал! - побледнев, сказал он.

- Разве это не твой блокнот?

- Блокнот мой. Но писал не я... Откуда это тут?

- А я откуда знаю! Шурасик облизал губы.

- О, я понял: черномагический карандаш! Сегодня ночью мне померещилось вдруг, что я вижу свет и страницы шелестели. Но я думал, это мои подделанные двойки убегают из дневника! Ты же знаешь, я сам ставлю себе двойки, чтобы не возгордиться тем, что я гений! - растерянно сказал Шурасик.

Он впился взглядом в бумагу, но не прочитал и строки, как буквы стали бледнеть и расплетаться. А потом из отдельных фрагментов сложились и проступили вол, молот и топор. В стороне от них, в намеченных черточками ветвях толстого дерева, мелькнуло нечто, похожее на крыло большой птицы. Птица, которую так и не удалось разглядеть, взлетела. Внезапно лист полыхнул холодным огнем и превратился в пепел. Но только он один - остальной блокнотик Шурасика с гениальным творением про двадцать одноглазых учеников остался нетронутым. Хоть сейчас посылай в “Сплетни и бредни”.

- Исчезло! Мне казалось, карандаш Клоппа вообще невозможно стереть. Ты хоть запомнила, что там было? - сдавленно спросил Шурасик.

- Приблизительно, - сказала Таня. Она обманывала. Она помнила все до последнего слова.

- А я даже прочитать не успел! - убито произнес Шурасик.

Он начал было приставать к Тане с расспросами, но от любопытства слишком сильно навалился на стол. Стол, и без того перегруженный томами, которые Шурасик натащил со всей библиотеки, рухнул. Опасаясь гнева джинна Абдуллы, Шурасик всплеснул руками и, вскрикивая: “Молоток! Пол-Тибидохса за молоток!” - умчался за домовыми.

Таня собрала свои тетради и поспешила уйти до его возвращения.

“Другой - справедливый, с серебряной головой и золотыми усами, будет на пылающей колеснице. Оружием же ему служат молот и топор...” - вспомнила она. Малютка Гроттер была убеждена, что буквы исчезли не случайно. Надпись карандашом из семи последних лучей должен был прочесть кто-то один. Для повторного прочтения она явно не предназначалась. И этим одним - или, точнее, одной - была она.

Накануне дня рождения Ягуна Таня, как всегда затянувшая с подарком до последнего момента, спешно размышляла, что бы такого приготовить для внука Ягге. Ее первой мыслью было преподнести ему выписанный по каталогу манок для драконбольных мячей. Этот манок, если верить инструкции, должен был подзывать мячи в воздухе, даже самые шустрые и неуловимые, вроде обездвиживающего.

К счастью, перед тем как дарить манок, Таня догадалась его испытать. Из манка вырвался кошмарный, леденящий кровь звук. Черные Шторы панически замахали кистями. Лежавший в углу чихательный мяч. оставшийся еще с тех времен, когда Таня была в команде, проснулся и сорвался с места. Стараясь улепетнуть от свиста, он расколол стекло и умчался в неизвестном направлении.

- Ничего себе “подзывать мячи!” Да он их распугивает! - воскликнула малютка Гроттер.

Но если манок и распугивал мячи, существовало нечто, что он привлекал. Со всего Тибидохса в комнату к Тане стали стекаться привидения. Вскоре их набилось такое множество, что они то и дело проплывали одно сквозь другое.

- А где мертвец? - вращая головой, как это никогда не сумел бы сделать живой, поинтересовался поручик Ржевский.

Несмотря на то что, по слухам, упорно распускаемым его супругой, он уже был произведен в капитаны, Ржевский упорно носил прежний мундир и иначе, чем на поручика, не откликался. Зато ножей в спине стало как будто меньше. Да и вообще вид у безбашенного призрака был менее запущенный, чем во время холостяцкой жизни.

- Мертвец, говорю, где? В шкаф его, что ли, спрятала? - недовольно повторил Ржевский.

