З. Фрейд 7 страница

Для теоретического объяснения сущности остроумия безобид- ные остроты должны быть важнее тенденциозных, бессодержа- тельные - ценнее глубокомысленных. Безобидная и бессодер- жательная игра слов поставит проблему остроумия в чистейшей ее форме, т. к. при ней мы избегаем опасности быть введенным в заблуждение тенденцией и в обман суждения логичным смыслом. На. таком именно материале наше познание может сделать новый успех.

Я выбираю по возможности безобидный пример словесной остроты:

Девушка, которой доложили о приходе гостей в то время, когда она совершала свой туалет, воскликнула: <Ах, как жаль, что человек не может показаться как раз тогда, когда он (am anziehendsten)

одевается/^ привлекательнее всего

Поскольку у меня возникает сомнение, имею ли я право выдавать эту остроту за безобидную, я заменяю ее другой, наивно простодушной, которая была бы свободна от такого возражения.

^ R. Kleinpaul. Die Ratsel tier Spraclie.

В одном доме, куда я был приглашен в гости, к концу обеда подали.мучное блюдо, называемое Roulard, приготовление которого требует большого кулинарного искусства. Поэтому один из гостей спрашивает: <Дома приготовлено это блюдо?> На что хозяин дома отвечает: <Да, конечно, Home-Roulurd> (Home-Rule)^.

На этот раз мы хотим исследовать не технику остроумия, а думаем обратить внимание на другой важный момент. Вы- слушивание этой импровизированной остроты доставило при- сутствующим - ясно вспоминаемое мною - удовольствие и заставило нас смеяться. В этом случае получение слушателем удовольствия может проистекать не от тенденций и не от содержания мыслей; остается только привести это получение удовольствия в связь с техникой остроумия. Описанные выше технические приемы остроумия: сгущение, передвигание, непря- мое изображение и т. д" - обладают, таким образом, способ- ностью вызывать у слушателей удовольствие, хотя мы еще совсем не можем понять, как они могут обладать такой спо- собностью. Таким легким путем мы получили второе положение для объяснения остроумия; первое положение гласило (с. 1.9), что характер остроумия зависит от формы выражения. Подумаем еще о том, что второе положение не научило нас собственно ничему новому. Оно обособляет только то, что содержалось уже в прежде сделанном нами опыте. Мы вспоминаем, что когда удавалось редуцировать остроту, т. е. заменить одно выражение другим, тщательно сохранив его смысл, то этим упразднялся не только характер остроумия, но и смехотворный эффект, следовательно, удовольствие от остроты.

Мы не можем идти здесь дальше, не разделавшись с нашими философскими авторитетами.

Философы, причисляющие остроумие к комическому и само комическое трактующие в эстетике, характеризуют комическое представление одним непременным условием, согласно которому мы при этом ничего не хотим от вещей, не нуждаемся в них для удовлетворения какой-нибудь из наших важных жизненных потребностей, а просто довольствуемся их созерцанием и на- слаждаемся их представлением. <Это наслаждение, этот ряд

Гоморуль - программа автономии Ирландии в рамках Британской импе- рии.

ТЕНДЕНЦИИ ОСТРОУМИЯ

представлений - чисто эстетический; он зависит только от себя, только с себе имеет свою цель и не выполняет никаких других жизненных целей> (К. Fischcr, с. 68).

Мы едва ли находимся в противоречии с этими словами К. Fischcr'a и переводим, быть может, только его мысли в наш способ выражения, когда подчеркиваем, что остроумная дея- тельность все-таки не может быть названа нецелесообразной или бесцельной, т. к. она поставила себе целью, несомненно, вызывать у слушателя удовольствие. Я сомневаюсь, можем ли мы вообще предпринять что-либо, при чем не была бы принята в соображение цель. Если наш душевный аппарат не нужен для выполнения одного из необходимых удовлетворений, то мы позволяем ему самому работать для удовольствия, стремимся извлечь удовольствие из его собственной работы. Я полагаю, что это вообще является условием, которому подчинены все эстетические представления, но я слишком мало понимаю в эстетике, чтобы доказать это положение; что же касается ост- роумия, то на основании двух доказанных раньше положений я могу утверждать, что оно является деятельностью, направ- ленной на получение удовольствия от душевных процессов - интеллектуальных или других. Существуют, конечно, и другие виды деятельности, которые имеют своей целью то же самое. Быть может их отличие заключается в том, из какой области душевной деятельности они черпают удовольствие, а может быть в методе, котором они при этом пользуются. В настоящую минуту мы этого не можем решить, но придерживаемся мнения, что техника остроумия и отчасти управляющая ею тенденция к экономии (с. 44) имеют отношение к получению удовольст- вия.

