ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. Москва жила обычной своей жизнью, теплые по-летнему дни сменились черемуховыми холодами, по телевизору все чаще мелькали предвыборные ролики и «круглые

 

I

 

 

Москва жила обычной своей жизнью, теплые по-летнему дни сменились черемуховыми холодами, по телевизору все чаще мелькали предвыборные ролики и «круглые столы»: Брынцалов лобзался с Жириновским, решительно рубил рукой воздух посвежевший и точно бы очнувшийся от зимней спячки Ельцин, ронял весомые, как пули, слова невозмутимый, словно монгольский идол, генерал Лебедь. И мало кто знал, что параллельно этой жизни идет другая: напряженная, полная опасностей, и смерть в ней так же обычна, как рейсовый автобус или утренняя чашка кофе.

Остаток субботы, воскресенье и понедельник Вадим провел в Генеральной прокуратуре, давая показания следователю из бригады Турецкого, внимательно перечитывал текст, подписывал каждую страницу. В понедельник просидели почти до двух часов ночи, но записать всю информацию все равно не успели. Договорились, что Вадим приедет и во вторник.

Он уже выходил из квартиры, когда раздался телефонный звонок. Три звонка. Пауза. И еще восемь. Это могли быть только Меркулов или Петрович — больше никто этого телефона не знал. После восьмого звонка Вадим взял трубку. Звонил Петрович.

— Что-то случилось? — спросил Вадим, сразу почуяв неладное.

— Даже не знаю, как тебе и сказать. Может, случилось. Может, нет. Только я решил тебе позвонить.

— Ну-ну! — поторопил Вадим.

— Понимаешь, встретил я сегодня почтальоншу. Спросила про тебя. Я сказал: уехал куда-то. А она говорит: ему телеграмма. Тебе то есть. Ладно, говорит, брошу в почтовый ящик. Ну, телеграмма и телеграмма. Я как-то сразу не дотумкал. А потом схватился: что за телеграмма? Вернулся домой, заглянул в твой почтовый ящик — никакой телеграммы там не было.

Вадим похолодел. Он как чувствовал: что-то должно произойти — слишком спокойными были минувшие дни.

Вот и произошло.

— Дальше! — попросил он.

— Ну, я пошел на почту, заставил найти копию, — продолжал Петрович. — От твоей Риты была телеграмма. Дорогой Вадим, здесь, мол, нам очень хорошо, только по вечерам холодно, привези для Аленки свитер и какую-то там кофту. И подпись: твоя Рита.

— И все?

— И все, — подтвердил Петрович. — Оно бы и ничего, но там стояло, откуда телеграмма: Калязин, почтовое отделение Выселки.

— Когда это было? Телеграмму — когда принесли?

— Да с час назад… Думаешь — беда?

— Может быть…

Вадим бросил трубку и выбежал из дома. «Запорожец» завелся с пол-оборота. Вадим выбрался на Алтуфьевское шоссе и устремился к кольцевой.

Он сказал Петровичу: может быть. Но знал это уже наверняка.

Да, это была беда.

«Дорогой Вадим! Твоя Рита! Чертова идиотка! — с отчаянием думал он, лавируя между еле ползущими, как казалось ему, машинами. — Свитер! Кофту! Купить не могла, дура набитая!»

Это было не очень-то справедливо: он же ее ни о чем не предупредил. Но Вадим не мог сдержать резкого раздражения.

На кольцевой он включил турбонаддув. «Запорожец» рванулся так, что Вадима вжало в сиденье. На ста тридцати он придержал машину. Для пробы он выжимал на ней и сто шестьдесят, но ни дорога, ни сама машина, хоть и с усиленной подвеской, не были приспособлены для такой скорости.

На форсированном режиме «Запорожец» пил бензин, как лошадь воду. «Нужно заправиться, — понял Вадим. — Потеряю еще минут пятнадцать». Но он потерял гораздо больше. Уже на подъезде к повороту на Ярославское шоссе он воткнулся в плотную пробку и пришлось ползти, переключаясь с первой передачи на вторую, а то и вовсе останавливаясь. И когда, заправившись, он выскочил на Ярославку, разрыв между ним и людьми Марата был уже не меньше двух с половиной часов.

Вадим прикинул: если они выехали тотчас же, как только взяли телеграмму из его почтового ящика, — а в этом Вадим не сомневался, — значит, уже подъезжают к Калязину. А ему до Калязина было 180 километров. Даже если они потеряют какое-то время, расспрашивая, где эти Выселки, а потом разыскивая деревню, в которой Вадим поселил своих, опередить их наверняка не удастся, как бы он ни гнал свой «запор».

Сколько времени у них на это уйдет? Почтовое отделение Выселки. Скорее всего, это где-то очень недалеко от Жабни, километрах в трех, не больше. В самой деревне не было магазина, а в Выселках наверняка был, Рита пошла за хлебом или чем-то еще, по пути увидела почтовое отделение и решила дать телеграмму.

Не свитер для Аленки ей был, конечно, нужен. И не кофта. Телеграмма была — как протянутая для сближения рука. Видно, пачка баксов в руках Вадима так потрясла ее воображение, что она потеряла всякое представление о реальности. После семи лет развода — о каком, к черту, сближении могла идти речь!

Сколько деревень обслуживало это почтовое отделение Выселки? Пять? Семь? Десять? Если десять — был небольшой шанс успеть. Деревни там, правда, были маленькие — в один порядок, по два-три десятка домов. И не нужно было обходить все дома: каждый новый человек был на виду, и про дачников из Москвы мог рассказать первый встречный.

Но все-таки шанс был. И Вадим прибавил газу.

Калязинскую колокольню, возвышавшуюся над хмурой от ветра водой, он миновал, лишь мельком взглянув на нее. Минут через двадцать уже был у поворота на глинистый проселок, ведущий к Жабне. Здесь заглушил двигатель и вышел из машины.

На перекрестье асфальтовой дороги и проселка над грязью и кучами навоза торчало несколько длинных приземистых строений животноводческой фермы. Возле крайнего из них на бревне сидели два скотника — один пожилой, второй помоложе — в резиновых сапогах и замызганных донельзя ватниках. Они приканчивали бутылку «Столичной», закусывая жмыхом, позаимствованным из коровьей кормушки.

Вадим по грязи пробрался к ним и вежливо поздоровался.

— И тебе не болеть, — отозвался пожилой и на всякий случай убрал бутылку.

— Не подскажете, где почтовое отделение Выселки?

— Отчего не подсказать? Там вон! — кивнул пожилой в сторону Жабни.

— А много там деревень?

— Много ль? Сейчас скажу. Парашино, Жабня, Мамонтовка, Сергеево…

— Родники, Клячкино, — подсказал молодой.

— Верно. И сами Выселки.

«Семь», — подсчитал Вадим. Уточнил:

— Выселки — на реке?

— Нет, они на отшибе. Деревни — те на Жабне, а Выселки — нет.

«Значит, шесть».

— А не видели случайно — не проезжали здесь машины с московскими номерами — двое «Жигулей»?

Молодой покачал головой:

— Не приметилось.

— Почему, проезжали, — возразил пожилой. — Ты как раз в продмаг на Кольке-трактористе угнал, а я стоял, курил. Они и подъехали. Только не две машины, а три. Два «жигуля» и этот, джип. Синий такой. Видная машина. И тоже, как ты, про Выселки выспрашивали.

— Когда это было?

— Тому часа два, не меньше.

— А много людей было в машинах?

— В «Жигулях» — по двое, а в джипе — один.

— Назад не проезжали?

— Назад — нет, — уверенно ответил пожилой. — Мы уж тут с час отдыхаем, приметили бы.

Вадим вернулся к «Запорожцу».

Шесть деревень — три машины. Проскочили в Выселки, в почтовом отделении узнали про деревни. По две деревни на машину. Два часа. Выше крыши. «Успели, — понял Вадим. — И может быть, уже едут назад».

Как быть? Двинуться навстречу? Но что он сможет — один против пятерых, наверняка — с пушками? Даже если бы у него было оружие — бесполезно. День. Ночью он, может, и рискнул бы. Опять же — если бы был хотя бы «ТТ».

Ждать их здесь и увязаться следом? Но дорога до Калязина была пустынна — заметят. Значит, нужно ждать у выезда на Ярославское шоссе и попытаться довести до места.

Вадим развернулся и поехал обратно. За мостом остановился и вылез из «Запорожца». Долго смотрел на неохватный водный простор и белый перст калязинской колокольни. В распахнутом над ним небе проплыл к северу журавлиный клин. Вадим проводил его взглядом, негромко произнес:

— Господи, помоги мне!

