МЛАДЕНЧЕСКАЯ ДЕПРЕССИВНАЯ ПОЗИЦИЯ I

В течение второй четверти первого го.да жизни стано­вятся заметны определенные изменения в интеллектуальном и эмоциональном развитии ребенка. Становится более дифферен­цированным его отношение к окружающему миру — как к пред­метам, так и к людям. Расширяется сфера удовлетворений и ин­тересов, возрастает способность младенца выражать свои эмо­ции и общаться с людьми. Эти заметные перемены являются свидетельством постепенного развития Эго. Неуклонно разви­ваются сознательность, интеграция, интеллектуальные способ­ности, отношения к окружающему миру и другие функции Эго. В то же время прогрессирует сексуальная организация ребен­ка: усиливаются уретральные, анальные и генитальные тенден­ции, хотя оральные импульсы и желания все еще остаются до­минирующими. Имеется, таким образом, слияние различных ис­точников либидо и агрессии, окрашивающее эмоциональную жизнь ребенка и приводящее в действие различные новые си­туации тревоги; сфера фантазий расширяется, они становятся более сложными и дифференцированными, соответственно на­блюдаются и важные изменения в природе защит.

Все эти события находят свое отражение в отношении ре­бенка к его матери и в некоторой степени к отцу и другим лю­дям. Все более укрепляется отношение к матери как к личнос­ти, которое постепенно развивалось в то время, когда грудь все еще оставалась главным объектом. Когда ребенок становится способен воспринять и интроецировать мать как личность (или, иначе говоря, как «цельный объект»), происходит усиление иден­тификации с ней.

Так как для способности Эго интроецировать мать и отца в качестве «целых объектов» необходима некоторая мера интегра­ции, дальнейшее и основное развитие по линии интеграции и синтеза начинается с выступлением на передний план депрес­сивной позиции. Происходит сближение различных аспектов объектов — любимых и ненавидимых, хороших и плохих, и теперь эти объекты становятся целостными персонажами. Процессы син­теза действуют во всей сфере внешних и внутренних объектных отношений, они охватывают контрастирующие аспекты интерна -лизированных объектов (раннее Супер-Эго), с одной стороны, и внешние объекты — с другой. Эго также стремится ослабить про­тиворечия между внутренним и внешним миром или, скорее, про­тиворечия между внутренними и внешними образами. Вместе с этими синтетическими процессами происходит дальнейшая ин­теграция Эго, что приводит к увеличению сцепленности, согла­сованности между расщепленными частями Эго. Все эти процес­сы интеграции и синтеза становятся причиной того, что конф­ликт между любовью и ненавистью дает о себе знать в полную силу. Проистекающие из этого депрессивная тревога и чувство вины отличаются не только количественно, но и качественно, те­перь амбивалентность переживается преимущественно по отно­шению к целым объектам. Любовь и ненависть сближаются еще больше, и теперь «хорошая» и «плохая» грудь, «хорошая» и «пло­хая» мать уже не могут быть обособлены в той мере, в какой это было на более ранних стадиях. Несмотря на то что сила деструк­тивных импульсов ослабевает, у младенца все еще остается ощу­щение, что они представляют большую опасность для любимого им объекта, теперь воспринимаемого как личность. Жадность и защиты против нее играют значительную роль на этой стадии вследствие того, что тревога, связанная с невосполнимой утратой любимого и необходимого объекта, склонна увеличивать жадность. Жадность, однако, ощущается как неконтролируемая, деструктив­ная и угрожающая внутренним и внешним объектам, к которым ребенок испытывает любовь. Эго, следовательно, все больше по­давляет инстинктивные желания, и это может привести к опре­деленным сложностям в получении ребенком удовольствия от

приема пищи¹⁶, а позже и к серьезным задержкам в образовании как отношений привязанности, так и эротических отношений.

Описанные выше этапы интеграции и синтеза приводят к возрастанию способности Эго осознавать усиливающуюся ост­роту психической реальности. Тревога, связанная с переведен­ной во внутренний план матерью, которая в восприятии ребен­ка является ранимой, повреждаемой, подверженной опасности уничтожения или уже уничтоженной и утраченной навсегда, при­водит к усилению идентификации с поврежденным объектом. Идентификация укрепляет как стремление к репарации, так и попытки Эго подавить агрессивные импульсы младенца. Кроме того, Эго снова и снова прибегает к использованию маниакаль­ной защиты. Как мы уже могли видеть ранее, отрицание, идеа­лизация, расщепление и контроль над внешними и внутренни­ми объектами используются Эго для противодействия тревоге преследования. С наступлением депрессивной позиции эти все­могущие методы в некоторой мере сохраняются, но теперь они используются преимущественно для борьбы с агрессивной тре­вогой. Кроме того, они претерпевают определенные изменения в связи с развитием процессов интеграции и синтеза, т.е. ста­новятся менее экстремальными и более соответствуют возрос­шей способности Эго встречаться лицом к лицу с психической реальностью. В результате описанных изменений целей и форм ранних защит они теперь образуют маниакальную защиту.