Но прежде чем мы попытаемся разрешить загадку, каким образом технические приемы работы остроумия могут вызывать удовольствие у слушателя, мы хотим напомнить о том, что в целях упрощения и большей ясности мы отложили в сторону тенденциозные остроты. Следует все-таки попытаться объяснить, каковы тенденции остроумия и каким образом оно обслуживает эти тенденции.

Одно наблюдение напоминает прежде всего о том, что не должно оставлять в стороне тенденциозную остроту при исс- ледовании происхождения удовольствия, получаемого от остро-

умия. Удовольствие от безобидной остроты в большинстве слу- чаев умеренно; отчетливое благоволение, легкая усмешка - вот все, что она может вызвать у слушателя, и к тому же некоторую часть этого эффекта нужно отнести на счет содержания мысли, как видно из соответствующих примеров (с. 95). Острота, ли- шенная тендециозности, почти никогда не вызывает тех нео- жиданных взрывов смеха, которые делают столь неотразимой тенденциозную остроту. Поскольку техника в обоих случаях может быть одной и той же, то должно возникнуть предполо- жение, что тенденциозная острота с силу своей тенденциозности должна обладать источниками удовольствия, недоступными без- обидной остроте.

Тенденции остроумия легко обозреть. Там, где острота не является самоцелью, т. е. там, где она не безобидна, она обслуживает только две тенденции, которые могут быть объе- динены в одну точку зрения; она является либо враждебной остротой, обслуживающей агрессивность, сатиру, оборону, либо скабрезной, служащей для обнажения. Прежде всего следует заметить, что технический вид остроумия - будет ли это словесная острота или острота по смыслу - не имеет никакого отношения к обеим тенденциям.

Подробнее нужно изложить, каким образом остроумие об- служивает эти тенденции. В этом исследовании я хотел бы сделать почин не враждебной, а обнажающей остротой. Эта последняя гораздо реже удостаивалась исследования, как будто отрицательное отношение к материалу исследования было пе- ренесено здесь на самый предмет исследования. Однако мы не позволим ввести себя в заблуждение, т. к. вскоре наткнемся на пограничный случай остроумия, который обещает привести нас к выяснению не одного неясного пункта.

Известно, что понимается под <сальностью>: умышленное подчеркивание в разговоре сексуальных обстоятельств и отно- шений. Пока это определение не было основательно. Доклад об анатомии половых органов или о физиологии совокупления не имеет, несмотря на это определение, ни одной точки со- прикосновения, ничего общего с сальностью. К этому присое- диняется еще и то, что сальность направлена на определенное лицо, которое вызывает половое возбуждение и которое благодаря выслушиванию сальности должно узнать о возбуждении гово-

ТЕНДЕНЦИИ ОСТРОУМИЯ

рящего и благодаря этому должно само прийти в сексуальное возбуждение. Вместо этого возбуждения оно может быть также пристыжено или приведено в смущение, что означает только реакцию на возбуждение и таким окольным путем признание этого возбуждения. Таким образом, сальность первоначально направлена на женщину и должна быть приравнена к попытке совращения. Если мужчина затем забавляется в мужском об- ществе, рассказывая или выслушивая сальности, то этим изо- бражается вместе с тем и первоначальная ситуация, которая не может быть осуществлена вследствие социальных задержек. Кто смеется над слышанной сальностью, тот смеется как оче- видец сексуальной агрессивности.