И он не знал, к кому взывает: к суровому иудейскому Яхве или к православному Иисусу Христу.

Свернув на Ярославское шоссе, Вадим спрятал «Запорожец» за павильоном автобусной остановки, достал из багажника канистры и доверху, под завязку, залил бензобак. И только он успел захлопнуть крышку багажника, как мимо него просвистели три машины, идущие с дальним светом фар, хотя было только начало пятого и дорога была ярко освещена чуть склоняющимся к закату солнцем. Одна «шестерка» шла впереди, за ней — синий джип «судзуки», сзади его прикрывала вторая «шестерка». Стекла джипа были затемнены, Вадим ничего не смог сквозь них разглядеть, но был уверен, что Аленка, мать и Рита — там, в джипе. Они, наверное, и взяли джип потому, что знали: мать в инвалидной коляске.

Вадим записал номера машин и поспешил следом. Колонна шла агрессивно, под сто двадцать, сгоняя сигналом и светом фар оказавшиеся на пути легковушки. Километров пятнадцать Вадиму удавалось держаться за ними метрах в ста, не приближаясь, но и не упуская из виду. Но шоссе становилось все оживленнее, освободившееся за колонной пространство тут же заполняли согнанные из левого ряда «Волги» и «Жигули», разрыв между колонной и его «Запорожцем» увеличивался с каждой минутой.

Вадим рискнул: включил турбонаддув, вырвался вперед и повис на хвосте у задней «шестерки», рассчитывая, что водитель не обратит на него внимания. Но он обратил. Что-то сказал пассажиру, тот обернулся назад и начал всматриваться в странный «запор», который держался за колонной как приклеенный при скорости больше ста двадцати километров в час. Потом в руках у него появилась черная коробка, блеснула антенна. «Уоки-токи» — видно, между машинами была связь. Пассажир что-то сказал, выслушал ответ и убрал антенну. «Шестерка» начала притормаживать с явным намерением оттереть машину Вадима к обочине. Вадим сбросил скорость и ушел в правый ряд. «Шестерка» повторила его маневр.

Впереди очень кстати показался пост ГАИ. Вадим затормозил и остановился. «Шестерка» некоторое время медленно ехала в правом ряду, потом прибавила скорость и ушла вдогонку джипу. Вадим открыл дверцу.

— Где здесь ближайшее отделение милиции? — спросил он у гаишника.

Тот показал:

— Направо, на первом светофоре еще направо.

Вадим свернул в Ярославки. И, уже свернув, подумал, что связь с Москвой могла быть и на посту ГАИ. Но возвращаться не стал. Плутать, к счастью, не пришлось. Через десять минут он взбежал по ступенькам отделения милиции и сразу оказался в дежурной части. Комната была перегорожена надвое деревянной стойкой и стеклянной рамой с полукруглым окошком в ней. Дверь в дежурку была приоткрыта. Не раздумывая, Вадим вошел.

— Эй, сюда нельзя! — окликнул его дежурный, капитан милиции. — Вон — окошко!

Вадим не обратил внимания на его слова:

— Немедленно свяжите меня с заместителем Генерального прокурора России Меркуловым! — приказал он. — Быстрей, капитан, быстрей!

Дежурный с изумлением на него посмотрел: курточка, кепарик, здоровенный фингал на лбу, заклеенный пластырем.

— А кто ты такой? — спросил он.

— Моя фамилия Костиков.

— Ну и что? А моя — Мелешин.

Вадим взбеленился:

— Я из израильской контрразведки Моссад. И если вы сейчас же не дадите мне связь с генералом Меркуловым, завтра у вас будет не четыре звездочки, а три!

Дежурный слегка офонарел. Он был немолод, немало повидал за годы службы, но с таким сталкивался впервые. И не столько смысл услышанного, сколько убежденность, прозвучавшая в словах Вадима, заставила его подчиниться.

По спецсвязи он вышел на Москву, оператор соединил его с Генеральной прокуратурой.

— Докладывает дежурный райотдела капитан Мелешин, — назвался он. — Товарищ генерал, у меня тут человек. Требует связи с вами. Говорит — из израильской контрразведки Моссад. Его фамилия… Как? Немедленно передать трубку?.. Слушаюсь!.. — Дежурный протянул телефонную трубку Вадиму. — Говорите!

— Что случилось, Вадим Николаевич? — раздался в трубке голос Меркулова. — Что за цирк вы там устраиваете? Мы вас ждали еще утром.

— Потом все расскажу. Срочно прикажите перехватить три машины на Ярославском шоссе. Две «шестерки» цвета светлый беж и синий джип «судзуки». Запишите… — Вадим продиктовал номера машин. — Пять человек. Вооружены. По джипу не стрелять. В нем — заложники. Две женщины и ребенок. Минут через пятьдесят они будут у кольцевой.

— Ваша семья? — сразу понял Меркулов.

— Да.

— Как они нашли?

— Потом, Константин Дмитриевич! Потом! Времени — ни минуты!

— Понял. Сейчас же позвоню начальнику МУРа Федорову. Все сделаем!..

— Спасибо, капитан. — Вадим вернул трубку дежурному.

— Вы и вправду из Моссада? — спросил тот.

Вадим хотел сказать, что он пошутил, но в глазах капитала были такое изумление и живейший, по-детски непосредственный интерес, что Вадим не стал его разочаровывать.

— Правда, — хмуро кивнул он и вышел.

Капитан вышел вслед за ним. Когда он увидел, в какую машину садится этот человек из Моссада, брови у него и вовсе полезли вверх.

Вадим уехал, а капитан еще долго стоял на крыльце и озадаченно качал головой.

«Ну, дела! Моссад. На ушастых «запорах» ездят, командуют Генеральной прокуратурой… Что же это за времена такие настали?!»

За щитом, сообщавшим, что до МКАД осталось 800 метров, Вадим сбавил скорость и стал внимательно осматриваться по сторонам. Никаких следов засады не было. «Значит, уже взяли», — с облегчением подумал он. И взяли чисто, без пальбы. Иначе здесь еще толпилась бы кучка зевак, обсуждающих недавнее — не больше получаса назад — происшествие. Но, миновав кольцевую и поравнявшись с постом ГАИ, насторожился: по обе стороны шоссе, наполовину перекрытого шлагбаумами, стояли омоновцы в бронежилетах и с автоматами и пристально осматривали каждую проезжающую машину. Почему-то Вадиму это очень не понравилось, но он только позже сообразил почему.

У проходной Генеральной прокуратуры Вадим столкнулся с Турецким и Косенковым. Они были в плащах, с дорожными сумками в руках. Увидев Вадима, Турецкий обрадовался:

— Как дела, Вадим Николаевич? Ты к Меркулову? Пойдем. А мы только что из Иркутска. Новостей — вагон. Тебе тоже интересно будет послушать.

Вадима интересовало сейчас совсем другое, но он не стал возражать.

Меркулов поднялся из-за стола и молча пожал руки вошедшим. Лицо у него было тяжелое, хмурое, под глазами — мешки. Сказывались полубессонные ночи и напряжение минувших дней. На тревожный вопрос, сквозивший во взгляде Вадима, Меркулов отрицательно покачал головой:

— Пока не докладывали.

«И не доложат», — понял Вадим.

Из звонка Турецкого Меркулов уже знал о том, что произошло в Иркутске. Сейчас его интересовали подробности.

— Давайте по очереди, — предложил он. — Сначала — ты, Александр Борисович. Потом я. А дополнит картину Вадим Николаевич.

Доклад Турецкого был не слишком кратким, но точным, как протокол. Несмотря на сдержанность, все же чувствовалось, что его еще не оставило возбуждение от удачного и главное — быстро проведенного дела.

— Петракова и Ряжских отправят к нам спецтранспортом. Софронов остался в Иркутске — контролировать ситуацию. Дело Барсукова нужно будет взять из областной прокуратуры. Соединим с делом об убийстве Осмоловского. Вроде бы все, — закончил Турецкий.

Меркулов уточнил:

— Когда производили арест Тугаева, Ряжских и Петракова, сказали, что вы из Генпрокуратуры?

— Нет.

— А мог Гарик узнать, что вы из Москвы?

Турецкий задумался:

— Пожалуй, мог. Олег Софронов допрашивал его как очевидца убийства, совершенного возле «Руси». Когда Марат прикончил своих кадров. Впрочем, вряд ли. Мог узнать, а мог и не узнать. Не знаю.

— Но скорее — узнал. Поэтому Марат и ушел, — подытожил Меркулов.