-??? - Таня не находила слов.

- Разве ты не звала нас на похороны? Ну мы пришли - дальше что? - продолжал напирать призрак.

- Вы в своем уме? - рассердилась Таня.

- Неужели? А мы слышали похоронный призыв. Такой всегда раздается, когда душа отделяется от тела! - пояснила Недолеченная Дама. Она огляделась и, убедившись, что мертвеца действительно нет, разочарованно вздохнула. - Но если никто не умер, тогда мы полетели. У нас мало времени... Кстати, я не говорила, что подаю на развод?

- С поручиком?

- С КАПИТАНОМ! А по внутренним достоинствам ПОЛКОВНИКОМ! - веско сказала Дама. - Мы разведемся, разделим имущество (это интереснее всего, потому. что никакого имущества у нас нету), а потом снова поженимся.

- А какой смысл тогда разводиться? - не поняла Таня.

- А эмоции? Ты недооцениваешь эмоции, деточка! Без них жизнь была бы скучна, особенно у нас, у усопших! - укоризненно заявила Дама и медленно просочилась сквозь пол. Остальные привидения печальной вереницей потекли за ней.

Таня задумчиво посмотрела на разрекламированный манок и зашвырнула его под кровать.

- Первое жизненное правило: Гроттер, никогда не заказывай ничего по каталогу! - сказала она сама себе.

Спустя полчаса, запасшись всем необходимым, Таня уже раскатывала по столу в гостиной тесто для пирога Баб-Ягуну. Разумеется, пирог могла приготовить и скатерть-самобранка, но это было бы уже совсем не то. К тому же самобранкам не был известен рецепт пирога в шоколадной глазури и с яблочной начинкой, а Ягун предпочитал именно такие.

Тане помогала круглолицая Дуся Пупсикова. Из всех девчонок белого отделения она была самой хозяйственной. К тому же наглый Ягун ей нравился. Не так, правда, сильно, как Пуппер, но Гурий был далеко, к тому же Дусе он никак не светил, а она была девочка практичная. Малютка Клоппик, невесть откуда пронюхавший о пироге, путался у них под ногами и, в качестве отвлекающего маневра дергая Пупсикову за юбку, пытался стащить банку с повидлом.

Наконец пирог был украшен и посажен в пышущую жаром русскую печь. Проголодавшаяся Таня, пропустившая из-за пирога ужин, нашла на подоконнике тарелку с котлетой и потянулась к ней.

- Эй, чего ты ее лопаешь? Она, во-первых, вчерашняя, во-вторых, холодная, в-третьих, я сам собирался ее съесть! - весело завопил Ванька.

Он только что вбежал в гостиную в отличном настроении и стал показывать самозатачивающийся перочинный ножик, который по его просьбе выковали для Ягуна домовые.

Малютка Клоппик подбежал к печке и быстро отодвинул заслонку. Пользуясь, что внимание Тани и Дуси Пупсиковой отвлечено Ванькой, он зачерпнул ладонью яблочного повидла, проковырял дыру в шоколадной глазури и, хикикая, убежал в неизвестном направлении.

- Вот мерзкий профессор! Никогда не ожидала от Клоппа ничего хорошего, даже когда он был главой темного отделения! - с негодованием произнесла Пупспкова.

 

* * *

 

Когда на другой день вечером запыленный и вымотанный Ягун, вернувшись с тренировки, вошел в гостиную, его уже ждали. Когда к нему устремилась целая толпа, играющий комментатор опешил и заслонился пылесосом. Ему померещилось почему-то, что его будут бить.

- Шестнадцать лет! Виват! Дергай его за уши шестнадцать раз! - закричал Кузя Тузиков.

Сколько Ягун ни отбрыкивался и ни вопил, что уши дороги ему как память, отвертеться от школьного обычая ему так и не удалось. Вскоре его оттянутые уши стали еще более пунцовыми и оттопыренными, чем в предыдущие пятнадцать лет его жизни. Потом Ягуна, уронившего свой пылесос, на руках поднесли к столу и посадили на установленный на столе стул. Здесь, на стуле, как на троне, он и сидел все то время, пока ему вручали подарки.