Столкнувшись со множеством ситуаций тревоги, Эго стре­мится отрицать их, а когда тревога достигает наивысшего пре­дела, Эго даже отрицает факт того, что оно вообще испытывает любовь к объекту. Результатом этого может стать длительное по­давление любви и отворачивание от первичных объектов, в ито­ге приводящее к росту тревоги преследования, т. е. к регрессии до параноидно-шизоидной позиции¹⁷.

¹⁶ Такие сложности, часто наблюдающиеся у детей, особенно в процессе отлучения от груди (т.е. когда происходит переход от груди к кормле­нию из бутылочки или когда новая еда добавляется к кормлению из бу­тылочки), могут быть рассмотрены в качестве депрессивного симпто­ма, хорошо известного в симптоматологии депрессивных состояний.

¹⁷ Эти ранние регрессии могут быть причиной серьезных нарушений в раннем развитии, называемых психическим «дефицитом», что может стать фундаментом для некоторых форм шизофренических заболеваний. Другим возможным последствием неудачи в преодолении младенчес­кой депрессивной позиции может стать маниакально-депрессивное рас­стройство. Как следствие не исключены и тяжелые неврозы. Поэтому я придерживаюсь убеждения о центральном значении депрессивной по­зиции для первого года развития.

Попытки Эго контролировать внешние и внутренние объек­ты — метод, применявшийся в течение параноидно-шизоидной стадии главным образом для борьбы с тревогой преследования, тоже претерпевает изменения. С началом доминирования депрессивной тревоги контроль над объектами и импульсами ис­пользуется Эго в основном для того, чтобы предотвратить фрус­трацию, предупредить агрессию и вытекающую из нее опас­ность для любимого объекта, т. е., вообще говоря, для недопуще­ния депрессивной тревоги.

Существуют также отличия в использовании расщепления объекта и самости. Несмотря на то что более ранние методы расщепления продолжают действовать, Эго теперь разделяет це­лостные объекты на неповрежденные живые и поврежденные, подвергающиеся опасности (возможно, даже умирающие или мертвые) объекты; расщепление, таким образом, в значительной мере становится защитой от депрессивной тревоги.

В то же время имеет место важный этап в развитии Эго, не только позволяющий Эго разворачивать более адекватные за­щиты против тревоги, но и приводящий, кроме того, к факти­ческому уменьшению тревоги. Продолжающееся соприкоснове­ние с психической реальностью, являющееся частью преодоле­ния депрессивной позиции, увеличивает понимание ребенком окружающего мира. Соответственно образ его родителей, преж­де искаженный — от идеализированных до вселяющих ужас фи­гур,— постепенно становится ближе к реальному.

Как мы уже обсуждали в начале раздела, когда младенец интроецирует более успокаивакш;ую его внешнюю реальность, его внутренний мир совершенствуется, а это, в свою очередь, посредством проекции совершенствует его картину окружающего мира. Таким образом, по мере того, как ребенок реинтроециру-ет снова и снова все более реалистичную и успокаивающую кар­тину внешнего мира, а также в некоторой мере формирует внут­ри себя целостные и неповрежденные объекты, происходит по­степенное и весьма важное развитие его Супер-Эго. Однако вместе со сближением хороших и плохих сторон внутренних объектов и смягчением плохих сторон хорошими изменяются от­ношения между Эго и Супер-Эго, т. е., иначе говоря, имеет ме­сто постепенная ассимиляция Супер-Эго со стороны Эго {см. примечание № 2).

На этой стадии в полную силу вступает в игру стремление к репарации поврежденных объектов. Это стремление, как мы уже могли видеть ранее, сложным образом сцеплено с чувством вины. Когда ребенок ощущает, что его деструктивные импульсы

и фантазии направлены против целого объекта, любимого им и воспринимаемого как личность, происходит сильный рост чув­ства вины, а вместе с ним нарастает стремление восстанавли­вать, оберегать и воскрешать поврежденный любимый объект. Эти эмоции, на мой взгляд, равносильны состоянию скорби и защитам, которые от лица Эго пытаются преодолеть состояние скорби.