— Как — ушел? — поразился Турецкий.

— А вот так…

Меркулов рассказал о том, что за эти дни произошло в Москве. Когда он упомянул о контакте Марата с человеком из тунисского посольства — этот контакт зафиксировала «наружка», — Турецкий перебил:

— Но, может, он ушел не от нас, а от людей Аббаса?

— А «наружку» он чью отсек — Аббаса?

— Откуда он знал, кто его пасет? — возразил Турецкий. — Вполне мог решить, что это люди Аббаса.

— Хотелось бы в это верить, — отозвался Меркулов. — Но оснований для этого мало.

Турецкого неприятно задело, что Меркулов, всегда радовавшийся любому успеху своих сотрудников, на этот раз никак не прореагировал на его рассказ об иркутском расследовании. Он спросил:

— Константин Дмитриевич, было что-то еще?

Меркулов кивнул:

— Да.

Произошли действительно еще два события, которые даже на хладнокровного, привыкшего ко всяким неожиданностям Меркулова произвели самое гнетущее впечатление.

В ночь с понедельника на вторник, примерно как раз в то время, когда Гарик добрался до квартиры Марата, возле ресторана «Русь» были застрелены два молодых оперативника, следивших за трансформаторной будкой со складом оружия. Стреляли сзади, метров с семидесяти, из винтовки с оптическим прицелом и прибором ночного видения. В кустах сирени, где прятался снайпер, нашли две гильзы от немецкого «зауэра». Возможно, винтовка была снабжена и каким-то глушителем: ни люди на посту ГАИ, ни сторож «Руси» выстрелов не слышали. Сторож слышал шум проезжающего грузовика, но не обратил на него внимания. Смена, появившаяся у «Руси» в восемь утра, обнаружила убитых. Все оружие, боеприпасы и наркотики из трансформаторной будки исчезли.

Второе событие произошло уже днем, во вторник. Оперативники МУРа, следившие с чердака соседнего дома за квартирой на Комсомольском проспекте, куда Гарик перед отлетом в Иркутск заезжал за деньгами, заметили в необитаемой до тех пор комнате какое-то движение. Они осторожно поднялись на четвертый этаж, потрогали дверную ручку. Квартира оказалась незапертой. В комнате под криво висящим ковром обнаружили сейф, вмурованный в толстую кирпичную стену. Дверца сейфа была приоткрыта, а сам сейф пуст. Под наблюдением были не только окна квартиры, но и подъезд. Никто из посторонних в дом не входил, а жильцов оперативники уже знали. Поднявшись на шестой, последний, этаж, они увидели, что дверь, ведущая на чердак, взломана. Было совершенно ясно, что те, кто забрал все из сейфа, проникли в подъезд через чердак и тем же путем ушли. И ясно было, что они знали или догадывались о слежке.

— Такие-то вот дела… — Меркулов обернулся к Вадиму. — Что у вас, Вадим Николаевич?

Когда Вадим закончил свой рассказ, в кабинете воцарилось молчание.

Меркулов взял трубку, набрал номер дежурного:

— Это Меркулов. От наших с Ярославки есть что-нибудь?.. Понял, спасибо. Ничего нет. Может, свернули в Подлипки или в какую-нибудь Перловку?

И только тут до Вадима дошло.

— Куда вы отправили группу захвата? — спросил он у Меркулова, хотя и не сомневался в ответе.

— Отправил начальник МУРа. По моей просьбе. Как вы и сказали — на Ярославское шоссе, к посту ГАИ на въезде в Москву.

— Вы его не возьмете, — помолчав, убежденно сказал Вадим.

— Кого? — спросил Турецкий.

— Марата.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что вы и все ваши люди — совки. У Марата тоже совки, но все-таки не такие.

Вадим перевел взгляд на Меркулова. Глаза у него были… «Как у больной собаки», — подумал Меркулов. Но голос звучал твердо:

— Константин Дмитриевич, вы напоминаете мне человека, который ищет под фонарем кошелек. Его спрашивают: а где потерял? Там, в кустах. А почему здесь ищешь? А здесь светло. Конечно, они могли свернуть в Подлипки или в Перловку. Но я уверен: они свернули на кольцевую. Кольцевая — это же уже Москва! Вы даже не дали себе труда об этом подумать! Они шли прямо к вам в руки. И вы их упустили!

— Откровенно говоря, со мной очень давно никто так не разговаривал, — заметил Меркулов.

— Но может, как раз и пришло для этого время?

— Послушай, Вадим Николаевич, — вмешался Турецкий. — Тебе не кажется, что ты слегка зарвался?

Вадим повернулся к нему:

— А вы, вероятно, чувствуете себя героем?

— Не героем. Но нашу работу совковой не назовешь. Да, Гарик ушел. Но мы вышли на Крумса и взяли Ряжских и Петракова. Всего за два дня.

— Вы и сейчас рассуждаете, как совок! Гарик ушел, но вышли на Крумса и взяли Ряжских и Петракова. Нет, Александр Борисович, не так. Вы вышли на Крумса, взяли этих двоих, но — вот здесь нужно ставить «но»! — но Гарика выпустили. И он сообщил обо всем Марату. И Марат исчез. И теперь будет в сто раз осторожней! Вы провалили всю операцию! Неужели вы до сих пор этого не понимаете?

От такого чудовищного обвинения Турецкий только развел руками:

— Ну, знаете!..

— Сколько людей задействовано в подготовке операции? — спросил Вадим.

— Много, — уклонился от прямого ответа Меркулов.

— Теперь понятно, почему у вас проколы. И их будет все больше. А потом пойдет и утечка информации. Если уже не пошла.

— К операции привлечены только самые надежные люди, — заметил Меркулов.

— За всех вы ручаться не можете. И дело даже не в том, что кого-то купит Марат. Вы передержали ситуацию. Ваши люди перегорели.

— К операции все готово. Мы можем начать ее в любой момент. И начнем, как только найдем Марата.

— Вы его не найдете, — убежденно сказал Вадим.

— Найдём, — возразил Меркулов. — Он не залег на дно. А значит — найдем. Чуть раньше или чуть позже.

— К тому времени вся ваша подготовка пойдет насмарку. Люди не могут постоянно быть в напряжении.

На это Меркулову нечего было ответить. На него замыкались все звенья тщательно подготовленного дела. И он сам чувствовал: слишком большой размах, общая обстановка уже с трудом поддавалась контролю, и чем дольше все длится, тем больше вероятность провалов. Он ждал лишь сообщения из Иркутска — там было последнее звено, связывавшее Марата с убийством профессора Осмоловского и его лаборантки. Когда же сообщение пришло, было уже поздно: Марат исчез.

— Можно от вас позвонить? — спросил Вадим.

Меркулов подвинул к нему городской телефон. Вадим набрал телефон Петровича. На работе его уже не было. Но домашний номер ответил.

— Это я. Узнали? — спросил Вадим.

— Конечно, узнал. Как у тебя?

— Не очень. Мою квартиру пасут?

— Да. Двое. Может, мне их задержать? — предложил Петрович.

— За что?

— Ни за что! Для установления личностей. А потом передам известному тебе человеку, пусть с ними поработает.

— Ни в коем случае! — предостерег Вадим. — Не лезьте вы в это дело. Ни в коем случае! — повторил он.

— Ну, раз ты так говоришь — не буду, — согласился Петрович.

Вадим положил трубку.

— Я выведу вас на Марата, — помолчав, проговорил он. — Но если вы его снова упустите, больше я с вами дела иметь не буду.

— Каким образом вы это сделаете? — спросил Меркулов.

— Вы знаете, где мой дом?

— Да, знаем.

— Пошлите завтра к нему своих людей. Часам к одиннадцати. И пусть очень внимательно следят за обстановкой. И не дай Бог им засветиться — тогда ничего не выйдет.

— К одиннадцати утра? — уточнил Меркулов.

— Да. А теперь я пойду. Подпишите, пожалуйста, пропуск.

Меркулов поставил время и расписался. Передавая пропуск Вадиму, спросил:

— Надеюсь, мы с вами еще увидимся?

— Может, увидимся. А может, и не увидимся. Все будет зависеть от вас.

Вадим вышел.

— Однако! — только и сказал Турецкий.

— Он прав, — подал голос молчавший до тех пор Косенков. — Сработали, как совки. И вы, Саша. Извините, но и вы, Константин Дмитриевич.

— Ты больше не следователь Мосгорпрокуратуры, — произнес Меркулов.

— Я уволен? — спросил, побледнев, Косенков.