Подарки были самыми разнообразными: шлем с забралом для драконбола, новая насадка на трубу пылесоса, перочинный нож и целая банка отвратительной слизи кикиморы - подарок Верки Попугаевой. По ее утверждению, запах этой слизи, нанесенной толстым слоем поверх упырьей желчи, отпугивал драконов. На деле же он был так отвратителен, что никто не решался это проверить. Более того, Таня с Дусей Пупсиковой потребовали у Ягуна немедленно убрать эту слизь подальше, чтобы не провонял пирог.

- Ого, какие на пироге дыры! Это так специально задумывалось? - обрадовался Ягун.

- Специально. Это чтобы внутри хорошо пропеклось, - подтвердила Таня, мстительно отыскивая взглядом малютку Клоппика, явно успевшего побывать здесь еще раз.

Однако Клоппик и не думал удирать от возмездия. Вертясь под ногами у старших, он, жутко картавя, громко прочитал детский стишок, неожиданно и даже совсем не в рифму завершившийся новоизобретенным заклинанием Лицентия поэтика.

Что-то вспыхнуло, заискрило. В воздухе заметались холодные яркие молнии. Все были ослеплены и принялись тереть глаза, что позволило малютке Клоппику утащить связку баранок - один из подарков Ягуну - и скрыться в неизвестном направлении. Малютка явно делал успехи, прилагая все усилия, чтобы со временем вновь стать главой темного отделения.

- Чего-то мне есть хочется! - поигрывая перочинным ножом, деспотически заявил Баб-Ягун.

Он уже начал разрезать прогрызенный вредным малюткой пирог, когда в гостиную неожиданно ввалилась большая группа темных - Семь-Пень-Дыр, Горьянов, Жикин, Гломов, Рита Шито-Крыто и другие. По выражению их лиц и плохо скрытым ухмылкам Таня поняла, что темные явно намереваются устроить скандал.

Гробыня, видно, заранее приготовившаяся, выдвинулась вперед.

- Ну что, Гроттерша, с днем рождения! - вызывающе заявила она.

- Вообще-то день рождения не у меня, - сказала Таня.

- В самом деле? - удивилась Склепова, делая вид, что забыла. - А у кого? У Ягунчика? Ягунчик, лапочка, прости меня! Можно я тебя поцелую?

Гуня Гломов передернулся от ревности. Покачивая бедрами, Гробыня подошла к Ягуну и поцеловала его в щеку. Дуся Пупсикова замигала, с ненавистью уставившись в стену. Похоже было, она вот-вот разрыдается.

- А теперь подарок! Любишь подарки, Ягунчик? Гуня! Поди сюда! Где то, что я тебе дала? - позвала Гробыня.

Гуня Гломов, все так же хмуро глядя на Ягуна, подошел. В руках у него был деревянный лакированный ящик с серебристой монограммой на крышке, чем-то напоминавший ящики, в которых два века назад хранились дуэльные пистолеты. Ящик выглядел неплохо, хотя было похоже, что ему не одно десятилетие пришлось пролежать в сыром месте или под землей. Во всяком случае, металлические детали позеленели. Дерево кое-где покоробилось от влаги.

- А что там внутри? - спросил Ягун.

- Да так, подарочек... От всего темного отделения, - томно произнесла Склепова.

Ягун принял ящик у Гуни из рук и хотел открыть его. Но не успел он дотянуться до замка, как Гробыня, непонятно улыбаясь, выхватила ящик из рук именинника и сунула его в общую кучу подарков.

- Не надо, лапочка! Это долго! Учти, внутрь можно заглянуть только через год! Запомни - триста шестьдесят пять дней - не раньше! Это очень важно! - сказала она и вернулась к темным. - Гунечка, за мной! Пошли доедим пирог! Посмотрим, чем эти беленькие попытаются отравить нас на этот раз! - скомандовала Склепова, занимая лучшее место на диване в общей гостиной.

