Т. П. Симеон

ГАЛОПИРУЮЩАЯ ФОРМА ШИЗОФРЕНИИ РАННЕГО ДЕТСКОГО ВОЗРАСТА¹

Среди клинических картин ранней детской шизофре­нии встречаются случаи, когда процесс, начавшись очень бурно и остро, чрезвычайно быстро приводит к тяжелой деградации психики.

Шизофренический процесс при катастрофически текущей форме начинается у детей, развивавшихся в рамках общепри­нятой нормы, а иногда с опозданием на 1 — 1У₂ месяца и не пред­ставлявших трудностей в своем поведении, внезапно, чаще все­го в возрасте между 2V₂—3 годами.

Параллельно и почти одновременно развиваются два ряда явлений. Первый из них характеризуется следующими момен­тами: развивается и быстро углубляется аутизм. Ребенок теряет контакт с окружающей реальностью, перестает интересоваться детьми, почти не использует игрового материала; дольше сохра­няется контакт со взрослыми и особенно с родителями (направ­ленность на последних также теряется неизбежно, хотя и в пос­леднюю очередь). Появляются многочисленные ката тонические явления: кататоническое возбуждение, выражающееся в неле­пом немотивированном беспокойстве (ребенок мечется, броса­ется на пол, бьется головой об стены и пол, бросает из кроват­ки все вещи, бьет окружающих, кричит, царапает себе лицо и руки). Наряду с этим имеет место однообразное, стереотипное повторение отдельных движений: дети кружатся на месте, де­лают ручками движения, напоминающие таковые при стирке бе­лья, взмахивают руками наподобие крыльев птицы, переклады­вают руки одна в другую и т. д. Нередко можно видеть, как та­кой ребенок бежит импульсивно вперед или бесцельно блуждает от одного предмета окружающей обстановки к другому со сте­реотипным прикосновением к каждому из них по очереди. Вре­мя от времени у ребенка как будто возникает подобие направ­ленности на какой-либо объект. Так, он тянется к игрушке, но по пути импульс ослабевает и ручка застывает по дороге или медленно возвращается в свое исходное положение. Целеуст­ремленные вначале движения быстро автоматизируются (стерео­типные игры). Ребенок в первый раз подбрасывает мяч вполне целеустремленно, а затем его движение становится автомати-

¹ Симеон Т. П. Шизофрения раннего детского возраста. М,, 1948. 234

ческим, и ребенок производит его с совершенно отсутствующим взглядом и безразличием в мимике; либо кукла первоначально укачивается в процессе игры, а затем ребенок уже перевел взгляд на другой раздражитель, а ручки автоматически произ­водят качательные движения.

Второй ряд явлений: своеобразное изменение речи, по-ви­димому, обусловленное все нарастающим аутизмом (ибо понят­но, что, поскольку речь есть средство социального контакта, а последний резко нарушен, речь в этих условиях не может оста­ваться неизмененной).

Речевая функция, в раннем возрасте еще нестойкая, быстро дезинтегрируется, регрессируя при этом по пути обратного раз­вития; вначале исчезают длинные (из 3 — 4 слов) фразы, кото­рыми владел ребенок, затем короткие, позднее слова и слоги и, наконец, иногда даже звуки. Ребенок умолкает совершенно, и только в момент его большой аффективной заинтересованности, когда задет какой-либо уголок его переживаний, еще аффектив­но не выхолощенный, он неожиданно для всех произносит не только слово, но даже целую фразу. Так, ребенок 2 лет 10 меся­цев, заболевший в начале второго года жизни и к 2 годам 10 месяцам ничего, кроме слов, не произносивший, в момент, когда другой ребенок ударил его по голове, подбежал к ру­ководительнице со словами: «Вий, тетя, бий!» Другой ребенок, 4 лет, заболевший в 2V₂ года и переставший говорить к момен­ту наблюдения, ночью, испугавшись, видимо, чего-то, кричит: «Ой, ой, мама, папа!» Ребенок 3 с небольшим лет, лишенный соски, к которой он был приучен, оказавшись в аптеке, сказал: «Тетя, дай сисю» (к этому моменту он совсем не прибегал уже к речи). Вслед за этим дети вновь умолкали нередко на целые годы.

Из сказанного видно, что последними обычно исчезают те слова, которые появились первыми («мама, папа, дядя, тетя, дай»). Меняется речь и по форме, появляются нарушения в модуляци­ях и артикуляции. Иногда создается даже впечатление, что слы­шишь ребенка, только начинающего говорить³. Повторение же чужой речи, переходящее порой в эхолалию, нередко наблюда­ется у детей, спонтанно уже совсем не говорящих.