— Нет. С этой минуты ты — следователь Генеральной прокуратуры. И теперь будешь говорить не «вы», а «мы»!.. Конечно, прав! — помолчав, продолжал Меркулов. — Да, как совки! Все мы! Он преподал нам хороший урок. И вовремя. Теперь будем знать, в каком месте ставить слово «но». Нужно сегодня же известить всех, кто задействован в операции, о том, что произошло возле «Руси». Вдолбить: это может случиться с каждым! Чтобы — никаких расслаблений! Эта тварь гораздо опасней, чем мы ожидали. И гораздо сильней.

— Как он сможет вывести нас на Марата? — спросил Косенков. — Может, он в самом деле из Моссада? И работает не в одиночку?

— Чушь! — отозвался Турецкий. — Если бы здесь был Моссад, они бы давно перестреляли, к чертовой матери, и Марата, и всех его кадров! В стране бардак, согласен, но все же не такой, чтобы у всех под носом орудовала израильская контрразведка!

— Орудуют же люди Аббаса, — напомнил Косенков.

— Орудуют, — вынужден был согласиться Турецкий. — И все равно — не верю. Вадим бы к нам не пришел.

— А вот это верно, — кивнул Меркулов.

— Как же он сможет вычислить Марата? — не сдавался Косенков. — У нас сколько людей — не можем. А он — один?

— Завтра узнаем, — ответил Меркулов. Он позвонил начальнику МУРа Федорову и попросил завтра к половине одиннадцатого утра выслать к дому Костикова четырех самых опытных сыщиков на двух машинах. — А тебе, Саша, и следователю Косенкову — другое задание. Нужно найти семью Вадима. И как можно быстрей. Я понимаю, это дело оперативников. Но у нас сейчас нет времени вводить в курс дела новых людей.

— Как? — Турецкий задумался.

— Для начала — проверить все засвеченные квартиры, — подсказал Меркулов.

— Это само собой, — кивнул Турецкий. — А если это ничего не даст?

— Попробуй поговорить с барменшей «Руси» Ириной Ивановной. Может быть, она что-нибудь припомнит?

— Вряд ли. Откуда она может знать?

— Мало ли. Могла услышать что-нибудь краем уха. Действуйте. Начинайте прямо сейчас!..

Оставшись один, Меркулов поднялся из-за стола и долго ходил по своему просторному кабинету.

Вадим Костиков.

«Не больно-то он и наш».

«Свой среди чужих, чужой среди своих».

«Может, увидимся. А может, и не увидимся…»

Меркулов остановился.

У Вадима был только один способ вывести «наружку» на Марата: сдаться его людям.

И Меркулов понял: он на это пойдет.

 

II

 

 

Сказал «а», говоришь «б». И так — до конца алфавита.

До «я» было еще далеко, но Вадим чувствовал, как снова, словно после тихой заводи, его подхватило течение диктующих ему свою волю событий и стремительно понесло в неизвестность.

Ночью он почти не спал: не отпускала тревога за мать, Аленку и Риту. Он с трудом дождался рассвета.

За ночь погода испортилась. С севера нагнало туч, время от времени срывался дождь, ветер порывами проходил по пышным уже, промытым от пыли кронам деревьев.

В половине десятого Вадим вышел из дома и завел «Запорожец», а через час свернул с кольцевой и задами, так же, как выезжал прошлый раз, подъехал к своему гаражу и загнал машину.

Еще когда он отпирал висячий амбарный замок, что-то ему не очень понравилось: слишком туго поворачивался ключ. С чего бы? Когда же он вылез из «Запорожца» и осмотрелся, сразу понял: здесь были. Картошка, которую он аккуратно выкладывал в углу гаража, была разбросана по сторонам, частью раздавлена.

Да, были. И не местная малолетняя шпана, время от времени забиравшаяся в гаражи в поисках поживы. Все было на месте: инструменты, дорогое пуско-зарядное устройство, которым — из-за отсутствия электричества в гараже — Вадим почти не пользовался, а когда нужно было подзарядить аккумулятор, таскал домой. Даже две совершенно новые шипованные резины, припасенные на зиму, висели себе на крюках.

Были. Рылись в шкафчике на стене и в ящиках, набитых всяческой бэушной запчастью. Причем старались все сложить, как было.

Искали. Груз? Документы? Вряд ли они могли рассчитывать их найти. Значит — просто на всякий случай: а вдруг?

Противное, пакостное было чувство. Но Вадим подумал: оно и к лучшему. Сунулись раз, больше не сунутся. Поняли: незачем.

Он освободил карманы от всего лишнего, оставил только документы, ключи от медведковской квартиры, стопку рублей и сотен пять баксов. Остальные положил в шкафчик на стене гаража и прикрыл тряпками.

Несмотря на безумные траты — а последняя была не далее как вчера вечером — баксов оставалось довольно много: одна пачка целая и от другой — больше половины. Хватит матери и Рите с Аленкой еще почти на год жизни. Да те сорок штук, у Петровича. Надолго хватит.

Сейчас вроде бы не время было думать о деньгах, но Вадим слишком хорошо знал им цену. Он вспомнил слова таксиста: «Для чего нужны деньги? Чтобы превращать необходимость в удовольствие». Да, для этого они и были нужны. Они превращали необходимость ехать куда-то в удовольствие от удобной, без толкотни в автобусах и метро, езды. А необходимость жить превращали в удовольствие от спокойной, без судорожной погони за каждым рублем и грошовой экономии, жизни.

Почти все. Оставалось одно небольшое, но важное дело.

Вадим вытащил из кармана круглую, серебристого металла коробочку — таблетку размером в четверть хоккейной шайбы. Эту таблетку он купил вчера вечером, возвращаясь из прокуратуры, в магазине с претенциозным названием «Электроника XXI века». Невеселые мысли одолевали его. И среди прочего — сомнения в том, что муровская «наружка» сможет безупречно справиться с делом, которое ей предстояло. Не худо было бы как-то подстраховаться, но Вадим совершенно не представлял себе как. Вот тут и выплыл из полутьмы ярко освещенный фасад «Электроники XXI века». «Зайду», — решил Вадим и остановился.

В дверях посетителя встречала надпись: «Если вы не знаете, что вам нужно, добро пожаловать — у нас это тоже есть». Магазин был поставлен на широкую ногу, глаза разбегались. Телевизоры: от крошечных, встроенных в циферблат наручных часов, до огромных, с экраном не меньше чем три на четыре метра. Видеокамеры. Музыкальные центры. Лазерные проигрыватели. Компьютеры. Ксероксы. Системы охраны офисов и коттеджей с телекамерами и мониторами. Какие-то другие электронные примочки, о назначении которых Вадим даже понятия не имел.

Он подошел к прилавку, уставленному диктофонами, микрофонами и черными коробочками с надписью «Аларм».

— Что бы вы хотели? — предложил свою помощь продавец.

— Я как раз тот человек, который не знает, что ему нужно. Но у вас это есть?

— Есть, — уверенно сказал продавец.

Вадим объяснил: он купил новую машину, «Вольво-940», поставил «Клиффорд» — охранная система вроде надежная, но хотелось бы ее как-нибудь продублировать. Чем-нибудь вроде радиопередатчика, по сигналам которого можно было бы найти машину, если ее, несмотря на хваленый «Клиффорд», все же угонят.

Вадим был мало похож на владельца «Вольво-940», но вышколенный продавец и виду не подал. Он ненадолго задумался, потом кивнул: «Есть» — и выложил перед Вадимом футляр, внутри которого на красном бархате, как драгоценность, лежала серебристая таблетка.

— То, что вам нужно. Радиомаяк. Сделано в Японии. Герметичен. Не боится ударов. Работает на коротких волнах. Дальность — сто километров. Сигнал можно принимать на любой приемник с коротковолновым диапазоном. Начинает работать, как только вставлена батарейка. Срок службы батарейки — год в непрерывном режиме.

— Вставьте, — попросил Вадим.

Продавец развинтил таблетку, уложил в гнездо приплюснутую горошину батарейки и включил первый попавшийся под руку приемник.

— На какой частоте работает? — спросил Вадим.

— А вот! — Продавец показал выдавленные на крышке цифры. — В килогерцах и метрах. — Добавил: — Каждый экземпляр — со своей частотой. Можно ставить на лобовое стекло. Или на заднее. Можно — снаружи машины. Крепеж прилагается.

Он настроил приемник. Раздались сигналы: пи-ип, пи-ип, пип — два длинных и один короткий. Через паузу — снова: пи-ип, пи-ип, пип.

Похоже, это было как раз то, что нужно.

