РОСТ И РАЗВИТИЕ

Если тезис о врожденном альтруизме верен, тогда фрустра­ция данной потребности позитивно принимать других долж­на неизбежно приводить к ухудшению психологического здоровья. Фрустрация, следовательно, понимается не столь­ко как неудача в сборе нарциссических атрибутов, сколько как несчастная жизнь человека среди тех, кто не восприим­чив к его доброжелательности. Не вдаваясь в детали, проил­люстрируем эту мысль примерами, относящимися к различ­ным этапам жизни.

Согласно классическим представлениям гуманисти­ческой и психоаналитической терапии, начало жизни соот­ветствует стадии «первичного нарциссизма» (Freud, 1914), а постоянная потребность в «доказательстве самоценности» (Thorne, 1992, р. 31) нужна для поддержания растущего Эго человека. С нашей новой точки зрения мы понимаем это иначе. На самом начальном этапе жизни у новорожденного есть потребность видеть лицо матери. Мы не считаем, что это нужно ему для того, чтобы манипулировать ею с целью удовлетворения своих потребностей. Новая теория позволя­ет понять такое поведение как приносящее внутреннее удов­летворение, что фактически является зарождением «ориентации на другого», изначально присущей человеческой природе.

Что касается чуть более старшего возраста, то нам извест­но, что социальные работники порой приходят в сильное за­мешательство оттого, что дети, пережившие насилие в семье, продолжают верить в добродетель своих родителей. Родитель, отказывающийся от ребенка, зачастую занимает особое место в его чувствах. Трудно объяснить эти факты с помощью тео­рии, в которой потребность быть позитивно принятым рас­сматривается как фундаментальная, но их легко понять, если таковой является потребность позитивно принимать других. Для пояснения предпримем следующее несложное рассужде­ние. Ребенок стремится делать то, что соответствует изна­чальной природе человека, и требуется сильное принуждение, для того чтобы изменить его поведение. Я полагаю, что психическаятравма, от которой страдают дети, пережившие насилие, это не столько травма их Я, сколько травма, нане­сенная самой возможности воспринимать своих родителейвпозитивном ключе. Дети будут использовать всяческие ухищрения, чтобы вопреки всему сохранить доброе отноше­ние к другому человеку, включая принятие на себя вины за совершенное над ними насилие. Я не хочу сказать, что нет иных способов объяснить такое поведение. Однако, по моему мне­нию, предположение о существовании первичной потребно­сти в принятии других обеспечивает более емкое и, следова­тельно, более удовлетворительное с научной точки зрения объяснение.

Поскольку клиентоцентрированный подход предлагает теорию развития человека, он тесно связан с идеей доказа­тельства самоценности. А так как потребность быть позитив­но принятым рассматривается в качестве аксиомы, то удов­летворение этой потребности будет считаться главным подкреплением в процессе обучения растущего человека. «Наша способность позитивно относиться к себе напрямую зависит от качества и постоянства позитивного принятия, которое демонстрируют нам другие люди, и там, где оно яв­ляется избирательным (в некоторой степени это обстоятель­ство затрагивает всех нас), мы оказываемся жертвами того, что Роджерс описывал как доказательства самоценности» (Thome, 1992, р. 31). Однако, основываясь на нашей новой гипотезе, мы снова спрашиваем: почему улыбка родителя так необходима ребенку? Традиционная теория объясняет это так: ребенок угождает родителю для того, чтобы его пози­тивно принимали. А согласно новой теории, ребенок просто хочет, чтобы родителю было приятно. Мы не должны пред­полагать какую-либо неискренность со стороны ребенка.

Мы знаем также, что в конце жизни многие пожилые лю­ди, думая, что они больше не приносят пользы, впадают в от­чаяние. Согласно нашей новой теории, нам не следует считать, что желание быть полезным обусловлено «заботой о своем физическом состоянии», или считать, что люди обслуживают свою невротическую потребность, желая сохранить за собой роль, привлекательную для других. Можно просто принять этот факт как нормальную и здоровую человеческую реакцию.

Человеческий взгляд всегда обращен вовне, и благопо­лучной можно назвать такую жизнь, в которой этому взгляду позволено сохранять свою позитивность. В середине жизни отношения между партнерами, как правило, становятся более ожесточенными не столько потому, что один или оба партнера не могут получить всю любовь, в которой они нуждаются, сколько потому, что любовь, которую они дарят, не принимается другим.