Поскольку стремление к репарации в конечном счете опре­делено инстинктом жизни, оно заимствует либидинозные жела­ния и фантазии. Эта тенденция становится составной частью всех сублимаций и с этих пор остается важнейшим способом ослабления и недопущения депрессии.

Кажется, не существует сторон душевной жизни младенца, которые на ранних этапах не были бы вовлечены Эго в защиту от тревоги. Не являются исключением и репарационные тен­денции, которые ранее использовались «всемогущим» способом, а теперь становятся важной защитой. Чувства (фантазии) мла­денца можно описать следующим образом: «Моя мать исчезает, она может никогда не вернуться, она страдает, она мертва. Нет, этого не может быть, потому что я оживлю ее».

Всемогущество убывает по мере того, как ребенок обретает большее доверие как к объектам, так и к их способности вос­станавливаться¹⁸.

Он чувствует, что все шаги в развитии, все его новые дос­тижения доставляют удовольствие окружающим его людям и что таким образом он выражает свою любовь, уравновешивая или устраняя последствия вреда, причиненного его агрессивными им­пульсами, и восстанавливает любимый им поврежденный объект.

Таким образом, закладывается фундамент для нормального развития: развиваются отношения с людьми, ослабевает трево­га преследования, связанная с внутренними и внешними объек­тами, «хорошие» внутренние объекты формируются более на­дежно, результатом чего становится ощущение большей безо­пасности, и все это в общем укрепляет и обогащает Эго. Ставшее более сильным и целостным Эго, несмотря на то что теперь боль­ше стали использоваться маниакальные защиты, снова и снова сводит вместе и синтезирует расщепленные стороны объекта и самости. Постепенно процессы расщепления и синтеза начина-

¹⁸ Как в анализе детей, так и в анализе взрослых можно наблюдать, что вместе с полным переживанием депрессии, вместе с ее преодолением возникает чувство надежды. В раннем развитии это является одним из факторов, помогающих ребенку преодолеть депрессивную позицию.

ют применяться к аспектам, которые значительно менее обо­соблены друг от друга; возрастает восприятие реальности, и объекты предстают в более реалистичном свете. Все это приво­дит к возрастанию уровня адаптации к внешней и внутренней реальности.

Соответственно имеют место и перемены в отношении ре­бенка к фрустрации. Как мы уже видели, на самых ранних ста­диях развития «плохой», преследующий аспект матери (ее гру­ди) утверждается в представлениях ребенка в качестве всего фрустрирующего и злого, как внешнего, так и внутреннего. Когда чувство реальности ребенка в его отношении к объектам и до­верие к ним возрастают, он становится в большей мере спосо­бен различать фрустрацию, которая навязана извне, и фантас­тические внутренние опасности. Соответственно его ненависть и агрессия становятся более тесно связаны с актуальной фрус­трацией или ущербом, причиняемыми внешними факторами. Это шаг по направлению к более реалистичным и объективным ме­тодам в борьбе с собственной агрессией, пробуждающий мень­ше вины и позволяющий ребенку в конечном счете пережить, а также сублимировать свою агрессию более Эго-синтонным путем.

Вдобавок более реалистичное отношение к фрустрации, под­разумевающее ослабление страха преследования, связанного с внутренними и внешними объектами, приводит к увеличению способности ребенка повторно формировать хорошее отношение к матери и другим людям, когда фрустрирующее переживание уже не оказывает своего влияния. Иначе говоря, рост адапта­ции к реальности, тесно связанный с переменами в работе про­екции и интроекции, приводит к более спокойному отношению к внешнему и внутреннему миру. А это ведет к уменьшению уровня агрессии и амбивалентности и в результате позволяет стремлению к репарации сыграть свою роль более полноценно. Такими способами процесс скорби, являющийся следствием деп­рессивной позиции, постепенно перерабатывается.

Когда ребенок достигает критической стадии трех-шести ме­сяцев и сталкивается с конфликтами, виной и печалью, свой­ственными депрессивной позиции, его способность переносить тревогу будет в какой-то степени детерминирована его более ранним развитием, т. е. мерой, в которой он в течение первых

Как мы знаем, расщепление под давлением амбивалентности в некото­рой степени продолжает существовать в течение всей нашей жизни, играя важную роль в нормальной структуре психики.