Очень долго сохраняется навык пения, иногда даже со словами, но чаще имеет место пение мотивов без слов, причем

Изменение тембра и нормальных модуляций голоса ребенка, видимо, стоит в связи с тем, что в силу нарастающего аутизма ребенок пере­стает подражать в модуляциях голоса взрослым или окружающим его детям.

особенно охотно дети сопровождают пением свои стереотипные движения (кружение на месте, раскачивание). Интересно отме­тить, что в трех наших случаях, где дети напевали мелодии, мо­тивы были ими схвачены вполне правильно. Один ребенок 5 лет, спонтанно уже не произносивший ни одного слова, кото­рое имело бы целью контакт с реальностью, пел: «Куда, куда вы удалились», безошибочно повторяя слова, после того как он слышал отрывок из этой арии. Сохраняется очень долго и инте­рес к слушанию музыки и пения.

Наряду с указанным регрессом речи имеет место и возврат к давно утраченным формам поведения ребенка: он начинает есть ручками, мочиться под себя, сосать пальцы, онанировать.

В начале болезни и обычно на известном, непродолжительном этапе ее обостряется или вновь появляется фиксация на мате­ри с вытекающей отсюда ревностью к другим детям и вообще ко всем окружающим людям.

По истечении сравнительно очень короткого срока (от не­скольких месяцев до I—2 лет) наступает глубокая деградация пси­хики. Дети не только перестают правильно усваивать и осмыс­ливать новое, но живут, видимо, в узком кругу ощущений, иду­щих от своего соматического «я». Аффективные привязанности ослабевают. Мимика плача или смеха, иногда застывающая на лице таких детей, выглядит как маска, за которой не чувствуется никакого аффективного содержания. Нити с реальностью стано­вятся окончательно порванными. Дети кружатся часами на од­ном месте, бесцельно бегают из стороны в сторону, делают раз­нообразные движения ручками, без конца вертят ими перед гла­зами, как бы что-то рассматривая, трогают поочередно все предметы в комнате, ни на одном предмете не останавливают своего внимания и т. д. Иногда же застывают в неподвижности на одном месте или, положенные в кроватку, лежат там беззвуч­но, бесшумно и неподвижно. Единственное более или менее на­долго уцелевшее влечение ребенка — это влечение к пище. В ряде случаев у нас возникало подозрение о наличии у детей этой груп­пы галлюцинаций. На мысль об этом наводили следующие детс­кие реакции: ребенок к чему-то прислушивается, испуганно смо­трит в пространство, куда-то бежит, угрожая кому-то, отмахивается от чего-то. Но ввиду отсутствия высказывания детей на эту тему вопрос о них все же остается открытым.

Дефект, наблюдаемый при упомянутой форме слабоумия, представляет большое своеобразие. Чем дальше от начала забо­левания, тем все больше шизофреническая деградация вуалиру­ется тем неизбежным дефектом общего развития психики, кото-

рый свойственен олигофреническому слабоумию и который име­ет место каждый раз, когда какой-либо органический процесс поражает еще не созревший мозг ребенка. Однако, несмотря на этот олигофренный фасад, изучавшиеся нами дети, попадая в другие психиатрические учреждения, не наблюдавшие их рань­ше, все же распознавались обычно как шизофреники.

Что касается соматического статуса детей, то, кроме часто встречающейся тубинфицированности, ничего патологического обнаружить не удалось. Приходится отметить лишь часто встре­чающуюся значительную бледность кожных покровов при удов­летворительном содержании процента НЬ.

Во внешнем облике ребенка с галопирующей формой ши­зофрении бросается в глаза то обстоятельство, что глубина пси­хического дефекта не отражается на личике и взгляде ребенка, оставляющем впечатление смышленого: этот же факт — «интел­лигентный» облик таких детей — отмечается всеми авторами, описывающими dementia infantilis Heller'a. Аутистическая же установка ребенка накладывает свой отпечаток на манеру ре­бенка смотреть как бы поверх окружающих предметов, не фик­сируя ни на чем свой взгляд.

Со стороны неврологической отмечаются частые нарушения вегетативной системы: цианоз конечностей, более обильное слю­ноотделение, мелкий tremor всего тела. Следует отметить также в некоторых случаях своеобразное, преходящее, одномоментное сведение зрительных осей (ребенок как бы смотрит на свой соб­ственный нос).