— Беру, — сказал Вадим.

— Пятьсот шестьдесят долларов.

Вадим возмутился:

— Эта вот хренобень — пятьсот шестьдесят баксов?!

— Дешевле — только даром.

— Кто же ее покупает?

— Покупают. И неплохо, — возразил продавец. — На Западе — альпинисты, любители одиночных походов на яхтах. У нас в основном — «новые русские». Носят с собой, вшивают в одежду детям — на случай похищения.

«Ну и жизнь у этих «новых русских»!» — подумал Вадим и пожалел, что не знал о таком радиомаяке раньше: матери бы его или вшить в кармашек Аленки…

Пришлось раскошелиться. Выйдя из магазина, Вадим выбросил в урну футляр и ненужный крепеж и позвонил Меркулову, чтобы сообщить о радиомаяке. Правильнее, конечно, было бы позвонить в МУР, но из муровцев Вадим был знаком только с Яковлевым, входившим в бригаду Турецкого, телефона Яковлева у него не было, и Вадим решил, что Меркулов лучше знает, кому нужно передать частоту радиомаяка. Так и получилось: Меркулов записал метры и килогерцы, продиктованные Вадимом, и, поблагодарив, сказал, что немедленно передаст эти данные начальнику МУРа.

И теперь, в гараже, Вадим повертел в руках эту драгоценную, как золотое кольцо с бриллиантом, таблетку, потом нашел небольшой, но сильный магнит, с помощью которого вылавливал упавшие внутрь двигателя шайбы и гайки, и примотал его к радиомаяку изоляционной лентой. Для пробы приложил к двери «Запорожца» — держалось крепко.

Вадим запер гараж и, таясь, приблизился к дому, из окна которого люди Марата следили за его квартирой. Где-то здесь, позади дома, не на глазах, должна была стоять их машина. И может быть, не одна. Это было бы хуже. Но ему повезло: метрах в пятидесяти от дома стояла бежевая «шестерка» со знакомым Вадиму номером — она шла вчера впереди колонны, никаких других машин поблизости не было. Он пошел к «шестерке», нагнулся, как бы завязывая шнурок кроссовки, и прилепил магнит с радиомаяком на внутреннюю сторону заднего бампера.

Вот теперь все.

Можно было уже не прятаться. Без трех минут одиннадцать.

Все.

Вадим ожидал, что его перехватят тотчас же, как только он вывернет из-за угла. Но ничего не произошло. Двор был пуст, как и всегда в этот предполуденный час. Те, кто работал, были на работе, а хозяйки бегали по магазинам и готовили обед.

Вадим внимательно осмотрелся. «Наружка» не просвечивалась. Не было и людей Марата.

Он подошел к своему подъезду и сел на верхнюю ступеньку крыльца. С беспокойством подумал: «Неужели убрали слежку?» И тут же увидел, как из подъезда дома напротив вывалились два бугая и устремились к нему, на ходу что-то дожевывая. Подбежав к крыльцу, они остановились и уставились на Вадима, словно не веря своим глазам.

— Ну, вы кадры! Те еще! — проговорил он. — Я пятнадцать минут жду. Уже хотел уходить. Я вот скажу Марату, как вы работаете, он вам яйца поотрывает.

Оба, как по команде, выхватили пистолеты и направили на Вадима.

— Ну-ну, полегче! — предостерег он. — Уберите — увидят!

Один из них полой куртки прикрыл пистолет от постороннего взгляда, другой спрятал оружие, приказал:

— Встань! Руки за голову!

Тщательно обыскал Вадима, потом пробежал через двор и скрылся за углом соседнего дома. Минуты через три оттуда появилась бежевая «шестерка» и остановилась у подъезда. Вадима затолкали на заднее сиденье, один — с пистолетом — сел рядом, другой — за руль. Машина резко взяла с места.

«Неужели не завяжут глаза?» — удивился Вадим. Это могло быть плохим знаком. «Нет, — успокоил он себя. — Сначала должны позвонить». И точно: на выезде из поселка «шестерка» остановилась возле одного из огромных новых домов, наступавших на предместье со стороны Москвы, водитель всунулся под прозрачный колпак таксофона и взял трубку. Разговор был коротким, не больше минуты. Вернувшись, водитель бросил напарнику:

— Угни его!

Машина двинулась к кольцевой.

— Пригнись! — приказал напарник Вадиму. — Поднимешь башку, получишь по кумполу. Фонарь спереди уже есть, будет и сзади. Понял?

Получить рукояткой пистолета по затылку Вадиму как-то не улыбалось, поэтому он послушно сполз с сиденья и в таком положении, носом в пол, провел около часа, пока «шестерка» пересекала Москву. Сначала она свернула на кольцевую и шла по ней минут пятнадцать. Это Вадим определил без труда: путь был свободным, без светофоров. Но в какую сторону они ехали — к Варшавке или, наоборот, к Ярославскому шоссе, — он не сумел понять. Потом машина въехала в город, скорость снизилась, пошли остановки — в уличных пробках и на красный свет. А еще чуть позже дорога снова стала свободнее.

Наконец «шестерка» затормозила, водитель посигналил. Вадим услышал лязг отворяемых железных ворот. Машина миновала ворота и снова остановилась.

— Вылезай!

С трудом разогнув затекшую спину, Вадим выбрался из салона. Быстро, внимательно огляделся. Они были внутри просторного, не меньше гектара, двора, обнесенного высоким забором с кирпичной будкой вахты при въезде. То тут, то там стояли разукомплектованные бензовозы и грузовики — с разбитыми лобовыми стеклами, на спущенных шинах, а то и вовсе на дисках. В глубине двора, темнели бетонные боксы и приземистое здание мехмастерских.

Это была какая-то автобаза, не выдержавшая натиска новых времен и брошенная прежними хозяевами на произвол судьбы. К автобазе издали подступали белые блоки двенадцати и шестнадцатиэтажных домов. Но сколько Вадим ни напрягал память, он так и не смог даже приблизительно определить, в каком районе эта автобаза. Это могла быть и Варшавка, и Нагатино, и Бибирево: пейзаж окраинной Москвы не отличался своеобразием.

Под навесом в дальней части двора Вадим увидел несколько легковых машин, в основном «Жигули». Возле новой «девятки» цвета «мокрый асфальт» расхаживал с тряпкой, полируя стекла, какой-то коренастый мужик. В нем Вадим узнал Николая.

«Вот, значит, куда Марат забрался!..»

Вадим отметил: удачно, место глухое, все подъезды просматриваются. Нелегко придется милицейской «наружке». Но это было уже не его проблемой. Все, что мог, он для них сделал. Вадим понимал, что ни на какую помощь со стороны рассчитывать сейчас не может. Он мог рассчитывать только на самого себя.

На вахте Вадима еще раз обыскали, потом повели через двор. Когда были уже на середине двора, сверху послышался гул двигателей и характерное посвистывание вертолетных винтов: чуть в стороне от автобазы прошел легкий «МИ-1», заложил вираж и свернул к югу.

— Не менты? — спросил водитель бежевой «шестерки».

— Нет, — ответил рослый охранник, сопровождавший их. — Часто летают. И вертолеты, и самолеты. К параду готовятся — к Первому маю.

— Первое мая — не праздник, — заметил водитель.

— Ну, к Девятому…

«Какой здесь может быть аэродром?» — подумал Вадим. И понял: Тушино. Вот, значит, где была эта автобаза.

Они пересекли двор, в здании мехмастерских миновали гулкий пустынный цех с токарными и сверлильными станками и оказались в большом зале, отгороженном от цеха стеной из стеклоблоков. В углу зала стоял черный офисный стол полукругом, рядом на таком же черном приставном столе теснились телефонные аппараты с кнопочным набором и что-то вроде селектора. А за столом в черном кожаном кресле с высокой спинкой сидел Марат. Он, как всегда, был в ковбойке, в обычной своей кожаной курточке с подвернутыми рукавами, на покрытой рыжеватыми волосами руке поблескивал «Роллекс».

Выслушав доклад водителя «шестерки», Марат переспросил:

— Вот так прямо и сидел на крыльце?

— Ну да, — подтвердил водитель.

— И вас ждал?

— Выходит, так.

— Хвост не притащили?

— Нет. Смотрели. И две наших машины были, вы же сами послали.

— Ладно, идите.

— Может, мне остаться? — спросил охранник.

— Зачем? Он же не собирается меня убивать. Не собираешься?

— Нет, — сказал Вадим.

— Вот видишь, не собирается. Я ему нужен живым. Ступай!

— Если что — я за дверью.