Сексуальное, которое образует содержание сальности, охва- тывает больше, чем то, чем один пол отличается от другого. Кроме этого оно охватывает и то, что обще обоим полам, на что распространяется стыд, следовательно, на экскрементируемое во всем его объеме. А это есть тот объем, который имеет сексуальное в детском возрасте, когда в представлении суще- ствует как бы клоака, внутри которой сексуальное и экскре- ментальное плохо или вовсе не отделены друг от друга\ Повсюду в области психологии неврозов сексуальное замыкается экскре- ментальным; оно понимается в старом; инфантильном смысле.

Сальность - это как бы обнажение лица противоположного пола, на которое она направлена. Произнесением скабрезных слов она вынуждает лицо, к которому они относятся, представить себе соответствующую часть тела или физиологическое отправ- ление и показывает ему, что и произнесший эти слова сам представляет себе то же самое. Нет сомнения, что первона- чальным мотивом сальности является удовольствие, испытыва- емое от рассматривания сексуального в обнаженном виде.

Для нашего объяснения будет полезно вернуться к основам. Влечение видеть то, что отличает один пол от другого, является одним из первоначальных компонентов нашего либидо. Оно само является, быть может, уже заменой и сводится на пред-

См. мою <Теорию полового влечения.> Изд. <Психотерапевтическая биб- лиотека>. Вып. III.

4 Зак. № 64 97

полагаемое первичным удовольствие, испытываемое от прикос- новения к сексуальному. Как это очень часто бывает, рассмат- ривание заменило здесь ощупывание'. Либидо рассматривания и ощупывания существует у каждого в двояком виде, активно и пассивно, в мужском и женском виде, и формируется смотря по преобладанию полового характера в одном или другом направлении. У маленьких детей можно легко наблюдать вле- чение к самообнажению. Там, где зародыш этого влечения не претерпевает участи преодоления и подавления, он развивается в перверзию взрослых мужчин, известную в качестве эксгиби- ционистического стремления. У женщины пассивное эксгиби- ционистическое влечение почти всегда преодолевается велико- лепным реактивным образованием в виде сексуальной стыдли- вости, но не без того, чтобы оно не сохранило за собой лазейки в одежде. Мне остается только указать, как растяжимы и варьирующи по условности и по обстоятельствам оставшиеся разрешенными женщине размеры эксгибиционизма.

У мужчины продолжает существовать высокая степень этого стремления, как составная часть либидо, и оно обслуживает вступление в половой акт. Если это стремление дает о себе знать при первом приближении к женщине, то. оно должно обслуживаться двумя мотивами разговора: во-первых, чтобы заявить о себе женщине, и во-вторых, потому что, вызывая при помощи разговора определенное представление, можно при- вести женщину в ответное возбуждение и разбудить в ней влечение к пассивному эксгибиционизму. Эта домогающаяся речь - еще не сальность, но она переходит в сальность. А именно там, где готовность женщины наступает скоро, там сальный разговор недолговечен, он тотчас уступает место сек- суальному действию. Иначе обстоит дело, когда нельзя рассчи- тывать на быструю готовность женщины, и вместо этой го- товности у женщины наступает оборонительная реакция. Тогда сексуально возбуждающий разговор, каким является сальность, будет самоцелью; поскольку сексуальная агрессивность тормо- зится в своем прогрессировании до акта, она не спешит вызвать возбуждение и извлекает удовольствие из признаков этого воз-

Влечение к контректации Мо11'я (Untersucliungen iiber (lie Libido sexualis, 1898).

ТЕНДЕНЦИИ ОСТРОУМИЯ

буждения у женщины. Агрессия изменяет при этом и свой характер, в том же смысле как и каждое либидинозное побуж- дение, которому противопоставляется препятствие. Она стано- вится враждебной, жестокой и призывает, таким образом, на помощь против препятствия садические компоненты полового влечения.