Гуня последовал за той, у кого всю жизнь шел на поводу, даже не надеясь на взаимность. Настроение у него почему-то заметно улучшилось.

 

* * *

 

Дружеская пирушка затянулась далеко за полночь. Дважды из коридора зловещий, как Летучий голландец, выплывал Поклеп Поклепыч и пытался разогнать всех по комнатам. Зная, что спорить бесполезно, все делали вид, что расходятся, но уже через несколько минут собирались вновь. Рассвирепевший завуч остался было в гостиной, чтобы подстеречь учеников, но вовремя вспомнил, что оставил русалку в пруду одну, а от одиночества до измены один шаг.

Побледнев, он завернулся в плащ, закружился и, точно пчелами, облепленный красными искрами, немедленно телепортировал.

- Любовь - это белая роза на сером плаще жизни! Здесь же пешком десять минут, а телепортировать в сто раз опаснее! Вот что значит настоящее чувство! - патетично сказала Дуся Пупсикова,

Теперь, когда Поклеп уже никого не подкарауливал, никто не мешал ребятам делать все, что им заблагорассудится.

Рита Шито-Крыто ненадолго скрылась у себя в комнате и вынесла тарелку из черного фарфора. Тарелка была покрыта рунами и кабалистическими знаками. Значения большинства были Тане неизвестны, но даже тех, что она знала, хватало, чтобы сделать вывод: ни один уважающий себя белый маг эту тарелку даже в руки не возьмет. Черные маги - совсем другое дело. У них свои представления о допустимости и недопустимости заигрывания с потусторонними силами.

- Как насчет спиритического сеанса? А, беленькие, в кусты убегать не будем? - нехорошо усмехаясь, предложила Шито-Крыто.

- А кого вызовем? - дрожа в равной мере от страха и от любопытства, спросила Пупсикова.

Перед тем как ответить, Шито-Крыто обвела всех проницательным взглядом.

- А... Ту-Кого-Нет... Чумиху! - уронила она небрежно. Демьян Горьянов разинул рот.

- Ту-Кого-Нет? Но она мертва!

- Горьянов, ты туп, как твой пылесос! Спиритические сеансы для того существуют, чтобы общаться с духами. Поболтать с живыми можно и по зудильнику, - отрезала Рита. - Ну так как, беленькие? Вызываете с нами Чумиху, или кишка тонка?

Все загалдели разом. Вызвать Чумиху! Такое могло прийти в голову только непредсказуемой Шито-Крыто! Однако никто из тех, кто был в гостиной, не отказался. Ни у кого не было желания прослыть трусом. Только Шурасик попытался было уклониться, но после передумал и остался. Любознательность пересилила в нем страх.

Потребовав погасить весь огонь, Рита зажгла две свечи и поставила тарелку на стол в круг из начертанных букв.

- А теперь все садитесь вокруг стола и беритесь за руки... Готово? Отлично! Представляйте себе Чумиху... И не размыкайте рук, а то мы потеряем контакт! - распорядилась она.

По желтоватому лицу Шито-Крыто бродили зловещие тени, Большой нос нависал над губой, как у ведьмы. М-да, в лопухоидном мире она точно подрабатывала бы предсказаниями.

Как там тискают в своих газетках лопухоиды?

“Мощный приворот на крови. Верну мужа в семью, пожизненно привяжу его к дому. Сделаю полную отстуду от соперницы, вплоть до ненависти. Все оккультные услуги. Гарантия 300%. Скидка по кредитным картам, по понедельникам и девушкам до 25 лет без предъявления паспорта. Магистр черной магии Анастасий”.

- Дух Чумы-дель-Торт! Мы вызываем тебя! Приди к нам! - звенящим от напряжения голосом произнесла Рита. Ее перстень выбросил красную искру.