Спинно-мозговая жидкость и кровь не представляют откло­нений от нормы. Реакция Вассермана во всех случаях отрица­тельная. Рентгенограмма черепа также не дает отклонений от нормы. Дно глаза — норма.

Электроэнцефалография, произведенная в случае галопирующей шизофрении в лаборатории д-ра мед. наук П. О. Шпильберг, регистри­ровалась при отведении от лобной, теменной областей, а также при обычном лобно-затылочном отведении. Во всех случаях констатирова­лись быстрые колебания, что говорит о диффузности процесса.

Иллюстрируем описанную группу примерами.

Люда Б. впервые явилась на прием в психиатрическую поликлини­ку в возрасте 3 лет? месяцев со следующими жалобами матери: ребе­нок стал очень замкнутым, почти перестал говорить, делает ручками однообразные движения, «точно белье стирает».

Наследственность. Мать, 27 лет, замкнутая, шизоидного круга, воз­будимая. Отец, 26 лет, рабочий, общительный, вспыльчивый, выпивает.

В его роду много алкоголиков. Психические заболевания в наслед­ственности ребенка отрицаются.

Беременность матери Людой протекала нормально. Роды в срок. Вес — 3000 г. Головку ребенок начал держать в 6 месяцев, сидеть в 9 месяцев, ходить в 1 год 5 месяцев, первые слова появились к году. Не­сколько раз в своей жизни Люда болела гриппом без осложнений. До 2 лет 2 месяцев была живым ребенком, охотно играла в игрушки, катала мяч и бегала за ним, укачивала кукол. С детьми общалась в процессе игры. Строила простые фразы, лексикон ее составлял 50 — 60 слов. Име­ла простейшие навыки самостоятельной еды и опрятности.

Заболела девочка в 2 года 2 месяца довольно остро. Исчезла способ­ность построения фраз, говорила лишь отдельные слова, затем и их пере­стала произносить. Стала отдаляться от детей, не заинтересовывалась иг­рушками, не укачивала больше куклу, а бесцельно держала ее в руках. Не бежала за мячом, который ей катили. Не просила у матери еды, как прежде, когда бывала голодна, а только плакала, когда подходило время приема пищи. Прежде радостным криком «Васька!» встречала брата, теперь не ста­ла замечать даже его прихода. Стала все время держаться около матери. Часто застывала в однообразной позе, иногда что-то бормотала или напе­вала (довольно верно придерживаясь мотива). Временами создавалось впе­чатление, что Люда к чему-то прислушивается (галлюцинации?). Начала сосать палец и дотрагиваться до половых органов. Перестала ночью про­ситься на горшок. Сильно похудела и побледнела.

Психический статус. Ребенок вошел в кабинет врача, глядя поверх предметов, в пространство. Выражение личика осмысленное; девочка остановилась посреди комнаты и начала делать стереотипные «стираю­щие» движения руками. Вдруг она импульсивно побежала вдоль стены к окну и так же быстро обратно. Стереотипно повторяла много раз: «Куль, куль». Когда мать отошла, сердито крикнула: «Мама!» и побе­жала за ней, но на полпути остановилась. Положенная на стол на спин­ку навзничь, лежала 7 минут, пока не перевернули; на животе лежала такой же срок, пока не была снята. Flexibilitas cereae. При попытках слегка ущипнуть девочка не обороняется. Психологическое исследова­ние провести не удалось. Со стороны соматической и неврологической резких отклонений нет. Астенического телосложения. Несколько блед­на. Увеличены все группы желез. RW отрицательная. Дно глаза — норма.

Течение болезни. Спустя 2 месяца после первого посещения мать отметила, что девочка стала живее, вспомнила ряд слов, ею давно уже утерянных, подходит сама к матери, к ней прижимается, стремится к ней на кровать; идя на прогулку, стала проситься в саночки, чтобы ка­таться. Спустя еще месяц — прежний статус. Прибавилось много новых стереотипных движений ручками; слюнотечение. Через 10 месяцев после первого посещения Люда вновь замолчала и на этот раз окончательно.

Аффективно потупела. Сильно деградировала психически. Плаксива без повода. Ест с большой жадностью.