Неподатливость женщины является, следовательно, достаточ- ным условием для образования сальности (конечно, такая не- податливость, которая обозначает просто отсрочку и не считает безнадежным дальнейшее домогательство). Идеальный случай такого сопротивления женщины получается в результате одно- временного присутствия другого мужчины, третьего участника, потому что в такой ситуации немедленная податливость жен- щины исключена. Этот третий сейчас же получает величайшее значение для развития сальности; но прежде всего нельзя не принять во внимание присутствия женщины. У простого народа или в трактире для мелкого люда можно наблюдать, что лишь приближение кельнерши или трактирщицы вызывает сальность. На более высокой социальной ступени наступает противопо- ложное: именно приближение женщины кладет конец сальности; мужчины приберегают этот вид беседы, изначально предпола- гающий присутствие стыдливой женщины, до той поры, когда они останутся <в холостом обществе>. Так постепенно место женщины занимает зритель, теперь слушатель, инстанция, для которой предназначена сальность, и эта последняя, благодаря такому превращению, уже приближается к характеру остроты.

Наше внимание, начиная с этого момента, должно быть обращено на два фактора: на роль третьего, слушателя, и на содержание условий самой сальности.

Для тенденциозной остроты нужны три лица: кроме того лица, которое острит, нужно второе лицо, которое берется как объект для враждебной или сексуальной агрессивности, и третье лицо, на котором достигается цель остроты, извлечение удо- вольствия. Более глубокое обоснование этих соотношений мы найдем в дальнейшем, пока же отметим лишь тот факт, что по поводу остроты смеется не тот, кто острит, следовательно, не он получает удовольствие, а бездеятельный слушатель. В таком же отношении находятся три лица при сальности. Этот процесс можно описать так: либидинозный импульс первого

4* 99

лица, поскольку удовлетворение женщиной наталкивается на задержку, развивает враждебный импульс против второго лица и призывает первоначально мешавшее третье лицо в союзники. Сальным разговором первого лица женщина обнажается перед третьим лицом, которое теперь подкупается в качестве слушателя удовлетворением его собственного либидо, полученным без вся- кого труда.

Замечательно, что такой сальный разговор чрезвычайно из- люблен простым "народом, и дело никогда не обходится без него, если общество находится в веселом настроении духа. Но достойно внимания также то, что при этом сложном процессе, который несет в себе столько характерных черт тенденциозной остроты, самой сальности не предъявляется ни одно из харак- теризующих остроту формальных требований. Высказывание открытой непристойности доставляет первому лицу удовольствие и заставляет третье лицо смеяться.

Лишь когда мы подымаемся до высокообразованного обще- ства, присоединяется формальное условие остроумия. Сальность становится остроумной и терпимой только в том случае, если она остроумна. Техническим приемом, которым она в боль- шинстве случаев пользуется, является намек, т, е. замена де- талью, чем-либо находящимся в отдаленной связи, которую слушатель реконструирует в своем представлении в полную и прямую скабрезность. Чем больше несоразмерность между прямо данным в сальности и между неизбежно возбужденным ею у слушателя, тем тоньше острота, тем скорее она может рискнуть войти в хорошее общество. Кроме грубого и тонкого намека в распоряжении остроумной сальности имеются все другие при- емы словесной остроты и остроты по смыслу.

Теперь наконец становится понятно, что острота доставляет для обслуживания своей тенденции. Она делает возможным удовлетворение влечения, похотливого и враждебного, несмотря на стоящее на пути препятствие, она обходит препятствие и черпает, таким образом, удовольствие из ставшего недоступным благодаря препятствию источника удовольствия. Стоящее на пути препятствие является собственно ничем иным, как повы- шенной (соответственно более высокой ступени образования и общества) неспособностью женщины переносить незамаскиро- ванную сексуальность. Мыслимая в исходной ситуации присут-

ТЕНДЕНЦИИ ОСТРОУМИЯ

ствующей, женщина продолжает все еще учитываться присут- ствующей, или ее влияние продолжает действовать на мужчин запугивающе и в ее отсутствии. Можно наблюдать, как мужчины высшего общества тотчас предрасполагаются обществом ниже стоящих девушек к замене остроумной сальности простой.