Таня сидела между Ванькой и Баб-Ягуном. Ладонь играющего комментатора была гораздо крупнее ее собственной. Маленькая Танина рука буквально утопала в ней. Ладонь же Ваньки - не такая огромная, как у Ягуна, - была на ощупь теплой, почти горячей. Рядом с Ванькой и Ягуном Таня уже не боялась Чумы-дель-Торт.

Девочка изо всех сил старалась не представлять себе мертвую старуху, но против ее воли лицо с лохмотьями висевшей на нем кожи встало перед ней. Тане чудилось, что убийца ее родителей грозно и многозначительно ухмыляется. Зыбкое лицо Чумы-дель-Торт висело над дрожащим огоньком ближайшей свечи. И самое ужасное, что Чуму, казалось, видела только она одна.

Остальные лишь щурились на огонь, не замечая лица старухи, которое стало уже почти отчетливым. Ужас удавкой сдавил ей горло. Вязкий и липкий взгляд старухи, как и при жизни, сковывал и замораживал ее. Таня до боли стиснула Ванькину ладонь. Валялкин удивленно оглянулся. Его большой палец вопросительно и одновременно ободряюще коснулся Таниного мизинца. Девочке стало немного легче,

- Дух Чумы-дель-Торт! Ты уже здесь? - снова крикнула Рита.

Призрачное лицо, которое видела одна лишь Таня, исказилось в ухмылке. Казалось, Чуму позабавило, что ее зовут, когда она уже здесь. Круглый стол начал мелко дрожать. Перевернутая тарелка запрыгала, касаясь написанных вокруг нее букв.

- Та-Кого-Нет, готова ли ты отвечать на наши вопросы? - дрожащим от волнения голосом спросила Рита.

Тарелка отчетливо показала на одну из букв, на секунду замерла и вновь начала, позванивая, подскакивать.

- “Д”... А теперь “у”... Нет, “а”. Чумиха ответила “да”! Она согласилась! - щурясь, прошептал столь же близорукий, сколь и болтливый Кузя Тузиков.

- Дух Чумы, приоткрой нам завесу времен! Должно ли вскоре случиться что-нибудь необыкновенное? - возвысила голос Шито-Крыто.

Черная тарелка вновь начала подпрыгивать.

- П... о... с... Это что - “в”? Нет, все-таки ближе к “о”. Какой-то “посо”... - сказал Кузя Тузиков.

- Последняя “х”. Посох! - поправила Рита. Тяжелые веки на тронутом тленом лице Чумы опустились, а потом сразу поднялись. Таня поняла, что Шито-Крыто угадала верно.

- “Посох”? Это палка, что ль, такая? Ну и дальше что? При чем тут посох? - раздраженно спросил Баб-Ягун. Он не видел того, что видела Таня, и потому гадание казалось ему блефом. Прыгающее блюдце - подумаешь! Фокус на уровне первого года обучения, когда начинают проходить заклинания элементарного телекинеза, титхап-цап.

- Откуда я знаю, что она имела в виду? Видишь, тарелка уже не дрожит! Значит, она уже дала ответ! - огрызнулась Рита.

- Спроси еще раз!

- Второй раз духов не спрашивают! Духи очень легко выходят из себя! Особенно такие! - бледнея от ужаса, сказал Шурасик. Если бы Семь-Пень-Дыр и Гуня крепко не держали его за руки, мешая разорвать круг, отличник наверняка бы уже слинял, сославшись на архиважные дела.

Шито-Крыто задумалась, размышляя, о чем спросить Ту-Кого-Нет.

- А еще что-нибудь случится? Важное для кого-нибудь из нас? - произнесла она.

Стол, некоторое время остававшийся неподвижным, затрясся. Похоже было, что под Тибидохсом, за Жуткими Воротами, вновь пробудился хаос. Тарелка, постепенно ускоряясь, запрыгала по кругу из букв с такой стремительностью, словно Чума была вне себя.

- “Т”... Это точно “т”... Теперь “о”... То... Снова “т”, Тот... Она сказала “тот”! - заикаясь, начал Кузя.