Динамика наблюдения. Ребенок наблюдался периодически в течение 5 лет. Статус за это время почти не подвергался изменению. Речь больше не возвращалась. По словам матери, весь день девочки проходил либо в стоянии в неподвижной позе со стереотипным движением ручек, либо в бесцельном медленном блуждании взад и вперед. Ребенку провели курс ле­чения гравиданом в Институте гравиданолечения, но безрезультатно.

Статус ребенка в 10-летнем возрасте почти повторил таковой в 4 года его жизни. Девочка, физически отстающая в развитии, инфан­тильная (росто-весовые показатели соответствуют 7 годам), войдя в ком­нату, остановилась спиной к врачу и стояла неподвижно, делая руками те же движения, похожие на движения при стирке белья, что и 5 лет тому назад. Ее можно было поворачивать во все стороны, как мане­кен; ни поза, ни мимика лица при этом не изменялись. Не произнесла ни одного слова. Когда мать вышла из комнаты, в противоположность тому, что было в прежнее время, не реагировала абсолютно на ее от­сутствие. На лице блуждала все время неопределенная улыбка. Взор был устремлен поверх предметов. В такой_в позе простояла все время диаг­ностического обследования. Бросалось в глаза то обстоятельство, что на личике, в мимике ребенка не отмечалось той обычной печати, кото­рая неизменно накладывается снижением интеллекта у олигофренов.

По словам матери, в поведении ребенка за последние 5 лет его жиз­ни не произошло никаких перемен. Речь абсолютно отсутствует.

Заключение. Ребенок, дававший в первые месяцы жизни незначи­тельное запоздание в темпе развития двигательных навыков, в дальней­шем же идущий в развитии вполне нормально и характерологически определяемый как формально общительный, веселый, живой, в возрас­те 2V, лет меняется по поведению. Появляются аутизм, стереотипия, аффективная тупость. Параллельно этому речь проделывает регресс че­рез стадию коротких фраз и отдельных слов к слогам, звукам и пол­нейшему замолканию. Качество процесса (расщепление) и проградиен-тность позволяют без труда поставить диагностику шизофрении, теку­щей в катастрофическом темпе.

Нинель В.,З¹/, года. Мать обратилась в психиатрическую поликли­нику со следующими жалобами:ребенок за последний год стал хуже развиваться и меньше интересоваться окружающим. Говорит сама с со­бой что-то бессвязное.

Наследственность. Мать — врач, 36 лет, относится к шизоидному кругу. Дед по линии матери замкнут. Отец 36 лет, замкнут. Прабабка по отцу и прабабка по матери были психически больны. Первая стра­дала, по-видимому, шизофренией, два дальних родственника по боко­вой линии страдали шизофренией.

Беременность и роды протекали нормально. Первое время после рож­дения была очень слабенькой, держать головку и сидеть стала с опозда­нием (в 10 месяцев). Узнавала мать с 6 месяцев; первые слова произноси­ла до года. Развитие речи было нормальным, в 2 года говорила фразами. Обращало на себя внимание то обстоятельство, что ребенок никогда не проявлял привязанности к игрушкам и отдавал их без всякого труда. К людям относилась «выборочно». Тесного контакта с реальностью никог­да Fie было. Жила всегда своим внутренним миром. Была с младенчества крайне гиперестетична: реагировала на неласковый тон. После того как ее раз побранила няня, говорила с плачем: «Меня обидели!» Обиду долго переживала и помнила. Наблюдательна: говорила соседке, домашней хо­зяйке: «Почему ты всегда отдыхаешь, а мама работает?»

С 2¹/₂ лет стала еще более интравертированна; подолгу говорит сама с собой; иногда, когда не занята, сосет палец, одновременно онанируя. В темпах развития начала заметно задерживаться.

Статус психический. В контакт с врачом вступает с трудом. Об­щение только формальное и кратковременное. Назвала свою фамилию, показала части своего тела, по просьбе врача подала правильно правую и левую руку. Мимика лица очень бедная, но выражение личика осмыс­ленное. Иногда вдруг мелькнет улыбка, ни с каким видимым раздражи­телем извне не связанная. Бродит по комнате, подходит к разным пред­метам, касается то одного из них, то другого, ни на чем длительно не сосредоточиваясь. Напевает разнообразные мелодии, правильно сохра­няя мотив. Эхолалня: несколько раз повторила произнесенное врачом слово. Игрушками не заинтересовалась. Взяла одну из них в руку со взглядом, устремленным в пространство, и тут же поднесла ко рту. Вдруг побежала к конец комнаты, крича: «Тут деревня, тут Москва» (повто­рила эту фразу 6 раз подряд).