Охранник вышел. Марат откинулся к спинке кресла, закинул ногу на ногу и с интересом посмотрел на Вадима.

— Ну, здравствуй, Вадим. Давно не виделись.

— И тебе не болеть, — ответил Вадим словами калязинского скотника.

— Мы уже на «ты»? — слегка удивился Марат. — Да ты садись, садись!.. А совсем недавно ты говорил мне «вы».

Вадим усмехнулся:

— Мы же партнеры. Какое может быть «вы»?

— Партнеры не кидают друг друга на пятьдесят штук баксов!

— Партнеры и не крадут друг у друга семьи, — возразил Вадим.

— Так-так-так… А я все думал, как же тебе сообщить. И кое-что придумал. Оказывается, и придумывать ничего не нужно было, ты и так знаешь. Интересно откуда? Из Выселок кто-нибудь позвонил?

— Нет. Твои кадры взяли из почтового ящика телеграмму. Не взяли бы — так бы и не узнал.

— Понятно. Узнал — и приехал. Даже на такси сэкономил. Остроумно. А ты не боишься, что отсюда не выйдешь?

— Нет, — ответил Вадим. — Я тебе нужен живым.

— Груз у тебя?

Вадим кивнул:

— Да.

Марат пристально на него посмотрел. Понял: не врет.

— Где?

— Так я тебе и сказал. В надежном месте.

— Как любил говорить Гарик: надежных мест не бывает.

— Хотелось бы сказать: царство ему небесное. Язык не поворачивается.

— Значит, ты и об этом знаешь? Откуда?

— Обыкновенная телепатия.

«Проговорился? — попытался понять Марат. — Или специально сказал?»

— Значит, груз ты ментам не отдал?

— За кого ты меня принимаешь?

— А меня заложил?

Вадим снова кивнул:

— Заложил.

— Накатал анонимку?

— Зачем? — удивился Вадим. — Просто пришел и рассказал.

— Куда?

— В МУР. Не веришь?

Марат усмехнулся:

— У нас с тобой прямо «Блеф-клуб»! А знаешь — верю. Ты всегда говоришь правду?

— Стараюсь, — ответил Вадим. — Зачем врать, если это не приносит ни пользы, ни удовольствия?

— И что же ты им рассказал?

— Все, что знал.

— А много ты знал?

Вадим пожал плечами:

— Много — не много, а тебе на вышку потянет.

Лицо Марата потемнело от бешенства. Подумал: «А может — взять? Отдать костоломам. Не расколется — вкатить наркоты. Неужели не заговорит? Заговорит! Не такие заговаривали!»

Да, заговаривали. Визжали, как свиньи, от боли и животного ужаса. Захлебываясь собственной блевотиной, выкладывали все: банковские счета, компьютерные коды, все до последнего тайника. Заговорит!

Но на смену этой сладкой, соблазнительной мысли тут же пришла другая, отрезвляющая: «А если нет?» Не такие заговаривали. Верно, не такие. С такими Марату еще не приходилось сталкиваться. Какой-то непонятный и оттого настораживающий опыт жизни был у него за спиной. Или опыт смерти? «Устал убивать», — об этом он сам как-то сказал. Этот опыт и сообщал ему поразившую Марата непривязанность к жизни, какое-то равнодушие и словно даже пренебрежительность к собственной безопасности.

Вот и сейчас: приехал, а вернее — заставил себя привезти, сидит как ни в чем не бывало, удобно устроившись в фирменном кресле, покачивает ногой — как бы в такт одному ему слышной музыке. Танцор — будь ты, змееныш, проклят!

Именно с момента появления в его жизни этого Вадима и началась вся дьявольщина. Марат чувствовал: выбрав его на роль козла отпущения в своей только что начавшейся игре с Аббасом, он словно бы разворошил древний скотомогильник, и оттуда вырвалась безжалостная чума и пошла выкашивать самых близких ему людей. Всего за неделю: Сергуня, Алик, Гарик. А дальше кто? Дальше — он, Марат. Вадим нес смерть. И нужно было немедленно, сию же минуту, раздавить его, как клопа, размазать по стене, залить бензином и выжечь эту заразу. Но Марат уже понимал: нельзя. Рано.

«Заговорит? Или не заговорит?» — снова подумал Марат. Может не заговорить. Вполне может. В их жидовском спецназе его могли научить блокировать память. Марат плохо представлял себе, как это можно сделать, но такой вариант исключать было нельзя. Какой-то курс психологической подготовки они обязательно проходили. На случай, если захватят палестинские террористы. Даже рядовой мог многое рассказать: о численности отряда, дислокации, базе. А если не заговорит — какой будет прок Марату от окровавленного полуживотного, в которое превратится Вадим?

У него был сильный козырь — груз. Но и у Марата сейчас был туз козырной — его семья.

И Марат сдержался.

— Я раздавлю тебя, как клопа, — пообещал он. — И сделаю это с удовольствием.

— Если успеешь, — ответил Вадим.

— Твоим ментам меня не достать!

— Я им сказал то же самое. Вчера вечером. Достанут другие.

— Кто?

— Те, кому не нужно собирать улики и доказательства для суда.

Марат усмехнулся:

— Аббас? С ним я договорюсь. И ты мне в этом поможешь.

Вадим задумался. Вообще-то он имел в виду именно Аббаса. Но ход оказался нулевым. Хочет он того или нет, но груз придется отдать. В обмен на мать, Аленку и Риту. Как это сделать — об этом еще нужно будет думать и думать. Но отдать придется. И проблема Аббаса для Марата будет благополучно разрешена. А больше козырей у Вадима не было.

Над автобазой вновь пролетел вертолет, приглушенный гул его двигателя и посвист винтов проникли сквозь двусветный стеклянный фонарь, перекрывавший цеха и зал. И Вадима вдруг осенило: радиомаяк. Он свое дело уже сделал, а теперь мог сослужить Вадиму хорошую службу. Вадим догадывался, какими чудовищными химерами населен мир, в котором Марат живет. И решил прибавить еще одну.

— Аббас? — переспросил Вадим. — Нет.

— А кто? — заинтересовался Марат.

Вадим помедлил с ответом, словно бы раздумывая, сказать или не сказать. И, будто преодолев сомнения, сказал:

— Те, кому не нужны театральные эффекты. Кому не нужно, чтобы весь мир узнал, как они расправляются с врагами своей родины. Наоборот, им нужно, чтобы мир ничего не узнал.

— Кто же это? — повторил Марат.

— Я как-то проговорился, что готовил документы в двух экземплярах.

— Помню.

— Так вот, один экземпляр — на Петровке, в МУРе. А как ты думаешь, где второй?

— Где?

— В посольстве Израиля. И наверняка уже в Тель-Авиве. А там есть одно учреждение… Никто не знает, где оно. А имя руководителя — государственная тайна.

Марат догадался:

— Моссад?

— Да, Моссад.

Марат громко, заразительно захохотал. От восторга он даже хлопал себя по ляжкам.

— Моссад!.. Ну, дает!.. Это надо же!.. Ну, блефун!.. Я блефун, а ты… Я не могу!.. Моссад!.. Ух! Давно я так не смеялся!..

А Вадим думал: «Почему же я действительно этого не сделал? Надо было немедленно, сразу же, как только взяли Сильвио и Родригеса! Дурак набитый! Понадеялся на ментов! Никогда себе не прошу! Элементарно же — и не додумался!»

Решение действительно было простейшим и самым эффектным. Вадим понятия не имел, есть ли в России и в Москве моссадовская агентура. А собственно, почему ей не быть? Зато другое он знал точно: Израиль не будет безучастно наблюдать, как Россия снабжает режим Каддафи горючим для водородной бомбы. А как умеет работать Моссад, всему миру было известно. Освобождение самолета с заложниками в Энтеббе. Взрыв, уничтоживший ядерный центр в Ираке. И как была обезглавлена арафатовская ООП в Бейруте? Вечером высадились с десантного корабля на берег, разъехались по разным концам города, и через полтора часа от верхушки ООП остались считанные единицы. И что совершенно поразило Вадима, когда он об этом читал (сообщение о диверсии обошло газеты всего мира): они заранее заказали два десятка такси и на них же вернулись к своим лодкам.

«Может, еще не поздно?» — подумал Вадим. Он чувствовал: для него — поздно. А для Марата, если он сумеет увернуться от Меркулова, не поздно. Для этой твари — никогда не поздно.

— А ты не рано смеешься? — хмуро поинтересовался Вадим, когда Марат успокоился.

— Только не начинай снова про Моссад, у меня на губе трещинка! Давай лучше перейдем к делу.