Силу, которая затрудняет или делает невозможным для жен- щины и в незначительной степени для мужчины получение удовольствия от незамаскированной скабрезности, мы называем <вытеснением> и узнаем в ней тот же психический процесс, который в случае серьезных заболеваний держит вдали от сознания целые комплексы побуждений вместе с их производ- ными и является главным обусловливающим фактором при так называемых психоневрозах. Мы признаем за культурой и высшим воспитанием большое влияние на образование вытес- нения и предполагаем, что при этих условиях осуществляется изменение психической организации (которое может быть при- внесено и как унаследованное предрасположение), вследствие которого то, что воспринималось прежде как приятное, кажется теперь неприятным и отвергается всеми психическими силами. Благодаря вытесняющей работе культуры оказываются потерян- ными первичные, но отвергнутые нашей цензурой, возможности наслаждения. Но для психики человека каждое отречение очень тяжело, и мы находим, что тенденциозная острота возвращает средство упразднить отречение, вновь получить потерянное. Ког- да мы смеемся по поводу тонкой скабрезной остроты, то мы смеемся над тем же, что заставляет крестьянина смеяться при грубой сальности. Удовольствие в обоих случаях проистекает из одного и того же источника, но смеяться по поводу грубой сальности мы не могли бы, нам было бы стыдно, или она показалась бы нам отвратительной. Мы можем смеяться лишь тогда, когда остроумие пришло нам на помощь.

Таким образом для нас подтверждается то, что мы предпо- ложили вначале: тенденциозная острота располагает иными ис- точниками удовольствия, чем безобидная, при которой все удовольствие так или иначе связано с техникой. Мы можем также подчеркнуть, что при тенденциозной остроте мы не в состоянии отделить при помощи нашего восприятия, какая часть нашего удовольствия проистекает из источников техники, а какая - из источников тенденции. Мы, следовательно, строго

говоря, не знаем, над чел1 л{ы смеемся. При всех скабрезных остротах мы подвержены ярким обманам суждения о <добро- качественности> остроты, поскольку эта острота зависит от формальных условий. Техника этих острот часто очень бедна, а их смехотворный эффект огромен.

Мы хотим теперь исследовать, играет ли острота ту же роль при обслуживании враждебной тенденции.

С самого начала мы и здесь наталкиваемся на те же условия. Враждебные импульсы против ближних подвержены, начиная с нашего индивидуального детства, равно как и с детских времен человеческой культуры, тем же ограничениям, тому же про- грессирующему вытеснению, что и наши сексуальные стремле- ния. Мы еще не дошли до того, чтобы любить своих врагов или подставить им левую щеку после удара в правую; все моральные предписания в области ограничения ненависти и поныне несут на себе явные признаки того, что они должны были первоначально считаться действительными для небольшой общины соплеменников. Поскольку все мы можем чувствовать себя принадлежащими к одному народу, то позволяем себе не принимать во внимание большинство этих ограничений в от- ношении к чужому народу. Но внутри своего собственного круга мы все же сделали успехи в сдерживании враждебных побуж- дений, как это резко выразил Lichtenberg: <Там, где теперь говорят: "Извините, пожалуйста", там прежде давали пощечину>. Насильственная враждебность, запрещенная законом, сменилась руганью; лучшее признание обуздания человеческих побуждений все больше и больше лишает нас способности сердиться на ближнего, ставшего нам на пути, благодаря своему последова- тельному \ Еще детьми мы были одарены сильной способностью к враждебности; позже высшая личная культура научила нас, что нехорошо употреблять ругательства даже там, где борьба сама по себе разрешена, число приемов, которые не должны применяться как средства борьбы, чрезвычайно велико. С тех пор как мы должны были

^ <Все понять - это значит все простить> (франц.). 102

ТЕНДЕНЦИИ ОСТРОУМИЯ

отказаться от выражения враждебности при помощи действия - этому препятствует и беспристрастное третье лицо, в интересах которого лежит охрана личной безопасности, - мы создали (точно так же, как и при сексуальной агрессивности) новую технику оскорбления, цель которой - завербовать это третье лицо против нашего врага. Делая врага мелким, низким, пре- зренным, комическим, мы создаем себе окольный путь наслаж- дения по поводу победы над ним. Это наслаждение подтверждает нам своим смехом третье лицо, не приложившее никаких усилий к этой победе.