Физический и соматический статус — норма. Астеническое строе­ние тела. Нерезкий симптом Хвостека. Дно глаза — норма. RW в крови отрицательная.

Динамика наблюдения: 3 года 3 месяца. Появилось большое вле­чение к еде, ест с жадностью; в детской группе съела даже весь корм для черепах. Стала говорить еще меньше прежнего.

4 года 3 месяца. Речь обеднела еще заметнее. Спонтанно не гово­рит, за исключением крайней необходимости. На вопросы посторонних вообще не отвечает. Но в моменты, когда данная ситуация захватывает с какой-либо стороны один из аффективно наиболее уцелевших остров­ков ее психики, Нинель может дать целую фразу (что указывает на на­личие потенциальной возможности говорить). Так, например, однажды обратилась к няне со словами: «Ты мне сказки не рассказывай, а спой песню» (девочка очень любит пение) — или, увидев велосипед на улице: «Посади меня на велосипед, чтобы колесики двигались». Вне же момен-

тов аффективной заинтересованности днями, неделями молчит. Часто бесцельно бегает по комнатам, дотрагиваясь до всех предметов. Стерео­типно повторяет иногда одну и ту же фразу, например: «Тут деревня, а тут Москва».

4 года 9 месяцев. Иногда что-то лепечет, как совсем малое дитя. Эхолалия. Войдя на приеме в комнату, бесцельно бродит взад и вперед, ни на кого не обращая внимания. Смотрит на картинку и говорит что-то, к реальности ни в какой мере не относящееся. Удается уловить следующие слова: «купим виноград, мерить температуру, футляр, фут­ляр, футляр». Данную ей игрушку тянет в рот. Упорно сосет палец.

6 Vj лет. Статус в основном без перемен.

Заключение. Ребенок, происходящий из отягощенной шизофрени­ей семьи, развивается (с поправкой на врожденную физическую сла­бость) нормально. В возрасте 2V₇ лет уменьшается направленность на окружающую реальность — появляются симптомы расщепления и рег­ресс речи. Все упомянутые явления позволяют без труда поставить ди­агноз бурно деструкхирующего психику катастрофически текущего шизофренического процесса.

Тоня В.,2 года 10 месяцев. Поступила в психопатологическое отде­ление психоневрологической клиники ГНИОММ с жалобами матери на то, что за последний год ребенок поглупел, не откликается на зов, пе­рестал говорить.

Наследственность. Мать Тони, 24 лет, здоровая женщина. В ее ли­нии преобладают лица шизоидного круга. Нерезко выраженный алкого­лизм. Отец, рабочий 24 лет, формально общителен, раздражителен, уп­рям. Производит впечатление человека, перенесшего какое-то дегради­ровавшее его психику заболевание (возможно, шизофрению). Несколько разорван в мышлении. В его линии преобладают лица шизоидного круга.

Девочка родилась вторым ребенком по счету. Беременность проте­кала нормально, роды в срок. Мать кормила грудью, отнятие от груди сопровождалось беспокойством ребенка. До года развивалась совершен­но нормально. Вовремя стала держать головку, сидеть, к году говорила несколько слов. Пошла с 1 года 1 месяца. Была живым, общительным ребенком, хорошо играла в игрушки, тянулась к детям.

Заболела с 1 года 4 месяцев. Вместо слов начала говорить слоги; сде­лалась тоскливой; иногда появлялось немотивированное возбуждение, часто плакала; перестала играть с детьми, не интересовалась игрушка­ми, не подходила к матери и брату, к которым раньше была привязана. Постепенно перестала говорить даже слоги. Никаких болезней, кроме поносов, не перенесла. С момента заболевания заметно похудела.

Психический статус. Никакой реакции на помещение не дала. За­нята собой. Стала среди комнаты, "взмахнула ручкой и, приблизив ла-Донь ко рту, провела по ней языком. На детей внимания не обращает;

села на стол, раскачивается взад и вперед. Ручки засовывает в тарелку с едой и после этого их облизывает. Встает и несколько раз, наподо­бие взмахивающей крыльями птицы, взмахивает ручками. Без конца сте­реотипно, стоя около руководительницы, перекладывает одну ручку в другую. Выражение личика недовольное, гримаса плача без слез. Уло­женная в кроватку, манерно улыбается и выбрасывает оттуда все вещи. Затем села и долго и упорно онанировала.