Как в таком случае развивается Эго? Я полагаю, что его развитие осуществляется за счет того же набора стратегий, которые используются ребенком с целью сохранения первичной альтруистической позиции перед лицом тех аспектов жизни, которые демонстрируют неприятие. Здесь мы в ка­ком-то смысле противоречим теории Кохута (Kohut, 1971). Как и он, мы считаем, что развитие характера является следствием разочарований, которые, однако, понимаются нами не столько как недостаток эмпатии со стороны родите­лей, сколько как ситуации, вынуждающие ребенка прояв­лять изобретательность и находчивость, чтобы сохранить свою позитивную позицию. На протяжении всей своей жиз­ни люди борются за то, чтобы вопреки всей негативной информации сохранить положительный взгляд на мир. Пред­ставленная здесь теория по-новому освещает знаменитое высказывание Фрейда, согласно которому «мы вынуждены уйти в болезнь, если вследствие фрустрации лишаемся способности любить» (Freud, 1914, р. 78).

Тейлор (Taylor, 1989), проанализировав результаты мно­гочисленных исследований, опровергает мнение о том, что де­прессия является результатом нереалистического взгляда на мир. В действительности именно психически здоровые лю­ди склонны воспринимать мир более позитивно, чем он есть на самом деле. Для человеческой природы более естественно воспринимать прежде всего светлую сторону жизни.

Итак, если разочарование не слишком велико, ребенок будет стараться справиться с ним. Негативная информация будет воспринята и интегрирована в репертуар позитивного принятия. Именно эта совокупность стратегий, я полагаю, и составляет Эго. Таким образом, Эго становится средоточи­ем тех средств, которыми овладевает человек и с помощью которых он восстанавливает позитивное видение жизни внеблагоприятных обстоятельствах. Чем более разнообраз­ными и многосторонними являются эти средства, тем боль­шей силой характера обладает человек. Зрелость проявля­ется в способности противостоять несчастьям, в умении сохранять достоинство в трудных условиях, быть нравственным даже тогда, когда самые серьезные обстоятельства препятствуют базисной потребности видеть других людей и окружающий мир позитивно. Между прочим, следует заметить, что религиозность — хороший пример такого позитивного взгляда.

Мы знаем, что многие наши клиенты сильно страдают от негативной самооценки и чувства вины. Причины этого коренятся в раннем жизненном опыте. Почему такое отношение к себе проявляется столь часто? Если основная по­требность растущего человека заключается в том, чтобы быть позитивно принятым, почему же недостаток такого принятия усиливает у ребенка чувство вины? Исходя из на­шей теории, становится понятным, что проблема ребенка сводится не к тому, чтобы добиться доброго отношения родителей, а к тому, чтобы сохранить свое собственное позитивное представление о них. Принятие вины на себя — одно из средств достижения этой цели. Оказывается, человек может добровольно взять вину на себя для того, чтобы со­хранять позитивное принятие других. Положительное само­принятие может быть принесено в жертву, если это необходимо для поддержания более фундаментальной потребности принимать позитивно других. Таким образом, принимая вину на себя, дети просто следуют своей природе. Это, конеч­но же, несправедливо, но в рамках нашей новой теории это легко понять.

Рассмотренные примеры подкрепляют основную мысль данной главы, вынесенную в ее заголовок. Многие способы аргументации, используемые обычно для того, чтобы пока­зать, как социализированное поведение может быть сведено к эгоистической мотивации, должны быть пересмотрены, и психотерапевты, я полагаю, станут слушать и слышать своих клиентов совершенно иначе. Функция терапии, таким образом, может состоять в том, чтобы создать для клиента ситуацию, в которой он сможет вернуться к естественному, альтруистическому существованию. Клиент в психотера­певтической ситуации видит внимательного терапевта, кото­рый на глубинном уровне напоминает ему о способе жизни, не замкнутом на собственное Я.

Поскольку данное предположение является довольно радикальным, я предлагаю обратиться теперь к рассмотре­нию теории Я для того, чтобы обсудить данный вопрос с другой стороны.