трех-четырех месяцев был способен принимать и формировать «хорошие» объекты, образующие впоследствии сердцевину ядра Эго. Если этот процесс был успешен, включая отсутствие избы­точной тревоги преследования и процессов расщепления, и дос­тигнута определенная мера интеграции, то тревога преследова­ния и шизоидные механизмы постепенно ослабевают, а Эго становится способно интроецировать целостные объекты и фор­мировать их во внутреннем плане, тем самым преодолевая деп­рессивную позицию. Если, однако, Эго не способно справлять­ся со множеством тяжелых ситуаций тревоги, неизбежно воз­никающих на этой стадии и являющихся недостатком, на который коренным образом повлияли внешние и внутренние фак­торы, то может иметь место сильная регрессия от депрессив­ной к параноидно-шизоидной позиции. Это также может вос­препятствовать интроекции целостных объектов и сильно повли­ять на развитие как в течение первого года, так и в продолжение всего детства.

И

Моя гипотеза о младенческой депрессивной позиции основана на фундаментальных психоаналитических концепци­ях, касающихся ранних стадий жизни, т.е. на теориях первич­ной интроекции и преобладания орального либидо и канниба-листических импульсов у маленького ребенка.. Эти открытия Фрейда и Абрахама коренным образом содействовали достиже­нию понимания этиологии душевных расстройств. Развивая эти концепции и применяя их для понимания психики, необходи­мость чего возникает в детском анализе, я- пришла к понима­нию сложности ранних процессов и переживаний и их.влия­ния на эмоциональную жизнь младенца; это, в свою очередь, позволило пролить свет на этиологию душевных расстройств. В частности, я пришла к выводу о существовании чрезвычайно тес­ной связи между инфантильной депрессивной позицией и фе­номеном скорби и меланхолии²⁰.

Продолжая работу Фрейда по исследованию меланхолии, Абрахам обнаружил одно из коренных различий между нормаль­ной скорбью, с одной стороны, и ненормальной скорбью — с дру-

²⁰ Вопросу связи маниакально-депрессивной позиции с маниакально-деп­рессивными состояниями, с одной стороны, и нормальной печалью — с другой, посвящены мои работы: «Факторы, содействующие психоге­незу маниакально-депрессивных состояний» и «Скорбь и ее взаимосвязь с маниакально-депрессивным состоянием».

гой (см. примечание № 3). В случае нормальной скорби лич­ность достигает успеха в формировании потерянной любимой личности внутри своего Эго, в то время как при меланхолии и патологической скорби этот процесс не заканчивается так ус­пешно. Абрахам также описал некоторые из фундаментальных факторов, от которых зависят удача или неуспех данного про­цесса. В случае, если каннибалистические импульсы слишком сильны, интроекция потерянного любимого объекта терпит не­удачу, что приводит в результате к болезни. В состоянии нор­мальной скорби субъект также стремится восстановить утрачен­ную любимую личность внутри своего Эго, и это ему удается. Происходят не только, как подметил Фрейд, пересмотр и реин­вестиция удержаний (катексисов), связанных с потерянным лю­бимым объектом, но и в ходе этого процесса формирование ут­раченного объекта внутри психики субъекта.

В моей работе «Скорбь и ее взаимосвязь с маниакально-деп­рессивными состояниями» я выразила следующее мнение: «Мой опыт приводит меня к выводу, что хотя и правда то, что созда­ние личностью потерянного объекта любви внутри себя являет­ся характерной чертой нормальной скорби, однако в первый раз этого не происходит; но благодаря работе скорби имеет место восстановление этого объекта, как и всех других любимых внут­ренних объектов, которые ощущаются младенцем как утрачен­ные». Всякий раз, когда возникает печаль, нарушается ощуще­ние надежного обладания любимыми внутренними объектами, так как это воскрешает ранние тревоги, связанные с повреж­денными и уничтоженными объектами, с разбитым вдребезги внутренним миром. Чувство вины и тревога преследования — младенческая депрессивная позиция — реактивируются в пол­ную силу. Успешное восстановление внешнего любимого объек­та, о котором скорбел ребенок и интроекция которого усилива­лась благодаря скорби, означает, что любимые внутренние объекты реконструированы и вновь обретены. Следовательно, тестирование реальности, характерное для процесса скорби, яв­ляется не только средством возобновления связей с внешним миром, но и средством воссоздания разрушенного мира. Скорбь, таким образом, включает в себя повторение эмоциональных си­туаций, пережитых ребенком в депрессивной позиции. Находясь под давлением страха потери любимой им матери, ребенок пы­тается решать задачу формирования и интегрирования своего внутреннего мира, постепенного создания хороших объектов внутри себя.