Со стороны физического статуса отклонений от нормы нет. Асте­ническое телосложение. Со стороны неврологической — несколько ас­теническая походка. Цианотичные конечности, При волнении—тремор всего тела. Симптом Хвостека, RW в крови и ликворе отрицательная. Дно глаза — норма.

Динамика поведения за 4 месяца наблюдения почти не отличается от статуса при поступлении. Контакт с детьми не установился. Речевых продукций совершенно не дала. Лишь раз, когда ее ударил кубиком по голове ребенок, Тоня, подойдя к педагогу и показывая на голову, про­изнесла со слезами: «Бий, тетя, бий». Видимо, максимальное напряжение аффекта в этот момент мобилизовало импульс для речевого контакта.

Большую часть дня проводит в однообразной позе с широко расста­вленными ногами, причем, стоя в этой позе, либо лижет ладонь, либо пе­рекладывает одну ручку в другую, либо рукой вытягивает изо рта язык. Иногда имеет место импульсивный бег вперед. Бывают приступы немоти­вированного возбуждения. Расцарапывает себе лицо, бьет себя по головке, стучит ею о стену и т. д. На лице выражение угнетения и напряжения. Изо­лированная по поводу соматического заболевания, онанирует. Игровой ма­териал совсем не использует, лижет его языком и берет в рот.

Заключение. Ребенок, в течение 1 года 4 месяцев развивавшийся во вполне нормальных темпах как в смысле моторики, так и в отношении психики, в 1 год 4 месяца заболевает прогредиентным процессом с яв­лениями нарастающего аутизма, кататонического возбуждения, стерео­типии и постепенного регресса речи (потеряла слова, слоги, дошла до стадии звуков). Установление природы процесса здесь не представляет труда, ибо он несет в себе все симптомы шизофрении.

Течение процесса здесь, видимо, особенно катастрофично из-за ран­него начала. Полтора года болезни превратили полноценного ребенка в существо, стоящее на уровне идиотии.

Среди изученных нами 10 случаев указанной группы самое раннее начало процесса падало на первую половину второго года жизни. Лишь у одного ребенка дебют болезни наступил за пре­делами предд^ошкольного возраста (в 5-летнем возрасте). Таким образом, катастрофичность процесса описанной группы кроме токсичности заболевания, видимо, имеет свои корни в факте по­ражения незрелого мозга ребенка раннего возраста. Препсихо-

тическая личность детей этой формы в тех случаях, когда нача­ло болезни приходилось на 3-й год жизни и можно было гово­рить уже о характерологическом остове, чаще всего могла быть отнесена к шизоидному кругу. Наследственное предрасположе­ние в смысле отягощения шизофренией или наличия лиц, при-надл^ежаЩ^{их к} шизоидному кругу, нами встречалось несколько реже и в менее сгущенном виде, чем в формах, дающих более медл^енное течение. Дифференциально-диагностические сообра­жения здесь должны идти, во-первых, по линии отграничения от олигофрении и, во-вторых, по линии исключения шизофрен-ного синдрома, могущего возникнуть на почве lues congenita, сопровождающегося поражением центральной нервной систе­мы, опухоли мозга или перенесенного ребенком во время ка­кой-либо детской инфекции энцефалита.

Анамнез, рисующий нам чаще вполне благополучное (реже относительно благополучное) развитие ребенка в первые меся­цы и годы жизни с последующей деградацией, катастрофически наступающей чаще всего в 2'/₃ — 3 года, сам по себе уже про­тиворечит допущению олигофрении, при которой (Вейгандт) не­редки шизофреноподобные симптомы. Ибо мы знаем, что оли­гофрен в той или иной мере способен почти всегда к некото­рой доле компенсации, а потому в динамике наблюдения мы обычно имеем с возрастом поступательное движение вперед, хотя бы и в суженных рамках, а никак не регресс.

Нормальное дно глаза и отсутствие столь обычных в этих случаях явлений выпадения исключает опухоль мозга. Отсутствие связи между началом заболевания и какой-либо инфекцией не позволяет здесь ставить вопрос об энцефалитическом пораже­нии подкорковой области.

Кроме того, в начале заболевания на первом плане стоит аутизм, деменция же наступает значительно позднее. Особенно серьезной должна быть дифференциальная диагностика с кар­тинами, подробно описываемыми Винокуровой, где на основа­нии ряда клинических наблюдений и гистопатологических ис­следований случаи формы Геллера расшифровываются как ши-зофренный синдром на базе lues congenita и сифилитического поражения центральной нервной системы.