Мы, таким образом, подготовлены к роли остроумия при враждебной агрессивности. Острота позволяет нам использовать в нашем враге все то смешное, которого мы не смеем отметить вслух или сознательно; таким образом, острота обходит ог- раничения и открывает ставшие чедоступньши источники удо- вольствия. Далее, она подкупает слушателя благодаря тому, что доставляет ему удовольствие, не производя строжайшего испы- тания нашей пристрастности, как это мы сами делаем иной раз, подкупленные безобидной остротой, переоценивая содержа- ние остроумно выраженного предложения. В немецком языке существует очень меткое выражение: <Насмешники привлекают на свою сторону>.

Возьмем, например, разбросанные в предыдущей главе ост- роты г-на N. Это все без исключения ругательства. Они носят такой характер, как будто N хотел громко воскликнуть: <Но ведь министр земледелия сам - бык! Оставьте меня в покое с Y, который лопается от тщеславия! Более скучного, чем статьи этого историка о Наполеоне в Австрии, я еще никогда не читал!> Но высокопоставленность его особы делает для него невозможным выражение своих суждений в этой форме. Поэ- тому они прибегают к помощи остроумия, обеспечивающего им успех у слушателя, которого они никогда не имели бы в неостроумной форме, несмотря на то, что их содержание со- ответствует истине. Одна из этих острот особенно поучительна, это - острота о <красном пошляке (Fadian)>, быть может, самая агрессивная из всех острот. Что в ней заставляет нас смеяться и всецело отвлекает наше внимание от вопроса, справедливо ли это суждение о бедном писателе или нет? Конечно, остро- умная форма, следовательно, сама острота. Но над чем мы

при этом смеемся? Без сомнения, над самим лицом, которое было представлено нам как <красный пошляк (Fadian)> и осо- бенно над его красными волосами. Образованный человек отвык насмехаться над телесными недостатками, и для него красные волосы не относятся даже к заслуживающим насмешки телесным недостаткам. Но красные волосы продолжают подвергаться на- смешкам и у гимназистов, и у простого народа, а также еще на ступени образования общественных и парламентарных пред- ставителей. А эта острота г-на N искуснейшим образом дала нам возможность смеяться, как гимназисты, над красными волосами историка X. Это, конечно, не входило в цели г-на N; но сомнительно, чтобы кто-нибудь, создающий свою остроту, должен был точно знать ее цель.

Если в этих случаях препятствие для агрессивности, обой- денное с помощью остроты, было внутренним - эстетический протест против ругани, - то в других случаях оно может быть чисто внешнего характера. Таков случай, когда светлейший, которому бросилось в глаза сходство его собственной персоны с другим человеком, спрашивает: <Служила ли его мать ког- да-либо в резиденции?> И находчивый ответ на этот вопрос гласит: <Мать не служила, зато мой отец ~ да>. Спрошенный хотел бы, конечно, осадить наглеца, который осмелился опо- зорить таким намеком память любимой матери, но этот на- глец - светлейший князь, которого он не смеет ни осадить, ни оскорбить, если он не хочет искупить этой мести ценой своей жизни. Это значило бы молча задушить в себе обиду, но, к счастью, острота указывает путь отмщения без риска, принимая этот намек с помощью технического приема уни- фикации и адресуя его нападающему светлейшему князю. Впе- чатление остроты настолько определяется здесь тенденцией, что при наличии, остроумного ответа мы склонны забыть, что вопрос нападающего остроумен благодаря содержащемуся в нем намеку.

Внешние обстоятельства так часто являются препятствием для ругани или оскорбительного ответа, что тенденциозная острота особенно охотно употребляется для осуществления воз- можности агрессивности или критики вышестоящих или пре-

ТЕНДЕНЦИИ ОСТРОУМИЯ

тендующих на авторитет лиц. Острота представляет собой про- тест против такого авторитета, освобождение от его гнета. В этом же факте заключается и вся прелесть карикатуры, по поводу которой мы смеемся даже тогда, когда она мало удачна, потому только, что ставим ей в заслугу протест против авто- ритета.