Одним из основных факторов, определяющих исход утраты любимого объекта, а также будет ли потеря (из-за смерти или по другим причинам) объекта любви приводить к маниакально-депрессивным расстройствам или она будет нормально преодо­лена, является, на мой взгляд, мера успешности преодоления деп­рессивной позиции на первом году жизни и успешность обра­зования внутри психики младенца интроецированных любимых объектов.

Депрессивная позиция тесно связана с коренными измене­ниями в либидинозной организации ребенка, так как в течение этого периода — около середины первого года — ребенок дости­гает ранних стадий прямого и инвертированного Эдипова ком­плекса²¹. В данной работе я ограничиваюсь только отчетом о ран­них стадиях Эдипова комплекса. Эти стадии характеризуются важностью той роли, которую все еще играют в психике ребен­ка частичные объекты, в то время как уже наличествуют отно­шения к целым объектам. Кроме того, все еще преобладает оральное либидо, хотя генитальные желания, возрастающие под воздействием фрустрирующих переживаний в отношении к ма­тери, переносятся с материнской груди на отцовский пенис²².

Генитальные желания младенцев обоих полов объединяются с оральными желаниями, результатом чего становится в равной мере и оральное, и генитальное отношение к пенису отца. Ге­нитальные желания также направлены и на мать. Желания мла­денцем отцовского пениса тесно связаны с ревностью по отно­шению к матери, поскольку ребенок чувствует, что она получа­ет желаемый им объект. Эти разнородные эмоции и желания у обоих полов являются основой как прямого, так и инвертиро­ванного Эдипова комплекса.

Другим аспектом ранних Эдиповых стадий является суще­ственная роль, которую играет «внутренняя сторона» матери и собственная «внутренняя сторона» в психике ребенка. В тече­ние предшествующего периода, когда преобладали деструктив-

²¹ Я даю более детальный обзор развития Эдипова комплекса в моей ра­боте «Психоанализ детей», особенно в ее 8-м разделе, а также в стать­ях «Ранние стадии Эдипова конфликта» и «Эдипов комплекс в свете ранних тревог».

²² Как пишет Абрахам в «Кратком изучении развития либидо» (1924), «дру­гим моментом, который следует отметить в связи с частями тела, кото­рые были интроецированы, является то, что пенис постоянно прирав­нивается к женской груди и что другие части тела, такие, как пальцы, ноги, волосы, испражнения и ягодицы, могут в определенных условиях символизировать эти два органа вторичным путем».

ные импульсы (параноидно-шизоидная позиция), младенец стра­стно желал проникнуть в материнское тело и вступить во вла­дение его содержимым, что по сути своей является желанием преимущественно оральным и анальным. Это стремление все еще действует на следующем этапе (депрессивная позиция), но с ростом генитальных желаний оно все больше направлено на отцовский пенис (приравниваемый к ребенку и фекалиям), ко­торый, как чувствует ребенок, всегда содержится в материнс­ком теле. Одновременно с этим оральные желания по отноше­нию к отцовскому пенису приводят к его интернализации, и этот переведенный во внутренний план пенис в качестве как «хоро­шего», так и «плохого» объекта начинает играть важную роль во внутреннем объектном мире ребенка.

Ранние этапы развития Эдипова комплекса обладают вели­чайшей сложностью: здесь сводятся в одну точку желания, про­исходящие из различных источников; желания эти направлены как на частичные, так и на целые объекты; желаемый и нена­видимый ребенком отцовский пенис существует для него не толь­ко как часть тела отца, но и одновременно ощущается ребенком как существующий внутри материнского тела.

Дает о себе знать зависть, которая свойственна оральной жадности. Моя аналитическая работа дает мне доказательства того, что зависть (перемежающаяся с чувствами любви и удов­летворения} первоначально направлена на кормящую грудь. С началом развития Эдиповой ситуации к этой первичной завис­ти добавляется ревность. Чувства ребенка в отношении обоих родителей, кажется, протекают следующим образом: в то время, когда ребенок фрустрирован, у него появляются бессознатель­ные фантазии о том, *гго отец или мать обладают желаемым объектом, которого он, ребенок, лишен,— грудью матери, пени­сом отца — и обладают им постоянно. В силу интенсивности эмо­ций и жадности маленьких детей им свойственно приписывать родителям состояние постоянного обоюдного удовлетворения оральной, анальной и генитальной природы.