Во всех изученных нами случаях галопирующей формы ши­зофрении не было никаких указаний на lues родителей, отсут­ствовали выкидыши и мертворожденные. Реакция Вассермана была в крови и ликворе отрицательной. Никаких симптомов конгенитативного lues¹ а у детей обнаружено не было.

16* ' 243

В статусе отсутствовали органические симптомы. Расстрой­ство речи никак не может быть в нашей форме оценено как органическая афазия. Оно имеет аутистические корни. Речь, мощ­ный фактор связи с окружающими людьми, возникает и нужна тогда, когда налицо тенденция к образованию социальных свя­зей. Шизофренический процесс, интравертировав ребенка, раз­рушает эту тенденцию. Само качество расстройства речи (рег­ресс — путь, обратный онтогенетическому развитию) исключает всякое подозрение на афазию.

В случаях же, описанных Винокуровой, дети стремились го­ворить, но реализация этого стремления была невозможной в силу отсутствия способности владеть механизмом своей речи. В пора­жении речевой функции там констатировалась примесь органи­ческих ингредиентов. Против органической афазии в наших слу­чаях говорит и способность месяцами молчащего ребенка проду­цировать в моменты аффективного напряжения целую фразу.

Доступность и известная доля аффективной сохранности, описываемая Винокуровой в ее случаях, в нашей форме уступа­ет место полному аутизму и аффективной тупости.

Говорить о том, что описываемая нами форма может быть семейным заболеванием герододегенеративного характера, не приходится хотя бы в силу отсутствия каких бы то ни было ука­заний на семейный характер заболевания (с другой стороны, в некоторых случаях этой группы констатировалась шизофрени­ческая отягощенность в наследственности).

Правомерность отнесения наших случаев, внешне сходных с dementia infantilis, к шизофрении доказывается еще наличием в нашем материале клинических картин, промежуточных между обычным типом течения и галопирующей формой шизофрении. Мы имеем в виду те случаи, когда ребенок, начавший свой про­цесс в катастрофических темпах, в дальнейшем дает ремиссию, правда, со значительным дефектом. Но все же на этой дефект­ной почве возможны, хотя и на очень сниженном уровне, даль­нейший рост и развитие. И, что особенно интересно, речь ока­зывалась способной к восстановлению даже спустя годы после полного молчания ребенка.

Иллюстрируем сказанное примерами.

Федя М. Под наблюдением с 4 лет. Происходит из отягощенной шизофренией семьи. Прекрасно развивавшийся до 2V, лет ребенок забо­левает катастрофически в этом возрасте: нарастает аутизм, появляется мутизм, кататоническое возбуждение, автоматизм, стереотипия. С 3'/₂

до 5 лет почти не говорит, теряет все слова. Изредка лишь, в момент аффективной заинтересованности, дает короткую фразу.

Одновременно с этим поет. Катастрофически быстро начинается деградация психики. Спустя некоторое время наступает некоторое улуч­шение состояния: речь не только возвращается, но даже обогащается новыми словами (правда, наряду с этим имеет место обильная эхолалия).

Ребенок, оставаясь по существу глубоко дефектным, все же при­обретает ряд новых навыков. Получается впечатление, что на той де­фектной почве, которая создалась вследствие шизофренического про­цесса как такового и неизбежной, как бывает в этих случаях, задерж­ки умственного развития по типу олигофрении, все же происходит известное продвижение вперед, известный психический рост.

В первой фазе своего движения случай стоит ближе к группе ката­строфически текущих форм шизофрении, а во второй, наступившей на 6-м году жизни, к группе обычных кататонических форм с периоди­чески наступающим побледнением всей симптоматики.

Случай наблюдался 8 лет.

Особый интерес представляет среди этих же переходных форм следующий случай.

Аня Ф. Попала впервые в детскую амбулаторию психиатрической клиники 1-го ММИ в возрасте 4 лет 3 месяцев.

Жалобы матери. Ребенок перестал говорить с чужими детьми, а после того как на время уехал отец, к которому Аня была особенно привязана,— и с отцом.

Наследственность. Патологически не отягощена. Беременность у матери первая, роды в срок, нормальные. Темпы двигательного и пси­хического развития — норма. При отнятии от груди перестала прини­мать прикорм, начались рвоты. Обострилась привязанность к матери, боялась без нее оставаться в комнате.