— Вертолет слышал?

— Они здесь часто летают.

— Очень часто?

— Достаточно часто.

— А ты не интересовался, что это за вертолеты?

— Для чего мне этим интересоваться?

«Сейчас ты у меня посмеешься!» — подумал Вадим. Посоветовал:

— Скажи своим кадрам: пусть осмотрят задний бампер бежевой «шестерки». На которой меня привезли. И если что-нибудь найдут, пусть принесут сюда.

Марат внимательно посмотрел на Вадима. Потом взял трубку одного из аппаратов, набрал трехзначный номер. Повторил то, что ему сказал Вадим. Не прошло и десяти минут, как в зал вбежал водитель бежевой «шестерки» и положил перед Маратом таблетку радиомаяка с примотанным к ней магнитом.

— Что это такое? — спросил Марат. От веселья на его лице не осталось и следа.

Водитель пожал плечами.

— Не знаю. Было на бампере.

— А как оно туда попало?

Водитель повторил:

— Не знаю.

— Не знаешь, — повторил Марат. — А что же ты знаешь?.. Ладно, отдыхай. С тобой я потом разберусь. Так что же это? — спросил он у Вадима, когда водитель ушел.

— Не догадываешься? Радиомаяк. Дальность — сто километров. Частота — на верхней крышке. Отдери изоленту. Приемник есть? Включи. Тебе интересно будет послушать.

Марат поднялся из-за стола и подошел к полке, на которой стояли телевизор с видеомагнитофоном, музыкальный центр и цифровой радиоприемник. Нажал кнопку, набрал нужную частоту. В динамике зазвучало: пи-ип, пи-ип, пип. И снова: пи-ип, пи-ип, пип…

— При приближении к объекту звук усиливается, при удалении — слабеет, — объяснил Вадим. — Ну, как тебе эта музыка? Нравится?

Марат выключил приемник.

— А теперь пошли кого-нибудь в Тушино, — сказал Вадим. — Пусть узнают, кто сегодня арендовал вертолет «МИ-1». А может, и другие.

Давая этот совет, Вадим не сомневался в исходе. Среди «новых русских» — а только им по карману было арендовать вертолеты для своего бизнеса или удовольствия — не меньше половины было старых и не очень старых евреев. Хоть один Рабинович или Гринблат в списках арендаторов должен быть.

На этот раз Марат не последовал совету Вадима. Он набрал семизначный номер, бросил в трубку:

— Выйди на компьютер Тушинского аэродрома. Мне нужен список всех, кто сегодня арендовал вертолеты. Срочно. Передашь по факсу.

— Может, перейдем к делу? — предложил Вадим.

Марат не ответил. Он напряженно думал.

«Моссад. Дичь! А если не дичь? Блефун проклятый! Радиомаяк. Вот он. Не дичь. Сто километров. При приближении сигнал усиливается, при удалении слабеет. Чертовы япошки, чего только не придумают! Кто принимал сигнал? Машина? Чья? А может — и вертолет. Чей? Ментовский? У них с опознавательными знаками, не рискнут. А взять другой в аренду — с их-то грошовым финансированием? Моссад — может, у них финансирование не грошовое. Моссад? Дичь! Дичь! Документы в двух экземплярах. Один — на Петровку, в МУР. А второй? Он тогда сказал: на всякий случай, если первый исчезнет. Отнес в израильское посольство? Зачем? Да очень просто: продать. За информацию о литии жиды заплатят любые деньги. Шутка ли — для ливийской бомбы! Неужели отнес? Когда он мог это сделать? После пятницы, ясно. Когда обломилось с Родригесом и Сильвио. В субботу и воскресенье посольство закрыто. Значит, не раньше понедельника. Сегодня среда. Два дня. Что они могут успеть за два дня?..»

Марат вдруг поймал себя на том, что думает о Моссаде, как об угрозе вполне реальной, и резко встряхнул головой.

«Дичь! — повторил он про себя. — Дичь — и точка!»

И запретил себе об этом думать.

— Что ж, к делу так к делу… Ну, и как тебе видится это дело? — спросил Марат.

— Сначала я хочу поговорить с матерью.

— Они в полном порядке.

— Я хочу в этом убедиться.

— Что ж… — Марат набрал номер, прикрыв кнопки ладонью. Приказал: — Дайте трубку старухе!.. Говори.

— Мама, это я…

Марат нажал на пульте кнопку громкой связи, голос матери разнесся по всему гулкому от пустоты залу:

— Вадик? Как хорошо, что ты позвонил! Ты знаешь, нас взяли в плен фашисты. Да! Сначала они облучали меня из космоса, а теперь пришли сами. И что ганц унмёглих — совершенно невероятно! — они в точности как наши поселковые мордовороты! И говорят по-русски, представь себе! Правда, слов знают мало. Один — примерно десять, а второй — двенадцать.

Она словно бы рада была неожиданному и такому необычному приключению.

— С вами хорошо обращаются? — спросил Вадим.

— Да, хорошо! Приносят еду, молоко для Аленки. Людоеды всегда хорошо обращаются с теми, кого пригласили на ужин. Только на прогулку не водят. А в Освенциме нас водили! Эс ист нихт орднунг, совсем безобразие! Аленка на балконе гуляет, с двенадцатого этажа далеко видно, парк, река. Очень хороший вид!

Марат насторожился. Эта сумасшедшая старуха была, кажется, не такой уж и сумасшедшей. Она передавала информацию. И успела: в охране — двое, двенадцатый этаж, парк, река. Рука Марата потянулась к пульту.

Вадим заметил это и перебил мать:

— Как Аленка, Рита?

— Хорошо. Все хорошо, сынок! Аленка вообще молодец. Вся в тебя. Всех перецарапала. Ви мютце — как кошка! Они сказали, что это ты велел перевезти нас в город. А она сразу поняла — фашисты! Ты не думай о нас, сынок. Ты думай о том, как поступить правильно. Я знаю, ты сделаешь все, как надо.

Это еще больше не понравилось Марату.

— Во зинд зи? — перешел Вадим на идиш, почувствовав, что Марат вот-вот прервет связь.

— Им штадтбецирк флюсхафен, — быстро ответила мать, словно ждала этого вопроса.

Марат нажал кнопку. По залу разнеслись короткие гудки отбоя. Нажал другую — все стихло.

— А вот об этом не надо. Это все равно тебе не поможет. Давай сюда трубку!..

«Флюсхафен». Марат не знал немецкого языка, истоками которого питался идиш, но, что такое «флюсхафен», он понял сразу: Речной вокзал. Именно там была квартира, в которую привезли семью Вадима.

«Вот чертова старуха! — подумал Марат. — Теперь понятно, в кого этот ублюдок!»

— Ну, убедился, что с твоими все в порядке? — спросил он.

— Убедился, — кивнул Вадим.

— Значит, ченч? У тебя есть то, что мне нужно, у меня — то, что нужно тебе. Не очень, правда, равноценно: у меня в руках три жизни, у тебя только одна.

«Он прокололся, — понял Вадим. — Значит, Аббаса все же боится. Не просто боится — смертельно. И этот страх так глубоко, что стал привычным. Иначе — не проговорился бы!»

— Одна, — согласился он. — Но эта жизнь — твоя. Неужели для тебя твоя жизнь не дороже трех чужих?

— Конечно, дороже.

— Значит, обмен все-таки равноценный?

Марат не успел ответить. Звякнул аппарат факсимильной связи, из него поползла широкая бумажная лента. Текст был, по-видимому, коротким: не прошло и полминуты, как лента остановилась.

Марат прочитал. Брови его полезли вверх. Перечитал. Нахмурился. Еще раз прочитал. Что-то его крайне озадачило.

«Что же там такое? — удивился Вадим. — Если был бы какой-нибудь Вассерман — на нем бы лица не было».

— Хочешь взглянуть? — спросил Марат.

— Было бы любопытно.

Марат вырвал листок из аппарата и протянул Вадиму. Рука его еле заметно дрожала.

В левой колонке был указан тип вертолета и время аренды, справа — названия организаций и фамилии тех, кто подписал договор. Арендаторов было всего пять. Понятно, будни. По выходным — наверняка больше.

Вадим прочитал:

«ТОО «Кристалл» — Ливанов Иван Сергеевич.

Петренко Николай Михайлович.

Фирма «Восток» — Медведев Александр Александрович.

Агентство «Глория» — Грязнов Вячеслав Иванович». Никаких Вассерманов или Рабиновичей.

Зато в самом конце:

«Торгпредство АРЕ — Салах Абу Сейф».