Эти сексуальные теории являются основанием для комби­нирования младенцем родительских фигур следующим образом: мать, содержащая в себе пенис отца или всего отца; отец, со­держащий в себе грудь матери или всю мать; родители, нераз­дельно слитые в половом сношении²³.

Концепция комбинированных родительских фигур более подробно рас­смотрена в работе «Психоанализ детей», в частности в 8-м разделе этой работы.

Кроме того, такие фантазии способствуют изобретению ре­бенком «женщины с пенисом». В дальнейшем, вследствие пере­ведения во внутренний план, ребенок образует подобные ком­бинированные родительские фигуры внутри себя, и это служит доказательством фундаментальной для многих ситуаций тревоги психотической природы.

По мере развития более реалистичного отношения к роди­телям младенец начинает воспринимать их как обособленных персонажей, т. е. примитивно комбинированные родительские фигуры теряют свою силу²⁴.

Эти достижения тесно связаны с депрессивной позицией. У обоих полов страх утраты матери, первичного любимого объек­та, иначе говоря, депрессивная тревога, содействует возникно­вению потребности в заменителях. С этой потребностью ребе­нок прежде всего обращается к отцу, интроецированному уже на этой стадии как «целостный» объект, в надежде получить удов­летворение.

Таким образом, либидо и депрессивная тревога в некоторой степени отклоняются от матери, и этот процесс распределения стимулирует объектные отношения, а также ослабляет интенсив­ность депрессивных чувств. Ранние стадии «прямого» и «ин­вертированного» Эдипова комплекса, следовательно, влекут за собой облегчение тревоги младенца и помогают ему преодолеть депрессивную позицию. В то же время, однако, возникают но­вые конфликты и тревога, поскольку эдипальные желания по отношению к родителям, включающие зависть, соперничество и ревность, чувства, которые на этой стадии все еще мощно под­креплены орально-садистическими импульсами, теперь пережи­ваются по отношению к двум людям, любимым и ненавидимым одновременно. Преодоление этих конфликтов, впервые возника­ющих на ранних стадиях Эдипова комплекса, является частью процесса модификации тревоги, который растянут и охватывает младенчество и первые годы детства.

²⁴ Способность ребенка одновременно радоваться отношению к обоим ро­дителям, которая противоречит его желаниям разделить их, вызывае­мым ревностью и тревогой, является важной особенностью его душев­ной жизни и зависит от того, насколько ощущает ребенок родителей а качестве сепарированных индивидуальностей. Более интегрированное отношение к родителям, основывающееся на этой способности и отли­чающееся от компульсивной потребности обособить родителей друг от друга и этим предотвратить их половые отношения, подразумевает возросшее понимание их отношения друг к другу и является предпо­сылкой появления у младенца надежды на то, что он сможет свести их вместе и удачно объединить.

Подведем итог: депрессивная тревога играет жизненно важ­ную роль в раннем развитии ребенка, и нормой является за­вершение инфантильных неврозов где-то к сроку около середи­ны первого года жизни, что сопровождается модификацией депрессивной тревоги и тревоги преследования. Однако фунда­ментальные шаги в преодолении депрессивной позиции совер­шаются, когда ребенок формирует «целостные» объекты, т. е. в течение второй половины первого года, и вполне обоснованным будет утверждение, что если эти процессы были удачны, то за­ложена одна из важнейших предпосылок нормального развития. В этот период снова и снова активизируются тревога преследо­вания и депрессивная тревога, как, например, в переживании прорезания зубов и отлучения от груди. Это взаимодействие между тревогой и физическими факторами является одним из аспектов комплексного процесса развития (включающего также все эмоции и фантазии ребенка) в течение первого года; в некоторой мере это затрагивает и всю жизнь человека.

На всем протяжении этого раздела я подчеркивала, что пре­поны в объектных отношениях и эмоциональном развитии име­ют ступенчатую природу. Факт постепенного развития депрес­сивной позиции объясняет, почему эффект, который она оказы­вает на младенца, не возникает внезапно²⁵.

Мы также не должны забывать о том, что одновременно с переживанием депрессивных чувств происходит развитие мето­дов противодействия им. Это, на мой взгляд, является одним из коренных различий между ребенком, переживающим тревогу пси­хотической природы, и психотиком-взрослым. В то время, когда ребенок переживает эту тревогу,- уже работают процессы, кото­рые должны привести к_;ее модификации (см. примечание № 4).