Заболела в 4 года. Стала быстро возбуждаться, смех и слезы воз­никали без связи с соответствующими внешними факторами. Переста­ла разговаривать с незнакомыми людьми.

Когда приехал уезжавший в командировку отец, к которому была очень привязана, перестала с ним разговаривать, хотя встретила его радостно. Заметно начала останавливаться в поступательном темпе своего развития.

Психический статус в 4 года 3 месяца. Входя в комнату врача, сама с собой разговаривает. С врачом в контакт не вступает. Совершенно недоступна. Краснеет при обращенных к ней вопросах и не произно­сит ни слова. Затем подходит к матери и, улыбаясь, выжидающе на нее смотрит. Сохраняет придаваемую ей позу с поднятой кверху ручкой. Стереотипна и манерна в движениях. На лице время от времени улыб­ка вне связи с окружающими раздражителями. Степень интеллектуаль­ного развития не удается установить.

Соматически: инфантильно-грацильный тип строения тела. По­ниженное питание. Двусторонний симптом Хвостека. RW отрицатель­ная. Дно глаза — норма.

Вторично девочка осмотрена нами в возрасте 8 лет. Направлена проф. П. Б. Ганнушкиным на консультацию с предполагаемой диагности­кой шизофрении.

Родители сообщили, что в 5-летнем возрасте Аня болела скарлати­ной и была стационирована в Боткинскую больницу. Там ни с кем не говорила. Когда мать выписывала ее оттуда, несколько раз повторила: «Неужели мы, наконец, едем домой? Ты меня не оставишь, мама?» При­ехав домой, умолкла. Изредка можно было слышать от нее лишь отдель­ные слова, пускаемые в ход тогда, когда ребенок должен был прибег­нуть к помощи взрослых. С животными же и куклами беседовала со­вершенно свободно. Так, собаке говорила: «Что ты здесь делаешь, хочешь наше съесть!» Куклу укачивала: «Спи, моя девочка!» Требовала, чтобы ее кормили с рук. Часто смотрелась в зеркало.

Психический статус в 8 лет. Введенная в комнату, стала перед сто­лом, опустив слегка голову и глядя перед собой, а не на собеседника. Подведенная за руку ближе, автоматически подвинулась; при этом не переменила ни позы, ни выражения лица. Недоступна. Контакт не удался. На обращенные к ней вопросы не отвечает. На лице есть слабая мими­ческая игра, но с содержанием обращенных к ней вопросов, видимо, не связанная. В течение часа беседы с матерью не переменила позы. Судя по рассказам матери о поведении ребенка, Аня стоит не ниже уров­ня дебильности.

В данном случае ребенок, начавший свой патологический путь в катастрофических темпах, в дальнейшем дает относитель­ную ремиссию. На почве дефектной психики идет все же неко­торое поступательное движение. Но речь полностью исключена из обихода в общении с людьми; она заменилась мимикой и же­стами. Лишь с животными и куклами ведутся по временам бе­седы. Малая направленность ребенка на окружающую реаль­ность с момента заболевания сделала для нее речь излишней функцией. Исключение составляли родители. Но достаточно было огорчения, нанесенного уехавшим в командировку отцом, чтобы тот выпал из сферы речевого общения ребенка. А позднее этой же участи подверглась и мать, вынужденная поместить ребенка в больницу.

По совсем недавним катамнестическим сведениям, Аня в воз­расте 10 лет заговорила после «эксперимента», поставленного над ней матерью. Последняя, имея основание думать о наличии у Ани страха смерти и доведенная до отчаяния ее молчанием,

предложила ей заговорить (за месяц до нового года) к 1 января, предупредив, что иначе ребенок умрет. Девочка за несколько часов до этого срока, преодолевая колоссальное торможение, заговорила, и с тех пор она дает речевую, хотя очень бедную продукцию.

Перечисленные переходные варианты кататонической груп­пы, стоящие на грани между мягко, с ремиссиями протекающими кататоническими формами шизофрении, где исчезновение речи есть лишь кратковременный эпизод, и текущими в галопирую­щем темпе формами, особенно убеждают нас в правомерности признания за описываемыми нами клиническими формами ис­тинно шизофренной сущности.

Судьба детей, страдающих с ранних лет жизни катастро­фически текущей формой шизофренического процесса, едино­образна. Им недоступна даже вспомогательная школа (группа имбецилов). Им не удается даже привить простейшие трудовые навыки. Их неизбежный путь — пребывание до конца жизни в загородном психиатрическом интернате.