АРЕ — это был Египет.

Вадим представил, с какой бешеной скоростью сменяются сейчас мысли в голове Марата, и усмехнулся. Потом засмеялся. Потом расхохотался — искренне, до слез: все грозовое напряжение минувших дней точно бы нашло выход в этом хохоте.

Марат мрачно ждал, когда он уймется.

— Ну, я тебе не завидую! — сказал наконец Вадим, утирая слезы. — Тунис, Ливия, Египет! Аль-Аббас, Абу Сейф! У тебя крыша сейчас поедет! А если был бы еще Гельфанд или Рабинович?

Марата вновь охватило бешенство. И он уже не сдерживался.

На звонок появился охранник.

— Взять его! — кивнул Марат на Вадима. — В бокс! Вызвать Ашота и нарколога! Срочно!

Вадим побледнел. Вот и пришла его Голгофа.

— Вставай! — Охранник сгреб Вадима за шиворот и поднял с кресла.

— Убери руки. Сам пойду.

— Будешь еще разговаривать!

Вадим вывернулся и отступил назад.

— Ах ты, сучонок! — возмутился охранник. — Да я тебя сейчас…

Договорить он не успел. Вадим чуть развернулся, выбросил высоко вверх правую ногу и сбоку, со всего размаха, врезал носком по скуле охранника. Он был не слишком искушен в карате, но на этот удар его хватило. Охранник взвыл и схватился за морду. Для верности Вадим врезал ему еще раз — между ног. Охранник скрючился и повалился на бок.

Вадим двинулся к Марату. На охранника он даже не оглянулся. Это только в кино после самых страшных ударов люди вскакивают и снова бросаются на противника. А в жизни: если удар получился, то он получился.

Марат выхватил из ящика стола кольт и направил на Вадима.

— Не подходи!

Другой рукой он судорожно давил на кнопку звонка.

— С предохранителя-то сними! — посоветовал Вадим. — А теперь можешь стрелять.

Ввалилась охрана. Вадима скрутили и поволокли к выходу.

— Ты — труп! — крикнул ему вдогонку Марат. — Понял, сволочь? Труп! И еще смерти будешь просить!

— До скорого! — ответил Вадим. — Встретимся у ворот!

Вадима утащили.

«У каких ворот?» — Марат даже сморщился, пытаясь сообразить, что он имел в виду. А потом понял: у ворот святого Петра.

«Вот сволочь! Ну это же надо, какая сволочь! Танцор проклятый!..»

Вошел Николай.

— Что тут у вас?

Марат кивнул на охранника, который все еще катался по полу и скулил от боли в свернутой на сторону скуле.

— Убери его, к черту!

Николай помог ему подняться и вывел из зала.

— Что случилось? — вернувшись, повторил он.

Марат все еще не мог успокоиться.

— Ашота вызови! И нарколога!

— Вот как?

— Да, так! Хватит с меня! Расколется, сволочь!

— А если нет? — спросил Николай.

— Нет, значит, сдохнет, как свинья!

Марат бросил в ящик стола давно уже ненужный кольт и подошел к приемнику. Включил. Раздалось: пи-ип, пи-ип, пип. И снова: пи-ип, пи-ип, пип…

Марат схватил таблетку, ахнул ее о бетонный пол. Но изделие было действительно противоударным.

Пи-ип, пи-ип, пип…

Марат догнал покатившуюся к стене таблетку и начал с остервенением бить ее каблуком. Но каблук кроссовки был слишком мягким.

Пи-ип, пи-ип, пип. Пи-ип, пи-ип, пип…

Николай отстранил его и поднял таблетку. Повертев в руках, развинтил и выковырнул батарейку. Пиканье прекратилось.

— Радиомаяк?

Марат кивнул:

— Да. Дальность — сто километров. При приближении сигнал усиливается, при удалении — слабеет.

— Так что же все-таки случилось? — снова спросил Николай.

Он слушал не перебивая. Когда Марат закончил, отозвался не сразу. Наконец сказал:

— Плохие дела, Марат. Хуже некуда.

— Моссад? Дичь! — возразил Марат. — Этот Абу Сейф — случайность. Я же сказал: звони Ашоту и наркологу!

Николай словно бы и не услышал приказа.

— Может, и дичь. И случайность. Но это вот, — показал он на таблетку, — не дичь. И не случайность. Аббас, менты или Моссад — это сейчас не важно. Мы засветились. Нужно менять базу.

— Сколько можно ее менять? Только вчера переехали!

— Сколько нужно, столько и будем. Это одно. Другое: не буду я звонить наркологу.

— Сам позвоню!

— И ты не будешь.

— Это еще почему?

— Марат, я от тебя уйду, — предупредил Николай. — Тебе охота подставляться под пули Аббаса — твое дело. А мне это ни к чему. Вспомни, что ты сам говорил Аббасу: ненависть — плохой советчик. Так вот я тебе сейчас то же самое говорю. Потерпи, никуда от тебя твой Вадим не уйдет. Достанем. И сделаешь с ним, что захочешь. Потом. А сейчас нужно получить груз. И сегодня же ночным рейсом отправить в Ригу. Так что не наркологу надо звонить, а Грошеву, пусть приготовится. — Николай помолчал, потом спросил: — Ну? Зову Вадима?

Марат шумно вздохнул и согласился:

— Зови.

Николай позвонил. Охранники привели Вадима. Он был в наручниках, из разбитой губы на подбородок стекала кровь: в свалке ему слегка перепало.

— Снимите браслетки и убирайтесь! — приказал Марат.

Вадим растер натруженные железом запястья и носовым платком промокнул подбородок. Потом сказал — словно бы даже приветливо:

— Здравствуй, Марат. Давно не виделись!

Марат встал.

— Нет, не могу. Не могу я эту сволочь видеть! Разговаривай сам! — бросил он Николаю и вышел.

— Похоже, ты его достал, — заметил Николай.

— Надеюсь.

— Зачем?

— А просто так.

— Ладно. Проветрится — остынет. Давай-ка кончать с этим делом. Ты нам отдаешь груз, мы тебе — семью. И разойдемся с миром. Ты нас не знаешь, и мы тебя не знаем.

«Глаза у него — волчьи», — отметил Вадим.

— Не получится с миром, — сказал он. — Как только груз будет у вас, вы меня прикончите. Или возьмете.

— Ты мне не веришь?

— Конечно, нет.

— Ну, давай подумаем, как подстраховаться, — предложил Николай. — И тебе. И нам. Прежде всего: ты будешь один.

— А вас — двое, — согласился Вадим. — Ты и Марат.

— Трое, — поправил Николай. — Будет еще один человек.

— Кто?

— Наш. Он тебе не опасен.

«Курьер, — понял Вадим. — Тот, кто повезет груз в Ригу».

— Когда? — спросил он.

— Сегодня ночью.

«Все правильно. Спешат. Значит, Аббас дал им срок».

— А кто привезет моих? Значит, будет уже четверо?

— Выходит, так.

— Вот он-то меня и пристрелит.

— Что ты предлагаешь? — спросил Николай.

В зале появился Марат. Махнул рукой: разговаривайте, не буду мешать.

— На какой машине вы привезете моих?

— В джипе. Старуха — в каталке. Не выносить же из дома на руках, — объяснил Николай.

— В синем «судзуки»?

— Откуда ты знаешь про «судзуки»?

— Да какая разница! — отмахнулся Вадим. — Знаю — и все. Не пойдет. У него стекла темные. Возьмите другую машину.

Николай и Марат переглянулись.

— «Тоёта», — подсказал Марат.

— Красная «тоёта». Микроавтобус. Стекла без затемнения. Дальше?

— «Тоёту» не будете глушить. Поставите ее метрах в пятидесяти от «девятки».

Николай и Марат снова переглянулись.

— Да видел я вашу «девятку»! Под навесом стоит! — объяснил Вадим, не дожидаясь вопроса.

— И номер видел? — спросил Марат.

— Нет. Далеко. Можете проверить.

— Дальше? — повторил Николай.

— Я подъеду и помигаю фарами. Потом включу дальний свет. Все четверо будете стоять возле «девятки». Груз поставлю перед моей машиной. Ты, — кивнул Вадим Николаю, — подойдешь и проверишь. Один. После этого забираете груз, а я уезжаю на «тоёте». Согласны?

«Далеко ты уедешь!» — подумал Марат и кивнул:

— Согласны.

— Где? — спросил Вадим. Это был самый важный вопрос.

— Это мы тебе потом скажем, — ответил Николай.

— Нет. Сейчас.<