- Ты тормозишь, Тузиков! Я сама! - перебила его Рита. Шито-Крыто вскочила, заставив подняться сидевших рядом с ней и не отрывая взгляда от блюдца. - “Тот... кого... по-настоящему полюбит...” - прочитала она.

- К чему это? Кто полюбит? - нетерпеливо спросила Склепова.

Тарелка подскакивала уже как безумная. Было непонятно, как Ритка вообще успевала замечать, каких букв касалась стрелка.

- “Таня... Гроттер...” - удивленно произнесла Рита, не отрывая взгляда от блюдца.

- Ты уверена?.. Гроттерша? Да кому она нужна? Кого она полюбит? - забеспокоилась Гробыня, вспоминая о Пуппере.

Внезапно тарелка остановилась. Стол, до того сотрясавшийся как в лихорадке, перестал дрожать.

- А дальше? Что сделает тот, кого полюбит Гроттерша? - с любопытством поглядывая то на Таню, то на тарелку, поинтересовалась Верка Попугаева.

- Откуда я знаю?.. Шурасик разомкнул руки! Я же говорила: нужен непрерывный контакт! Гломов, займись! - рассердилась Рита.

Гуня поймал взмокшую ладонь Шурасика и сдавил ее точно в тисках. Шурасик пискнул от боли. Зыбкий силуэт, сотканный из свечного пламени и дыма, вновь начал обретать очертания.

Пустые глазницы Чумы-дель-Торт устремились на Таню. В глубине пустого черепа мертвой волшебницы полыхал негасимый огонь.

- “Пре... предаст ее!” - дочитала Рита.

Тарелка подпрыгнула в последний раз - подпрыгнула очень высоко - и, упав на стол, раскололась. В гостиной повисла вдруг такая тишина, что стало слышно, как где-то высоко, едва ли не на самом верху башни, в окно бьется нетопырь,

- Ого! Гроттершу предадут! Хоть одно приятное известие. Жизнь, если разобраться, полна мелких радостей и не менее мелких гадостей! - прокомментировала Склепова, первой пришедшая в себя.

- Это ложь! Неправда! - крикнула Таня. Она ударила по свече. Свеча упала и погасла. Призрачное лицо, сотканное из огня и дыма, дрогнуло и исчезло. По гостиной прокатился сухой и шуршащий, точно сыпавшийся горох, хохот мертвой чародейки Чумы-дель-Торт.

- Неправда! Никто меня не предаст! Особенно тот, кого я полюблю! - крикнула ей вслед Таня.

Чума не ответила. Ее хохот становился все тише, все отдаленнее.

- Гроттер, чем ты, интересно, занималась на защите от духов? Вспомни лекцию Поклеп Поклепыча от двенадцатого декабря прошлого года. Духи никогда не обманывают! Они не могут! Мертвые куда честнее живых! Это факт, который не подлежит сомнению, - назидательно сказал Шурасик, выуживая из воздуха толстую тетрадь конспектов.

Он был уже не такой зелененький - видно, постепенно приходил в себя.

- Обрати внимание: страница тридцать девять, пятый абзац сверху... А мне почему-то казалось, что шестой. Вот что значит склероз! - огорчился Шурасик, поднося тетрадь к самому Таниному носу.

Ванька бесцеремонно оттолкнул Шурасика.

- Сам ты вспомни лекцию от двенадцатого декабря прошлого года! А заодно вспомни, как больно получить в нос во все числа любого месяца! - заявил Ванька.

Шурасик пожевал губами, ничего не ответил, но на всякий случай записал эту новую для себя мысль в блокнотик нестирающимся черномагическим карандашиком.

Гробыня Склепова подняла свечу и задумчиво ковырнула ногтем оплывший воск.

- Значит, Гурий скоро тебя предаст... Ай-ай-ай, какая жалость! Гроттерша, прими мои самые искренние соболезнования. Надеюсь, что я успею еще поменять прическу, прежде чем произойдет это кошмарное событие! - сказала она.

Почему-то Гробыне даже в голову не приходило, что любить можно не только Пуппера.