Если мы будем иметь в виду, что тенденциозная острота пригодна к нападению на все большое, достойное и могуще- ственное, которое защищено от непосредственного унижения внутренними задержками или внешними обстоятельствами, то должны будем прийти к особому пониманию некоторых групп острот, высказываемых малоценными, бессильными людьми. Я имею в виду истории с посредниками брака, с некоторыми из которых мы познакомились при исследовании разнообразных технических приемов острот по смыслу. В некоторых из них, например, в примерах: <Она глуха также> и <разве можно доверять этим людям что-нибудь!> посредник высмеивается как неосторожный и оплошный человек, который становится ко- мичным благодаря тому, что у него как бы автоматически вырывается правда. Но согласуется ли то, что мы, с одной стороны, узнали о природе тенденциозной остроты и степень нашего благоволения к этим историям, с другой стороны, с убожеством лиц, над которыми смеется острота? Достойны ли эти противники остроумия? Не обстоит ли дело скорее таким образом, что остроумие лишь выдвигает вперед посредника, чтобы попасть в нечто более значительное, что оно, как говорит пословица, целит в бровь, а попадает в глаз? Этой трактовки фактически нельзя не допустить.

Вышеизложенное толкование историй о посредниках может быть продолжено. Правда, мне не нужно вникать в них, я могу удовольствоваться тем, что буду видеть в этих историях <шутки> и могу отказать им в характере остроты. Существует, следова- тельно, и такая субъективная условность остроты; мы обратили теперь на нее внимание и должны будем впоследствии ее исследовать. Она говорит, что только то является остротой, что я могу таковой считать. То, что для меня является остротой, может для других быть только комической историей. Но если острота допускает сомнение, то причина этого лишь в том, что она имеет показную сторону, - в нашем смысле комиче- ский фасад, которым вполне насыщается взгляд одного человека,

в то время как другой человек может сделать попытку рас- смотреть, что находится позади этого фасада. Может возникнуть также подозрение, что этот фасад предназначен для того, чтобы ослепить испытующий взгляд, что такие истории, следовательно, что-то скрывают.

Во всяком случае, если наши истории с посредниками - остроты, то тем лучшими остротами они являются, поскольку благодаря своему фасаду могут скрыть не только то, что им нужно сказать, но также то, что они должны сказать нечто запретное. Продолжение этого толкования, открывающего скры- тое и разоблачающего, что эти истории с комическим фасадом являются тенденциозными остротами, было бы следующим: каждый, у кого в неосторожный момент вырывается правда, собственно рад тому, что он освобожден от необходимости притворяться. Это - верное и глубоко психологическое поло- жение. Без такого внутреннего согласия никто не позволит одержать верх над собой автоматизму, выявляющему истину^. Но этим смешная личность шадхена превращается в достойную сожаления, симпатичную. Как должен блаженствовать, наконец, человек, который может сбросить ярмо притворства, когда он пользуется первым удобным случаем, чтобы выкрикнуть по- следнюю долю истины! Как только он замечает, что дело проиграно, что невеста не нравится молодому человеку, он охотно обнаруживает, что она имеет еще один скрытый недо- статок, который не бросился в глаза претенденту на руку невесты. Или он пользуется поводом, чтобы привести вместо детали решительный аргумент, чтобы выразить при этом людям, в пользу которых он работает, свое презрение: <Скажите, по- жалуйста, разве кто доверит этим людям что-нибудь!> Вся ирония падает на только вскользь упомянутых в этой истории родителей, которые считают позволительным подобное надува- тельство, лишь бы во что бы то ни стало выдать замуж свою дочь; на убожество девушек, которые позволяют себе выходить замуж при подобных обстоятельствах; на недостойность браков, заключению которых предшествуют такие прелюдии. Посредник является именно тем человеком, который может дать выражение

Это - тот же механизм, который управляет <огопоркамп> и другими феноменами, которыми человек сам выдает себя. См. <Психопатологию обыденной жизни>. М.: Соврем, проблемы, 1924.

ТЕНДЕНЦИИ ОСТРОУМИЯ

такой критике, т. к. он в большинстве случаев знает об этих злоупотреблениях, но он не должен говорить о них вслух, потому что он бедный человек, который может добывать средства к жизни только путем использования этих злоупотреблений. Но в подобном же конфликте находится и дух народа, создав- шего эту и ей подобные истории, т. к. он знает, что святость заключенных браков в большой мере страдает от указания на события при заключении брака.